All We Need is Daylight

Фрэнк просыпается рано утром в субботу. Слишком рано для выходных, но это просто потому, что у него есть планы на день. Они включают в себя много Джерарда. Фрэнк так и не понял, в какое время тот действительно хотел бы, чтобы он к нему пришел, поэтому Айеро проводит примерно четыре часа, расхаживая по общежитию и пытаясь убедить себя, что он может прийти в квартиру к Уэю прямо сейчас. Время оказывается не тем, каким нужно, каждый раз, когда он смотрит на свои часы. Кроме того, оно движется так медленно, что Фрэнку приходится посмотреть на трое разных часов, чтобы убедиться, что все верно. Каждая минута длится примерно час, и он искренне чувствует, что его собственное сердце бьется быстрее каждый раз, когда он видит, как минутная стрелка проходит мимо двенадцати, потому что это означает, что он все ближе к встрече с Джерардом. Фрэнк на самом деле никогда не был с ним наедине. Они были одни в его и Тренера офисе, но это не считается, потому что они фактически все еще были на публике, учитывая, что офис не принадлежит целиком Уэю. Они были одни на катке, и это тоже не считается, потому что в холле окна размером во всю стену. Он ходил на завтрак с Джерардом в первую неделю своего пребывания здесь, но там были десятки других пар, поедающих пищу в непосредственной близости от них. За исключением того, что все они были настоящими парами, а не той, которой Фрэнк с Джерардом были. Айеро действительно никогда не был с Джерардом наедине дольше десяти минут. Не то чтобы он ожидает, что что-то случится. Он не ждет, что встреча превратится в порно или что он даже просто сблизится с Уэем, но они все равно будут ближе друг другу, чем когда-либо были, чего Фрэнку достаточно. Он просто действительно хочет пойти к Джерарду и получить больше удовольствия, в основном просто целуя его и смотря Netflix, с той частью вечера, заставляющей трепетать, или без нее — он умеет подстраиваться. На часах уже около десяти, когда Фрэнк решает, что прождал достаточно долго, и выходит из здания. Он проходит примерно десять футов до того момента, как понимает, что совершенно не знает, куда идет, и что он оставил свой телефон в комнате. Фрэнк идет назад, видит Рэя, сидящего вверх ногами в попытке прочитать учебник, что не особо хорошо работает. Если его голова опустится на дюйм ниже, он, вероятно, сможет подмести пол своими волосами. Айеро немного поворачивает голову, настолько, насколько может, чтобы она была под тем же углом, что и у Рэя, и чтобы он сам не упал. — Как дела? — спрашивает Фрэнк, обыскивая свои простыни на наличие в них телефона. На самом деле, он даже не помнит, был ли он с ним сегодня, что случается с ним впервые. Айеро очень привык, что вся его жизнь продиктована телефоном, и он чувствует себя странно, понимая, что у него не было его с собой уже почти целых четыре часа. Он не знает, как вообще мог функционировать без него; Фрэнк был уверен, что умрет сразу же, как окажется без телефона, но он полагает, что одной силы просто даже представить Джерарда достаточно, чтобы перевернуть весь мир Айеро вверх дном, точно так же, как у Рэя прямо сейчас. Это и тот факт, что у кого-то по телевизору шла «Собственность братьев*», которая заняла внимание Фрэнка на большее количество времени, чем он хотел бы признать. «Собственность братьев» и Джерард были бы смертельной комбинацией. — О, знаешь, просто зависаю, — отвечает Рэй, и Фрэнк кивает, что действительно влияет на силу тяжести, и Торо просто очень изящно падает на пол. К счастью, его волосы смягчают падение. Однако они не смягчают удар, нанесенный его эго. — Я бы дал девять баллов, посадка могла бы быть более величественной, — говорит Фрэнк, качая головой, когда наконец находит свой телефон, который каким-то образом оказывается под подушкой. — Ох, чувак, я не знаю, смогу ли дальше учиться, — произносит Рэй, потирая голову, когда переворачивается, чтобы сесть на полу. — Да, у тебя, вероятно, сотрясение мозга, это было долгое падение, — говорит Фрэнк, играя на публику, потому что Рэй, очевидно, просто пытается найти повод, чтобы не учиться. — Да, мне, наверное, понадобится операция и полгода отдыха. — О, я уверен в этом, — кивает Фрэнк. — Ну, сейчас, когда я больше не могу учиться, хочешь позависать где-нибудь? Только чур не вверх ногами, — спрашивает Рэй. — Не могу, я иду к Джерарду, он собирается отдать мне три миллиона комиксов. — Оу, — произносит Рэй. — Тогда я просто пойду потусуюсь с Майки. — Меньший Уэй, — шутит Фрэнк. — Ну, что-то получаешь, что-то теряешь, — пожимает плечами Рэй, шутя. Фрэнк закатывает глаза, а затем снова возвращается к двери. Он сует руку в карман, куда ранее положил брошюру по стрижке газона, на которой Джерард написал свой адрес, а затем консультируется с Сири. Айеро фыркает, потому что путь до его квартиры займет около пятнадцати минут, а на улице холодно. Вчера было прохладно, но сегодня просто мороз. Фрэнк засовывает свободную руку в карман и идет по тротуару, проходя мимо нескольких студентов. Он корчит сердитую гримасу, когда проходит мимо парочки — гетеро-парочки, разумеется, — держащейся за руки. Он бы очень хотел так же идти со своей половинкой по тротуару в десять часов утра, но у него нет такой роскоши. Это не только потому, что у Айеро нет парня, но и также его товарищи по команде просто убили бы его, если бы увидели с парнем. Ну, возможно, они бы не забили его камнями до смерти, но, вероятно, воровали бы его одежду из шкафчика, портили бы его обмундирование, толкали бы на землю достаточное количество раз, чтобы у него появился синяк, и целый ряд других вещей, которые в конечном итоге заставят его бросить хоккей, если они не потребуют от него этого напрямую. На этой позитивной ноте Фрэнк вставляет свои наушники в уши и проходит остальную часть пути, слушая Адель, потому что это хорошая музыка для субботнего утра, так как дэт-метал слишком тяжелый для того, кто бодрствует всего лишь несколько часов. Нужно, по крайней мере, пообедать, прежде чем погрузиться в этот жанр музыки. Фрэнк добирается до квартиры Джерарда и смотрит на довольно неуловимую высоту в течение нескольких секунд, прежде чем зайти в здание. Он смотрит на окна, пытаясь определить, насколько высок этот дом, и делает вывод, что здесь около пяти этажей, что не очень высоко, но это маленький город, поэтому этого достаточно. Фрэнк делает пару глубоких вдохов, слишком нервничая из-за парня, с которым он собирается разговаривать о комиксах. Он не может ничего поделать со своим бурным воображением. Да, он знает, что идет туда, чтобы поговорить о комиксах и случайно едва не упасть в обморок, но в его мечтах он шагает прямо в фильм для взрослых. Айеро снова смотрит на брошюру, чтобы набрать номер нужной квартиры на домофоне, а потом нажать на кнопку вызова, чувствуя себя действительно странно из-за того, что ему нужно делать это все, чтобы навестить друга, так как он сам всегда жил в доме. Он поджимает губы, когда Джерард отвечает через мгновение. Фрэнк чувствует себя некомфортно, стоя на тротуаре в относительной тишине, когда автомобили проезжают мимо него. Вокруг всего несколько человек, потому что Айеро находится не так далеко от кампуса, но в большинстве квартир, похоже, живут студенты, если гигантский логотип «Зеленых рыцарей» в одном из окон говорит о чем-то. Очевидно, это не в поддержку хоккея — просто все спортивные команды имеют одинаковое название. Через минуту или две в тишине раздается голос Джерарда, довольно искаженный, но это все равно его голос, так что Фрэнк улыбается, как только слышит его. Уэй впускает Айеро без малейших разговоров, как только тот начинает говорить. Фрэнк быстро поднимается по лестнице, перепрыгивая через ступеньки и пугая какую-то старушку по пути. К тому моменту, как он добирается до нужного этажа, он понимает, что оказался здесь быстрее, чем должен был. Он не хочет, чтобы у Джерарда создалось впечатление, что он слишком жаждет их встречи, поэтому шагает по подъезду за дверью нужной ему квартиры минуту-другую, пытаясь создать впечатление, будто он не бежал по лестнице так быстро, как только мог, из-за одной только перспективы увидеть Уэя. В конце концов, Фрэнк соглашается с тем, что ему рано или поздно придется постучать в эту дверь. Он не знает, почему, но теперь, когда он здесь, он не уверен, хочет ли этого. Он очень рад видеть Джерарда, невероятно рад, сильнее, чем он мог бы выразить словами, но в то же время он страшно нервничает. Он крайне боится сделать или сказать что-то не так в обществе Уэя. Также он опасается быть так близко к нему, когда не может быть с ним. Фрэнк немного беспокоится о своих инстинктах, когда он рядом с парнем, и ему приходится собирать всю свою волю в кулак, чтобы не целовать Джерарда каждый раз, когда видит его. Требуется огромных усилий даже просто отвести глаза в сторону, когда их взгляды встречаются. Уэй действительно разрывает его на части, разбивает на маленькие кусочки. Это очень болезненное чувство, но Фрэнк пристрастился к нему. Ему это даже в каком-то смысле нравится. Айеро стучит в дверь, чувствуя свой пульс в каждой части тела, от макушки до кончиков пальцев. Его сердце бьется быстрее, чем обычно, но более стабильно, чем раньше, и он не знает, почему. В основном, Фрэнк думает, это из-за того, что он больше не ждет возможности увидеть Джерарда — он на самом деле увидит его уже в любую секунду. Джерард подходит к двери через секунду или две после стука, что заставляет Фрэнка мгновенно почувствовать сожаление, когда он видит глазок. Что, если тот смотрел в него с тех пор, как впустил Айеро в подъезд? Вполне возможно, что Уэй просто наблюдал за ним за дверью в течение трех минут. Беспокойство Фрэнка не беспочвенно. Джерард ждал по другую сторону двери, смотрел в глазок, надеясь впервые увидеть парня. Он не собирался быть жутким, он просто хотел, чтобы его боль в сердце отошла в сторону, чтобы он случайно не захныкал, когда откроет дверь Фрэнку. Джерард не может объяснить, какого хрена Айеро ходил туда-сюда по подъезду, но когда он открывает ему дверь, то делает вид, будто ничего не видел. — Хэй, Фрэнк, — говорит Уэй с улыбкой, которая немного слишком широкая для его лица; не то чтобы Фрэнк даже замечает это. Он слишком занят тем, что краснеет из-за мысли о том, что Джерард мог видеть его, но он ничего не говорит и просто вежливо кивает ему. — Хэй, — произносит Фрэнк, закусывая губу. — Заходи, — говорит ему Джерард, отступая назад и держа дверь открытой, чтобы Айеро вошел. Тот улыбается ему и ничего больше не произносит, прежде чем пройти через дверной проем, а затем немедленно вертит головой, будто пытаясь впитать каждый дюйм новой обстановки. Первое впечатление Фрэнка заключается в том, что квартира целиком и полностью перегружена личностью Уэя. Джерард здесь повсюду. Наиболее очевидным примером является его запах, который напоминает удар прямо в лицо. Это острый, очень женственный запах, но и с намеком на что-то мужское. Это по-настоящему сладкий аромат, суть которого Фрэнк все никак не может уловить, но он просто кричит о Джерарде. Все, что его окружает, — это гнездо из его аромата, что честно сбивает с ног. Он хочет ощущать его каждую секунду своей жизни. Хочет кокон, в котором он сможет слышать этот запах и просто гнездиться так долго, как только сможет. Помимо аромата, гостиная, в которую он заходит, — это самая джерардовская вещь в мире. Здесь своего рода беспорядок, такой, который точно кто-то пытался убрать в течение долгого времени, но такая версия уборки просто означает запихивать куда-то весь мусор и прятать всякую фигню за мебелью. Как Фрэнк подозревает, возле входной двери сложены две коробки из-под пиццы, очевидно, чтобы их выбросили на свалку, но на самом деле им так и не удалось туда попасть. Диван, очевидно, подержанный, скорее всего, доставшийся от бабушек и дедушек, так как он с ярким цветочным рисунком, а обивка на спинке явно продолжает уменьшаться. Диван стоит перед телевизором, на экране которого туда-сюда скачет логотип фирмы изготовителя. А еще здесь есть кресла, которые, кажется, были куплены на блошином рынке за пять баксов и пачку кукурузных палочек. Из общего вида действительно выделяется декор стен. Джерард уже в том возрасте, когда социально неприемлемо вешать плакаты на стены, поэтому он нашел лазейку, которая заключается в том, что он вставил в рамки кучу постеров и уже потом разместил их на стене. Здесь есть плакаты с небольшими отсутствующими кусочками в углах, что заставляет Фрэнка поверить, что они когда-то были прикреплены к стенам. Среди постеров есть второсортные фильмы ужасов, о которых никто, кроме Джерарда, и не слышал, а также некоторые плакаты групп, выглядящих старше, чем большинство средних школ. Также здесь есть полки, прижатые вплотную к местам на стене, где нет плакатов, что редкое явление, и эти полки заполнены сотнями и сотнями комиксов. Типа, Фрэнк думал, что Уэй шутил из-за переизбытка эмоций, но здесь на самом деле должно быть около нескольких тысяч комиксов, переполняющих три книжных шкафа. Некоторые из полок завалены игрушками, Фрэнк замечает несколько фигурок и статуэток с качающейся головой, что не совсем удивляет его, но в то же время даже забавляет. Каждый дюйм квартиры напоминает Джерарда. Фрэнку это очень нравится. — Извини, тут немного беспорядок, — говорит Уэй, закрывая за собой дверь, а затем пинает коробки пиццы на дюйм или два влево, как будто их перемещение сделает их невидимыми для Айеро. Фрэнк улыбается, а затем поворачивается, чтобы сказать: — Я не против. Это напоминает тебя. Вот именно в этот момент Джерард чувствует что-то глубоко в своих костях, словно дикое животное или водопад, прорывающийся сквозь него со всей свирепостью. Он внезапно ощущает каждой клеточкой своего тела то, что можно описать только как необходимость толкнуть Фрэнка к стене и целовать его так долго, чтобы тот начал задыхаться. Это болезненное, ноющее, чудовищное чувство, которое Джерарду едва хватает сил сдерживать, и даже тогда он чувствует, словно сражается с большой белой акулой. Он действительно может ощутить, как его сердце целиком и полностью взрывается с огромной силой. Он даже не может заявить, что это метафорический взрыв, так как есть вероятность, что его сердце действительно просто разорвалось. Джерард замирает и как бы запинается на мгновение, прежде чем восстановить что-то вроде хладнокровия, когда приглашает Фрэнка присесть на старый диван своей бабушки. Айеро улыбается ему, совершенно не подозревая о том, что он делает с Джерардом, хотя не то чтобы он чувствует себя иначе. За ужасно отвратительным проемом в стене виднеется кухня, и Уэй исчезает за дверью рядом с ним. Фрэнк может видеть лишь часть его головы из-за уродливого проема, что указывает на то, что эта квартира была построена примерно в восьмидесятых. Айеро снова закусывает губу, чувствуя себя чужеземцем в гостях у Джерарда. Здесь так много всего напоминает о нем, как будто Фрэнк зашел прямо в его мозг. Такое чувство, будто он вторгается во что-то личное. Хотя ему это нравится: видеть его, чувствовать запах Джерарда везде вокруг. Фрэнк никогда до этого момента не осознавал, как сильно любит запах Уэя. Он так сильно любит это. Он мог бы зарыться своим лицом в шею Джерарда и забрать его с собой, чтобы просто дышать его ароматом до конца жизни. Он пахнет счастьем и домом. Джерард также иногда пахнет так, словно он нуждается в душе, но то, что ощущает Фрэнк сейчас, напрочь уничтожает это. Этот запах он запомнит. Джерард возвращается к нему мгновением спустя, предлагая стакан воды, и Фрэнк слишком застенчив, чтобы отказаться. Уэй, как обычно, начинает разговор о комиксах, как только садится рядом с Фрэнком. Он оставляет между ними небольшое расстояние — вероятно, так много, как может, все еще находясь на диване. Не то чтобы Джерард не хочет сидеть рядом с Айеро — он просто не желает мучить себя из-за того, что тот не может принадлежать ему. Быть так близко к Фрэнку, чтобы можно было коснуться его, или на самом деле касаться его — этого слишком много. Это убьет его. Он, скорее всего, просто упадет на пол. — …и, типа, тебе нельзя забывать о Сорвиголове, потому что он самый крутой гребаный супергерой! Типа, я не собираюсь тебе врать, я без ума от Россомахи или любого из Людей Икс, но, чувак, я чертовски люблю Сорвиголову. Меня растили католиком, знаешь, и Мэтт Мердок тоже католик, и я действительно, взрослея, отождествлял себя с ним; конечно, тогда я не понимал этого, я просто думал, что он круто избивает людей, не имея возможности видеть, но, понимаешь, он такой охуенный. Я всегда мечтал о том, что вляпаюсь в какую-нибудь радиоактивную слизь, а на следующий день проснусь с суперспособностями. Я всегда придумывал одинаковые вариации одинаковой истории, но с разными суперсилами; на самом деле, я вечно докучал своим учителям английского историями с моим участием с одними и теми же сюжетными линиями — в основном я просто развивал историю Человека-паука снова и снова, но, знаешь, это та мысль, которая имеет значение… Джерард продолжает в том же духе еще около десяти минут, а Фрэнк просто улыбается ему и задается вопросом, знает ли Уэй о том, как долго говорит, потому что кажется, что прошло одно или два столетия, но Айеро запросто мог бы слушать его еще целое тысячелетие. — …но, видишь ли, новые супергерои, в общем, отстой, и только редко-редко среди этой кучи дерьма появляется алмаз, и, блять, дай мне просто рассказать тебе о Дэдпуле, потому что, я не знаю, почему, но ты мне немного его напоминаешь; не лицом, потому что это участь Майки, ха, оу, я надеюсь, что ты понял эту шутку, так как я действительно очень горд собой, но, в любом случае, он просто действительно очень крутой, и большая часть его силы исходит из двух враждующих сторон его личности, как будто это глубоко депрессивная история, воплощающаяся в жизнь чистым весельем и неординарностью, и… блять, — начинает Джерард, а потом как будто понимает, где он. Он пару секунд оглядывается, как будто только что проснувшись от тысячелетнего сна, не зная, кто он и что с ним происходит. — Как долго я говорил? — Оу, минут пятнадцать, — пожимает плечами Фрэнк. Глаза Джерарда округляются на этих словах, и он смотрит на него в полном неверии, к большому разочарованию Айеро. — Почему ты не остановил меня? — недоверчиво спрашивает Уэй. — Мне это нравилось, — отвечает Фрэнк. — Ты делаешь это действительно интересным. — Ох, черт, прости, — говорит Джерард. — Я не хотел… Я просто очень люблю комиксы, понимаешь? Это один из моих фундаментов. — Фундаментов? — спрашивает Айеро. — Да. Знаешь, как фундамент, сделавший тебя тем, кто ты есть? Для меня это комиксы, хоккей и панк-музыка. — Оу, ладно, — кивает Фрэнк, а потом пытается определить, какие же у него есть фундаменты, помимо хоккея. Все, что он может придумать, — это хоккей и панк-музыка. Затем он вспоминает фигурное катание. Это, безусловно, три самые важные вещи в его жизни, хотя хоккей и фигурное катание чуточку важнее. Но он не может сказать об этом Джерарду, поэтому вместо этого произносит: — Я думаю, что мои — это просто хоккей и музыка. — О, чувак, неделя со мной, и мы сможем добавить комиксы в этот список, — говорит Джерард, улыбаясь, как маньяк, а затем наклоняется, чтобы взять стопку комиксов со столика перед собой. Там их двадцать или около того, что меньше, чем ожидал Фрэнк. — Итак, я приготовил тебе первые выпуски некоторых моих любимых. Некоторые люди могли бы рассказать тебе основные моменты из них, но я пурист и верю, что единственный способ начать потреблять что-то — с самого начала, так что, если они начнутся немного медленно, просто знай, что дальше будет лучше, но все они потрясающие, и ты не должен, по идее, подумать о них плохо. Так, у меня есть несколько «Людей Икс», «Сорвиголова», и я вроде как хотел дать тебе свою копию «Хранителей», но подумал, что мы не будем спешить, понимаешь? Типа, я не хочу забросить тебя на самое дно, не давая сначала прощупать воду. Но, во всяком случае, у меня есть почти все из них, потому что комиксы — это моя жизнь. У меня есть несколько жизненно необходимых коллекций, которые просто объединяют все лучшие истории в большие тома, но для начала ты должен прочитать первые выпуски, не так ли? — Джерард, я просто прочту все, что ты скажешь, — улыбается Фрэнк, когда Джерард вручает ему гигантскую стопку, которая намного тяжелее, чем он ожидал. Айеро на самом деле никогда не читал комиксы. У него никогда не было лишних времени или денег, чтобы тратить их на них, так что ему просто не предоставлялась такая возможность. Кроме того, хорошо, когда есть родитель, который может посвятить в мир комиксов, но у Фрэнка нет такого, поэтому до сих пор он прожил без чтения их. Однако, если Джерард так сильно любит что-то, Айеро уверен, что не сможет тоже не полюбить это. Фрэнк полюбит что угодно, если это нравится Уэю, он ничего не может с собой поделать. Он изменит свое мнение по поводу чего-то, если Джерард испытывает симпатию к этому. Фрэнк — не большой поклонник швейцарского сыра, но если Уэй объявит, что любит его, то Айеро решит, что это лучшая чертова еда на всей планете. — Так, с которого мне начать? — спрашивает Фрэнк, потому что тут все еще целых двадцать комиксов. — Эм, думаю, зависит от того, чего ты хочешь; например, тебе больше нравятся команды или герои-одиночки? — Я не знаю, — Фрэнк пожимает плечами. — Ну, какой фильм о супергероях твой любимый? — спрашивает Джерард. — Эм, ну, возможно, «Мстители», — говорит Фрэнк, потому что он на самом деле видел около пяти фильмов о супергероях, но не хочет этого признавать, потому что думает, что это заставит Уэя расплакаться. Один из них был «Фантастическая четверка», так что мнение Фрэнка о таких фильмах не особо высоко. — Ладно, ну, я дал тебе «Мстителей», поэтому начни с этого, — произносит Джерард. — И будь осторожен с ним, он один из моих самых старых, не особо ценный или что-то вроде того, но я защищаю свои комиксы, как будто они мои дети. Фрэнк широко улыбается ему, демонстрируя зубы, из-за чего Джерард чувствует себя, как эскимо в жару сто градусов**, получивший солнечный удар. Он тает так быстро, будто даже никогда и не был твердым. — Какие твои любимые? — спрашивает Фрэнк. — Любимые серии комиксов? — Хм, наверное, «Люди Икс», — отвечает Джерард, — скорее всего. О, черт, у меня так много любимых. «Роковой Патруль», «Хранители», гребаный «Сорвиголова». Чувак, это жестоко. Я слишком много всего люблю. — Помнишь, ты говорил, что если когда-нибудь бросишь хоккей, то займешься комиксами? Я думаю, ты был бы восхитителен в этом. Если взять во внимание то, как ты говоришь о них, я думаю, ты был бы лучшим писателем комиксов в мире. На этих словах Джерард становится такого же цвета, как и Флэш. Он становится таким чертовски малиновым, что Фрэнк на секунду действительно начинает о нем беспокоиться. У Джерарда проблемы с принятием комплиментов. Дело даже не в том, что он не верит им или не может принять — ему просто сложно отвечать на них, когда люди хвалят его. Он хочет сказать «спасибо», но ему не так часто говорят что-то приятное, поэтому хочется сказать больше, так как комплименты проделывают огромный путь, чтобы дойти до него. Так что, когда кто-то хвалит его, он никогда не может найти слов, чтобы высказать все, что хочет. Не помогает и то, что именно Фрэнк сделал ему комплимент, ведь он любовь всей его гребаной жизни, стоит здесь и так легко произносит лучшие слова, которые Джерард вообще мог когда-либо услышать. Айеро на самом деле уже говорил ему что-то подобное раньше, но ведь он сказал это до того, как Уэй болтал о комиксах в течение пятнадцати минут. Фрэнк думает, что он будет хорош в этом, и Джерард считает, что тот говорит это не просто потому, что пытается быть милым. Он из тех парней, которые очень искренне хвалят людей. Айеро на самом деле думает, что он будет хорошо писать комиксы. Джерард любит его. Уэй зависает на добрые тридцать или сорок секунд, и ни одно слово не выходит из его рта; по крайней мере, ни одного различимого. В какой-то момент он просто сдается и молчит. Он пялится на ковер, чтобы не смотреть на Фрэнка, и это работает, пока он не понимает, что должен что-нибудь сказать прямо сейчас. — Итак, эм, обед, ты не хочешь пообедать? Я голоден, — говорит Джерард, и его голос немного высокий, но ему удается что-то сказать, и это все, что имеет значения. Фрэнк улыбается, но Джерард не смотрит на него, потому что не уверен, что его сердце сможет это выдержать. — Да, я бы поел, — произносит Фрэнк. — Что здесь есть хорошего в округе? Ты живешь здесь около пяти лет, а я лишь три недели, так что, что бы ты ни хотел, я «за». — Эм, ну, здесь отличная пиццерия всего в квартале от отеля, — говорит Уэй. — Да? — переспрашивает Фрэнк, как будто он не мог раньше догадаться, что Джерард любит здешнюю пиццу, учитывая, что всего в трех футах от того, где сидит Айеро, расположена стопка коробок из-под них высотой в милю. — Я люблю пиццу. — Значит, будем есть пиццу! — произносит Джерард, быстро вскакивая. У него возникает идея, когда он бродит вокруг дивана, и он оборачивается, чтобы посмотреть на Фрэнка, который обращает на него внимание. Квартира Уэя довольно темная, так как он держит окна закрытыми целыми сутками, не обязательно для того, чтобы его соседи думали, что он вампир, но это приятный бонус. — О, хочешь, мы закажем пиццу? Потому что на Netflix сейчас идет куча разных сериалов о супергероях. Фрэнк снова улыбается той самой широкой улыбкой, демонстрируя зубы, и Джерард едва слышно всхлипывает про себя. Он практически может почувствовать, как его сердце бьется в груди каждый раз, когда Фрэнк так улыбается ему. Он чувствует себя никак не заводящимся автомобилем, который все пытаются заставить ехать, но безуспешно. Он чувствует, что все его тело — это двигатель. Он становится всего лишь гребаной оболочкой человека, когда Айеро рядом с ним. Фрэнк воздерживается от немного неприличной шутки***, потому что, он не может сказать точно, почему, но он практически уверен, что Джерард внутренне сгорает прямо сейчас, а он не хочет все нагнетать. Есть большая вероятность, что тот просто взорвется, если Айеро скажет что-то не то. Он точно не знает, почему тот такой, но он считает, что ему не нужно об этом беспокоиться. Джерард, вероятно, просто нервничает, что Фрэнку не понравятся комиксы, которые он выбрал для него, вот и все. — Честно, я «за», если ты хочешь, — говорит Фрэнк. Он начал чувствовать себя комфортно в квартире Уэя. Это, вероятно, произошло после пятнадцатиминутной речи о супергероях. Он на самом деле впитал в себя каждое слово, произнесенное Джерардом, словно губка. Он просто не может найти в себе силы заскучать от чего угодно, что тот может сказать. Джерард издает странный звук, что-то среднее между стоном и скулежом, а затем заходит в комнату, прилегающую к гостиной и являющуюся, по мнению Фрэнка, его спальней. Этот звук является на самом деле результатом того, что Уэй сердится на себя за то, насколько сильно он любит Айеро; настолько сильно, что гнев дошел прямо до его сердца, что и вызвало непонятный скулеж. Когда Джерард исчезает в своей комнате, он садится на пол, опираясь головой о стену в течение нескольких секунд, издает что-то вроде плачущего звука, а затем снова встает и идет обратно. Он возвращается с телефоном в руке, садится на диван, и Фрэнк диктует ему свой заказ, который просто «без разницы, какая пицца, только с тонной овощей и без оливок», так как это его заказ в любой пиццерии. Джерард набирает нужный номер, болтает с парнем, который ответил на звонок и с которым, судя по всему, он довольно часто вот так разговаривает, если количество пустых коробок говорит о чем-то. А потом Джерард смотрит на Фрэнка, будучи слишком в предвкушении того, что они будут смотреть сериалы о супергероях, и из-за этого не сразу вспоминает, как больно на самом деле глядеть на него. — Ладно, так какой сериал о супергероях ты хочешь посмотреть? Весь такой мрачный или причудливый, но не настолько напряженный? — Ну, какой твой любимый? — спрашивает Фрэнк. — Оу, «Сорвиголова». Самый следующий канону сериал про супергероев из всех, которые, вероятно, когда-либо были. Чертовски потрясающий. «Флэш» тоже можно посмотреть, но он мне не особо нравится. Для меня супергерои должны быть сначала мрачными и напряженными, а потом уже немного с юмором, но не наоборот. — Тогда смотрим «Сорвиголову», — говорит Фрэнк. — Ох, да, черт возьми, — произносит Джерард таким голосом, как будто говорит о чем-то сексуальном, а не о сериале, но Фрэнк не против. Он просто с ним за компанию; не понимает, что происходит, но просто знает, что Уэй настолько красив, что у него болят кости. И даже зубы. Джерард настолько великолепен, что Фрэнк может это почувствовать своими чертовыми зубами. Уэй по-быстрому включает «Сорвиголову» по Netflix, как будто уже делал это несколько раз раньше. Все оказывается не так плохо, как Фрэнк ожидал, но среди сериалов Уэя есть девчачьи фильмы, и Айеро делает вид, что ничего не заметил. Возможно, Джерарду просто нравятся горячие девушки, которые в них снимаются. Как Фрэнк может судить его, когда сам смотрел «Предложение» как минимум двенадцать раз? Фрэнк не сразу проникается «Сорвиголовой», потому что он обычно скучает, когда смотрит такие сериалы. Это из-за фальшивой крови на экране, но в этом сериале этого нет. Через десять минут, однако, Айеро решает, что начинает наслаждаться этим. Их пицца прибывает примерно после половины серии, и Джерард ставит на паузу, а затем ему приходится отмахиваться от Фрэнка, который пытается предложить заплатить, но Уэй совершенно отказывается позволять ему это. — Слушай, я заставляю тебя читать миллион комиксов, и меньшее, что я могу сделать — это заплатить за чертову пиццу, — говорит Джерард. — Но… — Хэй, это мой дом, мои правила. И я говорю, что сам заплачу, — отвечает Уэй. Фрэнк вздыхает, но смиряется и позволяет тому пойти и заплатить. Джерард возвращается минутой позже с двумя коробками, а затем включает «Сорвиголову», прежде чем Фрэнк успевает вообще сказать что-либо. Не то чтобы он собирался много чего сказать, кроме как «хэй, Джерард, каждый раз, когда я смотрю на тебя, я понимаю, зачем человечество было создано. Смысл жизни в том, чтобы кто-то настолько идеальный, как ты, мог бы в конечном итоге оказаться здесь». Хотя ему, вероятно, не стоит говорить это вслух. Фрэнк остается на своей стороне дивана большую часть сериала, глядя на Джерарда так часто и думая о том, как удивительно было бы поцеловать его прямо сейчас. Уэй так очарован сериалом, что быстро забывает о том, что собирался поесть, так что время от времени Айеро поворачивается к нему; синий свет от телевизора освещает его лицо, и он прекращает на время жевать, чтобы любовно глянуть на экран. Этот тот взгляд, которым Фрэнк хочет чтобы тот смотрел на него, а не на телесериал. Он хочет, чтобы Джерард посмотрел на него так, как смотрит на супергероев. Уэй смотрит на него гораздо более нежно, чем на супергероев, просто Фрэнк слишком сильно отрицает это, чтобы заметить. Он смотрит на Айеро так, как любой человек смотрел бы на стопку из миллиарда долларов наличными или, по крайней мере, на затерянный золотой город. Джерард смотрит на него так, будто тот хранит в себе тайны вселенной, которые он искал всю жизнь. Он смотрит на него так, как никогда не смотрел на что-нибудь еще: с чистым обожанием и трепетом. Фрэнк остается относительно спокойным в течение первой серии, и к тому времени, как появляются субтитры, он поворачивается, чтобы посмотреть на Джерарда, одаривающего его тем самым предвкушающим взглядом, который согревает его сердце даже сильнее, чем он мог себе представить. Даже если Айеро не понравился бы сериал, что было бы неверным словом, он не мог бы сделать или сказать что-либо, что задело бы чувства Уэя. Джерард смотрит ему в глаза, спрашивая: — И что ты думаешь? Фрэнк улыбается ему, желая иметь возможность поцеловать его вместо ответа. Показать, насколько ему понравилось, а не рассказать. — Очень здорово, — то, что он говорит в конечном итоге. — Да? — спрашивает Уэй, радуясь слышать это от Фрэнка. — Не хочешь посмотреть следующую серию? — он так хочет схватить парня и прижать его к себе, чтобы они могли смотреть «Сорвиголову», обнимаясь. Держать Фрэнка ближе, с головой на груди Джерарда, под одеялом, согревающим их обоих. Он мог бы сидеть так вечность, прижимать Айеро ближе к себе, настолько близко, чтобы можно было почувствовать его сердцебиение. Так близко, чтобы их сердца начали биться в унисон. — Определенно, — говорит Фрэнк, так как он не идиот, чтобы отказаться от возможности провести больше времени с Джерардом. Он бы провел остаток жизни вместе с ним на этом диване, если бы тот предложил. Джерард позволяет серии переключиться самой по себе, и Фрэнк грустно вздыхает, когда вспоминает о пространстве между ними. Они так ужасно далеко друг от друга, когда могут быть совсем рядом, и он готов отдать что угодно, лишь бы сделать этот диван меньше. Он хочет, чтобы он стал диванчиком для двоих, заставляя их сидеть вместе. Но, к сожалению, он достаточно большой, так что Фрэнк не может придумать какую-нибудь не гейскую причину, чтобы придвинуться к Уэю. Просто нет никаких возможностей преодолеть это расстояние между ними, не превратив это во флирт. Они так и сидят на протяжении следующей серии. И следующей. И следующих четырех. А потом еще парочки. Честно говоря, Фрэнк даже не замечает, как садится солнце, но в конце концов они на последней серии первого сезона, и Айеро действительно не имеет понятия, как вообще прошел день. Он клянется, что они посмотрели только четыре серии. Он не знает, каким образом четыре превратились в тринадцать. Он также сильно раздражен тем, что за все эти тринадцать серий он коснулся Джерарда лишь однажды, когда они помыли руки, и тот вручил ему банку кока-колы. Это определенно не тот грубый секс, о котором Фрэнк мечтал вчера ночью. — Черт возьми, уже так поздно? — спрашивает Айеро, когда смотрит вниз на телефон и видит, что уже каким-то образом десять часов вечера, а это значит, что ему удалось провести полдня в квартире Джерарда. Он не может не думать о том, сколько секса у них могло бы быть за это время. Он выбрасывает эти картинки из своей головы так быстро, как только они появляются, потому что это действительно заставляет его краснеть просто из-за одной мысли об этом. — Черт, — говорит Уэй, когда смотрит на часы. — Я даже не планировал, чтобы мы просидели так долго; я думал, что мы просто пообедаем, а потом ты уйдешь. Прости за это. — Нет, нет, все абсолютно в порядке. Мне очень понравился сериал, — уверяет его Фрэнк. — Да? — переспрашивает Джерард, выглядя очень счастливым по этому поводу. — Тогда тебе понравятся комиксы. Они на самом деле очень точны. Актеры в сериале очень подходят на роли своих персонажей, — Уэй предпочитает не говорить о той части, где он трахнул бы Мэтта у стены, потому что чувствует, что это не особо хорошо. Кроме того, он все равно предпочел бы трахнуть у стены Фрэнка. — Мне пора домой, — произносит Айеро. — Уже немного поздно. — Да, наверное, неплохая идея, — говорит Джерард. — Я очень рад, что мы провели время вместе, а также что тебе понравился сериал. Теперь тебе будет проще влиться в комиксы, верно? Потому что теперь ты, типа, знаешь, какими удивительными они могут быть. — Определенно, — произносит Фрэнк и берет стопку лежащих на журнальном столике комиксов, которые Джерард дал ему. Уэй провожает его до двери, а Фрэнк идет так медленно, как только может. Он хочет провести больше времени с Джерардом. Несмотря на то, что они буквально провели целый день вместе, этого кажется недостаточно. Айеро на самом деле полностью измотан, хотя все, что он делал сегодня, — это смотрел телевизор и ел пиццу. Он также много тосковал по Джерарду, что тоже является утомительной работой, учитывая, сколько раз ему приходилось напоминать себе, что Уэй не принадлежит ему, и каждый раз, когда он это делал, от его продолжительности жизни словно убавлялось по пять лет. — Я очень надеюсь, что они тебе понравятся, — говорит Джерард. — Скажи мне, когда прочтешь какой-нибудь из них, ладно? Я совершенно готов к трехчасовому разглагольствованию о рисовке, названиях или вообще о чем угодно. Комиксы — это моя гребаная жизнь, я люблю в них буквально все. — Ладно, — улыбается Фрэнк. — Только не сегодня, потому что мне надо поспать. — Да, разумеется, — отвечает Джерард. Они обмениваются еще несколькими любезностями, и это слишком формально, учитывая, что они провели вместе большую часть дня, смотря телевизор, но Фрэнк не особо возражает. Он идет обратно к общежитию с мыслями о Джерарде. Все, о чем он может думать, — это насколько тот великолепен. Он такой красивый, забавный и страстно увлеченный чем-то. Если он не отдает всего себя, он ничто. Когда ему что-то нравится, он посвятит этому гораздо больше, чем половину того, что он может. Джерард любит всем своим сердцем. Фрэнк хочет, чтобы Уэй любил его так, как любит комиксы. По пути Айеро всматривается в каток. Он кажется пустынным, что ненормально для него. Он не может увидеть сам лед, но свет в вестибюле наполовину выключен, так что, очевидно, там никого нет. У них обычно тренировки по субботам, однако сегодня Тренер решила дать им перерыв из-за побед на этой неделе. Обычно у них всего один выходной в месяц в субботу, и это было на прошлой неделе. Фрэнк не жалуется, ему нужен был такой день. Ему нужен был такой ленивый день. С Джерардом, разумеется. Айеро заходит в комнату, когда на часах четверть двенадцатого, и находит ее удивительно пустынной. Он полагает, что Рэй в городе или занят чем-то гораздо более интересным, чем просмотр телевизора целый день и подлизывание к кому-то, кого не может назвать своим. Фрэнк падает на свой стол с мыслями о Джерарде. Теперь он понимает, как пусто чувствует себя без Уэя. Без его запаха вокруг он ощущает вонь грязного белья и освежителя воздуха. Это даже близко не тот согревающий аромат, который окружает Джерарда. Фрэнк хотел бы налить его в бутылку и носить с собой. Каждый раз, когда ему грустно, Уэй может его приободрить. Он также мог бы испортить его настроение из-за того, какое влияние оказывает на него. Джерард — его окончательное поражение, но в то же время и тайное оружие. Фрэнк осматривает комнату, и при этом его неадекватность возрастает с каждым взглядом. Здесь просто не так хорошо, как у Уэя. Здесь больше постеров, меньше беспорядка, но это не квартира Джерарда, что внезапно заставляет все казаться хуже. Если это не Джерард, то в чем вообще смысл? Фрэнк не хочет находиться здесь прямо сейчас; он не может объяснить, почему, но это так. Он вздыхает, думая о том, что можно поделать прямо сейчас. Он не знает, где Рэй, так что не может присоединиться к нему. Он всегда может написать ему, но это кажется требующим слишком больших усилий. Айеро также вроде как хочет побыть один, чтобы иметь возможность подумать о Джерарде, а если он находится в какой-либо компании, у него это просто не выйдет. Все, что у него будет, — это ощущение, что все они не настолько хороши, как Уэй. Тот является, несомненно, отличной компанией, даже если все, что они делают, — это сидят на диване и смотрят «Сорвиголову». Затем Фрэнк вспоминает о пустом катке и очень быстро приходит в себя после этой мысли. Он берет свои коньки из пространства между своим столом и стеной, где он их прячет. Проверяет, что на нем надето, размышляет, стоит ли переодеваться, но потом решает, что это не имеет большого значения, поэтому он очень быстро выходит из комнаты, всего лишь через пару минут после того, как зашел в нее. Расстояние до катка становится короче с каждым шагом, пока Фрэнк идет туда. Это уже знакомый путь, он изучил его невероятно хорошо. Он не занимался фигурным катанием почти две недели; у него просто не было ни времени, ни сил. Когда Фрэнк оказывается там, он обнаруживает, что двери заперты, и это хороший знак, означающий, что кто-то, кто был здесь раньше, решил запереть каток на ночь. Айеро достает ключ, который Джерард отдал ему, открывает двери и снова запирает их за собой. Немного рискованно заниматься этим прямо сейчас, а не рано утром, так что он не особо хочет, чтобы кто-то смог зайти сюда после него. Фрэнк выключает все светильники, которые еще были включены, когда идет в раздевалку. Он быстро обувает свои коньки и запихивает все остальное в свой шкафчик. Он оказывается на катке еще до того, как даже подумает об этом, настолько изголодавшись по ощущению льда под ногами. Каждый раз, когда он занимается этим, кажется, будто прошли годы. Это секрет между ним и катком, и это заставляет его засуетиться и немного запаниковать из-за осознания, что его могут засечь в любую минуту. Фрэнк даже не ставит себе никаких целей на этот раз, не беспокоясь о реальной тренировке, ему честно просто хочется побыть на льду. Ему неважно, хорошо это или плохо. Ему неважно, как он выглядит. Фрэнк просто хочет кататься на коньках, хочет, чтобы это все стало знакомым. Он проводит десять или двадцать минут, просто катаясь по периметру льда, не делая ничего такого. Он совершает парочку одиночных и двойных акселей, приземляясь не особо хорошо, но ему плевать. По большей части он делает различные вращения, каждое из которых дается ему легко. Обычно он слишком строг к себе, ругает за каждую ошибку, но сегодня он в каком-то смысле на высоте от времяпровождения с Джерардом, позволяя фигурному катанию передать это. Дело не в том, чтобы быть классным или делать все возможное, а в том, чтобы передать свои эмоции. Мысленно он повсюду. Он не может перестать думать о Джерарде, и мысли о нем движут и мотивируют его прямо сейчас. Все, о чем он только может сейчас думать, — это как он хочет показать то, что чувствует к Уэю, через свое катание. Он не может сделать этого в хоккее, эта игра никак не связана с грацией или красотой. Хоккей связан с тем, где нужно оказаться, отталкивая всех, кто встает на пути, чтобы показать, кто здесь главный. Фигурное катание — это танец, игра визуальной привлекательности. Фрэнк хочет передать все свои эмоции, и единственный способ сделать это — быть на льду. Тем временем Джерард бродит по холодному воздуху, думая о том, как отстраненно чувствует себя сейчас без Фрэнка. Мир кажется более жестоким без него. Кажется, будто вся ненависть и страдания становятся более заметными, более яркими вокруг него. Все кажется таким ужасным, недостойным существования Фрэнка. Потому что, серьезно, тот слишком хорош для всего, что знает Уэй. Он слишком хорош для команды, слишком хорош для меньших игроков, с которыми и против которых он играет. Определенно слишком хорош для Джерарда. Он просто слишком хорош для всего, что есть на свете, и это чудо, что мир вообще позволил такому ангелу быть окруженным подобной тьмой. Уэй смотрит на надвигающееся на него здание, в котором, он знает, сейчас находится Фрэнк, возможно, уже спящий. Он хотел бы залезть к нему в постель и держать его рядом, но у него нет такой роскошной возможности. Джерард резко разворачивается перед зданием Ланкастера в сторону катка, доставая при этом ключи из кармана. Свет уже выключен, и это означает, что на сегодня Тренер уже ушла, так что здание полностью в его распоряжении. Ему просто нужно отвлечься от Фрэнка, заняться тем, чем он на самом деле должен был заняться сегодня. Он так сильно сосредоточился на времяпровождении с Айеро, что забыл о других своих обязанностях, помимо Фрэнка. Как только Джерард заходит в помещение, он понимает, что что-то не так. Вестибюль темный и пустой, но на самом катке свет горит. Он преодолевает небольшое расстояние до верхних трибун, а затем видит силуэт на льду, что, мягко говоря, неожиданно. Джерард смотрит на него и закатывает глаза, как только замечает, что тот занимается фигурным катанием, являющимся одной из наименее любимых вещей Уэя во всем мире. Он прислоняется к стене на минуту, наблюдая за ним и размышляя в это время над целым ассортиментом разных вещей. Джерард отмечает, что это парень, и это значительно удивляет его, потому что он не уверен, что вообще когда-либо видел парней-фигуристов, но, честно говоря, он делает все возможное, чтобы избегать их, так как его ненависть слишком сильна. Он знает, что парни занимаются фигурным катанием, не то чтобы он не в курсе этого — ему просто плевать. Он не может разглядеть лицо парня, так как тот слишком далеко и слишком быстро двигается. Он, кстати, не замечает, что за ним наблюдают. Он кажется слишком занятым фигурным катанием, слишком погруженным в свой собственный небольшой мирок, даже не думая о том, что кто-то может шпионить за ним. Не то чтобы кто-нибудь другой на его месте ожидал бы, что за ним будут следить — уже довольно поздно, сегодня здесь вообще не было каких-либо тренировок, и каток был пустым целый день. Потом до Джерарда доходит, что дверь была заперта, и нужен ключ, чтобы ее открыть и закрыть. Это означает, что тот, кто сейчас находится на льду, должен был каким-то образом заполучить этот ключ. Уэй немного паникует на секунду, решив, что потерял свой собственный, но затем вспоминает, что использовал его, чтобы попасть сюда. До Джерарда доходит осознание, как по щелчку пальцев. У парня черные волосы, как у Фрэнка. У него есть ключ и возможность зайти сюда, как у Фрэнка. Он катается женственно и уверенно, как Фрэнк. Человек на льду останавливается на секунду, и его голова повернута в сторону Джерарда и опущена, когда он пытается перевести дыхание, так что он все еще не замечает своего зрителя. Уэй пользуется возможностью пригнуться и спрятаться за сиденьями. Когда он смотрит в щель между ними, ему удается разглядеть лицо юноши. То, что он видит, подтверждает его подозрения. Это Фрэнк. — Фрэнк? — спрашивает Джерард самого себя, почти слишком ошеломленный, чтобы даже просто понять, что это Айеро на льду. Как это может быть Фрэнк? Это даже невозможно. Он хоккеист, а не фигурист. Он лучший игрок в команде, он не… не может быть. Но это Фрэнк. Это его лицо. Это та же одежда, что была на нем, когда он был с Джерардом. Все в нем указывает на то, что это он и есть. И все же Уэй едва может в это поверить. Как вообще этот человек может быть Фрэнком? Айеро — фигурист. Он делает гребаные вертушки. Одна из вещей в мире, которую Джерард ненавидит больше всего, — это чертовы фигуристы, и Фрэнк один из них. Айеро — одна из его самых любимых вещей в мире, и он все еще занимается его наименее любимым занятием на планете. Он становится скоплением тысячи враждующих в нем эмоций. В основном он наполнен отрицанием и замешательством. Он не в состоянии поверить, что это может быть Фрэнк; такое ощущение, будто его глаза обманывают его. Это просто невозможно, чтобы человек, который забил половину их голов в этом сезоне, вообще может быть тем же человеком, который прямо сейчас вращается с одной ногой в воздухе. Это никак не может быть один и тот же человек. Под своим замешательством Джерард немного зол. Он злится, что один из лучших хоккеистов, которых их команда когда-либо видела, может запятнать свою репутацию, совершая вертушки. Как Фрэнк мог предать такой вид спорта? Как он вообще мог подумать, что это нормально? Фигурным катанием заниматься ненормально. Оно делает хоккей смехотворным. Стирает все усилия, которые направлены на эту игру. Это оскорбление. Это лично оскорбляет Джерарда до глубины души. Под этим находится то, что напоминает впечатление, хотя Уэй никогда бы за миллион лет не признался бы в этом. Он абсолютно ненавидит фигурное катание, но, несмотря на это, не может не удивляться тому, насколько Фрэнк хорош. Он ненавидит себя за эту мысль, но это на самом деле впечатляюще. Тот прыгает в воздухе, вращается, а затем приземляется на лед только на одну ногу, что, Джерард все еще отказывается это признать, невероятное испытание. Уэй никогда бы не смог сделать ничего подобного, хотя он никогда не катался ни в чем, кроме хоккейных коньков. Это, несомненно, впечатляет, но, в любом случае, не мешает ему отрицать это. Джерард оказывается пойман между целым разнообразием возможных вариантов дальнейшего развития всего этого. Он может посмеяться над своей гребаной задницей здесь и сейчас, а потом высмеять Фрэнка в лицо. Он может заснять видео о том, как тот делает гребаные вертушки, выложить его на фейсбук и публично опозорить его, вплоть до изгнания. Он может уйти прямо сейчас, а потом завтра рассказать об этом целой команде, чтобы заставить Фрэнка хоть немного подчиниться общественному мнению, но внести в его жизнь позор среди всей хоккейной команды. Джерард может и совершенно точно должен сделать все эти вещи. Вместо этого он и дальше сидит на своем месте, спрятавшись за сиденьями, и наблюдает за ним. Хоть он и не знает терминологии, он наблюдает, как Фрэнк приземляется после тройного лутца, как будто это ерунда, словно он может сделать это даже во сне. Джерард подавляет то, что, по его мнению, может быть смехом, но это скорее вздох. Это на самом деле зависит от интерпретации. Он не хочет признавать то, что очарован, наблюдая за ним. Он на самом деле в восторге от формы Фрэнка, глядя на его изящество. Тот совершенно величественный, просто захватывающий. Айеро просто скользит, вот в чем дело. Он не выглядит неуклюжим и массивным, как в хоккейном снаряжении. Он просто похож на лебедя, расслабленно плавающего в воде, пока никто не видит. Он ослепителен, великолепен, каким-то образом даже более красив, чем обычно, что о чем-то говорит. Джерард наблюдает за ним в течение нескольких минут, не зная, как долго, так как он слишком загипнотизирован выступлением Фрэнка. Он не замечает, как тот спотыкается, не знает, что тот вообще совершает какие-либо ошибки. Он даже не знает, как их определить. Он просто считает, что Айеро великолепен. Фрэнк приземляется после последнего тройного прыжка в идеальную позу, спиной к Джерарду, обращаясь к месту, где сидели бы судьи, и Уэй чувствует порыв зааплодировать ему, потому что это просто нужно сделать в конце выступления, если, конечно, вы не хоккеист, который обязан кричать «фу», бросать помидоры или просто выйти на лед и толкнуть парня. Джерард может видеть, как тяжело поднимается и опускается грудь Фрэнка, как глубоко и тяжело тот дышит, и он может практически услышать это прямо со своего места. Он может сказать, что Айеро истощен и полностью измотан. Он практически чувствует, как устало его тело. Он ненавидит фигурное катание, всю жизнь признавал, что это легко, но прямо сейчас может сказать, что то, чем занимался Фрэнк, ни капельки не легко. Он чувствует, что просто стал свидетелем слишком личного момента. Это хуже, чем застать какого-нибудь чувака во время мастурбации, потому что, по крайней мере, обе стороны лягут спать со знанием того, что они оба делают это. Это просто более эмоционально. Это как поймать кого-то, кто делает что-то большее, чем просто мастурбация. Это монументальная вещь, талант, который Фрэнк только что продемонстрировал самому себе; что-то, с чем вы бы не поделились с другими людьми, и это очевидно, учитывая, что Джерард даже не знал, что тот фигурист. Это как зайти внутрь чьего-то мозга и наблюдать за тем, как он работает. Джерард должен уйти. Он вообще не должен был здесь быть. Не должен был врываться в такой личный момент. Хотя он остается, загипнотизированный Фрэнком, возвращающимся назад и начинающим заново, как будто то, что Уэй только что видел, было недостаточно хорошо. Джерард только что просто прошел через эмоциональное испытание, просто наблюдая за ним, и никак не может быть, чтобы то, чему он стал свидетелем, было недостаточно хорошо. Но Фрэнк начинает сначала, позволяя своему телу двигаться по-другому в попытке интерпретировать то, что он чувствует, словно это совершенно новая среда. Каждое его движение безупречно для Джерарда; каждая секунда, которую тот проводит на льду, заставляет его сомневаться во всем, что он знает о мире. Он должен уйти, его не должно быть здесь. Джерард медленно встает и тихо поднимается по ступенькам в тень зала, прежде чем Фрэнк может его заметить, но не то чтобы тот вообще собирается его замечать, так как в этот момент делает вращение, которое, кажется, длится вечность. Джерард бросает несколько последних взглядов на Фрэнка, и это его последняя возможность снять видео, которое останется шрамом для Айеро на всю оставшуюся жизнь. Уэй уходит так же, как и пришел, не позволяя себе повернуться назад и даже подумать о том, чтобы попытаться устроить скандал. Фрэнк не заслуживает этого; не тогда, когда он только что чуть ли не заставил Джерарда плакать из-за того, что тот видел. Джерард не утруждает себя заходом в офис, чтобы заняться работой, ради которой он вообще пришел сюда. Он не хочет даже просто оставаться на катке, так как слишком боится того, что скажет Фрэнк, если узнает, что Уэй был здесь. Так что, вместо этого он подходит к двери, тихо открывая ее и возвращаясь в мир снаружи, где все нормально, ничто ни капельки не изменено той альтернативной реальностью, в которой Джерард только что побывал. Уэй идет по тротуару, его сердце бьется слишком быстро, шаги тяжелые, а мысли бесконечно путаются. Он не может это объяснить, но Джерард чувствует себя по-другому, и он не уверен, что это плохо.