All We Need is Daylight

Фрэнк просыпается в том же мире, что и всегда. Конечно, он не в курсе того, что Джерард обнаружил прошлой ночью, так что его жизнь не изменилась. Все нормально, если это можно так назвать. Фрэнк оглядывается и видит Рэя, спящего на кровати внизу, почти как собака или мешок с кирпичами. К счастью, он не храпит. У него иногда бывает такое, когда он крепко спит и особенно громко сопит; например, как две недели назад, когда он разбудил Фрэнка, и тот решил, что если Рэй разбудил его, то он тоже разбудит Рэя, и бросил носок ему в лицо. Уже позднее утро, и Айеро удивлен, что его сосед по комнате все еще спит, ведь уже целый мир проснулся раньше них. Фрэнка оправдывает то, что он отсутствовал всю ночь сначала с Джерардом, а потом на катке. К тому времени, как он вернулся, Рэй уже спал, так что у того нет оправданий. Фрэнк не хочет будить его — по крайней мере, не в выходной. В атмосфере, к которой уже привык Фрэнк, царит мрачный воскресный мрак. Это очень неприятное чувство, сравнимое с тем, что испытывает человек, проснувшийся в день его запланированной казни, и Айеро хмурится, когда смотрит вниз. У него еще целый выходной впереди, а такое ощущение, будто он уже закончился. Тем не менее, Фрэнк вылезает из постели, почти падая лицом вниз, и он уверен, что шишка на его затылке становится больше каждый раз, когда залезает на кровать и слезает с нее. Он быстро одевается, не совсем уверенный, чем займется сегодня, но зная точно, что не хочет сидеть весь день в помещении. Айеро не совсем уверен, какое сегодня число. Он знает, что его день рождения наступит в один из ближайших дней, однако он не обсуждал это со своими товарищами по команде и не собирается этого делать. Его дни рождения всегда скромны, и единственный раз, когда он рассказывает кому-либо о своем празднике, — это когда он сидит в ресторане и хочет свой бесплатный десерт, являющийся ежегодной традицией, которую он намерен соблюсти снова в этом году. Может, он расскажет Джерарду или Питу. Он может даже получить настоящий подарок от кого-то, кроме своей мамы, бабушки и тети. Фрэнк немного легкомысленно думает о Уэе, который вручает ему подарок, потому что уверен, просто уверен, что тот, вероятно, купит ему фигурку Капитана Америки с качающейся головой или статуэтку Чудо-женщины, ну или что-нибудь не менее дурацкое. С другой стороны, Джерард пропитан атмосферой «Звездных войн», и хотя Фрэнк еще не нашел этому подтверждение, он уверен, что Уэй смог бы вспомнить название каждой планеты этой вселенной. И в этом они наверняка будут схожи. Пит из тех парней, которые дарят кому-либо кружки на дни рождения. После удара ногой о стол, молча прыгая и проклиная себя, а затем немного ноя, потому что та продолжает пульсировать, Фрэнк наконец-то покидает комнату. Он бездумно выходит через дверь, глядя на ковер и изучая его узоры, когда идет по ним. По крайней мере, то, что он будет делать ближайшие несколько часов, — это пытаться убедить кого-нибудь прогуляться по городу с ним, чтобы он действительно мог начать узнавать окрестности. Фрэнк не совсем уверен, что город вообще из себя представляет, потому что до сих пор не уходил дальше, чем на сто футов от кампуса. Квартира Джерарда была самым дальним местом, где он был; за исключением аэропорта, но там было темно и мрачно, поэтому он все еще не особо представляет, что этот город вообще такое. Он лишь в курсе того, что это симпатичное маленькое местечко с несколькими сетями магазинов, в основном каких-нибудь популярных и для молодых мамочек. Фрэнк выходит за пределы общежития, даже толком не оглядевшись по сторонам, и он очень удивлен тому, что его встречает хруст под ногами. Он смотрит вниз и видит, что каким-то образом за ночь выпал снег, а когда поднимает взгляд вверх, то замечает крошечные мокрые снежинки, кружащие вокруг него. Они вряд ли прилипнут к одежде и, скорее всего, растают, как только коснутся чего угодно, кроме снега. Фрэнк смотрит на небо, ослепительно белое, соответствующее снежным хлопьям, падающим с него, и удовлетворенно улыбается своим мыслям. Айеро ужасно любит снег — он делает мир немного тише и спокойнее. Фрэнк предпочитает зиму лету, вероятно, потому, что ему больше нравится холод, чем жара. Он также просто очень любит атмосферу зимы: она такая мягкая, уютная и приятная, в отличие от летнего акцента на том, чтобы получить максимум удовольствия, что превращает это в соревнование, которое в конечном итоге никто не выигрывает. По очевидным причинам Фрэнк также предпочитает зимние каникулы летним. Он любит праздники, а также пить горячее какао, носить теплый свитер, проводить время со своей мамой и смотреть зимние фильмы по семейному каналу. Если Айеро и любит что-то больше, чем зимние каникулы, то это Хэллоуин. Фрэнк может не праздновать свой день рождения очень экстравагантно, но он обязательно отпразднует Хэллоуин. Просто нереальное совпадение, что эти два события совпали. Все в Хэллоуине удивительно. Фильмы ужасов, переодевания в костюмы, тыквенные сладости и вообще сама эта жутковатая атмосфера, наполняющая каждый уголок мира. Хотя Фрэнк никогда ни с кем не праздновал этот день. Когда он был ребенком, Хейли ходила с ним за конфетами. Она была его соседкой и достаточно старше его, чтобы отвечать за Фрэнка, пока они были всего в нескольких кварталах от дома. У Хейли были лучшие костюмы, она всегда побеждала Айеро, который был Ханом Соло около четырех лет подряд, пока не вырос из своего жилета. Фрэнк очень сильно взволнован тем, каким будет Хэллоуин в этом году. Это будет его первый праздник с друзьями, так что этой ночью будет, чего вспомнить. Особенно ту часть, где он следует за Джерардом, куда бы тот ни пошел. Влюбленность Фрэнка стала примерно в три миллиона раз хуже, чем два дня назад. До этого он был чрезмерно увлечен Джерардом, но после вчерашнего дня любовь к нему резко возросла. Он позволил бы Уэю убить его, если бы тот попросил. Фрэнк позволил бы ему перешагнуть через себя, поэтому ему нужно быть немного осторожным с ним, иначе он просто отдаст ему свой бумажник. Фрэнк не обращает внимания на то, куда он идет, — опасная привычка, от которой он не сможет избавиться, даже если захочет. Он смотрит вверх на все еще падающий снег, а потом видит общежитие Пита перед собой. Он пожимает плечами и решает, что это такое же хорошее место, как и любое другое, и заходит внутрь. Он проходит мимо нескольких человек, одетых в различные уютные шапки, которые Фрэнк хотел бы тоже иметь, но он не знал, что на улице снег, поэтому теперь ему надо просто смириться. Айеро идет по коридору до комнаты Пита, стучится в дверь, а через минуту слышит знакомое «войдите». Фрэнк открывает дверь и видит в комнате одного лишь Патрика, глядящего вниз на свой телефон, как будто он слишком увлечен чем-то. Кажется, что его отрывают от своего занятия, когда он поднимает свой взгляд на Айеро, улыбающегося ему, а затем смотрит вокруг и видит, что шторы на окне раздвинуты и демонстрируют суровый белый мир снаружи. — Хэй, Фрэнк, — говорит Патрик голосом, который по какой-то причине действительно напоминает Фрэнку о кленовом сиропе. — Что случилось? — Ничего, — Айеро пожимает плечами. — Просто немного… скучно. Или, я не знаю, я проснулся совсем недавно, и, для начала, я совершенно не знаю, чем сегодня заняться. — О, ну, Пита здесь нет. Он все выходные в библиотеке, делает кучу домашнего задания, так что он не вернется в ближайшее время. — Все в порядке, — говорит Фрэнк, потому что ему так же комфортно в компании Патрика, как и в компании всех остальных. Теперь, если бы это зависело от него, он был бы с Джерардом, но он также супер-застенчив и не хочет возвращаться к нему только через сутки после того, как они провели весь день вместе. — Эм, ну, знаешь, у нас все еще есть та статья, если ты не против? — предлагает Патрик, и Фрэнк внезапно вспоминает. Он почти полностью забыл об этой статье, она просто вылетела из его головы. — О, точно, — говорит Айеро так, будто искренне рассматривает этот вариант. Патрик не уверен, произойдет ли это когда-либо, что, по его мнению, нормально, однако это то, что он хочет написать уже целый год, но у него все не было возможности или шанса, так что это немного облом. Он знает, что смог бы написать действительно вдохновляющую, трогательную статью, если бы ему дали шанс. Фрэнк немного подло поступает, поэтому он не совсем уверен, произойдет ли это когда-нибудь, или это больше напоминает ситуацию, когда друг говорит «нам надо проводить больше времени вместе», а затем больше никогда с вами не разговаривает. — Все нормально, если ты не хочешь; я имею в виду, это не так уж и важно, и… — Знаешь, что? — произносит Фрэнк, когда думает об этом и о своем совершенно пустом графике на сегодня. — Да, на самом деле. Было бы неплохо, у меня целый день свободен, почему нет? — Правда? — переспрашивает Патрик, выглядя взволнованным. Его уши поднимаются, когда он с нетерпением смотрит на Фрэнка, совсем как щенок, услышавший слово «гулять». — Ага, — отвечает Айеро, кивая и действительно выглядя так, словно он желает это сделать; не обязательно с восторгом, но это лучшее, на что можно надеяться. — Хорошо, ага, да, — говорит Патрик, вставая и подходя к своему столу, чтобы взять и включить свой ноутбук. Фрэнк берет стул, стоявший у стола Пита, выдвигает его и крутит так, чтобы он мог смотреть на Стампа. Прелюдия не особо долгая: немного неприятного напряжения и звук включившегося ноутбука, а затем Патрик смотрит на Фрэнка с беспокойством в глазах. Он немного опасается по поводу этого всего, боясь, что Айеро потом пожалеет об этом. — Фрэнк, ты уверен, что хочешь это сделать? — спрашивает Патрик. — Вполне. — Вполне? Фрэнк, мне нужно, чтобы ты был на сто процентов уверен, хочешь ли ты пройти через это. — Я знаю, знаю, — говорит Айеро. — Я хочу. Правда. — Ты уверен? Потому что ты не должен. Ты не обязан делать это, решение остается за тобой. Не за мной, не за нами — за тобой. — Я знаю, — произносит Айеро. — Но я думаю, что это правильно. Даже если никто не посочувствует этому, ты высвободишь целый ад из этой статьи. Это может даже стать рекламой для команды, что нам очень нужно. Никто не приходит на наши игры. — Но я просто не хочу, чтобы ты потом пожалел об этом, — говорит Патрик. — Я не пожалею, — кивает Фрэнк. — До тех пор, пока это полностью анонимно. Я не… я имею в виду, я не могу быть единственным геем-хоккеистом. Я знаю, что даже не единственный в команде. Что, если есть другие такие люди в других видах спорта? Что, если мое существование сможет им помочь? Я просто должен попытаться. Должен. Ради Пита. — Ради Пита, — повторяет Патрик себе под нос. — Это причина, по которой ты попросил меня дать это интервью, не так ли? Ты хочешь помочь Питу. Помочь таким же, как он. — Да, — кивает Патрик. — Я просто хочу, чтобы люди не чувствовали себя такими одинокими. Пит просто так сломлен, я не думаю, что ты до конца понимаешь. Это разбивает мне сердце, разрывает его на две половины. Я люблю Пита. Люблю его так сильно, что невозможно описать словами. Я просто хочу, чтобы он и другие люди, такие, как он, — как мы, на самом деле, — больше не чувствовали, что сражаются с самими собой. — Вот почему я хочу это сделать. Из-за всего, что ты только что сказал, — отвечает Фрэнк, а затем Патрик кивает, судя по всему, наконец-то убежденный в его уверенности. Айеро не настолько сильно уверен в этом, насколько он хочет, чтобы Патрику казалось. Он очень нервничает, невероятно сильно. Но Пит, вероятно, его лучший друг, учитывая, насколько сильно ему нравятся остальные ребята. Он единственный, кто заставляет его чувствовать себя наиболее живым, в отличие от Джерарда, в присутствии которого он слишком нервничает, чтобы проводить с ним время. Фрэнк просто хочет помочь людям: таким, как Пит, как он сам и как Патрик. Их так много, и несправедливо, что все они во тьме. — Ладно, — кивает Патрик и делает глубокий вдох. — Тогда ты готов начать? — Да, — соглашается Фрэнк. — Хорошо, — говорит Патрик, глядя на ноутбук на своих коленях. Некоторое время назад, когда они говорили о статье, Фрэнк не разрешил ему сделать запись интервью. Не потому, что он не доверяет Патрику хранить эту запись только для себя, а потому, что люди все время что-то теряют, и невероятно легко проникнуть в комнату в общежитии, когда ее хозяин находится где-нибудь в другом месте. Морган живет неподалеку. Фрэнк знает, что это иррационально, но одна только мысль о записи его, признающего, что он гей, когда он находится в такой непосредственной близости от Моргана, выводит его из себя. У того не было бы причин подозревать, что эта запись вообще существует, но Фрэнк все еще не хочет рисковать. Часть Фрэнка немного обеспокоена тем, что Пит может вернуться в комнату в ближайшее время, хотя Патрик заверил его, что тот в библиотеке пытается сделать кучу домашней работы. Он все еще может вернуться. Но даже если он это сделает, они не обязаны рассказывать ему, чем занимались до его прихода. Фрэнк все еще намерен однажды рассказать Питу обо всем, но просто нужное время еще не пришло. — Ладно, ты готов? — спрашивает Патрик, и Айеро кивает. — Хорошо, первый вопрос, поехали. Я хочу узнать немного твоей предыстории, прежде, чем мы перейдем к чему-то особенному, если ты не против. Очевидно, что я не буду публиковать ничего, что могло бы натолкнуть людей на мысль, что это ты: ни возраст, ни курс, ни родной город, ни чего-нибудь еще. Я просто хотел бы, чтобы ты рассказал, как долго ты знаешь, что ты гей? — Эм, ну, — начинает Фрэнк, вспоминая. Если подумать, у него никогда не было момента, чтобы это просто щелкнуло в его голове. Не было никакой «эврики». Он также не может вспомнить момент, когда не знал этого. Это похоже на то, что он всегда был в курсе этого или просто не думал, что это не так. Он не помнит, чтобы считал себя гетеросексуальным. — Это в каком-то смысле то, что я всегда осознавал, и, знаешь, не где-то в глубине души или что-нибудь наподобие. Я просто, типа, всегда знал это. С тех пор, как был ребенком, и до настоящего момента это просто был один из фактов обо мне, являющихся правдой. Я почти уверен, что впервые влюбился в парня где-то в пятом классе. Думаю, это было именно то время, как я понял, что люди не принимают то, когда тебе нравится парень, так что, полагаю, мой ответ — с пятого класса, вот когда я узнал. До этого я не знал, что являюсь кем-то, кроме человека, а потом понял, что также можно быть геем. Патрик кивает, а затем яростно печатает, пытаясь успеть за Фрэнком во время его речи. Около минуты они молчат, и только звук нажатия на клавиши клавиатуры разрушает тишину, а Айеро ждет, когда тот запишет его ответ, прежде, чем Патрик кивнет и глянет на экран в поисках следующего вопроса. — Ладно, я знаю ответ на это, но хотел бы услышать его твоими словами. Кто-нибудь знает, что ты гей? И помни, Фрэнк, я планирую говорить людям, что не знаю твою личность, так что можешь спокойно сказать, что никто не знает, даже я. — Хорошо, — кивает Фрэнк. Он думает о Хейли, но решает, что не хочет ее описывать из-за того, что она связана с ним. Для него довольно опасно ответить «друг детства», когда все в курсе, что он общается с Хейли, которая является для него как раз таким самым другом. Он не хочет выводить кого-либо на свой след. — Никто не знает. Ни моя семья, ни кто-либо еще. Ни единая душа. — И почему так? — Потому что я боюсь, — говорит Фрэнк. — Я в абсолютном ужасе от мысли, что люди могут узнать об этом. Я не хочу, чтобы кто-то меня осуждал из-за этого. Не хочу, чтобы это стало моим основным статусом, не хочу быть «парнем-геем» и чтобы это было тем, кем я являюсь в глазах других. Я также, типа, в ужасе от негатива. Стольким людям просто наплевать, и это много значит, разумеется, но как бы много их ни было, это не меняет того факта, что есть такие, которым это не нравится, которые будут гнобить меня просто за то, кто я есть. Это пугает меня, знаешь. Есть такие люди, в этом самом университете, которые скорее с радостью увидели бы мою голову на верхушке копья, чем позволили бы мне встречаться с тем, кто мне нравится, и это пугает меня. Меня ужасает, что люди не принимают меня повсюду, в то время как натуралов принимают везде за то, кого они любят. Ни у кого нет проблем с ними, но у меня все по-другому. Потому что когда никто ни о чем не знает, меня принимают. Причем все, даже если я им не нравлюсь; они не заставляют меня становиться изгнанником или типа того из-за предвзятого предубеждения, и я такой же, как и все гетеросексуалы, когда никто не знает обратного. Если же все люди будут в курсе, что я гей, я стану гораздо меньшей личностью в их глазах. Особенно в глазах тех, кому это не нравится. Патрик кивает, и Фрэнк замолкает, поняв, что тот просто не успевает за ним. Он ждет, терпеливо оглядываясь на парня. Наконец тот набирает последние несколько слов и переходит к следующему вопросу. — Ты когда-нибудь был свидетелем гомофобии или испытывал ее на себе? — спрашивает Патрик. — Ну, я член хоккейной команды. Я делю раздевалку с кучей парней, которые любят использовать слово «гей» в качестве чего-то обидного, оскорбительно шутят и выставляют геев плохими. Они никогда не перестают оскорблять друг друга намеками, что кто-то из них не натурал. Мне просто приходится смеяться вместе с ними и делать вид, что это меня не задевает. Потому что, типа, быть геем не плохо, но за все время, что я играл в хоккей, мне пришлось столкнуться с тем фактом, что люди используют это в качестве ужасного оскорбления. Называть кого-то геем, по сути, то же самое, что называть кого-то менее человеком; хуже, чем все остальные. Это заставляет меня чувствовать себя каким-то мусором. Я ощущаю себя нежеланным в своей собственной команде, но я не должен это ощущать. Команда должна быть единой, но у меня такое чувство, будто меня разрывают на части с каждым шагом, и я ничего не могу с этим поделать. Это ранит. Больно. Это что-то личное, хотя они этого и не знают. Но, в противном случае, есть шанс, что все стало бы только хуже. Невероятно велика вероятность, что мне пришлось бы уйти из команды. Потому что «быть геем» и «заниматься спортом» нельзя совмещать. Нельзя смешивать эти вещи. И я должен сказать, что это несправедливо. Мне бы хотелось не жертвовать своей личностью, чтобы заниматься тем, что я люблю. — Так, что для тебя значит быть геем-хоккеистом? — Это означает, что, независимо от того, насколько я хорош в игре и как усердно работаю, команда никогда не примет меня. Вот почему я не могу рассказать им правду. Я бы предпочел быть хоккеистом, об ориентации которого никто не знает, но полностью доминировать в игре, чем быть бывшим игроком, чьи мечты просто растоптали. — Как ты думаешь, ты когда-нибудь совершишь каминг-аут? — спрашивает Патрик. Фрэнку приходится задуматься над ответом. Он никогда не рассматривал такую возможность. Никогда не представлял это в реалистичном свете. Он только думал о том, что хотел бы это сделать. Но никогда не рассматривал возможность того, чтобы воплотить это в жизнь. Он не знает, как относится к самой идее этого. С одной стороны, Фрэнк хотел бы перестать прятаться в тени. Может, для того, чтобы однажды в жизни найти себе парня и гордиться этим. Но, с другой стороны, он не может иметь и то, и другое, или, по крайней мере, не в нынешней ситуации. — Я думаю, может быть, когда-нибудь в будущем, если мир станет немного менее жестоким по отношению к геям. Если у людей будет меньше предрассудков по этому поводу, думаю, я это сделаю. Если почувствую, что смогу. Если я смогу когда-нибудь ощутить, что нахожусь в месте, где смогу взять лучшее из обоих миров, быть открытым геем и хоккеистом, — тогда я это сделаю. Но пока что это нереально. Мир, в котором я живу, не позволит мне быть одновременно и геем, и хоккеистом. Так что, до наступления нужного дня я все еще не собираюсь никому ни о чем рассказывать. Печально то, что это не ради меня, а ради того, чтобы парни, с которыми я играю, могли сохранить свою хрупкую мужественность. — Какие у тебя надежды на эту статью? — спрашивает Патрик. — Ну, в основном, я хочу, чтобы люди знали, что я здесь. Я хочу, чтобы они дважды подумали о своих взглядах на мир. Все предполагают, что каждый в команде — натурал, потому что никто никогда не говорил об обратном, и в глазах всех остальных это что-то по умолчанию. Быть гетеросексуалом — это предположение. Я не хочу раскрывать свое имя, но хочу, чтобы люди знали, что они неправы. Хочу, чтобы они пересмотрели свои взгляды на мир. Я здесь. Я здесь, я борюсь, и я не остановлюсь, пока не умру. И я не единственный. Не думайте, что каждый здесь натурал, только потому, что никто не сказал иного. И я хочу, чтобы люди перенесли эту информацию и на другие виды спорта, другие виды деятельности, сферы жизни, в конечном итоге, на саму повседневную жизнь. Я хочу, чтобы все люди знали, что не каждый вокруг является гетеросексуальным, и нужно начать относиться к окружающим таким образом. Например, парни, с которыми я делю раздевалку: я хочу, чтобы они и другие, похожие на них, знали, что их гей-шутки будут услышаны. Они открытые гомофобы, и это не секрет среди натуралов. Но вокруг есть геи, поэтому нужно повзрослеть и вести себя соответственно.Я также хочу, может, вдохновить других геев, занимающихся спортом или чем-либо еще, кто боится совершить каминг-аут или чувствует себя одиноким. Я хочу, чтобы они знали, что они не сражаются в этой битве в одиночку. Хочу, чтобы все те, кто не является геем, учитывали, что они есть в их окружении. Я гарантирую, что кто-нибудь из ваших знакомых является гомосексуалом, и если они вам этого не сказали, то это потому, что они боятся вас. Это не их вина, что они об этом не рассказывают, каждый из вас частично за это в ответе. Я знаю, что я не единственный. Я не единственный гей в этом кампусе, не говоря уже о спорте. Мы повсюду, и многие чувствуют себя так же, как и я. Мы чувствуем себя отвергнутыми, обиженными, одинокими и просто сломленными из-за того, кем мы являемся, и это несправедливо. Несправедливо, что мы должны проходить через это в одиночку, когда с нами все нормально. Мы не должны быть одиноки, когда есть надежда на распространение. Я бы хотел распространить надежду или даже просто утешение. Для меня было бы утешением знать, что где-то вокруг полным-полно геев, и я надеюсь, что смогу дать это чувство другим. — Вау, — произносит Патрик, печатая так быстро, как только может, хотя он и не в состоянии записать каждое слово Фрэнка. Он определенно сделал бы это, если бы только мог; Айеро почти удалось подобрать нужные слова. Почти. Он просто немного ушел не в то русло, но он чертовски хорошо говорит. Вероятно, он был бы лидером в поэзии. Фрэнк краснеет, чувствуя себя болтуном. Иногда у него просто происходит недержание речи, и он не может это остановить, что уже несколько раз приносило ему неприятности. По крайней мере, он хорошо хранит секреты, иначе его жизнь была бы во много раз сложнее, чем сейчас. — Итак, какой твой следующий вопрос? — спрашивает Айеро. — Ну, эм, честно говоря, я затронул большинство вопросов, которые у меня были. Статья будет довольно длинной, и мне придется помучиться, пытаясь сократить ее до нужных размеров, — говорит Патрик, из чего Фрэнк делает вывод, что тот называет его пустозвоном, который никак не заткнется. Он краснеет немного сильнее, чем раньше, а затем чувствует стыд. — Это будет круто, я тебе могу точно сказать. Эта статья взорвет весь университет, это будет здорово. — Надеюсь, она хоть что-то сделает, — говорит Фрэнк, — а не просто будет висеть внизу колонки с объявлениями для швабр. — Она привлечет внимание, поверь мне, — уверяет Патрик. — Мой редактор говорит, что некоторые заголовки могут взорвать все на свете, а когда у тебя есть секрет и анонимное интервью одновременно, черт возьми, весь ад вырвется на свободу. Но, надеюсь, это будет круто. И именно хорошее внимание, ведь я не представляю, как здесь вообще может быть что-то другое. Я имею в виду, да, некоторые люди расстроятся, что среди них есть геи, а именно — хоккеисты, но я думаю, что это, наконец, привлечет к тебе, Питу и всем остальным то внимание, которое вы заслуживаете. Вы получите внимание и признание, не рискуя своим местом в команде. — Все изменится после публикации, не так ли? — спрашивает Фрэнк. Патрик пожимает плечами, но потом задумывается над вопросом и понимает, что Фрэнк может быть прав. Все изменится. Не то чтобы люди не знают, что геи существуют, — просто легко притворяться, что их нет, когда никто не публикует что-нибудь такое. Эта статья опровергнет это. Заставит их увидеть, что мир не такой черно-белый, как они привыкли. Вокруг них есть люди, даже в спортивных командах, которые не являются гетеросексуальными. Осознание этого факта — нелегкая задача. Это довольно большой подвиг. Фрэнк, будучи одним анонимным геем-хоккеистом, заставляет возникнуть целый мир потенциальных геев. Университет в этом нуждается. Таким людям, как Айеро, нужен глоток свежего воздуха. Людям, которые чувствуют себя изолированными просто из-за того, кто они есть. Фрэнк хочет изменить мир. Он хочет быть лучшим хоккеистом, которого мир когда-либо видел. Он не хочет быть таким же крутым, как Гретцки, — он хочет быть лучше. Айеро хочет покорить мир, изменить его к лучшему, оставить свой след и убедиться, что его имя будут помнить веками. Эта статья, — даже если в ней не указано его имя, — это первый шаг к этой цели. Фрэнк хочет изменить мир настолько, насколько он вообще способен, и эта статья может стать способом сделать это. Иногда он думает, что быть геем — это более простой путь к изменениям, чем быть хоккеистом. Будучи обоими, у него есть потенциал сотворить историю, но он не хочет запомниться таким образом. Или, по крайней мере, пока не хочет. — Ладно, так как я только что взял у тебя интервью, полагаю, я должен тебе что-то взамен, не так ли? — Эм, необязательно, — отвечает Фрэнк. Он согласился на интервью, а не Патрик. — Ну, я все равно расскажу тебе историю, — говорит Патрик. — Ладно, так, ты знаешь, что я би, верно? Ну, я не знал до тех пор, пока… пока не появился Пит. Когда он вошел в мою жизнь, честно говоря, я не знал, что происходит, кем я был, если я вообще был собой. Я просто знал, что все изменилось после него. Я больше не чувствовал себя собой, и мне потребовалось несколько месяцев, чтобы понять, что дело не в том, что я не чувствовал себя собой, а в том, что я никогда и не был таковым до тех пор, пока не встретил его. Или, по крайней мере, я не был собой настоящим, пока не выяснил, кем в действительности являюсь. Я был, я являюсь наконец-то самим собой с Питом, и все время до него, думаю, просто было отрицанием. Мне действительно нужен был он, чтобы примириться с тем, кто я есть. И сейчас, когда я знаю это, честно говоря, мне хочется кричать об этом с крыши; я хочу, чтобы все знали об этом. Это не то, чего я стыжусь или что, на мой взгляд, я должен хранить в секрете. Я делаю это ради Пита, потому что у него те же проблемы, что и у тебя, а не потому, что мне стыдно. Я даже не думаю, что мне когда-нибудь было стыдно за себя; по крайней мере, не за это. Мне нравятся парни, ну и что? Велика проблема. Правда в том, что в этом нет ничего такого, пока ты сам не раздуешь из этого проблему. И дело в том, что с Питом я чувствую себя в безопасности. Я чувствую себя любимым, желанным, довольным, и больше нет такого ощущения, словно две мои личности воюют между собой. Даже несмотря на то, что это все еще секрет, — что-то, что я должен оставить между собой и Питом, ну, и теперь тобой, — это на самом деле не чувствуется таким образом. Конечно, отстойно, что я не могу называть его своим парнем или говорить людям, что у меня таковой вообще есть, но в то же время, это стоит того, потому что у меня все равно есть Пит. Даже если никто не знает, он у меня все равно есть. Он все еще мой, и я все еще люблю его. И одобрение не нужно, пока я знаю, что у меня есть он, а с Питом у меня есть целый мир. — Зачем ты мне это рассказываешь? — спрашивает Фрэнк. — Потому что тебе надо над над этим подумать. Поразмышлять о… ох, знаешь, о любом, кто тебе может нравиться, — говорит Патрик, и, хотя он не произносит таких слов, у Айеро возникает ощущение, что тот знает, что ему кто-то нравится. Вероятно, он не в курсе, что это Джерард, потому что в противном случае он бы так же был в курсе, что у Фрэнка нет с ним никаких шансов, но Патрик определенно что-то знает. Фрэнк не чувствует, что ему нужно что-то ответить на слова Патрика, потому что не уверен, что хочет, чтобы тот знал, что ему нравится Джерард. Ему не нужно сочувствие или соболезнование. Он знает, что никогда не сможет заполучить Уэя, и ему не нужно, чтобы кто-нибудь настолько близкий, как Патрик, лишний раз напоминал ему об этом. С Хейли он может поговорить о Джерарде абсолютно искренне, и она не будет осуждать его за чувства, хотя бы потому, что плохо знает Уэя. Она могла бы поверить, что у него есть шанс. Если же узнал бы Патрик, он бы просто понял, насколько беспомощен Фрэнк, и тот не смог бы это вынести. Айеро плохо спит той ночью. Он слишком занят размышлениями о том, что может произойти завтра, когда статья выйдет в свет. Патрик сказал, что не хочет особо долго тянуть с ней. Она будет опубликована завтра. Весь мир Фрэнка изменится завтра. Он не хочет знать, готов ли к этому. Фрэнк не знает, что может действительно измениться, но ожидает, что все будет совершенно иначе. Ничто не будет прежним после завтрашнего дня. Айеро мог только что просто разрушить свою жизнь, хотя он пока так не думает. В команде шестнадцать человек, а это большое число. На выбор очень много парней, что делает задачу найти среди них гея крайне трудной. Хотя, честно говоря, это не один из шестнадцати, который может оказаться таковым, а два. Фрэнк не просто поставил себя под прицел. Он может так же сильно разрушить и жизнь Пита. Это риск, от которого он в ужасе. Это огромный риск. Хотя это был бы конец света, но Фрэнк предпочел бы, чтобы его собственные карьера и жизнь были разрушены, а не жизнь Пита по случайности. Он просто не может этого допустить. Пит не заслуживает брать на себя вину за то, что сделал Фрэнк. Он полагает, что, если кто-нибудь когда-нибудь заподозрит Пита, он возьмет вину на себя и прикроет его. Это меньшее, что он может сделать, если тот окажется под прицелом. Это не его вина, Пит этого просто не заслуживает. Фрэнк надеется, что до этого не дойдет. Он считает, что цель перевешивает все эти риски, даже если он сам их не видит. Он просто нервничает из-за мира, в котором проснется завтра.