All We Need is Daylight

Фрэнк, практически утопающий в своем поту и чувствующий себя очень грязным из-за этого, не в состоянии привести себя в порядок в раздевалке. Кажется, что даже Джерард сможет сказать, что он потный и грязный. У него огромное искушение принять душ, но он так же не хочет выглядеть, словно слишком сильно заботится об этом. В конце концов, он просто использует дезодорант, потому что, честно говоря, он лучше будет чувствовать какой-то там арктический аромат свежести, а не запах тела. В раздевалке находится незнакомый Фрэнку парень, держащий клюшку, и это создает впечатление, будто тот хочет убить кого-то. Часть его чувствует, что это мог бы быть Пит, потому что он из тех парней, которые сделают что угодно, просто чтобы людям было некомфортно. Фрэнк проводит около двух минут, глядя в зеркало и пытаясь привести свои волосы в порядок, потому что, хоть он и никогда не заботился о своей внешности, он никогда также не был в непосредственной близости от парня, который ему нравится, в течение длительного периода времени, поэтому ему хочется произвести хорошее впечатление. Он говорит о своем будущем воображаемом муже, в конце концов, и его мать была бы разочарована в нем, если бы он, по крайней мере, не приложил бы никаких усилий. Позади него раздается звук закрывающихся шкафчиков, а затем, совершенно внезапно, очень женственный визг, исходящий от Майки, который, будучи себе на уме, умудрился прищемить себе руку дверцей шкафчика. — Ой, черт, блять! — кричит он, прыгая на месте пару секунд, пока все смотрят на него, качая головой, включая Фрэнка. — Молодец, Майкс, — говорит Трэви, кивая. Саркастически, но все же. Майки трясет рукой, пытаясь унять боль, скорчившись, но затем возвращается к тому, чтобы застегнуть сумку через минуту. — Боже мой, Майки, ты такая киска, — произносит Морган, потому что, обязанностью любого мудака является вести себя соответственно в любой ситуации, чтобы показать свою мудачью доблесть. Майки просто пожимает плечами: — Ну, ты то, что ты ешь. Пит останавливается, смотрит на Уэя, а потом кладет свою руку на его плечо и говорит: — Я горжусь тобой, мой сын. — Это все, о чем я прошу, — любезно кивает Майки. Через мгновение Пит поворачивается к Фрэнку, чьи волосы в таком же идеальном состоянии, как и всегда, что означает беспорядок. Пит, кто мог честно поставить рекорд по самому быстрому коротанию времени, кажется, совершенно не возражает подождать слишком долго; он будто просто отбрасывает все дерьмо, которое его окружает, чем Фрэнк восхищается. Пит очень беззаботный. Он также единственный в своем роде. На этой планете определенно больше нет таких людей, как он. И слава богу за это. Но он нравится Фрэнку. Он даже восхищается им в каком-то смысле. Он не столько его привлекает, сколько просто делает счастливым из-за возможности видеть, что кто-то такой чистый и радостный может существовать на земле. Морган дуется, потому что его победили, он не может это отрицать, но это не значит, что он пощадит Фрэнка от постоянного задевания плечом, как и каждый раз, когда проходит мимо. Это на самом деле не слишком хорошо и для его плеча тоже, так как, разумеется, у него есть там синяк из-за этого, но он все равно упрямо продолжает это делать. — Готов идти? — спрашивает Пит, сытый по горло Фрэнком, переживающим за каждую прядь волос на своей голове. — О, эм, да, — он пожимает плечами. Он хотел бы пахнуть немного лучше, но за такой короткий промежуток времени этого никак не добиться. — Отлично, идем! — говорит Пит, выходя из раздевалки, где их уже ждут Патрик и Джерард. У Фрэнка есть пара мгновений, чтобы расспросить о Патрике, прежде чем они подойдут к остальным, поэтому он делает это, просто спрашивая: — Так что там с Патриком? — Что ты имеешь в виду? — уточняет Пит. — Просто, ну, я имею в виду, он твой друг? — интересуется Фрэнк, и он не хочет, чтобы это имело какой-то сексуальный подтекст, но все равно это, как назло, звучит именно так. Пит краснеет и отвечает: — Да, да! На самом деле, он мой лучший друг. Мы познакомились на первом курсе. — О, ладно, хорошо, — говорит Айеро. — И он отвечает за хоккейную секцию с середины этого года, так что он практически член команды. Он ездит с нами почти на все игры. — Хорошо, круто, — Фрэнк пожимает плечами. Если он нравится Питу, он полагает, что Патрик должен быть хорошим парнем. Не то чтобы он кажется плохим — Айеро просто любопытный, а парень ведет себя странно, что вводит его в заблуждение. К тому же, Пит тоже ведет себя странно все время, что уже кажется его личностью. У Пита личность очень старой собаки, которая еще не стала мемом. Он словно прожил много лет, у него есть какое-то подобие мудрости, и все же, он энергичный и постоянно взволнован. Пит не странный, он просто излучает такую ауру. Джерарда Фрэнк скорее всего описал бы как кота, которому просто приходится справляться со всем этим. Они застают Патрика и Джерарда, разговаривающих возле двери о комиксах, разумеется. О чем еще? Это совершенно односторонний разговор, Уэй просто описывает что-то при помощи жестов, вероятно, даже не осознавая, что что-то говорит вслух, в то время, как Патрик просто оглядывается на него, как раздраженная мать. — Хэй! — говорит Пит. — Давайте сделаем это. — Хорошо, да, — кивает Патрик, слегка нервничая. Вероятно, он не привык к таким большим компаниям людей. Даже Фрэнк думает, что три, не считая себя самого, человека — это много, так что у них, похоже, много общего с этим парнем. Пит предлагает, чтобы они пошли в столовую, потому что ни он, ни Фрэнк еще не ели, а остальные просто пожимают плечами без возражений. Джерард похож на парня, который ест рамэн, по крайней мере, десять раз в неделю, но он в то же время напоминает того, кто опустошает бутылку сирачи вместе с порцией рамэна. Они идут в главную столовую, и непринужденная беседа наполняет воздух, но, к сожалению, не делает его теплее, поэтому Фрэнк вынужден прижимать руки к груди, пытаясь сохранить тепло своего тела. С каждым годом становится все холоднее, и Айеро не знает, списать ли это на то, что он стареет, или на глобальное изменение климата. Возможно, и то, и другое. Патрик не особо разговорчив, но он хороший слушатель, или, по крайней мере, когда говорит Пит. К слову, обычно он и разговаривает. Джерард тоже довольно разговорчив, но не настолько, как Пит; Уэя превзошли в том, чтобы не закрывать чертов рот. — Итак, что именно ты хочешь узнать обо мне? — спрашивает Фрэнк Патрика, как только Пит и Джерард начинают разговор о какой-то группе, которую они оба любят, но о которой Айеро, на удивление, не слышал. Он знает большинство групп, или, по крайней мере, ему нравится так думать. — Ничего особо личного. Просто о хоккее, честно. Было бы очень здорово, если бы ты рассказал о своих победах в старшей школе; сколько чемпионатов, говоришь, ты выиграл? — Три, — говорит Фрэнк. — Каждый год после перехода в новое учебное заведение. — Вау, — выдыхает Патрик, выглядя впечатленным. — Ну, это совсем немало, не так ли? — Нет, абсолютно нет, — отвечает Айеро, смеясь. — Вау, и ты приехал сюда? — интересуется Патрик, которому было любопытно, почему люди принимают такие глупые решения. — Мне предложили стипендию, от которой я не мог отказаться, — произносит Фрэнк. Имея мать-одиночку и будучи такими бедными, какими они являются, он считает, что мысль об отказе просто идиотская. Ему все еще придется заплатить за первый год в Бостоне, который он не собирается оканчивать, но он теперь сможет сэкономить огромную сумму денег. Он буквально может купить дом на эти деньги. — Ну, думаю, это справедливо, — кивает Патрик. — Хэй, может, мы в этом году наконец выиграем турнир, хах? У нас есть еще один Уэй, мы не выигрывали с тех пор, как у нас был другой, и, возможно, наша удача вернется. — Мы не выигрывали, когда я приехал сюда, — хмуро говорит Джерард. — Ой, упс, ты прав, — Патрик корчит рожицу, над которой улыбается Фрэнк. — Теперь у нас два Уэя, — произносит Пит. — Один в команде и один, который возглавляет нас и ругается. — Майки, возможно, нравится оскорблять людей, но он не лидер, — Джерард смеется над своей собственной шуткой. Фрэнк улыбается и оглядывается на Джерарда, который, честно говоря, такой красивый в свете фонаря. Его лицо бледнее, чем обычно, что уже говорит о чем-то, но он выглядит так, будто весь светится. Он такой чертовски красивый, что усугубляет ситуацию; и как вообще большинство людей в команде не является геями, когда им так часто приходится смотреть на Уэя-старшего? У Джерарда просто такое лицо, которое является для большинства людей исключением, даже у большего количества, чем у Идриса Эльбы и, вероятно, Трэви. — Джерард рассказывал тебе о чемпионате, который выиграл его отец? — интересуется Патрик. — Нет, не думаю, — отвечает Фрэнк, хотя он уверен, что тот не рассказывал. Все, что удалось ему выяснить о Уэе, это то, что он наследник, вот и все. Он знает, что тот выиграл последний чемпионат, который они когда-либо выигрывали, сорок лет назад, и отец Джерарда, видимо, имел большое к этому отношение, но это все, что ему известно. — О, это не так уж и интересно, — Джерард пожимает плечами. — Не так уж и интересно? — спрашивает Патрик. — Это была, пожалуй, лучшая хоккейная игра среди колледжей из всех. — Что, на самом деле? — интересуется Фрэнк с любопытством. — Не, — Уэй снова пожимает плечами. — Ну, я хочу услышать об этом, — говорит Айеро, засовывая руки в карманы, когда они слегка немеют от холода. К сожалению, прогулка до столовой оказывается не такой уж и короткой. Фрэнк еще не был там, на самом деле, потому что его самолет прилетел после того, как он уже перекусил накануне ночью, а затем он позавтракал с Джерардом, что утолило голод до тех пор, пока он не нашел упаковку чипсов. Он не знает, насколько хорошая здесь еда, но в Бостоне она была сравнима с питанием в старшей школе, иначе известным как абсолютное дерьмо. — Ладно, хорошо, — произносит Джерард. — Ну, на самом деле, никто не ожидал нашей победы. Мы были на четвертом месте среди регионов и каким-то образом едва выиграли. Затем в четвертьфинале и полуфинале мы продолжали едва сводить концы с концами, не знаю, как мы вообще туда добрались, верно? Потому что команда не должна была даже участвовать в турнире, ведь ей на тот момент было всего два или три года. Но потом дело дошло до чемпионата, и Миннесота была самой лучшей командой в то время, они просто должны были нас растоптать. И они, вроде как, это сделали. Поначалу. Так к третьему периоду у нас было одно очко. Вот и все. У Миннесоты было пять. — Пять? — недоверчиво переспрашивает Фрэнк. — Вы отставали на четыре очка? В последнем периоде? — Я знаю, это безумие, верно? — говорит Патрик, выглядя взволнованным, потому что, видимо, это его любимая история. Он, вероятно, каждую неделю размышляет в своей колонке о такой игре. Особенно если учесть, как дерьмово он мог бы описать другие игры. — Ну, в любом случае, — продолжает Джерард. — Мы забили гол примерно за минуту-две в третьем периоде, но все, конечно, предполагали, что это был тонущий корабль. Ничего не поделаешь. И вроде бы это было правдой до последних семи минут игры. Судя по рассказам отца, Миннесота была уже уверена, что выиграет, поэтому они даже перестали стараться. Оставалось семь минут, они были впереди на три очка, и эта жалкая маленькая команда ни за что не могла их одолеть. Очевидно, это не так. Тогда отец забил еще один гол, и из-за того, что остальные разленились, это не было так сложно. Он забил первый гол, а потом третий. А затем, возможно, когда оставалось две минуты до конца игры, он забил еще один. В этот момент мы отставали на одно очко со счетом четыре к пяти. Миннесота по-прежнему считала, что они выиграют, потому что мы отставали от них, оставалось две минуты, у нас не было никаких шансов. Мы уже забили три гола в последнем периоде, никаким образом мы не смогли бы забить еще один. Этого просто не бывает. Мой отец говорит, что оставалось тридцать секунд. Тридцать целых секунд. Так и было. Когда он забил еще один гол. — Черт возьми, — говорит Фрэнк. — Верно, и им дали овертайм. Моего отца отстранили, и это само собой, он же забил три очка. Ну, кажется, пять минут прошли, а все еще ни одного гола. Нам нужно было удвоить овертайм, но мы все, блять, были связаны по рукам и ногам. Но наконец в тройном овертайме уже не мой отец, а капитан команды, на самом деле, забивает гол. И это было огромное разочарование, потому что никто не ожидал, что мы победим, ведь мы действительно должны были проиграть. Это, вероятно, была самая странная победа из всех, возможно, даже по сей день. Но мы выиграли, в тройном овертайме, после самой долгой игры за всю историю NCAA. Это было очень важно, чувак, и, по словам моего отца, у него после этого не было отбоя среди девушек. Я в этом и не сомневаюсь, если честно. — Боже мой, — ошеломленно произносит Фрэнк, потому что, честно говоря, он продал бы всю левую половину своего тела, чтобы увидеть эту игру вживую. Черт, он продал бы свою душу и чертово тело, чтобы быть отцом Джерарда во время этой игры. — Блять, хотел бы я быть там, — Пит качает головой. — Да, — говорит Джерард. — Это была отличная игра, никаких сомнений в этом. Просто я живу всю жизнь в тени этого. — Оу, — кивает Фрэнк, понимая. Он считает, что имеет смысл то, почему он не хотел так много говорить о своем отце или той игре, если учесть, что у Уэя нет турнирных побед вообще. Ни в старшей школе, ни в колледже, ни в качестве тренера. Это, должно быть, немного бесит. Фрэнк почти чувствует себя виноватым, выиграв три из четырех крупных игр, в которые он когда-либо играл. Он просто проглатывает все комментарии, которые собирался сказать, и позволяет им идти еще некоторое время в тишине. Ну, это была бы тишина, если бы там не было Пита. Они наконец добираются до столовой, после того, что чувствуется как восьмимильная пробежка, но, справедливости ради, ноги Фрэнка уставшие и ноющие еще после длительного пребывания в коньках. Столовая соединена с самым большим общежитием в кампусе и снаружи выглядит как почти любая другая, не такая большая, как в Бостоне, и даже не дотягивает по размерам до школьной. Она гораздо меньше, чем все те, которые Айеро видел, когда ездил по колледжам, к слову. Джерард открывает дверь и придерживает ее для всех, чтобы зайти последним, и они проходят в здание, которое облегчает попытки Фрэнка сохранить теплоту. Здесь не особо много народу сейчас, потому что уже почти девять часов, а это не совсем час-пик для еды. Патрик и Джерард отправляются искать место возле окна, чтобы подождать, пока Пит и Фрэнк закажут еду. Эта комната, несмотря на свои небольшие размеры, абсолютно потрясающая. Потолок наверху сводчатый, с большими окнами, заставляющими стены и открывающими вид на кампус снаружи. Это все так близко к краю университетского городка, что окна на дальней стене позволяют увидеть лес, о котором Айеро даже не знал. Он делает себе заметку осмотреть территорию вокруг кампуса как-нибудь, тем более, что там должна быть река всего в миле от дороги. В зале также есть большие, элегантные светильники, почти люстры, но не такие сложные. Есть кирпичная стена, разделяющая помещения, с отверстием, через которое люди получают пищу вдали от столиков. Они вдвоем проходят мимо этого, и Фрэнк с трепетом смотрит на комнату вокруг. Он не ожидал столь красивого интерьера, учитывая вид снаружи, но он постоянно ошибается в этом учебном заведении. Этот колледж определенно показал себя совершенно не таким, как он ожидал. Фрэнк был приятно удивлен так много раз. Например, тем, насколько красив этот город, а затем фактом, что его сосед по комнате на самом деле один из самых крутых парней; потом тем, что ему нравится его тренер, и, наконец, он фактически, можно сказать, завел друзей, а это всего лишь второй день. Более того, изначально он думал, что Джерард может его невзлюбить, а оказалось, что все наоборот, или, по крайней мере, Айеро так думает, потому что на свете не особо много людей, которые позвали бы на завтрак тех, кого ненавидят. Он хочет, чтобы Джерард любил его так, как Фрэнк любит его, но это нечто большее, чем принятие желаемого за действительное. Это безумие. Единственными минусами до сих пор были лишь Морган и погода. Здесь было довольно туманно и дождливо. Сегодня холодно, суровый осенний мороз, и это хуже всего, потому что вы не ожидаете этого, а, следовательно, остаетесь не подготовлены, что заставляет вас сильнее мерзнуть. У Фрэнка даже нет зимней куртки, он упаковал ее вместе со всеми другими вещами, так что, вероятно, ее не будет здесь еще несколько дней. И не стоит забывать про Моргана. Есть определенно три или четыре человека в команде, которые поддерживают его. Фрэнк заметил это раньше в раздевалке. Когда он назвал Моргана мудаком, было три разных человека, не согласившихся с ним. Он должен остерегаться этих парней, не так сильно, как Моргана, но все же. Фрэнк даже не до конца понимает, почему Морган так сильно возмущен из-за него. Айеро хороший игрок, да, он признается в этом. Он затмевает большинство людей, когда он на льду. Но Морган тоже чертовски хорош, и Фрэнк даже сказал бы, что они почти одинакового уровня. Он даже не стал бы заявлять, что он лучший из них двоих. В обеденном зале глаза Фрэнка расширяются, когда он впервые смотрит на франшизу карбонару, и он решает, что это его любимое место на всем белом свете. Здесь есть около восьми разных соусов, и Фрэнк делает себе заметку попробовать все из них. Он заказывает себе огромную порцию макарон, вероятно, больше, чем он мог бы съесть, если бы не был так голоден, и несколько кусочков чесночного хлеба. Затем он должен буквально сразиться с Питом, когда тот выясняет, что он вегетарианец, а затем услышать «я никогда раньше не видел хоккеиста, который был вегетарианцем» речь, которую он слышал до этого и, несомненно, услышит еще не раз. Людям нравится повторять и повторять то, что он спортивный игрок, которому на самом деле надо получать больше белка, который, как правило, содержится в мясе, но он просто спорит с ними фразой «ладно, я мертв? Нет? Тогда, кажется, я знаю, что, блять, делаю». Они с Питом возвращаются к ним, и на этот раз, когда они прерывают их беседу, говорит Патрик. Фрэнк слышит фрагмент разговора о профессоре, который ему очень нравится и у которого, по-видимому, раньше занимался Джерард, но он замолкает, когда остальные парни садятся. Это маленький стол, предназначенный только для четырех человек, а Пит занимает место рядом с Патриком, прежде чем Фрэнк даже успевает решить, с кем бы он лучше сел рядом. — Вы знали, что Фрэнк вегетарианец? — спрашивает Пит, когда они садятся, с таким выражением лица, будто он только что услышал самые интересные новости в мире. Рука Айеро касается Джерарда, когда он садится, и он на мгновение чувствует себя девочкой-подростком, ощущая нечто, похожее на электрический ток, от этого прикосновения. Все очень плохо. — Да, на самом деле, — отвечает Джерард. — Он сказал официанту за завтраком. Фрэнк забыл про то, как сказал официанту не готовить ему еду с чем-либо, содержащим мясо, потому что Джерард ничего не сказал по этому поводу, что довольно необычно, когда люди слышат об этом. Окружающим нравится беспокоиться по поводу его питания, но Уэй просто отмахнулся. Даже его мама иногда не дает ему покоя, обычно когда она готовит ему отдельную еду во время обеда в честь Дня благодарения. Мысли об этом заставляют его улыбнуться. Это мелочь; что-то, что он, вероятно, даже не заметил бы, если бы не Джерард, но это даже хорошо. Это маленькие детали, которые оказываются самыми значимыми в конце. — Погодите, — останавливается Патрик. — Вы двое ходили на завтрак? — Да, — кивает Джерард, и Патрик глядит на него с таким блеском в глазах, словно хочет услышать больше. — Я думал, что уже упомянул об этом ранее, — говорит Пит. — Нет, — возражает Патрик. — С каких пор Джерард вообще заводит дружбу с новенькими? — Эм, с тех пор, как мой брат поступил сюда? — предполагает Уэй. — И лучший друг моего брата? — Хорошо, но кроме них, — говорит Патрик, словно старается подчеркнуть, насколько это важно. Видимо, эти трое действительно близкие друзья, что, к слову, заставляет Фрэнка немного завидовать, потому что у него никогда не было друзей, а также он влюблен в Джерарда. — Мне никто не запрещал быть милым с людьми, — хмурится Джерард, даже когда поворачивается, чтобы посмотреть на Айеро, который выглядит наименее привлекательно в этот момент, поедая макароны. Он закрывает рот ладонью, засасывая висящую лапшу, и надеется, что Джерард не слишком пристально смотрел на него. — Ладно, так, забыли про Джерарда; какие у тебя отношения с остальной командой? — спрашивает Патрик. Фрэнк почти забыл, что тот берет у него интервью, а затем видит записную книжку перед собой и заинтересованный взгляд. — Я думаю, довольно неплохие, или же надеюсь на это. Ну, Морган ненавидит меня… — Да, но кого он не ненавидит? — Патрик пожимает плечами. — Да, к слову, прости за это, — произносит Пит, выглядя виноватым, и Фрэнк не понимает, почему. — Это не твоя вина, — говорит Айеро. — В каком-то смысле моя. — Что? Почему? — О, чувак, ты не знаешь? — спрашивает Пит и, когда он видит замешательство на лице Фрэнка, продолжает: — Морган ненавидит тебя, потому что ты нравишься мне. — Что? — все еще не понимает Фрэнк. — Ну, понимаешь, мы с Морганом были альтернативными капитанами на замену Лансу. И когда он получил травму, команда проголосовала, и я выиграл. Это конкурс на популярность, без сомнения. Мы с Морганом, на самом деле, раньше, ну, я бы не сказал «ладили», но, во всяком случае, он меня не ненавидел. Ну, не ненавидеть кого-то — это лучшее, о чем можно попросить его. Но когда все проголосовали за меня, хотя он больше этого заслуживал, он просто начал возмущаться. Но потом появился ты, и я довольно быстро встал на твою сторону, так что он возненавидел тебя из-за этого. — О, — кивает Фрэнк, и это все начинает иметь немного больше смысла. Это объясняет некоторые вещи. Морган, возможно, даже невзлюбил его до того, как он приехал сюда. Если он мог стать капитаном, и Пит украл это у него, в этой ситуации его разозлила бы любая мелочь. Это может быть даже вина Ланса, если так подумать. Хотя, на самом деле, никто не виноват. Морган просто мудак, и только он виноват в этом. Фрэнк произносит это вслух, а остальные трое смеются над этим, потому что знают, что это правда. — Ну, если не считать Моргана, — продолжает Патрик, произнося его имя с презрением, — как тебе команда? — Они все довольно милые, думаю, — Фрэнк пожимает плечами. — Хотя и не лучшие игроки в мире. — Ну, я провел два с половиной года, описывая их почти точно такими же словами, — произносит Патрик. — О, точно, да, прости. — Так, как бы ты описал свой лучший момент в старшей школе? — Эм, я не знаю, — Айеро пожимает плечами. — Я забил победный гол в двух наших финальных матчах. — Это круто, — говорит Патрик, а затем расспрашивает о деталях последних игр, которые он выиграл. Он победил в одной со счетом четыре к двум, в следующей три к двум и в последней семь к трем. У него также есть портрет, вывешенный на сайт его старой старшей школы, и скамья с его именем на ней. — Я думал, они обычно называют скамьи в честь умерших людей? — произносит Пит. — Ну, на этот раз они назвали ее в честь парня, который воскрешал мертвых, — высказался Джерард. Фрэнк краснеет. Он чувствует себя особенно смущенным каждый раз, когда Джерард делает ему комплименты. Это также добавляет груз на его плечи. В нем есть что-то особенное. У Айеро такое теплое чувство внутри, как будто он знает Уэя уже долгое время, но, к сожалению, это лишь второй день этого очень долгого времени, а он уже влюблен в него. Все может только стать хуже, но он не может с этим ничего поделать. — Что ты надеешься принести в команду? — спрашивает Патрик, даже не глядя на него и продолжая записывать что-то. — Я не знаю. — Ну, я бы сказал, что он приносит единство, — говорит Джерард, и такими темпами Фрэнк будет розовым постоянно, если только тот не заткнет свой милый гребаный рот. — Типа, до сих пор они все еще не решаются принять его, но он делает хорошую работу. Наша цель заключается в том, чтобы принести единство в игру, и у Фрэнка есть хорошие идеи о том, как это сделать. — Да, да, — соглашается Пит. — Он на самом деле очень умный. Я иногда хочу одолжить твой мозг, Фрэнк, потому что, честно говоря, я думал, что я люблю хоккей. — Вообще-то, расскажи об этом подробнее, — обращается Патрик к Фрэнку. — Почему ты любишь хоккей? Или, еще лучше, как ты увлекся им, как долго играешь? — Я играю в хоккей с тех пор, как начал ходить, — рассказывает Фрэнк. — Я начал кататься на коньках, ну, потому что моя соседка, эта удивительная фигуристка, всегда была на льду. Я жил неподалеку от пруда и мог наблюдать за ней оттуда, и я завидовал ей, поэтому однажды я отправился туда, чтобы смотреть на нее и попытаться подражать ей, и она вроде как решила взять меня под свое крыло. Мы начинали очень медленно, она просто учила меня балансировать, а затем заставляла меня смотреть фигурное катание по телевизору вместе с ней, чтобы я понял, что это на самом деле за спорт. Мы регулярно смотрели хоккейные матчи, никогда не пропускали Кубок Стэнли, а затем Гран-при или Олимпийские игры. А потом, знаете, когда я был уже в третьем или четвертом классе, я решил присоединиться к детской спортивной команде, и это тоже помогло мне. Она была так добра ко мне, честно, к этому маленькому ребенку, который беспокоил ее; она должна была сосредоточиться на собственном катании, действительно посвятить себя своему искусству, но вместо этого начала учить меня. Она все же сумела стать лучшим чертовым фигуристом, которого мир когда-либо видел, она, на самом деле, выиграла четыре золотые медали в фигурном катании. — Фу, фигурное катание, — говорит Джерард, скорчив гримасу, и Пит кивает. — Я чертовски ненавижу их вертушки, — высказывается Пит. — Из-за них некоторые люди не воспринимают хоккей всерьез. — Я знаю, да, — стонет Джерард. Фрэнк чувствует, что его сердце словно пропускает несколько ударов, прежде чем рухнуть на землю, превратившись в груду угасающего пепла. Это отстой; очевидно, отстой, что Рэй и Пит думают о фигурном катании плохо, но даже Джерард ненавидит это? Это худшая новость, которую он мог услышать от него. Фрэнк любит фигурное катание всем сердцем, а парень, который ему нравится, просто наглым образом оскорбил это, как будто это совсем неважно, и это разбивает ему сердце. Фрэнк просто хочет, чтобы кто-нибудь, кто угодно, желательно играющий в хоккей, мог принять фигурное катание. Никто об этом не знает, кроме его матери, и это ужасно. Даже его сосед думает, что он бросил это; ему просто не хватило духа рассказать кому-нибудь. И он все еще этого не делает. Дело в том, что для хоккеистов проблема не в самом фигурном катании. Это просто спорт. Просто спорт, где люди катаются на коньках; это не так уж отличается от хоккея. Это, на самом деле, сложнее, чем хоккей. Хоккеисты говорят об этом разное дерьмо, вроде того, что это совсем легко, когда на самом деле никто из них не может сделать что-нибудь из того, что делает фигурист. Хоккеист не сможет сделать четверной лутц. Черт возьми, ни один из них не сможет сделать даже чертов лутц вообще, для начала. И все же, они говорят все эти гадости об этом, как будто это то же самое, что раскрасить картинку. Хоккеисты не знают ничего, когда дело доходит до жизни вне спорта. Они не понимают, что другие люди работают так же усердно, даже больше, чем они, и все же, они просто отмахиваются, как будто это все ерунда. Как будто фигурное катание — нечто настолько незначительное, что не заслуживает даже малейшего уважения. Фрэнк — лучший фигурист, чем кто-либо в его команде, среди всех, кто когда-нибудь был в ней или будет. По сути, так и есть. И это все из-за того времени, которое он тратил на фигурное катание. Он просто лучше их. Это так же улучшает его хоккейные навыки — быть настолько классным на льду. Хороший фигурист может быть плох в хоккее, но Фрэнк уяснил, как взять навыки из одного вида спорта и использовать их в другом. У Фрэнка есть грация. У него есть чувство равновесия и ритма. Он может использовать все это в хоккее. Но он также испытывает острые ощущения от скорости, игры, зрителей. У него есть стремление к цели и гордость за удачную игру. Он может использовать это в фигурном катании и покорить целый мир. Он хорош и в том, и в другом, потому что позволяет им переплетаться. Они как танец: когда объединяешь аспекты обоих вместе, получаешь совершенно новое и красивое творение. Фрэнк хмурится при мысли о словах Джерарда и том, что другие хоккеисты согласны с ним, и его лицо явно выражает разочарование. Он просто чувствует, будто его атаковали, потому что они говорят ужасные вещи о том, что он любит больше, чем почти все остальное, и им даже наплевать, что они причиняют ему боль. Они даже не могут этого знать. — Фрэнк, — говорит Джерард, — да ладно тебе, мы не собирались оскорблять девушку, которая тебя учила, или что-то в этом духе. Я просто действительно чертовски ненавижу фигурное катание. Ты не фигурист, так что все в порядке, ты нашел себе настоящий набор навыков. Если бы он только знал. — Я… — начинает Фрэнк. — Она очень усердно работала, чтобы добиться того, что у нее есть сейчас. На самом деле чертовски усердно. Усерднее, чем вы когда-либо работали. — Делая вертушки, — добавляет Пит, закатив глаза. — И ты думаешь, что это легко, не так ли? — спрашивает Фрэнк. — Ты когда-нибудь, я имею в виду, вообще за всю жизнь, делал прыжок? — Это все еще глупо, — Пит пожимает плечами. — Но это сложнее, чем хоккей, — отвечает Айеро. — Но в хоккее есть смысл, — произносит Джерард. — Ты в команде, играешь в игру, действительно что-то делаешь. А фигуристы просто танцуют. — Что мешает фигуристу говорить то же дерьмо о хоккее? Это просто игра, в конце концов. — Это чертовски классная игра. — Но это не означает, что какой-либо другой вид спорта является недостойным, — утверждает Фрэнк. — Совершенно нормально любить одно и не ненавидеть другое. Не нужно быть гением, чтобы иметь возможность не быть мудаком. Патрик, из-за того, что ему не нравится, когда люди спорят, и он определенно не любит, когда они расстроены, что видно по Фрэнку, прерывает их разговор: — Ну, я думаю, что выяснил все, что мне нужно было для этой статьи. Ну так вот, с вами классно, ребята, я ем, сплю и дышу хоккеем, или, по крайней мере, так оно ощущается, но мы можем поговорить о чем-нибудь другом? — Что? — спрашивает Пит, выглядя сконфуженно, будто он только что осознал, что вообще разговаривал о чем-то. Дело не в том, что Фрэнк его расстроил, — он просто раздражен, что тот имеет наглость защищать что-то настолько нелепое, как фигурное катание. — Да, верно, — говорит Джерард, пытаясь избавиться от напряжения, которое он испытывает, что не так просто, как хотелось бы. Он видит, что действительно расстроил Фрэнка, и сейчас он просто мысленно ругает себя, потому что он не должен был ничего говорить. Ему нравится этот мальчик. Он чувствует бабочки в животе, когда Фрэнк так пристально смотрит в его сторону. Зачем ему говорить дерьмо о ком-то, кто определенно нравится Айеро? Как он мог быть таким глупым? Он должен был сменить тему, как только Фрэнк второй раз стал напряженным. Очевидно, эта девушка многое значит для Фрэнка. Она научила его кататься на коньках, в конце концов. Кому было бы наплевать на такого человека? Даже учитывая, что Джерард ненавидит фигурное катание, если бы кто-то, кого он знает, имел четыре золотые медали в любом виде спорта, он, вероятно, огрызался бы на всех, кто пытался сказать дерьмо об этом человеке. Одна мысль ударяет Джерарда, словно бомба, и он знал, что ему придется столкнуться с этим рано или поздно, но он все еще ненавидит думать об этом. Девушка, которая нравится Фрэнку, это девушка, которая научила его кататься на коньках. Он, вероятно, влюблен в нее, да и кто не был бы после того, как она научила его тому, чему Фрэнк хочет посвятит остаток жизни? Вероятно, он любил ее в течение многих лет с тех пор, как был ребенком. Даже несмотря на то, что он знал, что Фрэнк натурал, сама мысль о том, что тому нравится девушка, буквально поглощает все оставшиеся надежды Джерарда. Нет никакой возможности понравиться ему; не то чтобы у него когда-либо вообще был шанс, но у него была надежда. У него была малейшая надежда. Теперь кажется, будто кто-то вырвал ее из его рук. Джерард хмурится и полностью отстраняется от разговора, который только развивается, и, честно говоря, он понятия не имеет, о чем речь, и ему все равно. Он словно даже не слышит разговор других парней, его собственные мысли слишком громкие для того, чтобы разобрать хоть слово. Он не нравится Фрэнку. Он не может ему понравиться. Айеро — хоккеист. Они не могут быть геями, и поэтому, в первую очередь, Джерард бросил хоккей, хотя и не признавался никому. Он любил хоккей. И все еще любит. Но давление от того, чтобы быть геем-хоккеистом, съедало его живьем. Он не мог даже думать или дышать без страха, что кто-то об этом узнает. Кто-нибудь мог выяснить его маленький грязный секрет, и он с позором завязал бы со спортом. Так что, он их опередил. И с тех пор сожалеет об этом решении. Но это глупо. Даже будучи тренером, он все равно не может рассказать кому-либо, все еще боясь опасности, которая возникнет, если он это сделает. Но даже если бы люди об этом знали, Айеро все еще натурал. Он все еще хоккеист и, вероятно, относится с презрением к геям. Кроме того, Фрэнк любит кого-то другого, девушку, и Джерард просто абсолютный идиот, раз на самом деле думал, что у него есть шанс.