All We Need is Daylight

Солнце светит так же, как и всегда. Фрэнк не знает, чего он ожидал: что его разбудит хор ангелов или что все вокруг будет объято пламенем и пеплом. Он знал, что все будет довольно разочаровывающим, но вот он здесь — смотрит в окно на мир, в котором ничего не изменилось. Снег на земле, похоже, надолго не задержался, и Фрэнку немного грустно из-за этого, так как он надеялся, что зима придет рано в этом году. Он готовился к жизни в перчатках и шапках; ему очень нравится быть в тепле и уюте, но пока еще не время. Он, вероятно, мог бы уже сейчас надевать свои зимние вещи, но люди начнут судить его за ношение меховой шапки, когда на улице лишь конец октября и даже нет снега. Фрэнк вылезает из своей кровати и спешит одеться, так как у него сегодня раннее занятие, а он хотел еще успеть выпить кофе перед его началом. Прошлой ночью он не особо хорошо спал. Ему было сложно заснуть. Как только он проваливался в мир сновидений, то начинал плавно плыть по течению, пока тревога самым грубым образом не будила его, хотя до этого момента все было в порядке. Раньше, однако, он был полон волнения; оно все еще здесь, возможно, даже в удвоенном размере, но пока он спал, он не знал об этом. Это самое прекрасное во сне: весь мир останавливается, нет боли, горя, тревоги — ничего. Только сон. Фрэнку очень хотелось бы все еще спать. Он спешит из своей комнаты, почти ничего не сказав Рэю, который проснулся в одно время с ним, но одевается гораздо медленнее. Фрэнк спешит, желая получить дозу своего утреннего кофеина, уверенный в том, что если не получит ее, то упадет замертво на полдня. Как ни странно, его собственная усталость мотивирует его, и он так сильно хочет кофе, что даже не до конца осознает, что он бодрствует, думая лишь о том, что проснется только тогда, когда в его руках будет чашка кофе. Фрэнк не замечает ничего необычного, пока идет через университетский городок. Ему на самом деле нужно было знать, что мир не остановится из-за статьи, но это все оказывается менее впечатляющим, чем он предполагал. Он ожидал, по крайней мере, каких-то сплетен и, может, несколько удивленных лиц. Он не ждал перестроения мира или чего-нибудь такого же грандиозного, но, разумеется, хотел большего, чем просто ничего. Фрэнк хватает свой кофе, так сильно желая его выпить, что обжигает язык при первом же глотке, и это побуждает его что-то недовольно бурчать себе под нос по пути к аудитории. Он оказывается на своем месте примерно за двадцать минут до начала занятия, поэтому он использует это время, чтобы все проверить и убедиться, что статья действительно вышла. Фрэнк достает телефон, заходит на сайт университета и находит там газету. Айеро немного больше, чем просто встревожен увидеть, что статья находится не на первой странице спортивной секции. Она на первой страницы самой газеты. Это самое первое, что люди увидят вообще, а не только в спортивной секции. Фрэнк смотрит на нее и оглядывает заголовок несколько раз, чтобы определить, действительно ли это происходит, или он себе все выдумывает. Название гласит: «Интервью с Анонимным Геем-Хоккеистом». Он несколько раз моргает, обновляет страницу и пролистывает ее вверх множество раз, прежде чем определить, что он действительно все видит правильно. Фрэнк сглатывает, а затем пытается прочесть статью, прежде чем понять, что вообще не обращает внимания на то, что читает. Он видит слова, знает их значение и как их читать, но не позволяет информации дойти до его мозга. У него ничего не выходит, потому что его разум занят другим. Он в неверии. Он не может осознать, что он, а точнее, анонимный гей-хоккеист, находится на первой странице университетской газеты. Через несколько минут Айеро решает сдаться. Он был там, это его слова, он говорил их. Ему не нужно перечитывать то, что он сказал. Очевидно, он знает, о чем эта статья. Он не может вынести прочтение этих слов; это похоже на то, как когда актеры говорят, что не могут видеть себя на экране, и вот у Фрэнка похожее чувство, напоминающее потакание каждому своему собственному слову. Он корчит рожицу своему телефону, прежде чем выключить его и оглядеться вокруг аудитории, чувствуя, будто она стала немного меньше с момента его последнего визита. Стены немного уже, хотя здесь всего несколько человек. Доска стала шире по сравнению с уменьшившимися стенами. Это похоже на сцену уплотнения мусора в «Звездных войнах», только здесь все немного менее страшно. Он испытывает одно из тех чувств с утра понедельника, как будто у него забрали все, что у него когда-либо было, но на самом деле это лишь депрессия из-за окончания выходных. Это заставляет его чувствовать себя очень грустным, несмотря на то, что каждый раз, когда приходит понедельник, возникает ощущение, что кто-то украл у вас что-то ценное. Фрэнк не вырос из этой депрессии даже за те четырнадцать лет, которые испытывает ее. Он пытается занять свой разум чем-нибудь, что снизило бы уровень его депрессии. Очевидно, первое, что приходит ему в голову, — это Джерард, потому что тот все время на верхушке его мыслей в последнее время. Он провел целый гребаный день с Уэем всего двое суток назад. Целый чертов день. Сегодня вечером он снова увидится с ним на тренировке. Ему интересно, что же Джерард подумает о статье. Он уверен, что к тому моменту, как тренировка начнется, все в команде уже прочтут ее. Даже если весь университет не успеет это сделать, команда точно будет впереди всех. Джерард не похож на того, кто был бы против всего этого, но, опять же, по поводу некоторых людей никогда нельзя быть уверенным до конца. Уэй кажется слишком милым и добрым. Он немного где-то в своем мире; нереальный задрот по комиксам, что сегодня не так популярно, как двадцать лет назад. Джерард немного занудный, он говорит о комиксах или каких-нибудь дурацких вещах каждый час. Он может быть космическим курсантом, он и правда в этом очень хорош, но его физическая форма оставляет желать лучшего. Иногда Фрэнку кажется, что Джерард одновременно находится в двух разных реальностях, и это дает ему совершенно иной взгляд на мир. Айеро завидует этому его качеству; он так беззастенчиво отличается от других и не стыдится этого. Фрэнку Джерард кажется хорошим человеком. Он не собирается надеяться на то, что тот гей, или еще что-нибудь настолько же нелепое, но в итоге он не встречает никого, кто негативно отреагировал на статью. Для него это все, на что он может надеяться. Возможно, Фрэнк просто хочет верить в это, потому что ему нравится парень, но он, как правило, неплохо разбирается в людях. Он также склонен верить в худшее в людях, поэтому тот факт, что он видит лишь лучшее в Джерарде, говорит о чем-то монументальном. Группа Фрэнка, в лучшем случае, неинтересна; профессор опаздывает на несколько минут, явно с похмелья, или, возможно, все еще являясь пьяным, и Айеро закатывает глаза, потому что, хоть сначала это и забавно, наступает момент, когда нужно правильно использовать гребаную компьютерную мышь. Он начинает замечать какой-то шум в кампусе только в перерыве между своими первым и вторым занятиями. Сначала Фрэнк просто ходит от одного здания к другому, думая о том, что, может, стоит дойти до торгового автомата за пачкой чипсов, чтобы утолить голод; он даже особо не обращает ни на что внимания. Затем он замечает двух людей, глядящих в телефон, и будто читающих что-то. Он продолжает идти дальше и видит парня, тоже читающего что-то в своем телефоне, который сидит на одной из тех скамеек, посвященных какому-то богатому парню, пожертвовавшему кучу денег университету. Фрэнк не может увидеть, что именно их так увлекло, но у него есть подозрения. У Айеро следующее занятие с Майки и Рэем, и, когда он добирается до здания, он видит, что Уэй-младший идет туда с другой стороны. Он не замечает Рэя поблизости, но уверен, что и тот рано или поздно появится. Брендон тоже здесь, но он не особо близок с Айеро. Майки немного отстает от него, но потом бежит вперед, чтобы догнать Фрэнка как раз перед тем, как тот войдет в здание. — Чувак, ты видел это? — спрашивает Майки. — Это? — переспрашивает Айеро, уже зная, что тот имеет в виду. — Статья Патрика! — О, точно, да. Ну, то есть, я проглядел ее, но не читал целиком, — говорит он. На самом деле, это не совсем ложь. Он не чувствует, что Майки было бы безопасно рассказать; тот словно какая-то загадка. Никогда не знаешь, что случится с этим парнем. Он выглядит достаточно безобидным, но также не показывает никаких эмоций на своем лице, что делает его похожим на серийного убийцу. Он, как правило, довольно хороший парень, но также есть ощущение, что тот убьет кого-нибудь, если ему станет скучно. Он, вероятно, этого бы не сделал, но никогда нельзя сказать наверняка. — Ты можешь в это поверить? — спрашивает Майки. — В нашей команде есть гей? Интересно, как часто это случалось раньше, — он думает о своем брате, который, насколько он знает, был единственным геем-хоккеистом, который когда-либо учился в Армстронге. Майки немного не в курсе, сколько геев на самом деле, но он искренне не верил, что кто-то в их команде мог быть одним из них. Спорт и гомосексуальность обычно не сочетаются. Не потому, что геи не могут любить спорт, а потому, что спортсмены их, как правило, не любят. — Я не знаю, — Фрэнк пожимает плечами. Ответ «два» не кажется ему разумным, ведь даже в прошлом, когда мир не был таким толерантным, геи имели место быть в нем. Они будут всегда, и он уверен, что несколько человек нашли свой путь в эту хоккейную команду, и, вероятно, тысячи других оказались в иных. Только то, что никто из них не заявляет об этом публично, не значит, что их нет вообще; это значит только то, что мир чертовски отстойный. — Как ты думаешь, кто это? — задает Майки животрепещущий вопрос, и он уверен, что каждый член команды и многие другие студенты будут еще задавать его в скором времени. — Я не знаю, — Фрэнк пожимает плечами. — Ох, разве не было бы чертовски здорово, если бы это был Морган? — говорит Майки. — Такой неожиданный поворот сюжета, да? Морган — гомофобный гей; черт возьми, это звучит, как гребаный подростковый фильм. — За исключением того, что в мейнстримном фильме главный герой не может быть геем, — отвечает Фрэнк. — Туше, — кивает Майки. У него такое чувство, что Айеро все равно. Фрэнк, похоже, совсем не заинтересован этой статьей, что является своего рода обнадеживающим признаком для Майки. Джерард никому не рассказывал об этом, ни единой душе, кроме него. Хотя, он рассказывает Майки абсолютно все. Джерард рассказал Майки, что считает себя геем, когда он был в гребаном седьмом классе. Он пришел в его комнату, Майки был в четвертом классе, и Джерарду нужно было объяснить ему, что значит быть геем. Это просто висело в воздухе пару лет до тех пор, пока Уэй-старший не перешел на второй курс и стал довольно уверен в себе. Он просто ничего не скрывает от Майки, да он и не смог бы, даже если бы захотел. У него все написано на лице, или, по крайней мере, так оно для Уэя-младшего. С тех пор Майки очень осуждает других людей, основываясь на их реакции даже на саму концепцию существования геев. Они с Джерардом заключили соглашение, в котором они бы убили друг ради друга, помогали бы закапывать тело — что угодно. Типа, он, вероятно, будет подшучивать по этому поводу над Джерардом до конца их жизней, но совершенно точно убил бы за него. Майки склонен реагировать на людей, которые очень плохо отзываются о геях; он всегда готов выпустить когти, так как будет защищать Джерарда до гребаной могилы. Он видит, что Фрэнк, в лучшем случае, апатичен ко всему гейскому, что на самом деле является хорошим знаком. Ему практически наплевать на то, что среди них есть анонимный гей-хоккеист, и тот факт, что ему все равно, означает, что его это не беспокоит. В конце концов, в этом суть. Если Фрэнк не обеспокоен этим, есть шанс, что он примет Джерарда, если тот когда-нибудь захочет рассказать о своей ориентации. Майки также прекрасно понимает, что Джерард влюблен в этого парня. Тот может и не говорить этого вслух, но он чертовски его обожает. Уэй-старший всегда красноречиво улыбается, когда говорит о Фрэнке. Он пытается говорить о нем мимоходом, не напрямую, но он будет ссылаться на него или сравнивать что-то с Айеро. Он думает, что ведет себя непринужденно. Думает, что если это все будет мимоходом, то Майки не заметит. Но дело в том, что можно сколько угодно говорить о чем-то небрежно, и это будет просто совпадение. Можно упоминать что-то время от времени. Но вот он Джерард, который не может вести разговор, не упомянув о Фрэнке, по крайней мере, три раза. Это немного смешно. Фрэнк и Майки садятся примерно в середине аудитории, и Рэй появляется вскоре после этого — его огромную копну волос вполне заметно, когда тот проходит через дверной проем. — Парни, вы уже прочли это, да? — то, с чего начинает Рэй, когда садится рядом с Фрэнком. — Да! — говорит Майки. — Мы как раз об этом говорили. — Как вы думаете, кто это? — спрашивает Рэй. — Я не знаю, — пожимает плечами Майки, и, когда Рэй поворачивается к Фрэнку, тот повторяет этот жест. Он не особо хочет участвовать в этом разговоре. Он нервничает, что сболтнет что-нибудь лишнее. Фрэнк оглядывает помещение и видит, как все остальные начинают заходить в аудиторию, и каждый из них — первокурсник. Айеро видит, что девушка, сидящая на три ряда впереди, читает статью на своем телефоне, как, кажется, и все остальные, и он делает глубокий вдох. Статья начинает привлекать внимание. Она не останется незамеченной, но есть возможность, что о ней не будут долго говорить. Вся команда уже знает о ней, он уверен в этом, но теперь начинает казаться, что весь университет может тоже слишком рано узнать. Фрэнк не чувствует, что совершил огромную ошибку, хотя понимает, что должен ощущать себя так. Это пока что не кажется ему чем-то плохим. Даже если Рэй и Майки немного раздражают своими предположениями о том, что никто из них троих не может быть геем, это все еще в каком-то смысле положительная реакция. По крайней мере, до сих пор ему еще никто не сказал, что он заслуживает смерти. Это произойдет рано или поздно, но сейчас он просто рад, что его товарищи по команде — по крайней мере, те, кого он считает друзьями — не сказали этого. — У меня есть мысль о том, кто это… — говорит Рэй, намеренно дрейфуя, чтобы они начали умолять его озвучить свое предположение. В его глазах мелькает знание, и Фрэнк на мгновение паникует, боясь, что тот может заподозрить правду. Сердце Айеро пропускает удар, когда Майки спрашивает: — Чувак, кто? — Ну, — произносит Рэй, а затем оглядывается, словно опасаясь, что кто-то их подслушивает. Затем он смотрит вниз, в начало аудитории, когда заходит знакомое лицо. — Легок на помине. Фрэнк, растерянный, поворачивается, чтобы посмотреть вперед и увидеть Брендона, вошедшего в класс, а потом корчит рожу. Рэй действительно подозревает его? Из всех людей? Брендон? У Фрэнка есть впечатление, что у того вообще нет личности, помимо той, вспыльчивой. Он безразличен к нему, если честно. Брендон в лучшем случае неплохо относится к Фрэнку: не похоже, что тот не нравится ему, но он также не особо его и любит. — Что? Брендон? — шепотом спрашивает Майки, глядя на него, когда тот поднимается по ступенькам с одной стороны аудитории, а затем садится спереди в дальнем левом углу, что, насколько Фрэнк может сказать, является местом, наиболее удаленным от всех остальных. Если подумать, Айеро на самом деле не может вспомнить, что когда-либо видел Брендона с кем-то. Он просто появляется тут и там, никогда на самом деле не вступая ни с кем в контакт. Он не пришел на празднование победы несколькими днями ранее, когда все остальные были там. Фрэнк знает о Майки больше, чем о Брендоне, и, с одной стороны, он может назвать вещи, которые знает о Уэе-младшем наверняка. А именно: Майки — брат Джерарда, и он играет в хоккей. На этом все. — Да, чувак, — отвечает Рэй. — В нем просто это есть. — Что? — спрашивает Фрэнк. — Что, ты имеешь в виду, что он срет радугой? — Нет, — говорит Рэй. — Тогда я думаю, что он, вероятно, просто человек, не так ли? — произносит Айеро, не желая, чтобы это звучало грубо, но так и есть. — Я не говорю, что это не так, я просто думаю, что это, вероятно, он, — говорит Рэй. — Он всегда такой, как, я не знаю, он единственный парень, который бросает вызов Моргану, когда тот ведет себя, как мудак. — Оу, ладно, он гей, потому что не мудак, — кивает Фрэнк. — Чувак! — произносит Рэй. — Я просто имею в виду, ох, плевать, я просто думаю, что это Брендон. Майки пожимает плечами. — Это мог быть я. Может, я анонимно написал это после просмотра «Тихоокеанского рубежа». Рэй корчит рожу. — Почему «Тихоокеанский рубеж»? — Ты когда-нибудь видел Идриса Эльбу? Трахни меня, если на свете есть живой натурал, который не захотел бы его нагнуть. Фрэнк слегка кивает, когда Рэй только качает головой, ведь очевидно, что проверяется его комплекс «нет гомосексуалам», и ему это не нравится. Хотя, в какой-то момент он просто пожимает плечами и кивает. Всем троим приходится замолчать, когда приходит профессор — тот, который, судя по всему, не особо любит Фрэнка, хотя он еще не совсем понял, почему. Он подозревает, что это как-то связано с его волосами, хотя что именно — он еще не определил, но этот профессор такой бесстыдный человек, раз может невзлюбить кого-либо лишь за прическу. Айеро несколько раз оглядывает аудиторию, замечая, что школьная газета открыта на чьем-то ноутбуке, и испытывает странное чувство в животе, но игнорирует его. Хотя это не особо помогает. Немного позже Фрэнк выходит из класса, попрощавшись с Майки и Рэем, которые идут в другом направлении, пока Айеро направляется к столовой. Он чувствует на себе чей-то взгляд, когда выходит из здания, и встречается глазами с другим хоккеистом — Гарретом, соседом Моргана. Он не выглядит слишком счастливым, и Фрэнку не нужно даже думать, почему. Айеро не может ничего с собой поделать и смотрит в телефоны людей, проходящих мимо, словно как по инстинкту. Среди нескольких десятков людей, которые окружают его, по крайней мере треть или даже большая часть из них либо читает статью, либо разговаривает о ней. Это довольно необычно. Фрэнк еще не совсем понимает, как много людей уже знают об этом, но, похоже, это все быстро распространится. Цель этой статьи могла бы быть достигнута. Другие геи-спортсмены или просто любые геи в кампусе могут на самом деле прочитать ее. Они действительно могут чувствовать себя менее одинокими теперь. Фрэнк правда может что-то изменить. Он полагает, что Патрик может быть прав по поводу этой статьи. Иногда просто есть что-то, что нельзя не прочитать. Статья о тайном гее — это что-то, что вызывает интерес. Это порождает разговоры, словно вирус, который только распространяется повсеместно. Это то, чем просто нельзя не заинтересоваться. В этом есть тайна, а также скандал. Фрэнк может сказать, что уже через некоторое время это станет университетским феноменом. Фрэнк попадает в столовую, бесцельно хватая еду и не особо беспокоясь о людях вокруг, поскольку он уверен, что знает, о чем по большей части они разговаривает. Каждому будет что сказать об этой статье. Если бы она была не университетская, в этом не было бы ничего такого. Но тот факт, что она таковой является, указывает на то, что это должны обсуждать студенты. Фрэнк слышит фрагмент разговора об этом, когда идет по помещению, но он не зацикливается на том, что тот человек говорит. Он нервничает из-за подслушивания слишком многих людей, так как уверен, что услышит что-нибудь негативное, когда никто не будет знать, что он здесь. В этом смысл половины статьи, если честно, но это все не случится за одну ночь. Он хочет, чтобы люди были более сознательными, чтобы они понимали, что не каждый вокруг них является натуралом, но статья все еще свежа в умах людей, и они еще успеют сказать и более неприятные вещи. Фрэнк садится в углу огромного помещения, так как ему нравится такое уединение. Он любит сидеть рядом со стенами, потому что вряд ли люди в таком случае будут ходить за ним или мимо него. Он всегда чувствует себя несколько уязвимым, когда люди проходят мимо него слишком часто, как будто вся его жизнь оказывается у них на ладони. — Хэй, Патрик, — говорит Фрэнк всего несколько минут спустя, глядя на человека, который садится рядом с ним с очень плохой осанкой, внушающей мысли о том, что что-то не так. Айеро смотрит на него, оценивает его состояние на мгновение и видит, что взгляд на его лице — это определенно что-то мрачное, так что, здесь определенно что-то не так. Фрэнк оглядывается вокруг, но рядом с ними нет никого, так как еще слишком рано для обеденной суеты и слишком поздно для завтрака. — Чувак, что случилось? — шепчет Фрэнк, нервничая, что это как-то связано со статьей. Имя Патрика там упоминается, поэтому вполне есть шанс, что он получил некую ответную реакцию, вероятно, от гомофобов, которые хотели бы заставить его почувствовать себя дерьмом за признание того, что геи существуют, что для них является большой занозой в заднице. — Ничего, — говорит Патрик голосом, который говорит об обратном. Фрэнк хмурит брови и становится более обеспокоенным, когда смотрит на лицо друга, склонившегося над подносом с едой, и что-то вроде агонии виднеется в каждом миллиметре его тела. — Нет, это определенно неправда. — Я… — Патрик останавливается, когда либо недостаток воздуха, либо слишком большое его количество прерывает его, заставляя закашляться, а затем захныкать, и, когда Фрэнк смотрит на него, он понимает, что тот сейчас заплачет. Произошло определенно что-то большее, чем какой-то мудак, ведущий себя соответственно, и это заставляет Айеро сильно нервничать. Он знает, что это как-то связано со статьей, поэтому, что бы это ни было, он чувствует себя частично ответственным. — Ох, черт, чувак, — произносит Фрэнк, — что случилось? Патрик корчит гримасу, а затем прячет лицо в руках. Фрэнк может услышать только очень тихое: — Пит расстался со мной, — он говорит это таким тоном, словно он потерял всю надежду, либо уже совершенно сломан. Все тело Фрэнка немедленно замирает на этих словах. Он не уверен, правильно ли вообще расслышал Патрика, потому что ни коим образом Пит — парень, который буквально боготворит Патрика каждую секунду своего существования — не мог расстаться с ним. Это просто невозможно. Он не мог этого сделать. Только вот выражение лица Патрика определенно не то, которое когда-нибудь можно было бы подделать, что заставляет Фрэнка поверить, что каким-то образом, по каким-то неземным причинам тот говорит правду. Пит расстался с ним по какой-то немыслимой причине. — Это не… нет. Нет, с чего бы он это сделал? Как он вообще мог? — спрашивает Фрэнк, чувствуя себя ужасно, и такое ощущение, словно он сам с кем-то расстался. Он никогда ни с кем не встречался, у него никогда не было парня, девушки или кого-либо еще, но он понимает, что та пустота, которую он чувствует сейчас внутри, — это то, что он бы ощущал, если бы расстался с кем-то. Фрэнк пока не знает, почему, но он уверен, что это все его вина. Это должно иметь какое-то отношение к статье; он не уверен, какое, но это все равно его вина. Айеро чувствует себя мусором, самым отбросом земли, и если он прав, то это чувство не случайно. Пит и Патрик были созданы друг для друга. Если Фрэнк каким-то образом виновен в том, что те расстались, он будет ненавидеть себя до конца своей жизни. — Он подумал… — начинает Патрик, издает задыхающийся звук, а затем глубоко вдыхает, прежде чем посмотреть наверх с выражением лица, лишенным каких-либо эмоций — например, чувств, которые заставляют его разваливаться. То маленькое самообладание, которое у него осталось, просто рухнет. — Он подумал, что статья была о нем. — Он что? — переспрашивает Фрэнк, удивленный. — Подумал, что я просто пошел вперед и сделал это без его согласия, — говорит Патрик. Его голос холоден и очень сломлен; настолько, что Фрэнк чувствует резкую боль в сердце, как будто кто-то тыкает в его внутренности палкой или шаром-бабой. — Блять, — произносит Айеро. — Но ты не делал этого. — Нет, — отвечает Патрик. — Но я обещал тебе, что не скажу ему… Я-я не мог нарушить твое доверие. — О, нахуй это, — говорит Фрэнк, резко вставая. — Просто будь здесь, Патрик, я вставлю ему мозги на место. — Фрэнк, ты не должен… — Черт возьми, да, я должен, — произносит Айеро. — Ничто не остановит меня от того, чтобы сделать это прямо сейчас; это все моя гребаная вина, и я не позволю этому случиться, если могу все исправить. — Фрэнк… — но это все, что Патрик успевает сказать, прежде чем Фрэнк загорается всей этой гребаной решимостью в каждой клеточке его тела. Это на его лице, в его походке и, вероятно, даже в его ушах на данный момент. Фрэнк не тратит время впустую и пишет Питу сразу же, как выходит из здания. Он инстинктивно направляется к их общежитию, потому что наиболее вероятно, что он найдет его там. Если его там не будет, то, вероятно, он может быть в библиотеке, работая над кучей домашней работы, о которой вчера упоминал Патрик. Фрэнк не ждет ответа и просто направляется в сторону их общежития; ему все равно, если он ошибается, потому что он найдет Пита на другом конце чертовой земли, прежде чем позволит парню расстаться с любовью его гребаной жизни из-за того, что сделал Айеро. Фрэнк немного не верит тому, что Патрик действительно сохранил его секрет после того, как Пит буквально расстался с ним. Если бы Айеро любил кого-то так же сильно, как эти двое, он бы выдал любую тайну, как только появились бы первые намеки на ссору. Он чувствовал бы себя дерьмово, конечно, но у него был бы парень, и все было бы не так плохо. То, что Патрик хранит его секрет в такой ситуации, говорит Фрэнку многое о нем. Он самый надежный парень на планете. Если у Фрэнка были сомнения насчет Патрика, то сейчас они исчезли. Он на самом деле сдержал свое обещание, данное Айеро, хотя из-за этого Пит с ним расстался. Патрик может оказаться просто самым лучшим и верным другом, который у него когда-либо был, что является для него сюрпризом. Он честно думал, что стал ближе к Питу, но теперь, когда он размышляет об этом, он честно не может вспомнить время, когда Патрик не был готов помочь ему. Несмотря на то, что они знакомы всего несколько недель и у них было очень мало встреч по сравнению с тем, как часто Фрэнк видит Рэя, Пита и Джерарда, — просто нереально, насколько он стал ближе к Патрику. Тот сдержал обещание, которое привело к худшему, что когда-либо могло случиться. Он хранитель. Фрэнк не получает ответа от Пита, даже когда добирается до общежития и врывается в него, выглядя, как человек на важной миссии. Люди обходят его, хотя в коридорах не так уж и много народу, но достаточно, чтобы Айеро понял, что выглядит чертовски пугающе, что является достижением, учитывая то, что он хоббит. Фрэнк поворачивает в коридор, где живет Пит, и останавливается перед дверью в его комнату, слыша музыку, доносящуюся оттуда. Айеро может сразу же сказать, что это один из тех грустных плейлистов для расставаний на Spotify, которые одновременно ставят клише и являются мучительными. Он довольно громко стучит в дверь и не получает ответа. Он стучит снова, но все равно ничего. Пит игнорирует его: как по телефону, так и в реальности, когда Фрэнк буквально стоит за дверью. Айеро просто закатывает глаза и открывает дверь, которая незаперта, что неудивительно, потому что Пит очень забывчивый, и он, разумеется, не подумал о том, что надо бы запереть дверь, когда он пытается спрятаться от мира. Какой гребаный идиот. Фрэнк заходит в комнату, видит огромную кучу одеял с торчащими из нее ногами на другом конце, а затем издает раздраженный звук, когда закрывает за собой дверь. — Пит, — говорит Фрэнк. — Уходи, — отвечает тот, и его голос приглушен, поскольку доносится откуда-то из-под простыней, хотя Айеро не может сказать точно, откуда именно. Вся его голова спрятана, и единственное, что торчит, — это его ноги. — Пит, — снова говорит Фрэнк. — Я не особо в разговорчивом настроении, Фрэнк, — отвечает Пит. — Пит, мне надо тебе кое-что рассказать. — Не сейчас, я в трауре. — Это ненадолго, — отвечает Фрэнк. — Мой парень, любовь моей жизни, написал статью обо мне в школьной газете и даже не сказал мне. После того, как я напрямую сказал ему, что не хочу этого. И это даже не мои слова, это просто гребаный мусор. Я поэт, а это мусор. Фрэнк корчит рожицу и закатывает глаза к потолку, как будто обращаясь прямо к Богу, когда бубнит: «Ну, спасибо». — Я лишь хочу остаться в своем коконе и погрязнуть в страданиях, хорошо? Просто уходи, — говорит Пит. Тем не менее, Фрэнк все еще не видит его лицо. Айеро стонет, подходит к его компьютеру и ставит музыку на паузу, чтобы иметь возможность хотя бы на мгновение услышать свои мысли, хотя уровень адреналина в его крови настолько высок, что он даже не ощущает волнения из-за того, что собирается сделать. — Пит, просто выслушай меня на секунду, — произносит Фрэнк. — Нет! — стонет Пит и наконец-то высовывает голову из-под одеяла, появляясь примерно в футе от того места, где, как Айеро предполагал, его голова находилась. — Включи Адель обратно, она мне нужна. Она единственная, кто понимает. — Пит, эта статья не о тебе, — говорит Фрэнк раздраженным тоном. Его немного бесит, что тот поспешил с выводами и принял необдуманное решение расстаться с Патриком. Как будто тот когда-либо мог нарушить обещание, особенно данное Питу. Фрэнк понимает, почему Пит мог предположить, что кто-то мог написать эту статью, прикрываясь его именем. Такая статья будет популярна или, по крайней мере, привлечет внимание, что видно уже сейчас. Но Патрик — последний человек, который когда-либо мог нарушить обещание, и если Пит сказал «нет», то ему видней. Он должен знать, что Патрик никогда бы не сделал того, чего Пит попросил не делать. Так что, Фрэнк понимает, почему Пит подумал, что это было о нем: тот единственный гей-хоккеист, о котором он знает, но Айеро немного сбивает с толку мысль, что он даже не подумал о том, что это может быть кто-то другой. Пит так боится, что искренне поверил, что является единственным геем в команде. Он так напуган и чувствует себя настолько одиноким, что никогда не рассматривал возможность того, что статья может быть о другом игроке в команде. — Что? — спрашивает Пит, выглядя запутанным. — Эта статья не о тебе, Пит, — говорит Фрэнк, делает глубокий вдох, а затем продолжает. — Она обо мне. Я гей. Я тот, у кого Патрик брал интервью. — Ты… — начинает Пит, но затем его брови сходятся вместе, и он становится похож на очень запутанную собаку. Фрэнк уверен, что, если бы он был Патриком, он бы нашел его лицо неотразимым. — Что? — Я гей, Пит, — говорит Фрэнк, слегка вздохнув, немного обижаясь из-за того, что ему приходится это повторять, но он не думает об этом дважды, так что не заберет слова обратно. Ему нужно это сделать, и он это знает. Патрик и Пит заслуживают друг друга, он не может вот так вот встать между ними. — После того, как я застукал вас двоих… я рассказал Патрику. Прости, что не рассказал тебе раньше, но я сообщил обо всем Патрику только несколько недель назад и заставил его пообещать, что он ни в коем случае никому не расскажет, даже тебе. Я собирался открыться тебе раньше, правда, но я просто никак не мог взять себя в руки; это трудно, знаешь. И когда Патрик спросил о статье, я понял, что хочу это сделать. Он хотел, чтобы у тебя был кто-то близкий, даже если я не расскажу тебе, и он хочет, чтобы у других людей, таких, как мы, тоже это было. Он просто заботится о тебе. — Ты… — начинает Пит, а затем замолкает, глядя на Фрэнка, как на редкое ископаемое, как будто тот превратился в медведя или что-нибудь такое же нелепое, что может вызывать такое недоверчивое выражение лица. — Да, Пит, — говорит Фрэнк, закатывая глаза, но не то что бы он не понимает тех эмоций, которые Пит испытывает сейчас: он испытал те же самые несколько недель назад. — Гей? — произносит Пит, как будто заканчивая свое предложение минутой позже. — Да, — говорит Фрэнк, кивая. Однако он совершенно понимает, каково это — не иметь возможности переварить эту информацию. Когда он узнал о Пите, он был поражен, изумлен. Он сам почти не поверил в это. Пройти через эти эмоции нелегко; ну, легко, но с этим нужно все равно справиться. — По-настоящему? — спрашивает Пит, и Фрэнк улыбается ему, но не довольной улыбкой, а чем-то вроде «вау, этот парень — идиот», но, тем не менее, любя. — Пит, я настолько гей, что мне сложно пройти по прямой линии*, — отвечает Фрэнк. Лицо Пита сменяется от трепета и удивления до паники в считанные секунды. Это почти мультяшно, и Фрэнк чувствует укол вины из-за того, что немного забавляется этим. Хотя не совсем: Пит — идиот и придурок, поэтому не будет чувствовать себя плохо из-за того, что кто-то смеется над ним. — Так, ты говоришь, что я расстался с Патриком из-за ничего? — спрашивает Пит с таким видом, словно кто-то украл все его сбережения. — Ну, нет, вы с ним расстались из-за того, что Патрик — лучший друг всех гребаных времен, — отвечает Фрэнк. — Черт! — кричит Пит, а потом выпихивает себя из кровати, и проходит буквально секунда, прежде чем тот пробегает прямо мимо Айеро через дверной проем. Он чуть не врезается в закрытую дверь, когда та открывается недостаточно быстро. Фрэнк высовывается в коридор, чтобы посмотреть, как Пит лихорадочно бежит вперед, словно его преследует злодей из фильма ужасов. Он почти врезается в какую-то девушку, которая идет ему навстречу, корчит лицо и оглядывается на него, но Пит уже, блять, ушел, так что она не может накричать на него. — Ну, полагаю, моя работа на сегодня закончена, — говорит Фрэнк сам себе. Он выходит из комнаты, закрывая за собой дверь и чувствуя гордость за самого себя. Он уверен в том, что они с Питом еще поговорят об этом позже; уверен в том, что тот захочет поделиться с Фрэнком тем, как ужасно быть геем-хоккеистом, ведь он его понимает. Он даже рад этому разговору, потому что Пит, честно говоря, является единственным человеком, который может на самом деле понять Айеро. Фрэнк идет чуть ли не вприпрыжку, очень гордясь собой за то, что исправил отношения между Питом и Патриком, и за то, что наконец-то рассказал Вентцу о своей ориентации. Прошло уже две недели; Айеро действительно хотел рассказать ему раньше. Он хотел бы, чтобы это произошло при лучших обстоятельствах, но все же, теперь Пит в курсе. Для него это настоящий подвиг. Фрэнк увеличил не просто в два или три, но даже в четыре раза количество людей, которые знают о том, что он гей, и это все за один месяц. Он не говорил об этом никому раньше, а сейчас рассказал уже трем близким людям. Фрэнк улыбается, идя по коридору и теряясь в мыслях, когда чувствует, что что-то тяжелое очень болезненно ударяет его в бок. Он так удивлен и застигнут врасплох, что ему требуется несколько секунд, чтобы понять, что произошло; он просто чувствует боль в боку, которая уже начинает ныть. Это такой удар, который болит еще некоторое время после, а не проходит сразу. Фрэнк оборачивается, чтобы увидеть источник этого чувства, и видит Моргана с его пугающими бровями, ухмыляющегося ему в ответ. Типа, настоящей гребаной ухмылкой. Фрэнк не думает, что видел ее когда-либо раньше, но он не может подобрать другого слова для этого. Айеро продолжает идти по коридору, нервничая из-за возможности быть избитым, потому что уверен, что Морган — такой тип парней, который сделал бы это, если его разозлить. Фрэнк просто продолжает идти и позволяет своим мыслям свободно летать туда-сюда, возвращаясь к разговору о городе, о котором он совсем забыл. Статья вышла. Он видел реакции не всех людей. Все в кампусе знают, что он здесь. Они все знают о существовании гея-хоккеиста. Фрэнк больше не в тени. Но у него также теперь больше возможностей быть принятым, потому что никто никогда не примет его, если он будет держать свое существование в секрете. Фрэнк на мгновение задумывается о Моргане. Его голову посещает мысль, что тот сегодня немного не в настроении. Он обычно толкает его, когда проходит мимо, но никогда раньше не делал этого так грубо, и это может быть связано либо с углом, под которым вышел удар, либо с тем фактом, что тот зол на что-то. Чем еще он может быть так взбешен, как не последними новостями? Возможно, они с Гарретом уже обсуждали это раньше. Кто-то в команде Моргана является геем, а тот уже успел продемонстрировать, что не особо это все любит. Можно сказать, что он ненавидит геев, либо просто можно назвать его куском дерьма. Любое из этого подходит и отлично описывает его. Он, наверное, совершенно не против лесбиянок, пока они без одежды, но геи? Не-а. Он не хочет ничего из этого дерьма. Фрэнк не хочет думать об этом сейчас, так как есть слишком много хороших вещей, на которых можно сосредоточиться. Пит знает его секрет, он собирается найти Патрика и умолять на коленях простить его, и все будет хорошо. Статья вышла, и большинством реакций до сих пор было удивление, но они не были окончательно плохими, что является хорошим знаком. Университет в курсе этого всего, а это все, чего Фрэнк хотел. Это все, чего он все еще хочет. Хочет, чтобы каждый, по крайней мере, в этом университете, чувствовал, что у него есть место в обществе, раз уж он не может повлиять на весь мир. По крайней мере, пока нет.