All We Need is Daylight

Утром после игры Фрэнк видит свою фотографию на первой странице спортивной секции в школьной газете, и это немного его смущает. Он в шлеме, поэтому его даже нельзя нормально разглядеть, но оказаться в газете сразу после игры довольно тревожно. Он ожидал, что пройдет некоторое время, прежде чем он снова увидит себя там. Статья — это просто попытка заявить о том, что вчерашний гол Фрэнка стал историческим для этого учебного заведения. Несмотря на то, что они не выиграли игру, Айеро забил самый быстрый гол в истории университета, и, более того, он был в игре на тот момент всего минуту. Фрэнк улыбается, когда видит имя Патрика внизу статьи. Он полагает, что все могло быть и хуже. Патрик — хороший парень, действительно хороший, так что Фрэнк счастлив, что тот смог сделать потрясающую историю из этой игры. Это не что-то грандиозное, но все еще то, что вполне достойно новостей, на самом деле. Хотя он хотел бы, чтобы они выиграли игру. Тогда было бы, о чем написать побольше. Выходные Фрэнка проходят очень однообразно. Он читает учебники, пишет эссе или два, читает еще больше учебников, отвечает на несколько десятков вопросов и читает еще больше учебников. Он не покидает общежитие ни для чего, кроме как чтобы найти новое место для чтения. Однако он посещает некоторые интересные места. Он читает свой учебник в центре отдыха, читает его в гостиной своего общежития, вверх ногами на диване, в библиотеке и некоторое время на катке. В какой-то момент Джерард останавливается и просто смотрит на Фрэнка, похороненного в учебнике в одном из неудобных мест на катке. Он ничего не говорит, а просто смотрит на Айеро, который читает с маркером в руке. Он не то чтобы пялится на него — просто считает Фрэнка своеобразным, но очаровательным. Как заметил Джерард, Фрэнк кладет руку на подбородок, когда сильно на чем-то концентрируется. Это его нервная привычка. Он как бы потирает рукой от шеи до подбородка, словно там какая-то щетина, но он такой же гладкий, как если бы он был младенцем. Однако то, что делает Фрэнк, пока думает, что никто не смотрит на него, — восхитительно. Его жесты интересны. Его расслабленное лицо создает впечатление, словно он всегда любопытен или заинтересован в чем-то. Как только одна неделя превращается в следующую, Фрэнк чувствует, будто кто-то поставил его жизнь на перемотку. Все, что он ощущает, — это дни, проходящие один за другим. В конце концов Фрэнк чувствует, что пятница наступает недостаточно быстро. Джерард наконец разрешил ему играть, и Айеро не собирается терять эту возможность. Фрэнк официально был назначен на ту же линию, что и Морган с Питом, и они втроем начинают формировать сплоченную стратегию. Они хорошо работают вместе. На самом деле, чертовски хорошо. Вне льда Морган и Фрэнк все еще не самые лучшие друзья. Остальная часть команды тоже начинает критиковать его, и он не может сказать, почему. Морган — один из тех парней, которые достаточно пугающие для того, чтобы люди утверждали, что они на его стороне, даже если это не так, потому что они немного боятся, что тот побьет их во сне. Он тот парень, который будет шутить об убийстве людей, а вы не будете уверены, действительно ли это шутка или нет. Он, вероятно, убил бы парня за Gatorade*. Фрэнк взволнован, когда наступает пятница, и садится в самолет вместе с остальными парнями. Они посетят большинство мест, когда у них будет выездная игра, но Висконсин — это практически другая сторона планеты. Понадобится пятнадцать часов, чтобы добраться туда на машине, по крайней мере. Не совсем однодневная поездка. В этом сезоне это одна из тех немногих игр, требующих полета. Фрэнк не возражает — он не против полетов, к тому же, этот не особо долгий. Примерно полтора часа. Фрэнк сидит рядом с Трэви и Джерардом, и последний, очевидно, не особо любит летать. Джерард выглядит чертовски напуганным и говорит Фрэнку, что обычно берет с собой что-нибудь успокоительное, когда летает; но игра состоится сегодня вечером, и он не уверен, что действие лекарства пройдет к тому моменту. Его костяшки пальцев белеют, когда он хватается за подлокотник, который отобрал у Фрэнка. — Ну, по крайней мере, если мы умрем, то попадем во все заголовки, — говорит Трэви. — Патрик написал бы чертовски хорошую статью об этом, если бы не находился, знаете, в этом же самом самолете. Патрик сидит напротив них, с Питом и Майки. Он единственный человек, который не состоит в команде, направляющейся на игру. Патрик — парень, который пишет статьи в газету, и ему было бы трудно писать об игре, если бы он не присутствовал на ней, особенно учитывая, что она не транслируется по телевидению. — Не мог бы ты, не знаю, заткнуться нахуй? — просит Джерард, глядя на Трэви со своего места рядом с проходом. У него была паническая атака, когда Фрэнк спросил, не хочет ли он сесть у окна. Айеро тоже не особо любит это, но он ненавидит сидеть посередине: в таком случае он ощущает себя сэндвичем. Хотя Трэви чувствует себя комфортно и пахнет тоже неплохо. А вот Джерард не особо. Он пахнет так, словно нуждается в том, чтобы его вещи постирали. — Я просто говорю, — пожимает плечами Трэви. — Я бы почитал эту историю. «Вся хоккейная команда погибает в трагической авиакатастрофе». Что за заголовок! — Отъебись, — стонет Джерард, закрывая глаза, и Фрэнк смеется над ним. Уэй не чувствует себя счастливым, когда самолет начинает приземляться, достигнув аэропорта. Честно — Фрэнк немного переживал, что его стошнит. Айеро уверен, что Джерард даже не осознает, что это происходит, когда тот инстинктивно хватается за руку Фрэнка, стоило им начать снижаться. Он удивлен этому, даже дважды удивлен, так как его уши просто закладывает, и он пытается справиться с этим, но затем Джерард хватает его руку, и он словно отключается. Фрэнк буквально забывает обо всем, что он когда-либо знал. Это похоже на то, когда кто-то просит вас назвать что-то, а ваш разум просто становится совершенно пустым, и вы не можете вымолвить ни слова. За исключением того, что это мозг Фрэнка. Он ничего не знает. Он не может вспомнить имя учителя или профессора, которые когда-либо преподавали у него. Он не может назвать свою любимую книгу. Название его любимой группы практически вертится на кончике его языка, но так и остается там, не доходя до мозга. Все потеряно. Черт, Фрэнк даже не может вспомнить имя своей матери. Он просто смотрит вниз на руку Джерарда, а затем на него самого, чьи глаза зажмурены, и тот, кажется, пытается представить себя в каком-нибудь счастливом месте, но терпит неудачу. Он явно даже не осознает, что держит Фрэнка за руку, потому что если бы это было так, он бы отскочил от него, как если бы коснулся плиты. Наступили, по крайней мере, две минуты полнейшей тишины, нарушаемой шумом голосов в самолете, но все, что Айеро слышит, — его собственный внутренний монолог, который периодически колеблется от «АААААААА» до «о мой бог», причем, как ни странно, голосом Боба Белчера. Обычно люди чувствуют облегчение, когда самолет касается земли, но все, о чем Фрэнк может думать, — это то, как сильно он хочет, чтобы это могло длиться вечно. Но, в конце концов, все хорошее когда-нибудь заканчивается. Самолет приземляется чисто, и глаза Джерарда открываются, когда это происходит. Он смотрит вниз примерно пятую часть секунды, прежде чем понять, что он держит руку Фрэнка, а затем его глаза говорят все за него. Он отрывает свою руку от него, становится ярко-розовым, а затем смотрит куда угодно, кроме парня. — Ты в порядке? — спрашивает Фрэнк, прокашлявшись. Это выходит немного напористо, как у мальчика-подростка, испытывающего половое созревание, но пытающегося строить из себя крутого, краснея в чуть менее яркий оттенок розового, чем Джерард. — Хорошо, хорошо, порядок. Я просто… Я ненавижу самолеты, — отвечает Джерард. — Я вижу. — Прости, — произносит Уэй. — Все в порядке, — лжет Фрэнк. Все не в порядке. Все совсем не в порядке. Это чертовски важно. Сердце Айеро просто начало биться, как сумасшедшее, и теперь он не уверен, что делать со своей жизнью дальше. Все потому, что парень, которого он любит, коснулся его гребаной руки. Фрэнк абсолютно безумен. Следующие час или два довольно размытые: он как бы всплывает и исчезает из сознания. Команда добирается до своего довольно унылого отеля. Это не совсем плата за час, но это только верхушка айсберга. Простыни немного более желтые, чем те, на которых вам хотелось бы поспать. Фрэнка назначили в ту же комнату, что и Рэя, и это не то что бы его удивило. В конце концов, они соседи по комнате, так что логично, что он будет с Рэем. Пит и Патрик тоже в одной комнате, и Айеро вскидывает бровь, когда Тренер вручает ему его карточку-ключ, из-за которой Пит немного краснеет. Однако у них нет времени, чтобы нормально поселиться, — только на то чтобы бросить свои сумки в номер, прежде чем они все вернутся в вестибюль, готовясь отправиться в колледж. Игра начинается через три часа, что просто означает, что они потратят много времени, сидя в раздевалке и чувствуя страх перед предстоящей игрой. Можно с уверенностью сказать, что каток в Висконсине немного приятнее. И «немного» в данном случае означает, что это, возможно, один из самых красивых катков во всем мире. Каток в Армстронге, любовно прозванный студентами «адом», может вместить две тысячи человек, в то время как стадион Висконсина, и это во всех смыслах именно стадион, — около пятнадцати тысяч. Так что, это немного больше. Фрэнк чувствует себя немного дерьмово, когда он на самом деле его видит, потому что он сам очень маленький, а каток очень большой. Команда занимается всякой ерундой перед началом игры, пока наконец им не выпадает шанс немного размяться, и там уже есть немного людей, когда они выходят на лед. Их, безусловно, будет больше, когда игра начнется, но там уже примерно то количество людей, которое приходит на игры в Армстронге. Опять же, в Висконсине команда намного лучше, поэтому большее количество человек действительно хотят видеть их игру. — Это будет нечто, — говорит Фрэнк, пасуя Рэю. Пит подходит к нему из-за спины, и Айеро даже не знает, что он там, когда тот говорит: — Но, по крайней мере, теперь, когда ты здесь, у нас действительно есть шанс выиграть. — Заткнись нахуй, — стонет Фрэнк, ударяя Пита в ребра клюшкой в дружеской манере. Так, как он узнал, делают друзья. Несмотря на оптимизм Пита, они проигрывают. Весьма колоссально. На целых три очка. Они даже не забивают ни одного гола за всю игру, хотя это не значит, что они не пытаются. Команда противников просто лучше. Фрэнк на самом деле старается изо всех сил, но больше похоже на то, что он просто не может сломить их. Что бы он ни делал — этого недостаточно. Фрэнк никогда раньше не чувствовал себя так неуместно в хоккейных коньках. Он никогда не чувствовал себя побежденным. Айеро никогда за свою хоккейную карьеру не чувствовал, что играет против команды, которая лучше его. Бывало, что он играл с командами, которые хуже его; с командами, которые примерно такого же уровня, как и его команда, но никогда с той, которая просто во всем лучше. Висконсин просто полностью втаптывает их в грязь. У них даже не было шанса. Это жалкий, беспомощный, позорный проигрыш. Это так же ударяет по самолюбию Фрэнка. Он привык быть лучшим, но сегодняшний день доказал, что у него есть конкуренция. Его команда, или, по крайней мере, ее часть, искренне пытается сделать все возможное, и этого почти достаточно, но в последнюю секунду все равно этого оказывается слишком мало. Фрэнку не нравится ощущение, что его одолели и перехитрили. Это не особо хорошее чувство. На прошлой неделе он сыграл всего минуту, поэтому у него никогда даже не было шанса ощутить, что его обыграли, но теперь это похоже на удар прямо в живот. Фрэнк уходит со льда в конце игры, чувствуя себя жалким. Он чувствует себя совсем маленьким, крошечным, как маленький ребенок после проигрыша. Это не особо приятно, и он решил сделать все возможное, чтобы в будущем больше не ощущать этого. Даже когда он проигрывал в старшей школе, он не чувствовал себя так плохо. Хотя это была всего лишь старшая школа — она менее важная и официальная, чем колледж. Школьный хоккей — это хобби, возможность выбраться куда-то на вечер. Университетский хоккей чертовски важен. Очень трудно попасть в команду, если вы недостаточно хороши. Это намного более напряженно, конкуренция жестче, и на карту поставлено гораздо больше. В школьном хоккее, если вы доберетесь до финальной игры, которая, если вам повезет, будет проводиться в масштабе штата, все, что вы получите, — это, возможно, упоминание на местном телевидении; а может быть, на радио после прогноза погоды на следующее утро. Ничего особенного. Если вы попадете в финальные шестнадцать команд в университете, это ого-го. Если вы доберетесь до «Ледяной Четверки», то, черт возьми, вы практически знамениты. И если вы выиграете, то кто-нибудь из Национальной хоккейной лиги определенно заинтересуется вами. Про вас вряд ли будут что-либо пытаться выяснить, но кто-нибудь важный будет знать ваше имя. Кто-то вроде Гретцки может узнать о вашем существовании. Хоккей в колледже чертовски важен. Возможно, это не Национальная хоккейная лига, — а чемпионат NCAA не может быть Кубком Стэнли, — но это определенно, черт возьми, прямая дорога туда. Можно с уверенностью сказать, что Фрэнк с трудом может заснуть этой ночью. И не только из-за неприятных простыней и отвратительного канализационного запаха, который доносится из его душа. Обе эти вещи способствуют его бессоннице, а также то, что, как Фрэнк думает, является храпом Пита из соседней комнаты, потому что, по-видимому, стены здесь очень тонкие. В основном Айеро просто не может перестать чувствовать себя неудачником. У них было целых три игры в сезоне, и они проиграли все до единой. Это немного грустно. Эта депрессия тянется все выходные Фрэнка. В субботу он почти догнал весь материал, по которому отставал. Он прочитал все главы и, возможно, пропустил некоторые из них в учебнике по химии, но понял саму суть. Он написал несколько эссе, узнал очень много о Кеннете Бьянки, и это та информация, которая действительно не пригодится ему в жизни, но он, в конце концов, забивает на это. По крайней мере, к субботе он чувствует, что может позволить себе перерыв. Это просто небольшой отдых, ничего особенного, но он решает, что действительно чем-нибудь займется сегодня вечером. Он готов к той социальной жизни, которую избегал в течение последних восемнадцати лет. Фрэнк направляется к общежитию Пита, где по пути значительно срезает себе дорогу по тротуару. Он, кажется, навещает Пита почти каждый день для того или иного, но тот на самом деле очень полезен, когда дело доходит до изучения чего-либо, и хорош в объяснении вещей. Он и по-уличному, и по-книжному умный, но невозможно это узнать, если не копнуть глубже того слоя, который делает из него тупого. Когда Фрэнк добирается до общежития, он стучит, усвоив урок после прошлого раза. Ему говорят «войдите», и когда он открывает дверь, то видит Патрика, сидящего у стены на своей кровати и читающего книгу, а не учебник, что заставляет Фрэнка немного завидовать, потому что у него нет свободного времени читать настоящую книгу со второго года обучения в старшей школе. — Хэй, Фрэнк. Как дела? — спрашивает Патрик. — Эм, — Фрэнк пожимает плечами. — Могло бы быть лучше. Вчерашняя игра — отстой. Патрик кивает, соглашаясь. Вся команда была довольно тихой и удрученной в самолете сегодня утром, никто действительно не мог ничего сказать после вчерашнего поражения. Патрик сумел выкинуть кусок дерьма из этой игры, что было обнадеживающе, но надежда здесь явно неуместна. Он старается изо всех сил. Честно говоря, попытки сделать так, чтобы эта команда выглядела хоть как-то, но не дерьмово — тяжелая работа. — Да, чувак. Это отстой, но ты сделал все, что в твоих силах. — Я знаю, — говорит Фрэнк. — Хотя не уверен насчет остальной команды. Айеро определенно чувствовал, что вчера был одинок. Он играл так хорошо, как только мог, но остальная часть команды не старалась так же, как он. Морган определенно выкладывался по полной, что, конечно, нельзя отрицать, потому что он может быть мудаком, но он действительно любит команду. Однако некоторые из других парней не следовали примеру Моргана. Майки особенно; казалось, он действительно был истощен только на втором периоде, который был немного хреновым, потому что два из трех голов были забиты по его вине. Они, вероятно, сдались даже еще до того, как игра началась, что является еще одним огромным недостатком команды. Им необходимо было работать, смазать маслом ржавые детали, но на самом деле действительно помочь мог бы боевой дух. Они, кажется, давно потеряли его, и это одно из самых больших препятствий на пути их выигрыша. Они не могут выиграть игру, в которой отказываются выкладываться по полной. Это то, о чем Фрэнк хотел поговорить с Джерардом. — Мы справимся, — пожимает плечами Патрик, выглядя неуверенно. — Я хотел бы это увидеть, но, пока это не случится, мне как-то не особо верится. Патрик хмурится, а потом опускает книгу, оглядываясь на Фрэнка: — Ты пришел сюда за чем-то? — Я хотел узнать, не занят ли Пит сегодня вечером, — говорит Фрэнк. — Мне нужно конкретно отдохнуть от учебы, — Айеро провел каждый день прошлой недели, просто вкалывая; он очень мало спал, делая слишком много работы и вкладывал слишком много усилий в даже незначительные вещи. Фрэнк — перфекционист, он всегда им был; но какой смысл делать что-то, если не окунаешься в это с головой? С таким же успехом лучше не делать этого вообще, чем сделать, но наполовину. — Эм, Пит ушел в спортзал, — произносит Патрик, глянув на часы. — Он должен скоро вернуться. Я не думаю, что он сегодня занят. Ты можешь подождать его здесь, если хочешь, он обычно как раз примерно в это время и возвращается. — Да? — переспрашивает Фрэнк и пожимает плечами, принимая приглашение Патрика. Тот жестом руки предлагает ему сесть за стол, который, как Айеро знает, принадлежит ему. Фрэнк сидит, а затем складывает руки вместе и оглядывает комнату в попытке придумать тему для разговора. Фрэнк смотрит на некоторые книги на столе Патрика и замечает те, которые он читал. Там есть Оскар Уайльд, немного классики и научная фантастика. Патрик, должно быть, поклонник Герберта Уэллса, судя по нескольким его копиям «Машины времени». Фрэнка внезапно озаряет одна идея, не из-за чего-то конкретного, а просто потому, что его мозг перебирает все мысли одну за другой. Фрэнк до сих пор не рассказал ни Питу, ни Патрику о своем секрете. Он не рассказал о своей ориентации никому, ни единой душе. Зато здесь есть Патрик, совершенно один, и это прекрасная возможность поделиться с кем-то. Фрэнк думает об этом несколько минут и насчитывает больше плюсов, чем минусов. Хотя аналитическое мышление не особо подавляет его эмоции, так что у него есть всего одна или две мысли о том, как он будет себя чувствовать, если Патрик узнает. Он решает, что если расскажет ему, то будет чувствовать себя лучше, чем если он этого не сделает. Он почти уверен, что реакция Патрика на эту новость будет доброй и приемлемой, поэтому почти ничего не мешает ему рассказать. Если бы это был кто-то другой, Фрэнк мог бы многое потерять, но, так как это Патрик, все не так плохо. — Хэй, Патрик, можно с тобой кое о чем поговорить? — спрашивает Фрэнк, прежде чем его мозг все переосмыслит и подкинет ему причину не делать этого. Он почти обязан сказать это. Он очень нервничает из-за одной только мысли о том, что собирается сделать. — Разумеется, — отвечает Патрик. Фрэнк кивает, пытаясь психологически настроиться. — Ничего, если я закрою дверь? — О, эм, да, — говорит Патрик, теперь уже более заинтересованно оглядываясь на него. Это должно быть что-то важное, если Фрэнк так беспокоится о том, чтобы их никто не услышал. Не то чтобы Патрик когда-либо использовал Айеро в этом смысле, просто это делает его более взволнованным по поводу того, что тот хочет ему рассказать. Фрэнк встает и проходит небольшое расстояние до двери. Он проверяет коридор, но там никого нет, или, по крайней мере, никого, о ком можно переживать. Фрэнк закрывает дверь, а затем неловко стоит в комнате, чувствуя себя очень некомфортно, и тот факт, что Патрик столь же социально неумел, как и он, безусловно не помогает ситуации. Фрэнк возвращается к стулу, на котором он сидел, а затем смотрит на Патрика, изо всех сил пытаясь сохранять зрительный контакт, но вместо этого фокусируется на переносице парня, надеясь, что тот не заметит разницу. — Итак, о чем ты хотел поговорить? — спрашивает Патрик. Фрэнк делает глубокий вдох: — Ну, это что-то вроде вас с Питом, но в основном нет. — Оу, — отвечает Патрик. Он действительно надеялся, что Фрэнк отпустит всю эту ситуацию с ним и Питом. Теперь он уверен, что Айеро собирается взять у него интервью о гомосексуальности или еще о чем-то столь же неудобном. Патрик будет делать все возможное, чтобы быть искренним, но он уверен, что ему будет очень некомфортно. — Ну, понимаешь, это не то, о чем я могу рассказать Питу. Дело не в том, что я ему не доверяю, потому что это не так, просто, ну, я не хочу, чтобы кто-нибудь из команды знал, хорошо? Я просто словно… Я нервничаю, что он невольно проболтается, посмотрит на меня как-то по-другому или еще что-нибудь глупое, по поводу чего, я знаю, я не должен беспокоиться, но не могу с собой ничего поделать. — Ладно. Фрэнк делает еще несколько глубоких вдохов, все еще не совсем уверенный, что он хочет это сделать, но, тем не менее, он считает, что время пришло. Он думает, что Патрик, вероятно, лучший вариант среди тех, кому можно все рассказать, потому что он, наверное, самый хороший парень из всех, кого Фрэнк на самом деле знает. Патрик добрее Пита, и не сказать, что последний плохой, просто Стамп очень чист и мил во всех отношениях. Пит немного более рискованный, в какой-то степени. Также создается впечатление, что ему будет сложнее хранить секрет. Патрик более тихий, и гораздо меньше вероятности, что он проболтается, раз он не говорит так же много, как Пит. — И не то что бы я не расскажу ему, это просто, я откладывал это в течение действительно долгого времени, и я собираюсь быть честен с тобой, Патрик, я тебе доверяю. Я очень тебе доверяю. Ты такой парень, который, кажется, заслужил доверия, понимаешь? Тот, кто может хранить тайну и никому не расскажет. — Спасибо? — спрашивает Патрик, прищурившись, не уверенный, что это правильный ответ, если Фрэнк даже вообще ожидает на это какой-либо ответ. — То, что я расскажу тебе, не должно покидать стен этой комнаты, хорошо? Ни при каких обстоятельствах. Абсолютно. — Хорошо, — говорит Патрик, опасаясь соглашаться с чем-либо, прежде чем он услышит, что тот собирается ему сказать. — Итак, ладно, — начинает Фрэнк, чувствуя трепет. — Никто в мире не знает того, что я собираюсь рассказать тебе. Ни одна живая душа. Даже моя мать. Ты будешь единственным человеком на этой планете и во всей гребаной Солнечной системе, который будет знать то, что я собираюсь рассказать тебе. Патрик кивает, чувствуя себя более неуверенным в согласии не говорить никому. На самом деле, он немного нервничает из-за того, что Фрэнк собирается сказать, потому что, что бы это ни было, это должно быть что-то очень важное, раз Айеро так нервничал и устроил всю эту конфиденциальность. — Итак, вот, — говорит Фрэнк, бледнея. Он не возвращает свое дыхание в норму и может почувствовать беспокойство в своем желудке. Он закрывает глаза и сглатывает, прежде чем сорвать пластырь. — Я… я гей. — Оу, — кивает Патрик, и на его лице мелькает понимание и облегчение. — Хорошо, да. Фрэнк открывает глаза, чтобы посмотреть на выражение лица Патрика, и тот выглядит удивленным новостью, но также понимающим, что дает Айеро надежду. Его сердце все еще бешено бьется в груди, но, по крайней мере, он не чувствует бурления в желудке, как будто его тошнит. — И я рассказываю тебе, потому что ты тоже любишь парней, так что, я имею в виду, я знаю, что это тебя не напугает. И, как я уже сказал, я могу или, по крайней мере, надеюсь, что могу доверять тебе эту информацию. — Абсолютно! — говорит Патрик. — Определенно! Я бы никогда никому не рассказал. Никому. Даже Питу. Если ты не захочешь этого. — Да? — у Фрэнка ощущение, которое словно врывается в его вены, как будто его вкалывают ему из капельницы, и оно сильно напоминает облегчение. Он рассказал кому-то свой секрет. И он не мертв. Кто-то знает, и он не против. Он нормально к этому относится. Кто-то в мире знает секрет Фрэнка. Он, честно говоря, настолько наполнен адреналином и недоверием, что не может сказать, что чувствует, кроме облегчения от того, что кто-то еще знает его тайну. — Да, Фрэнк. Ты хранишь мой секрет, и я буду хранить твой, не сомневайся. — Верно. Вау, — говорит Фрэнк. — Это было… это было намного легче, чем я думал. — Я надеюсь, я не сделал это сложным, — отвечает Патрик. — Потому что я понял, Фрэнк. Я понимаю, как сложно рассказать кому-то об этом, и особенно для тебя — учитывая, где ты находишься. Это должно быть так сложно для тебя. Пит набрался смелости только потому, что я первый рассказал ему, но ты просто пришел и сделал это. Для меня большая честь быть первым человеком, который узнал об этом, Фрэнк, для меня очень много значит то, что ты так мне доверяешь. — Ну, да, — произносит Фрэнк. — У тебя такое лицо, — у Патрика детское лицо, возможно, поэтому он так заслуживает доверия. Вы определенно не могли бы ему доверить держать в секрете убийство или помочь вам похоронить труп, потому что он слишком честен, чтобы помогать в чем-то подобном, но он может справиться с таким секретом, который ни на кого не влияет, как у Айеро. Фрэнк чувствует себя таким свободным. Как будто огромный груз свалился с его плеч. Ощущение, похожее на то, как когда вы достаете тяжелый учебник из своего рюкзака, а потом идете дальше уже без него, ощущая, будто потеряли вес целого здания. Патрик знает, и Фрэнк рад, что из всех людей на планете знает именно он. Айеро хотелось бы, чтобы это был Джерард и нормально к этому отнесся, но, так как этого не может быть, то он счастлив, что Патрик теперь знает и так добр насчет этого. Он просто так рад, что ему больше не придется хранить этот секрет в одиночку. Он больше не одинок. Кто-то на самом деле знает. Это удивительное, абсолютно фантастическое чувство. — Я просто не могу поверить, что кто-то знает. Прошло так много времени, и наконец я кому-то рассказал. Фрэнк чувствует себя так же, как и в момент, когда встретил Билли Джо Армстронга. Очень удивлен, немного возбужден, в восторге и просто совершенно сбит с толку. Пока Фрэнк купается в чувстве свободы, в мозгу Патрика начинают крутиться шестеренки, и он приходит к одному или двум выводам. — Фрэнк, я хочу с тобой кое о чем поговорить, на самом деле, — говорит Патрик. Фрэнк, будучи в замешательстве, оборачивается на него и спрашивает: — О чем? — Ну, это… нормально, так что, ты имеешь право сказать «нет» и полностью отказаться, рассердиться на меня, если придется, я просто хочу знать, могу ли я попросить тебя… сделать кое-что для меня? — Я слушаю, — отвечает Фрэнк, теперь с любопытством. — Ну, ладно, в течение долгого времени, а под этим я имею в виду три года, Пит действительно был очень убит этим, понимаешь, невозможностью рассказать кому-либо. Он ощущал себя реально очень одиноким. Он просто чувствует, будто никто в мире не понимает его, и это действительно убивает его, потому что, знаешь, он хочет, чтобы был еще кто-нибудь такой же, как он — всего лишь один человек. — Ты хочешь, чтобы я рассказал Питу, — заключает Фрэнк. — Нет, я не об этом хотел тебя попросить. Честно говоря, я верю, что ты сам расскажешь обо всем Питу без моего вмешательства, потому что я готов поспорить, что ты хочешь так же сильно, как и он, иметь возможность рассказать кому-нибудь из команды. Дело не в этом, это нечто… большее. Гораздо большее. Фрэнк хмурит брови, не видя картины, которую ему рисует Патрик. — Итак, дело в том, что некоторое время назад я спросил Пита, могу ли я взять у него интервью для газеты. Я хотел написать статью о гее-хоккеисте. Анонимно, конечно — я не хочу разрушать его жизнь, приписывая его имя там, но я просто подумал, не будет ли это вдохновением для геев-хоккеистов не только в этом университете, но и вообще для любых спортсменов; разве не было бы удивительным узнать, что они не одиноки? Я не хочу заставлять кого-то рассказывать всем о своей ориентации, если они не хотят этого, я просто хочу, чтобы люди знали, что они не одиноки и что в них нет ничего неправильного. — Ты хочешь взять интервью у меня, — утверждает Фрэнк. — Да, в каком-то смысле, — отвечает Патрик. — Пит сказал, что он этого не сделает. Что слишком боится, что кто-то выяснит, что это он. Он сказал «нет». Я никогда не хотел давить на него, поэтому спросил только один раз, но он казался слишком решительным в нежелании этого делать. — Я не знаю, Патрик, — говорит Фрэнк, потирая свою шею и внезапно начиная нервничать. — Это будет анонимно! Полностью анонимно. Я могу даже сказать, что, например, не знаю, кто на самом деле этот игрок, а просто получил письмо по электронной почте или что-то типа того? Это ложь, конечно, но если она защитит тебя, я готов на это пойти. — Да, я понимаю, — произносит Фрэнк. — Я просто не уверен, что хочу быть тем, кто сделает это. Просто, что, если кто-нибудь все же узнает? Что я буду делать, если мой секрет раскроется? — Никто не узнает. В команде шестнадцать парней. Ты от них ничем не отличаешься! Я просто хочу, чтобы у других была надежда. В этом университете так много людей, так много спортивных команд, но среди всех студентов нет ни одного открытого гея-спортсмена. Ни одного. Не просто среди мужских команд, но и среди девушек тоже. Я уверен, что их должна быть по крайней мере дюжина, но у них никого нет. Вероятно, они не могут никому рассказать. Они в одной лодке с тобой и Питом, и они совершенно одиноки. Я не хочу, чтобы они себя так чувствовали, когда я могу дать им надежду. — Патрик, я не знаю нас… — Фрэнк прерывается, когда через минуту открывается дверь. Пит не стучит, когда заходит, вероятно, потому, что это его комната. Кроме того, потому, что его не сильно обеспокоит, если он застанет Патрика голым. Возможно, он будет только «за». — Фрэнк! — говорит Пит, когда видит Айеро, сидящего там. Пит, как всегда, улыбается своей улыбкой Чеширского Кота, которая настолько широка, что способна осветить ночное небо. — Как раз тебя я и хотел увидеть! — Меня? — спрашивает Фрэнк. — Да, тебя, — отвечает Пит. — Сейчас ночь пустяков** в кафе, чувак. — Что сейчас? — переспрашивает Айеро. — Ночь пустяков, черт возьми! — взволнованно говорит Пит. — Я совсем забыл об этом, — произносит Патрик, Фрэнк оглядывается на него, и его лицо совершенно никак не выдает того диалога, что был между ними. Айеро вздыхает с облегчением, радуясь, что Пит не заподозрит, что что-то случилось. Он расскажет Питу, вероятно, скоро, но не сейчас. Фрэнк уже сделал это сегодня — впервые за всю свою жизнь, и ему нужно немного времени, чтобы подготовиться к следующему разу. — Ладно? — спрашивает Фрэнк. — Нам нужен четвертый для нашей команды, чувак! — говорит Пит. — Трэви на свидании, мне нужен кто-то на замену! Итак, что скажешь, ты в деле? — Я не особо хорош в этом, — отвечает Айеро. — Команда победителей получает подарочную карту на двадцать пять долларов на кофе! — произносит Пит, и если это не убеждение, то он не знает, что. — Ты убедил меня этим, — отвечает Фрэнк. — Отлично! — восклицает Пит. — Расскажу Джерарду! Сердце Фрэнка либо тонет, либо взлетает при упоминании имени Джерарда. Уэй в команде делает эту ночь совершенно иной. Если бы он не был там, то Айеро просто проводил бы время с двумя своими лучшими друзьями, отвечая на вопросы и хорошо проводя время. Но если Джерард там, то будет много неловких зрительных контактов и трепетания сердца, а также проблемы с дыханием и недомогания. Тем не менее, если Уэй там — ночь будет гораздо веселее.