All We Need is Daylight

До сих пор это была самая медленная и тяжелая неделя в жизни Фрэнка, а ведь пока только среда. Понедельник — день, когда статья была опубликована — ушел в прошлое. Вторник, каким-то образом, длился еще дольше. Никто в раздевалке даже не мог разговаривать друг с другом — настолько сильным было напряжение. Брендон все еще остается нетронутым, но Фрэнк не уверен в том, как долго это продлится. У него не так много друзей, так что он ходит в большинство мест в одиночестве, что ставит его в опасное положение, потому что четыре парня, один из которых — Морган, жаждут его крови. Фрэнк день назад пытался следовать за Брендоном, просто чтобы убедиться, что его не изобьют до полусмерти, но ему удалось это делать лишь в начале дня, а затем он полностью потерял его из вида вплоть до тренировки. Он все еще дышит, а это важно, но Фрэнк беспокоится о его безопасности. Среда начинается почти так же, как и любой другой день: они с Рэем бросают вещи друг в друга, пытаясь проснуться, несмотря на то, что ни один из них не желает этого делать. В конце концов, Фрэнк вытаскивает себя из постели, готовясь встретиться лицом к лицу с днем, который займет у него такое же огромное количество тысячелетий, как вчера и позавчера. Сейчас статья просто на пике популярности: все знают и говорят о ней, люди начинают беспокоить Патрика, это становится безумием. Фрэнк надеялся, что ко вторнику резонанс утихнет, но все стало лишь более грандиозным. Сплетни разлетаются слишком быстро, и он чертовски ненавидит это. Теперь Фрэнк почти полностью уверен, что не нужно было давать это интервью. Он уверен, что это было огромной ошибкой. Патрик тоже начинает так думать; они обменялись некоторыми фразами, которые сводятся к одному значению: «блять». По крайней мере, Фрэнк сейчас чист, однако это самое большее, что он может сказать. Никто еще не тыкал в него пальцем; он поймал на себе несколько косых взглядов, но он не считает это чем-то из ряда вон выходящим. Люди, похоже, не особо доверяют Фрэнку и его окружению, главным образом потому, что они самые молодые ребята в команде, и это делает их самыми гибкими. Джерард не сказал Фрэнку ни единого слова, начиная с субботы. И Фрэнк не знает, почему. Такое ощущение, будто Уэй избегает его. Фрэнк видел, как он шел на каток на днях перед завтраком, и позвал его, но тот либо не услышал, либо проигнорировал его. До и после тренировки Джерард также не говорил ему ни слова. Он даже не разговаривал с ним во время практики и давал мало комментариев, хороших или плохих. Фрэнк начинает думать, что что-то случилось, и это его беспокоит, но он совершенно не имеет понятия, что могло послужить причиной этому. Он пытается убедить себя, что причина этому — занятость Джерарда; у них игра в пятницу, и он сосредоточен на этом, а не на активном игнорировании Фрэнка, но Айеро больше не уверен в том, что является правдой. Может, Джерард подозревает, что Фрэнк — тот самый гей, и это его сильно беспокоит. Несмотря на его речь в понедельник, вполне возможно, что это тревожит его больше, чем кажется. Может быть, он просто лицемер, который ожидает, что все будут уважать своих товарищей по команде, тогда как он сам не соблюдает это правило. Либо же Морган каким-то образом напугал его. Фрэнк не знает ответа, но в его жизни действительно не хватает Джерарда, и от этого ему действительно плохо. Он чувствует себя немного более одиноко, чем раньше, и речь идет, скорее всего, о том времени, когда он только попал в этот университет. На этой мысли кто-то начинает звать его по имени, в то время как Фрэнк продвигается сквозь холодный октябрьский воздух. — Фрэнк Айеро! — взволнованно кричит Пит, когда подбегает к нему, пробирающемуся к столовой на завтрак. — Так меня зовут, — кивает Фрэнк в подтверждение своих слов, когда Пит заставляет его замедлиться, схватившись за плечо парня, чтобы они могли идти рядом. — Что ты делаешь в эту субботу после тренировки? — спрашивает Пит. Фрэнк думает об этом наперед, понимая, что их игра в пятницу, а не в субботу, что означает, что у них будет самая обыкновенная тренировка. Если они выиграют, есть шанс, что ее отменят, но если они проиграют, то она, вероятно, продлится дольше. Затем он вспоминает, что в эту субботу будет Хэллоуин, так что он начинает подозревать, будто знает, что Пит собирается сказать. — Ты имеешь в виду Хэллоуин? — уточняет Айеро. — Да! — отвечает Пит. — Лучший день в году, после моего дня рождения и Рождества. — Ну, давай посмотрим, в субботу, я почти уверен, я планировал проваляться в своей комнате со страхом надвигающейся смерти, — произносит Фрэнк. — Это… чертовски мрачно, приятель, — говорит Пит. — Я понимаю, что Хэллоуин — жуткий праздник, но это перебор. — В этот день мне исполнится девятнадцать, и я почти уверен, что то, как моя жизнь проходит прямо сейчас, означает, что я стремлюсь к экзистенциальному кризису вокруг моей собственной смертности. — Так, погоди, — говорит Пит, а затем, словно чтобы выразить свое волнение по поводу только что сказанных Фрэнком слов, даже сам останавливается. — Ты только что сказал, что твой день рождения будет в субботу? — Да, — кивает Фрэнк. — В Хэллоуин? — Каждый год, — подтверждает Айеро. — Черт возьми! — восторженно восклицает Пит, привлекая внимание нескольких людей. — Это самый крутой гребаный день рождения! Оу, черт, ну, теперь ты обязан прийти на вечеринку в честь Хэллоуина в нашем общежитии, мы раздобудем тебе торт, я куплю тебе любые конфеты, какие только захочешь, или, блять, хэй, мы могли бы пойти по домам. Мне насрать — ты достаточно низок, чтобы сойти за восьмилетнего; мы могли бы выбраться в город и покрасить его в красный, в идеале кровью, потому что, знаешь, это же Хэллоуин, насколько крутым он может быть? Или, о боже, мы могли бы вообще свалить с вечеринки и провести всю ночь в городе, потому что ты взрослеешь, и мы обязаны хорошо отпраздновать, прежде, чем твои кости начнут увядать, ох, черт возьми, я напишу Патрику. Изменения в планах, этот молодой человек собирается захватить целый мир! Пит обладает сверхчеловеческой способностью не нуждаться в дыхании во время разговора, что является худшей суперсилой, которую он только мог иметь, потому что его, блять, не заткнуть. Типа, никогда. Тот факт, что ему не нужно дышать, означает, что все окружающие постоянно находятся в недоумении или раздражении, так как у Пита нет фильтра, он просто говорит то, что думает, и иногда это бывает лишено логики; он просто выбрасывает все мысли подряд, как разбрызгиватель. Личность Пита — это когда ты встряхиваешь банку газировки и затем открываешь ее. — Пит, я ведь даже не сказал, что хочу что-либо делать, — замечает Фрэнк, когда они заходят в столовую. — Конечно ты хочешь! Это же твой день рождения! — восклицает Пит. — И Хэллоуин! — Тем не менее, я не знаю, чего именно хочу, — говорит Фрэнк. — Наверное, просто провести время вместе, но в небольшой компании. Я привык к этому, так происходит каждый год, мы можем просто расслабиться. — Ну, вечеринка или покорение города — зависит от тебя, но, я имею в виду, подумай о всех неприятностях, которые мы можем натворить. О, чувак, о, парень, я принял решение за тебя, мы выводим тебя в свет, и не волнуйся, я все равно куплю тебе мешок конфет размера Costco*, это будет мой подарок тебе в твой особенный день. — Я никогда не просил о мешке конфет размера Costco, — произносит Фрэнк, не уверенный, что это вообще звучит умоляюще. Он любит конфеты так же, как и Пит, но на самом деле никто не сможет съесть так много сладкого, а еще комната Айеро довольно мала, и пакет такого размера займет добрые двадцать процентов всего пространства. — Всем нужен сахар в жизни, Фрэнк, иначе каким образом, ты думаешь, я встаю с постели каждый день? — Это многое объясняет, — отмечает Айеро, глядя на Пита, который теперь, когда он об этом подумал, кажется человеком со слишком высоким количеством сахара в крови. Пит почти является каким-нибудь гибридом белки, чего мир никогда не достигнет, и это, вероятно, хорошо. — Блять, почему ты не говорил, что твой день рождения так скоро? Теперь мне нужно, типа, арендовать воздушный шар за пять дней, а это ведь такой короткий срок; что, если мне не удастся раздобыть надувной замок? Что тогда, Фрэнк? Что тогда? — Пит, мне исполняется девятнадцать, а не девять, — отвечает Айеро. — Ладно, но можешь ли ты сказать мне прямо в глаза, что не стал бы покорять надувной замок? — спрашивает Пит, и Фрэнк не может разрушить его мечты, поэтому просто качает головой. Вентц очень особенный и хрупкий, его надо оберегать. — Так, хорошо, я позову, блять, всех, это будет здорово. Джерард, Майки, Трэви, Рэй, тот Брендон, так как я чувствую, что у него тяжелая неделя, и, черт, то есть, чувак, я приглашу Королеву, но не даю никаких обещаний о ее присутствии, так как за такие короткие сроки не каждый сможет прийти. Я также включу 2pac — Ghost, потому что мало ли что. И, блять, нам нужно поехать в зал игровых автоматов или в Атлантик-Сити, и, черт возьми, я бы все отдал, чтобы увидеть тебя пьяным, но мне придется подождать несколько лет, не так ли, и… — Пит, тебе кто-нибудь говорил, что у тебя личность, как у собаки из updog**? — Это самое приятное, что мне когда-либо говорили, — отвечает Пит, и слащавость в его голосе дает понять, что это не сарказм. Он вообще не нравится Фрэнку в романтическом плане, но он может понять, почему тот нравится Патрику. Очень сложно оставаться грустным с таким парнем, как Пит; его восторженность миром крайне заразна. — Ладно, но, серьезно, Пит, я не хочу ничего экстравагантного, — говорит Фрэнк. — Круто, круто. Но из чистого любопытства: ты бы предпочел быть передом или задом костюма лошади? — спрашивает Пит, и Айеро бьет его по руке. — Клянусь богом, Пит, ты худший человек, которого я знаю. — Я тронут, — произносит Пит, прикладывая руку к сердцу. — О, Пит, — Фрэнк качает головой, — никогда не меняйся, ты абсолютный псих. Пит отвечает широкой зубастой ухмылкой, а затем в его глазах возникает искра. — О, черт, я должен начать готовиться к твоему дню рождения. Надо всем позвонить, нанять клоуна… — Пит, просто пригласи буквально пару человек, и мы можем пойти в Applebee's, — предлагает Фрэнк. — Не говори мне, что делать! — восклицает Пит, а затем разворачивается, вероятно, больше не беспокоясь о еде, поскольку у него теперь есть более важные дела. — Увидимся позже, Фрэнк! — Пит, не делай ничего, что заставит меня ненавидеть тебя! — кричит Айеро ему вслед. — Никаких обещаний, — отвечает Пит, исчезая между парой очень раздраженных студентов. Фрэнк просто качает головой, как обычно после разговора с Питом, а затем пробирается к еде, взяв яблоко и батончик мюсли, прежде чем пойти на свое первое занятие за сегодня. На самом деле до него еще целый час, так что у него есть время посидеть в коридоре и почитать учебник, что он должен был сделать еще прошлой ночью. Каким-то образом он не нашел времени на это, хотя вчерашний день длился как минимум двенадцать лет. Фрэнк, как правило, все делает рано. Он рано приходит на занятия, рано тренируется, рано родился, ради всего святого. Ему это даже нравится — иметь такие моменты для себя одного, чтобы просто существовать в одиночестве некоторое время. Фрэнку иногда нравится бывать одному, хотя он и провел большую часть своей жизни, чувствуя себя одиноким. Между «один» и «одинокий» есть большая разница, и Айеро обычно ощущает себя одиноким, когда вокруг много людей. В больших компаниях никто обычно не разговаривает с ним, потому что у всех всегда есть собеседники. А когда он один, то он может подумать. Ему нужно это обновление время от времени, так как порой он чувствует, будто тонет под давлением необходимости постоянно общаться с людьми. Фрэнк снова начинает думать о Джерарде, и это заставляет его чувствовать себя более одиноким, чем он ожидал, потому что отсутствие Уэя в его жизни в течение последних нескольких дней сделало все немного мрачнее. Небо более серое, а его тело более тяжелое. Присутствие Джерарда добавляет миру вокруг легкости, и Фрэнк даже не подозревал, что нуждается в ней. С Уэем все довольно просто. Несмотря на то, что он постоянно внутренне разрывается на части из-за того, насколько сильно тот ему нравится, в то время как Джерард не чувствует себя таким же образом, он все еще делает мир вокруг намного проще. И Фрэнк жаждет этой простоты гораздо сильнее, чем можно представить. Чувствуя себя опустошенным во время ходьбы от аудитории к аудитории, Фрэнк избегает взаимодействия с людьми настолько сильно, насколько это возможно, но понимает, что что-то происходит, когда Патрик подходит к нему за обедом. У него такое выражение лица, которое пугает Айеро в ту же секунду, когда он его видит. По крайней мере, ему удавалось избегать всех в течение пяти часов или около того, и ему следует отпраздновать эту маленькую победу, когда предоставится такая возможность. — Черт, что случилось? — именно так Фрэнк приветствует своего хорошего друга Патрика, когда тот оказывается рядом. Он останавливается перед Айеро, делает паузу, немного хрипит, а затем делает глубокий вдох. — Так ты не слышал? — спрашивает Патрик. — Не слышал о чем? — переспрашивает Фрэнк, и он уже может сказать, что не хочет слышать ни о чем вообще. Ему нужно просто уйти от Патрика и принять свое неведение. В то же время он буквально умирает от нетерпения услышать сплетни, потому что люди, естественно, жаждут ответов, но подсознательно парень осознает тот факт, что не желает знать того, из-за чего же Патрик выглядит так взволнованно. — Ну, эм, это касается статьи, — отвечает тот. — Ну разумеется. Его разум сразу же начал придумывать худшие сценарии. Есть пара вещей, которые могли бы быть хуже всего в данной ситуации. Например, если бы Морган узнал, что статья написана о Фрэнке, или если бы на Брендона было совершено нападение. Айеро цепляется за эту мысль и надеется, что тот в порядке, потому что, если Патрик пришел сообщить ему, что тело Брендона нашли где-то в канаве, он будет чертовски ненавидеть себя. Вообще, логически, вряд ли Брендона убили бы только за подозрения в том, что он гей-хоккеист, так как Фрэнк сомневается, что даже Морган настолько жесток, но не совсем уверен, насколько далеко тот зайдет, так что не дает себе никаких гарантий. Скорее всего, Патрик скажет, что Брендон в больнице, и Фрэнк боится услышать эти слова. — Хорошо, ладно, только не психуй или типа того, — говорит Патрик, и вряд ли кто-то бы захотел, чтобы кто-нибудь в любой ситуации начинал разговор таким образом. — Не даю никаких обещаний. — Ладно, ну, это справедливо. В любом случае, ну, типа, ты знаешь, что в статье есть несколько цепляющих фраз? Именно поэтому все в кампусе говорят о ней, словно она должна порождать споры. Она должна заставлять людей говорить. Ну, очевидно, она превзошла себя. — Ох, блять, просто сорви этот пластырь, Патрик. — Ну, вроде как, это было в новостях. — Это было где? — спрашивает Фрэнк. Это не то, чего он ожидал, и он не знает, плохо это или хорошо. — В новостях, — отвечает Патрик. — И, эм, не в местных. — Ты издеваешься надо мной. — Это плохо. По крайней мере, определенно хуже, чем Фрэнк мог ожидать. — ESPN***, — говорит Патрик, и рот Фрэнка драматично открывается без всяких раздумий. Да, гораздо, блять, хуже. — Ну нахуй, — произносит Айеро невозмутимым тоном, на самом деле ощущая, будто он проваливается в черную дыру. Он словно может почувствовать, как земля исчезает под ногами, а затем он просто падает в течение многих-многих лет, до тех пор, пока не осознает, что на самом деле он просто стоит и смотрит на столб. Его чувства невозможно описать. Это что-то между оцепенением и ужасом. Он думает, что именно так чувствует себя заключенный камеры смертников в ночь перед казнью. Нет ничего, кроме ощущения абсолютного, неизбежного страха. Оно раздувается, заставляя Фрэнка чувствовать себя так, будто внутри него сейчас что-то взорвется. — Фрэнк? — спрашивает Патрик. — Ты в порядке? Ты все еще со мной? — Как, черт возьми, это произошло? — переспрашивает Фрэнк, так как совершенно не верит в то, что это реально происходит. Патрик хватает свой телефон и тянет Фрэнка на место ближе к концу помещения, где можно достичь некоего подобия уединения. Айеро не может прямо сейчас здраво мыслить, он просто вечно что-то восклицает, напоминая собой персонажа из фильма ужасов. Это не происходит на самом деле, решил он. Никоим образом статья не могла действительно засветиться в ESPN. Этот университет крошечный. Конечно, в их дивизионе всего шестьдесят команд, но они должны быть где-то на пятьдесят девятом месте в списке самых интересных из них, и невозможно, чтобы их статья на самом деле представляла интерес для любых новостей вообще, особенно спортивных. Дело даже не в спорте. Просто у этого гея хватает наглости существовать. Он бы понял, возможно, если бы эту тему затронула местная газета, может быть. Но в гребаном царстве спорта ESPN? Это просто невозможно. Этого на самом деле не происходит. Затем Патрик сует свой телефон Фрэнку под нос, и его глаза говорят ему нечто совершенно иное, нежели разум. Он смотрит на статью, совершенно малюсенькую, но все еще находящуюся на сайте ESPN, которая гласит: «Гей-хоккеист в университете Армстронга», да еще и большим жирным шрифтом, и это просто чертовски сюрреалистично. Этого не может быть на самом деле, но это реально и нелогично. — Ебаное дерьмо, — говорит Фрэнк, глядя на телефон в руках стеклянными глазами, что делает невозможным читать написанное на экране. — Там немного, это все даже не было на главной странице сайта или вроде того, нужно действительно порыться, чтобы найти это… — произносит Патрик, дрейфуя именно так, как Фрэнк терпеть не может. — Но? — переспрашивает он, ожидая подвоха. — Но они обсуждали это в своей программе сегодня утром, — говорит Патрик, краснея. — Только мимоходом. Они потратили на это лишь минуту. — Минуту? — спрашивает Фрэнк. — На гребаном национальном телевидении? На самом надежном спортивном канале во всей гребаной стране? Минуту? Патрик, это чертовски большое количество времени, когда миллионы людей слышат об этом. — Ну… да, — говорит Патрик, вздрагивая от тона голоса Фрэнка. — И сколько людей прокомментировали статью? — интересуется Айеро скорее у самого себя, чем у Патрика, крутя в руках его телефон. Его сердце бьется где-то в челюсти невероятно быстро. Он даже не может посмотреть на экран, поэтому просто блокирует мобильник и отставляет его в сторону. — Это не так важно, Фрэнк, — произносит Патрик, но тот лишь фыркает. — Не так важно, Патрик? — переспрашивает Фрэнк. — Эта статья должна была быть крошечной, вообще ничем! Это совсем не то, на что я подписывался! Это обсуждали на чертовом ESPN. Знаешь, о чем они там обычно говорят? О гребаной Национальной хоккейной лиге! О гребаной Национальной баскетбольной ассоциации! О гребаной Национальной футбольной лиге! Они не могут обсуждать наш университет на том же самом чертовом канале! Это, блять, не нормально. Это чертовски важно, Патрик. — Хорошо, да, я понимаю, но тебе нужно успокоиться, Фрэнк, — говорит Патрик, и Айеро делает резкий вдох, чувствуя, как гнев наполняет его, хотя направлен он не на друга, а на самого себя. Просто Фрэнк сидит прямо здесь, а Патрик — единственный, кто выражает свое разочарование. Он пытается успокоиться, потому что знает, что тот прав, но это не так просто. Ему не становится легче, но он решает держать себя в руках, пока ему не предоставится возможность покричать в подушку. Он может просто вскрыть себе вены, но, по крайней мере, люди не будут судить его. — Это не то, чего я хотел, Патрик, — произносит Фрэнк, пряча лицо в ладонях в попытке спрятаться от правды, что не совсем работает. — Я не хотел подвергать Брендона опасности, или подставлять тебя под удар, или заставлять Пита расстаться с тобой, или чтобы Джерард перестал разговаривать со мной, или чтобы Рэй указывал пальцем на каждого в своих предположениях, или чтобы Морган хотел убить каждого, кто движется. Фрэнк чувствует поток неконтролируемых эмоций, которые вот-вот готовы вырваться наружу, и он искренне не уверен, готов ли он заплакать в любой момент или нет. Его глаза начинают гореть, и он может сказать, что вскоре подойдут и слезы, независимо от того, нравится ему это или нет. — Патрик, мне пора, — говорит Фрэнк, прежде чем схватить свой рюкзак и побежать к выходу. Он знает, что не собирается вот-вот расплакаться, потому что в состоянии почувствовать каждую эмоцию внутри себя, так что он направляется в туалет, входя в него с чем-то вроде облегчения, когда запирается в кабинке, а затем начинает задыхаться от того, что воздух не попадает в его легкие. — Черт, черт, черт, черт, черт, — тихо стонет Айеро, шагая туда-сюда на несколько дюймов в кабинке и чувствуя слезы, текущие по его щекам, которые он действительно хотел бы остановить, но те действуют сами по себе. Такое ощущение, будто все рушится, и, честно говоря, ему насрать, если он слишком остро реагирует, потому что он чертовски напуган и подавлен и ничего не может с этим поделать. Это все его вина, он сам навлек это на себя. Если он не хотел такой реакции, ему не следовало давать интервью. Он ожидал не этого, но должен был быть готов ко всему. Он должен был предвидеть какие-либо последствия, а теперь, когда они его настигли, он оказался не готов к этому. Как он мог быть таким глупым? Он никогда не совершал такой огромной ошибки за всю свою жизнь. Он не должен был соглашаться на эту статью. Просто не должен был. Теперь он это знает. Фрэнк всем сердцем хочет вернуться в прошлое. Хочет изменить его, схитрить и сделать так, чтобы этой статьи никогда не было; черт возьми, он вернется в гребаный Бостон, чтобы избежать всего этого. Он ненавидит все это и ничего не может с этим поделать, и это душит его. Это все его вина, и теперь он должен с этим как-то жить. Он должен жить в реальности, которую не может изменить. Он просто не может вернуться к своему последнему сохранению и начать сначала. Это на самом деле происходит, и он не может отматывать время. Фрэнк закрывает лицо ладонями, прислонившись к двери позади него, и пытается подавить новый приступ слез, но это не помогает. Такое чувство, будто бы абсолютно все, включая его самого, просто рушится. Он просто хочет обнять кого-нибудь. Честное слово, что бы он только, блять, ни отдал, чтобы иметь возможность просто пойти на каток и обнять Джерарда, потому что, честно говоря, тот смог бы сделать всю ситуацию гораздо лучше. Все равно было бы чертовски отстойно, и он в любом случае ненавидел бы себя за то, что дал это интервью, но, по крайней мере, у него был бы Джерард, который мог бы уменьшить то количество боли, которое испытывает Фрэнк. Честно говоря, если бы тот хотя бы просто его обнял, это заставило бы все быть гораздо менее ранящим и не таким значимым, потому что у него просто такое ощущение, будто его ошибки — это автобус, который сбил его. Но у Фрэнка нет Джерарда, и тот даже не разговаривал с ним в течение нескольких дней. Тот факт, что Уэй игнорирует его, усугубляет ситуацию, потому что он не может быть рядом с ним в эту секунду без опасений, что тот убежит куда-нибудь. Джерард бы не понял нынешние чувства Фрэнка, но просто нахождение рядом с ним дало бы ощущение контроля ситуации. У него нет даже такой роскоши. Такое чувство, будто он сражается с целым миром в одиночку. Будто он попал в огромный смерч и пытается убежать от него. Все рушится. Только на прошлой неделе Фрэнк начал чувствовать себя своим в этом университете. Ему он даже начал нравиться. Конечно, он задумывался над тем, чтобы уехать отсюда, но, по крайней мере, он чувствовал себя в безопасности. Знал, что у него есть группа хороших людей, каждому из которых он нравится. Теперь же ему кажется, будто он отталкивает всех от себя, либо же наоборот. Они даже не знают этого, но каждый из них медленно уходит из жизни Фрэнка, и тот не может этого принять. Он наконец-то, впервые в своей жизни, нашел друзей, и теперь они отталкивают его. Джерард не будет с ним разговаривать, Рэй изменился с тех пор, как вышла статья, Патрик тонет, Пит притворяется счастливым и делает вид, будто все хорошо, когда они оба знают, что это не так, Майки все еще Майки, но он не особо, блять, помогает. Морган на пути войны, а Брендон под его прицелом, и все, что произошло, — это вина Фрэнка. Ему надоело повторять это самому себе, но он знает, что это правда и что он заслуживает этого. — Господи Иисусе, я чертовски запутался, — стонет Фрэнк, чувствуя, что все еще плачет. — Да, черт возьми, — отвечает незнакомый голос из соседней кабинки, но, честно говоря, Айеро все равно. — Отъебись, — отмахивается Фрэнк, возвращаясь к действительно важному плачу, на котором он остановился. Весь желудок Фрэнка скручивается, когда он вспоминает, что ему сегодня еще предстоит посетить занятия, а потом и тренировку. Он просто хочет пойти в свою комнату, плакать и чувствовать себя хреново в течение дня; он не желает быть активным членом общества прямо сейчас. Он не знает, почему этому всему надо было свалиться на него прямо сейчас. Просто так и есть. Ему не нужно было давать это интервью, он знает это и просто хочет, чтобы понял это раньше. Почему он был таким идиотом? Каких вдохновляющих перемен он ожидал? Он действительно думал, что статья сможет сделать все так, как он хотел? Он лишь принимал желаемое за действительность, что кажется идиотизмом сейчас. Он был идиотом. Он никогда не делал ничего глупее за всю свою жизнь. Тот факт, что он не может изменить то, как все происходит, сильно мучит его. Фрэнк хочет, чтобы все было просто. Легко. Он просто хочет быть геем. Быть в хоккейной команде. Быть фигуристом. Он хочет иметь друзей, парня, Джерарда. Он хочет, чтобы все встало на свои места, и то, что он не так уж и много просит, ранит его: все остальные в мире могут легко заполучить то, чего он желает, и это не будет значить для них так же много. Но все рушится, потому что он гей, а это даже не его гребаная вина. Если бы Фрэнк был мудаком, он бы заслуживал этого, но он не думает, что таковым является. Тем не менее, Айеро должен страдать от ненависти всех окружающих по отношению к нему самому, потому что это просто то, как работает мир. Фрэнк остается в туалете еще на пятнадцать минут, пытаясь выплакаться или онеметь от боли, в зависимости от того, что наступит раньше. Наступает онемение. Он выходит из туалета, проверяет время и направляется в следующую аудиторию, даже не потрудившись захватить по пути что-нибудь поесть, потому что он не думает, что его желудок сможет справиться с едой прямо сейчас. Он не думает, что сможет справиться вообще с чем угодно, и даже сон не кажется таким привлекательным. Он также чувствует, что заслуживает страданий. Не из-за какой-то внутренней гомофобии или чего-то подобного, потому что у Фрэнка ее нет. А потому, что все сейчас происходит из-за его собственных решений. Горе, страх за безопасность Брендона — это все его вина. Он заслуживает нести этот груз, потому что сам его и создал. Но нельзя сказать, что Фрэнк слабак, и любой, кто попытается утверждать это, будет неправ. Даже несмотря на то, что ему кажется, будто весь мир рушится, он приходит на свое следующее занятие в этот же день, высоко держа голову. Это то, что ему нужно, чтобы тренировка прошла хорошо, и ему придется делать это чаще в ближайшем будущем.