All We Need is Daylight

Фрэнк приходит в раздевалку раньше, чем обычно, вместе с Питом, который не покидает его буквально весь день. Айеро улыбается немного шире, чем за все эти две недели, и это учитывая игру, которую они выиграли вчера, и, честно говоря, вероятно, все другие игры тоже. Он очень рад новой татуировке. Даже больше, чем рад. Может быть, он никогда в жизни не испытывал такого счастья по поводу чего-либо. — Фрэнк! — раздается голос Джерарда из офиса, который тот, скорее всего, случайно покинул именно сейчас, либо же он просто сидел там и все эти двадцать минут ждал, когда Фрэнк пройдет мимо, чтобы поздравить его с днем рождения. Джерард не собирается признавать, что второй вариант более корректен. — С днем рождения, Фрэнк! — говорит Уэй, когда мчится к нему, но останавливается, отходя чуть назад, когда понимает, что неуместно обнимать парня, если ты — другой, совершенно гетеросексуальный парень. Дело даже не в том, что это могло бы угрожать той мужественности, которую Джерард якобы имеет, — просто это немного по-гейски. Он думает об этом и хочет иметь хороший повод обнять Фрэнка. Если бы они только что выиграли игру, это бы не было странным. Уэй уже обнимал его после игры раньше и хотел бы сделать это сейчас. Жизнь иногда бывает трудной. — Спасибо, — произносит Фрэнк, улыбаясь в ответ шире, чем обычно, и Джерард сразу же обращает на это внимание, так как он заметил бы практически любое изменение в нем; даже смену шампуня. — Что с тобой? Что сделал Пит? — спрашивает Джерард, не в силах сдержать ответную улыбку, потому что Фрэнк чертовски совершенен, и, когда он улыбается, это похоже на то, как свет загорается во тьме. — Я только что сделал татуировку! — энергично восклицает Айеро с этой живостью в глазах, которую Джерард хотел бы там и оставить. — Ты сделал… татуировку? — переспрашивает Уэй, немного теряясь в словах, так как он определенно не ожидал этого. Он знал, что Пит совершит что-нибудь грандиозное, потому что он просто относится к такому типу людей, и дни рождения для него чертовски важны, но татуировка — это определенно не то, что предполагал Джерард. Он думал, что Пит был серьезен, когда упоминал о воздушном шаре. Зная его, это все еще может быть в его гребаных планах. — Да! — говорит Пит, выглядя счастливым, но даже близко не так, как Фрэнк. — Ты побывал на банджи-джампинге, а Фрэнк сделал татуировку! — Ну… Ладно, хватит уже говорить, покажи мне ее! — произносит Джерард, выглядя восторженным. Уэй слегка краснеет, когда Фрэнк поворачивается и задирает футболку, потому что Джерард — неловкий человек, которого очень привлекает этот парень. Поверх его большой татуировки вверху спины, чего там раньше определенно не было, приклеена заживляющая пленка. Тату довольно простая: большой Светильник Джека, который Джерард мог бы описать только как целиком и полностью «Фрэнк». Вся область кожи вокруг татуировки покраснела, и мелкие детали не особо видны под пленкой, но он уверен, что все будет выглядеть гораздо лучше через несколько недель; как только заживет. Джерард просто смотрит на него и издает этот кроткий тихий звук глубоко в горле, который никто больше не может услышать. Это очень болезненный звук, полный мучительной тоски и волнения. Пит не ошибся, когда сказал, что парни считают татуировки сексуальными. Джерард может представить так много не совсем дружеских вещей прямо сейчас, и ненормально, что он думает таким образом о Фрэнке. Он бы смотрел на эту татуировку часами напролет, оставив там пару засосов для лучшего вида. Честно говоря, список того, что Уэй сделал бы с Фрэнком, настолько велик, что на него ушла бы целая тетрадь и, возможно, даже больше. Он правда не должен так думать о ком-то, кого знает, не говоря уже о друге. Джерард давно отказался от надежды перебороть это; он по уши влюблен в Айеро. — Круто, да? — спрашивает Фрэнк, поворачиваясь обратно и выглядя еще более восторженным. — Ага, — кивает Джерард, копируя его выражение лица. — Выглядит неплохо. Это прям твое. Мне нравится, что это связано с Хэллоуином, это просто действительно… уместно? — Я знаю! — восклицает Фрэнк, и Джерард удивлен, что тот еще не прыгает на месте. — Я даже не знал, как сильно этого хотел, пока это не произошло, и тогда я, типа… Блять, чувак, я хочу быть просто покрыт татуировками. И я не шучу. С ног до головы! Когда я смогу набить следующую? Блять! — Может, на твое двадцатилетие, — говорит Пит, закатывая глаза, но любя. — Лучше бы ты этого не делал, Пит, — качает головой Джерард. — Это делает мой подарок Фрэнку жалким. — О, у тебя есть для меня подарок? — спрашивает Фрэнк, выглядя удивленным, но восторженным. Он не щенок, и Джерард не стал бы называть его таковым. Щенок здесь Пит, в этом нет сомнений, но не Фрэнк. Тот скорее похож на зайчика. У него такое же милое лицо, он обладает остроумием, но также он очень мягкий и несколько гиперактивный, однако не настолько, как Пит. — Да, я оставил его в офисе, но могу сходить сейчас за ним, хочешь? — говорит Джерард, не уверенный, хочет ли дарить подарок после Пита. Фрэнк энергично кивает, потому что он не особо любит сюрпризы или неизвестности, но обожает получать подарки. Уэй убегает в свой кабинет дальше по коридору и возвращается с плохо упакованным подарком. Эта упаковка должна была быть хорошей, просто ей управлялся тот, кто совсем не понимает, как этим пользоваться, поэтому это довольно мило. Это большая куча чего-то, тщательно обернутая тем, что, кажется, уже восьмилетней давности, так что это, возможно, сделал Джерард. Фрэнк с удовольствием принимает от него эту вещь, удивляясь тому, что эта штука оказывается легче, чем он ожидал. Внутри звучит какой-то знакомый грохочущий звук, заставивший Айеро сразу же догадаться, что, возможно, это такое, и он улыбается, из-за чего сердце Джерарда лопается, летает по комнате, а затем брызгает в миллионы маленьких осколков по всему полу. — Блять, это похоже на Рождество, — нетерпеливо говорит Фрэнк, когда вскрывает обертку, обнажая знакомую обложку фильма, который кажется, учитывая дату, совершенно в тему. Он смотрит на фильм «Хэллоуин» — его самый любимый, потому что Айеро обожает ужастики, и чем они старее, тем лучше. Похоже, что весь подарок состоит из дисков с фильмами, поэтому Фрэнк открывает остальную часть упаковки, доставая оставшуюся часть фильмов ужасов, большинство из которых он уже видел. — Ты когда-то упомянул, что у тебя есть все классические фильмы на кассетах, а видеомагнитофона нет, так что я решил, что ты, может, захочешь новый набор, и, ну, тут не особо много всего и все такое, но, да… — объясняет Джерард, чувствуя себя идиотом из-за того, что он купил Фрэнку кучу дисков с фильмами, которые тот, очевидно, уже видел, и это глупо. Он слегка краснеет, думая о том, какой идиотский этот подарок, в то время как Пит просто стоит рядом, такой великий и могучий, сделав Айеро, вероятно, лучший подарок, который у того когда-либо вообще мог быть: настоящую гребаную татуировку; а все, что сделал Джерард, — это купил ему пару фильмов. Ну, если честно, здесь тринадцать фильмов, которые обошлись ему в сто долларов, но он не упоминает это. — Джерард, честно, это… — Фрэнк качает головой, глядя на все названия, пока Уэй ожидает вердикта, который отправит его в депрессию. — …чертовски круто! Джерард оживляется, а его уши, которые уже были красные потому, что он собирался уйти, становятся ярче, и это распространяется на кончики ушей, шею и даже его гребаный нос. — Правда? — Эм, да, — говорит Фрэнк. — Тут целая половина — мои любимые фильмы! Мама никогда не хотела их покупать, потому что она не любит ужастики. Но, типа, это потрясающе, серьезно. — Да? Ладно, хорошо. Потому что ты всегда можешь глянуть их в интернете, если захочешь, либо просто пойти и купить видеомагнитофон… — Большое спасибо, Джерард, — произносит Фрэнк, замечая, что тот начинает мямлить, и кто-то должен его спасти. — Я действительно ценю это и жду, что мы когда-нибудь устроим марафон фильмов ужасов, хорошо? — Да, да, разумеется, — кивает Джерард, улыбаясь, что делает его еще более очаровательным. Сама мысль о том, чтобы провести вечер с Фрэнком Айеро, смотря фильмы ужасов, посылает мурашки по его позвоночнику, и дело не в монстрах или скримерах. Постепенно остальная часть команды начинает подтягиваться, побуждая Пита и Фрэнка отправиться в раздевалку, чтобы переодеться, оставив Джерарда стоять там в коридоре и чувствовать себя иначе. Измученность была бы хорошим словом, чтобы описать его состояние сейчас. Измученность и отчаяние. Майки приходит в числе последних, и когда он заходит, то видит своего брата, стоящего у стены и спрятавшего лицо в ладонях, и он просто сразу понимает, в чем дело. Они с Джерардом обладают телепатией, такой же, как у близнецов. Иногда он может читать его мысли даже за сотню миль. Майки лучше понимает Джерарда, хотя бы потому, что он все видит, слышит и знает. У них, как известно, бывают мысленные разговоры друг с другом, и поэтому им запрещается быть в одной и той же команде в шарадах. Тяжело вздыхая, Майки подходит к своему брату, и Джерард поднимает взгляд, как только узнает его ноги, попавшие в поле зрения. У Уэя-старшего такое жалкое выражение лица, что может понять даже маленький ребенок. Его эмоции, как правило, слишком драматичны, так что можно запросто догадаться, что происходит с Джерардом; ну, или Майки так думает. — Держу пари, я знаю, в чем дело, — говорит Майки, оглядываясь вокруг, чтобы убедиться, что их никто не слышит, прежде чем прошептать: — Фрэнк? — Он такой чертовски красивый, Майкс. Его улыбка, глаза и, блять, даже его ресницы! Ты их вообще видел? Это как смотреть на ангела. И он такой милый, забавный и красивый. И он только что сделал татуировку, Майкс. Татуировку. Знаешь, что сводит меня с ума? Горячие парни с татуировками. Это, наверное, единственное, что он мог сделать, чтобы стать еще сексуальнее, и он пошел и, блять, сделал это! — отвечает Джерард. — Я даже не могу описать, как себя чувствую из-за этого. В раздевалку больше никто не заходит, и если выглянуть в окно, то можно увидеть, что никто больше и не придет сюда. Майки и Джерард оба понижают тон своего голоса, ведь было бы не совсем хорошо, если бы их кто-нибудь подслушал. Дверь раздевалки довольно тяжелая и по большей части звуконепроницаемая, так что никто не будет их слушать и слышать. — Ладно, во-первых, отвратительно. Во-вторых, я все еще думаю, что у тебя есть шанс, Джи. — Ты можешь заткнуться об этом? — стонет Джерард. — Даже если бы у меня был шанс — которого, я тебя уверяю, у меня нет, — то сейчас все действительно очень напряженно. Это было бы опасно для нас обоих. Например, если кто-нибудь узнает, он покончит с хоккеем, а я могу попрощаться с работой. Никто не стал бы нанимать тренера-гея. Это просто не так работает. — Тайные отношения. Как у Чендлера и Моники. — Их поймали. — Но они также поженились, — говорит Майки, как будто это должно в чем-то убедить Джерарда. Он делает умное лицо, которое заставляет Уэя-старшего закатить глаза, как только Майки начинает уходить, исчезая в раздевалке и оставляя брата очень раздраженным в коридоре. Джерард взлохмачивает волосы ладонью, сильно портя прическу, но ему все равно, потому что внутри он горит. Он возвращается в свой офис, надеясь попытаться взять себя в руки до вечера. Фрэнк видит, как Майки заходит в раздевалку и плюхается на скамейку рядом с очень вялым и усталым Рэем. У Торо такие огромные мешки под глазами, что небольшие мыши могли бы использовать их в качестве гамаков, во что трудно поверить, так как тот все же проспал на несколько часов больше, чем Фрэнк. Майки выглядит уставшим или сытым чем-то по горло, и его выражение лица полностью совпадает с зевком, который мгновение спустя издает Рэй. — Что такое? Выглядишь угрюмым, — спрашивает Пит, бросая что-то в Майки, и тот ловит это без колебаний, что немного странно, как и он сам. — Мой брат… ведет себя, как всегда, — раздраженно произносит Уэй-младший, взмахнув руками, как бы выражая тем самым сущность Джерарда. — Я только что говорил с ним, и мне показалось, что с ним все в порядке, — говорит Фрэнк, потому что Джерард действительно казался нормальным минуту назад. Он был немного покрасневшим, но это было очевидно, так как он чувствовал себя немного смущенным из-за того, что его подарок был не таким экстравагантным, как у Пита. Майки подавляет свое естественное желание ответить: «Ну, это твоя вина, что он ведет себя так». Фрэнк всегда делает Джерарда взвинченным и обеспокоенным, и именно Майки приходится заставлять того брать себя в руки после каждого их диалога, какие у них бывают. Может быть, их отношения были бы не особо хорошей идеей — Джерард, вероятно, расплавится в лужицу, а затем стечет вниз между трещинами на асфальте, и больше его никто никогда не увидит и не услышит. Майки пришел почти к окончательному решению, что Фрэнк гей, и не из-за его поведения, а из-за того, что он смотрит на Джерарда совсем не гетеросексуально. Айеро был бы под железным прикрытием, если бы не эта малюсенькая деталь. Это не очень очевидно, и случайный прохожий даже не заметил бы этого, но тот факт, что Уэй сходит по нему с ума, делает Майки невероятно внимательным к этим двоим, и то, как они взаимодействуют, совершенно точно относится к категории «гейское». Фрэнк отвечает на его лепет, тяжело дышит, чрезмерно краснеет — то же, что делает влюбленность Джерарда такой очевидной. Майки не был уверен и даже особо не рассматривал этот вопрос до того, как вышла статья, но теперь это кажется довольно ясным. Статья идеально подходит Фрэнку. Майки не знает, как и вообще должен ли он обсудить это с Айеро, потому что всегда есть шанс, что он ошибается. Он никогда раньше ни в чем не ошибался, но все бывает впервые. Он не собирается никому рассказывать, Майки нравится этот парень, но просто Джерард иногда ставит его в тупик. Он будет продолжать говорить брату рискнуть, и в конце концов тот либо послушает его, либо убьет. Он будет хранить секреты Фрэнка и Джерарда, хотя и уверен, что рано или поздно они оба расколются. — Для тебя Джерард такой и есть, — в конце концов произносит Майки. Практика проходит, как обычно, но длится ужасно долго. Фрэнк ждет с нетерпением, когда он уже уйдет с катка, чтобы праздновать свой день рождения и дальше, так как он чувствует себя странно взбудораженным и энергичным по поводу сегодняшнего дня, что несколько ненормально для него, учитывая, что обычно он вообще не поднимает тему своего праздника. — Ладно, тусовщики, — объявляет Пит части раздевалки, когда они все возвращаются обратно. — Поторопите свои задницы, сегодня очень особенный день рождения у очень особенного парня. — Тебе уже исполнилось восемь, Пит? — морщится Морган из другого конца помещения. — Извини, но ты должен знать, что я отпраздновал свой восьмой день рождения в прошлом году. Что делает меня таким взрослым, — говорит он, показывая на руках девять пальцев. — Ты мог и одурачить меня, — отвечает Морган, и Фрэнк качает головой, потому что очевидно, что в этот раз тот не выиграет. Когда дело доходит до забавных, тупых или вполне себе даже безумных ответов, Пит является бесспорным победителем. — Это потому, что я нестареющий, вечная молодость и все такое, в отличие от тебя! О, слушай! Тебе нужен лосьон, Морган, он действительно поможет тебе с этими морщинами. — Тот факт, что Пит существует, — это случайное везение. Фрэнк оборачивается, чтобы осмотреть раздевалку. Брендон переодевается в спешке; быстрее, чем глаз Айеро может уследить. Он делает это каждый день на протяжении недели. Совершенно ясно, что Брендон пытается уйти от Моргана так быстро, как только сможет, и это хорошая идея, так как тот не сможет причинить ему боль, если не найдет. Фрэнк думает о том, чтобы подойти и спросить Брендона, не хочет ли тот пообщаться с ними, поскольку у него была довольно тяжелая неделя, а так он мог бы действительно повеселиться. Но как только он решает сделать это, Пит его опережает, подойдя к парню и одарив его своей лучшей, а также самой широкой и устрашающей улыбкой. — Хэй, Брендон, Брендо, Брендорино… Я пожалел об этом, как только сказал, но уже слишком поздно, прими мои искренние извинения, — говорит Пит, и это не было бы странным с кем-нибудь другим, но он не особо часто разговаривает с Брендоном, хотя, судя по всему, он не раз пытался. Пит проделывает огромную работу, пытаясь не оставить никого в стороне, просто люди не всегда идут ему навстречу. Брендон даже не останавливается и продолжает ускоренно переодеваться, просто глядя на Пита в замешательстве. — Итак, я хотел спросить, не хочешь ли ты провести время со мной и моими друзьями? Сегодня день рождения Фрэнка. Мы празднуем с соответствующими возрасту напитками и все такое. Jell-O shots*, которые на самом деле не содержат алкоголя, потому что это было бы незаконно, а я за вас в ответе, ну и, возможно, какое-нибудь родео. О, и блестки… много-много блесток. — Мне неинтересно, прости, — произносит Брендон, так как тот, кажется, не особо дружелюбный человек. Дело не в том, что он злой или плохой, просто у него не слишком приветливый характер. Он, вероятно, отличный парень, если пробить эту жесткую и прочную оболочку. Пит сделает это, в конце концов, — с небольшим давлением, но он доберется до Брендона. Ключ в том, чтобы завербовать его на светлую сторону, прежде чем это сделает тьма. Ему не нужно, чтобы под его носом возник Энакин Скайуокер. — Даже ради оладий? — спрашивает Пит, корча рожицу, которая, несомненно, убедит того пойти. — Мне и так хорошо, правда, — говорит Брендон. — А если я заплачу за тебя? — предлагает Пит, делая выжидающее лицо, которое представляет собой смесь волнения и неопределенности. — Бесплатные оладьи. Я даже не буду сыпать на них блестки. — Э-э, — стонет Брендон, закрывая свой шкафчик и пялясь на него пару мгновений. — Может, в другой раз. — Ладно, наверное, — произносит Пит, и Брендон даже не останавливается, чтобы дать ему ответить, прежде чем направиться к выходу из раздевалки со стремительной скоростью. — Приятно было пообщаться. Как-нибудь повторим, — кричит Пит ему вслед, хотя очевидно, что тот уже перестал его слушать. — Ну, по крайней мере, ты попытался, — говорит Трэви. — Кому-нибудь вообще удавалось с ним поговорить? — спрашивает Пит, возвращаясь к своей компании и с любопытством глядя на них. Они все качают головой, поворачиваясь друг к другу, и Фрэнк удивлен увидеть, что никто из них больше ничего не говорит на эту тему. Брендон невероятно загадочен, а еще огромный интроверт, в чем Айеро только что убедился. — Черт возьми, нам нужен этот парень в компании, — говорит Пит, качая головой. — Ну, это приключение для другого дня. До тех пор у нас назначена встреча с оладьями. О, запишите это, звучит как новый фильм Джеймса Бонда. Пит выводит их компанию из раздевалки. Морган и его стая все еще переодеваются, не обращая на них внимание, когда те проходят мимо. Джерард ждет в вестибюле, разговаривая с Патриком, очки которого готовы съехать на самый кончик его носа. Пит останавливается, смотрит в окно и издает писк, который вряд ли смогут понять как люди, так и животные. — Дождь! На Хэллоуин! О боже, Сатана пытается нам что-то сказать, — говорит он, подбегая к окну и прислоняясь к нему лицом. Его дыхание оставляет пар на стекле, и такое ощущение, будто Пит пытается его обнять или пройти насквозь. Фрэнк качает головой, уставившись в окно и почувствовав нарастающее нетерпение по поводу выхода наружу, под моросящий дождь, в надежде, что он усилится. Фрэнк влюблен в дождь, и неважно, это запах сырости в воздухе или сами капли воды. Он просто знает, что ему это нужно, так как дождь заставляет все стать безмятежным и простым. Солнце создает ощущение, будто бы все находится под давлением. Может, это потому, что мир замедляется во время дождя. Люди ездят медленнее, все события, как правило, отменяются, все в первую очередь разговаривают о погоде, и это, вероятно, должно уже было всем надоесть, но нет. Дождь все объединяет. — Фрэнк, погода не может быть более идеальной. Как будто сам Бог плачет, потому что его любимому творению исполняется девятнадцать блядских лет. И когда я говорю «любимому», я, очевидно, не беру в счет Бейонсе, так как мы все знаем, что она является таковой среди всех. — Пит, — произносит Джерард определенным тоном голоса, качая головой. Именно так можно лучше всего его описать. Просто имя, сказанное с интонацией, как будто кто-то, кого вы любите, сделал что-то глупое. Пит разворачивается там, где он стоит, чтобы взглянуть на всех, кто смотрит сейчас на него, как на маньяка, но тот не обращает на это никакого внимания. — Все здесь? — спрашивает Пит, осматриваясь по сторонам и кивая головой во время подсчета людей. — Судя по всему, да. Идем дальше! В «Международный дом оладий»! — говорит парень. — Такой вид приключений самый лучший, на мой взгляд. — Где это находится? — спрашивает Фрэнк. — Примерно в двух милях, — отвечает Джерард. — Блять, — произносит Айеро. — И ни у кого нет машины? — У меня есть! — говорит Трэви. — Спасибо, черт. — Но она припаркована у моего дома. В Нью-Йорке. — Ну, это нам не особо поможет, не так ли? — стонет Фрэнк. Ему нравится дождь, и он любит гулять под ним, но ходить на большие расстояния ненавидит в любую погоду. Айеро не совсем уж и ленивый, он получает необходимую физическую нагрузку благодаря хоккею, но ходьба действует ему на нервы, потому что это не так весело, как катание на коньках. А про ощущения и говорить нечего. Катание на коньках заставляет чувствовать себя живым, непреодолимым и быстрым. Ходьба заставляет чувствовать себя усталым, медленным и скучным. — Мы пойдем пешком! — восклицает Пит, возглавляя группу и шагая в своем собственном ритме. — Он такой странный, — говорит Фрэнк, качая головой. Патрик, которого он не замечал и который стоит рядом с ним, любовно вздыхает и говорит «да». Фрэнк вздыхает следом, потому что так сильно хочет, чтобы у него тоже так было. Айеро выходит вслед за Майки, который придерживает ему дверь, а затем его окутывает воздух, который слишком холодный для дождя, но слишком теплый для снега. Он сомневается, что сегодня появятся снежинки, но ливень смоет любое доказательство того, что сейчас октябрь. Джерард оказывается на одном уровне с Фрэнком, шагая в ногу, и Айеро улыбается, потому что это все ощущается почти как у Пита с Патриком. Просто все не так, как он хочет. Фрэнк знает, что в конечном счете найдет способ быть счастливым в качестве просто друга Джерарда. Это может занять годы, а, возможно, вообще никогда и не произойдет, но он предполагает, что в конце концов преодолеет эту влюбленность в Уэя. У него не может быть Джерарда в романтическом смысле, что хреново, но, по крайней мере, они могут быть друзьями. Это вторая лучшая вещь. — Как твой день рождения? — спрашивает Джерард. — Хорошо, — отвечает Фрэнк. — Правда, я понятия не имею, как сказать маме о татуировке. — Тебе не обязательно ей что-либо говорить, — пожимает плечами Уэй. — То, чего она не знает, не может причинить ей боль. — Я все ей рассказываю. Моя мама — лучший человек, которого я знаю. — Как это может быть правдой, когда у тебя есть я? — произносит Джерард, корча рожицу и улыбаясь. Возможно, Фрэнк и правда влюблен в него, но он не будет притворяться, что любит Уэя сильнее, чем свою мать. Он даже себя так не любит, как ее. Джерард на втором месте, он уступит ему это. — Нет, ну, если бы был список, то моя мама была бы первой, потом Овечкин, вероятно, просто все из Black Flag, Коржик, потом еще пара десятков людей, ну, а затем и ты. Фрэнк смотрит вперед и замечает, что они с Джерардом идут самыми последними; все остальные по два или три человека болтают о чем-то друг с другом. Айеро рад прогулке с помощником тренера, и, когда они позади всех, создается впечатление, будто они одни. От остальных можно лишь услышать какие-то обрывки разговоров, которые Фрэнк воспринимает лишь как белый шум. — Я чувствую себя любимым, — говорит Джерард, нахмурившись. — Коржик? Серьезно? — Он сильно меня вдохновляет, — кивает Фрэнк. — То, как он просто… ест все эти печеньки. Это прям что-то мое. — Это справедливо, — соглашается Уэй. — Тебе нужно будет пойти на «Улицу Сезам» и встретиться с ним лет через десять, когда ты станешь знаменитым. — Когда я что? — спрашивает Фрэнк. — Когда ты станешь всемирно известным хоккеистом! Мы оба знаем, что ты на верном пути в Национальную хоккейную лигу, — говорит Джерард со знающим видом. — Мы оба знаем, что это цель. Это не значит, что так и будет. — До этого не так и далеко, учитывая, как ты хорош. Фрэнк краснеет, а затем оглядывается вокруг, смотрит на автомобили, которые проезжают мимо и издают очень отчетливый звук на мокрой дороге, что посылает искру удовлетворенности в сердце Айеро. Фары освещают мокрые улицы, а также фонарные столбы, которые ночью напоминают маяки. — Что насчет тебя? — интересуется Фрэнк. — Ты хочешь быть тренером, рисовать мультики и комиксы. Но если через десять лет я буду в НХЛ, то где будешь ты? — Надеюсь, что все еще где-нибудь в твоих контактах на телефоне, — отвечает Уэй, и Фрэнк, который сменил тему разговора, чтобы не краснеть и дальше, лишь стал еще более пунцовым. — Это не ответ. — Я не знаю. И это единственный ответ, который я тебе могу дать. Я понятия не имею, куда иду по жизни. Сейчас я просто делаю то, что хочу, и просто невероятно удобно, что это имеет смысл. Но, возможно, в будущем все не будет так просто. Посмотрим. Мне не нужно решать это прямо сейчас. — Это то, что люди повторяют мне каждый раз, и все же мне кажется, что в то же время они настаивают на ответе, — говорит Айеро. — Они никогда и не прекращали, на самом деле. Боже, иногда я чувствую себя таким старым, — Джерард морщится. Он не такой уж и старый, всего год назад окончил университет, и в нем есть лишь половина зрелости его возраста, так что в ближайшее время он определенно точно не повзрослеет. — Ты всего на четыре года старше меня, — отвечает Фрэнк. — По сути, ты все еще студент. — Я все еще живу и питаюсь в кампусе, — Джерард пожимает плечами. — И тренирую ту же команду, в которой играл раньше. Но теперь они платят мне. — Мечта, — усмехается Фрэнк. — Ну, может, через десять лет, когда ты станешь известным игроком Национальной хоккейной лиги и будешь появляться тут и там на «Улице Сезам», я смогу написать рассказ о том, как тренировал тебя, и продажи копий доведут меня прямо до банка. — Ты уже придумал стратегию, — говорит Айеро, оглядываясь на Джерарда с прищуренными глазами. — Я продумываю возможные и реалистичные варианты. — Это реалистично? — спрашивает Фрэнк. — Ну, то, что ты станешь известным игроком НХЛ, — определенно да, как мы уже определили. Я не знаю, стал бы кто-нибудь читать книгу своего помощника тренера в университете, но кто знает, сейчас продают все. — Ты такой… — запинается Айеро, так как начал это предложение с намерением сказать «милый», прежде чем понял, что ему нельзя это говорить Джерарду. — …странный, — говорит он в итоге. — Я просто надеюсь, что ты выставишь меня в положительном свете в своей будущей книге обо мне; это все, чего я прошу. — Хм, посмотрим, я все еще думаю об этом. Возможно, я продам больше копий, если выдумаю о тебе вопиющую ложь. «Однажды я видел, как Фрэнк Айеро пнул голубя за попытку съесть кусок пиццы с земли. Потом он взял этот кусок и съел его сам». — Отъебись, — говорит Фрэнк, ударяя его по руке и качая головой. — Что! Это продало бы больше копий, чем «Фрэнк всегда был очень добр ко мне, а еще он был отличным хоккеистом уже тогда. Мы говорили о комиксах и фильмах ужасов. Он был хорошим другом». Эта версия, возможно, более правдива, но она не попадет в колонку сплетен в журналах. — Ты такой странный. Невероятно. Просто такой чертов чудак. Джерард просто хмыкает и кивает, а Фрэнк немного умирает внутри, потому что, черт возьми, смех Уэя — это самое милое, что он когда-либо слышал за всю свою жизнь. Он хочет разлить его по бутылкам и держать под кроватью, когда мир становится мрачным и холодным. Сохранить эти маленькие моменты с Джерардом на черный день. Их группа останавливается на светофоре. Их не так уж и много, чтобы Фрэнк потрудился посчитать, но компания включает в себя всех друзей Айеро из команды, а также Патрика, который тоже считается, так как все знают, что он на самом деле тоже является частью команды. Честно говоря, иногда кажется, что именно он состоит в команде, а не Морган. — Пит собирается заставить сотрудников «Международного дома оладий» петь для меня? — спрашивает Фрэнк, внезапно понимая, что это именно то, что люди делают в дни рождения. — Потому что если они это сделают, то я куплю билет в один конец в Канаду, найду дом под скалой и никогда не вернусь. — Конечно, ты бы сбежал в Канаду, — качает головой Джерард. — Ты насквозь пропитан хоккеем, Айеро. — Я никогда этого и не отрицал, — произносит Фрэнк. — Я бы этого не забыл, — как бы мимоходом признается Уэй. Их компания продолжает свой путь и быстро пробирается через перекресток; Фрэнк обходит лужу, которую Пит не замечает и наступает прямо туда. Он встряхивается, и в прямом, и в переносном смысле, но его нога теперь будет мерзнуть всю ночь. Но, хотя, Пит — это самый позитивный человек, которого только можно встретить. Он может найти плюсы даже в зомби-апокалипсисе. Фрэнк видел его грустным только тогда, когда они с Патриком расстались на пять часов. Айеро дважды смотрит по сторонам, но не чтобы его не сбила машина, потому что, как студент, он обязан утверждать, что ему это понравилось бы. Вместо этого он осматривает переулки в поисках способа сбежать от группы. Не потому, что он не ценит усилия Пита, а потому, что у него начинается паническая атака при мысли, что персонал кафе будет петь ему поздравление. Ему снились кошмары об этом. Это было жестоко. — Ищешь пути побега? — спрашивает Джерард. — Нет… — Если ты просто попросишь его не… — Ох, но он снова начнет свое: «Тебе нужно выйти из своей зоны комфорта. Сегодня ты набил себе татуировку, но не можешь выдержать небольшую песенку?», либо что-нибудь другое, но не менее унизительное. — Ты знаешь Пита, он не такой, у него нет снисходительности. — Да, но знаешь, что было бы проще? — произносит Фрэнк и сворачивает в переулок так быстро, как только может, и, так как они вдвоем находятся позади остальных — никто, кроме Джерарда, этого не замечает. — Фрэнк! — стонет Уэй, оглядываясь на остальных ребят, никто из которых ничего не замечает, будучи слишком поглощенными своими разговорами, что для Джерарда сюрприз, поскольку, оказывается, Майки слишком увлеченно ругается о Марио Карте. Они с Джерардом очень хорошо ладят, но, когда они ссорятся, в девяти случаях из десяти это происходит из-за этой игры. Трудно поверить, что Майки был так сильно поглощен разговором о Марио Карте, что не заметил, как пропали два человека, так как он крайней наблюдательный человек с глазами на затылке. Проблематично осознать это все. Переулок, в который прокрался Фрэнк, — один из тех, которые проходят вдоль задней части магазинов, куда должны иметь доступ только их владельцы, но по какой-то причине они становятся общественным местом. Ему открывается хороший вид на мусорные контейнеры и большие коробки, уложенные рядом со зданиями, которые, по-видимому, спереди смотрятся отлично, но сзади представляют собой лишь массивные кирпичные блоки. — Фрэнк, да ладно тебе, Пит заметит, когда придет на место, а тебя нет, потому что, не знаю, мы празднуем твой день рождения. — Да, но если сегодня мой праздник, разве мы не должны делать то, чего я хочу? — спрашивает Айеро. — А я просто хочу залечь на дно и быть, типа, невидимым. Мне не нужно, чтобы Пит был супер «агрх!» перед моим носом, понимаешь? Ты знаешь, каким он может быть. Я ценю это, и он мне правда нравится, но мне этого не нужно. Я был бы рад, если бы были только мы с тобой в «Вендис**». Джерард хмурится, потому что единственная причина, по которой люди бывают в «Вендис» в это время ночи, — это если они под кайфом или недалеки от этого. Это неприятный стереотип, потому что Уэй, как правило, открыт к употреблению куриных ножек в любое время суток. — Нам нужно вернуться к остальным, — говорит Джерард, и Фрэнк просто закатывает глаза. — Ох, ты всегда такой прилипала, не так ли? — Это не так! — возражает Уэй. — Я, типа, беззаботный? — Правда? Ты в каком-то смысле властный. — Ну, я главный, когда мы на катке, — произносит Джерард в свою защиту. — Ты же знаешь, что я просто дразню тебя? — Засранец, — Уэй закатывает глаза, но все равно смотрит на Фрэнка, у которого на лице возникает широкая улыбка, и на него просто невозможно злиться. Ему также невозможно сказать «нет»; Айеро как маленький ребенок, выпрашивающий что-то, потому что он неотразимый и просто слишком милый. — Разве мой тренер может называть меня так? Это кажется немного непрофессиональным, — говорит Фрэнк, смеясь, и Джерард легонько толкает его в плечо, что заставляет Айеро засмеяться снова; не над Уэем, а просто. Он сегодня навеселе, возможно, из-за дня рождения, но также дело может быть в татуировке, которая ему так сильно нравится. Джерард не может ничего с собой поделать, но каждый раз, когда Фрэнк смеется, это заразно. Он улыбается ему в ответ, слегка посмеиваясь, и становится рядом с ним у стены; с этого ракурса Айеро становится вообще самым симпатичным человеком, которого Джерард когда-либо видел, и это немного мучительно. Фрэнк особенный. Не такой, как все. Морган — отличный хоккеист, один из лучших, кого Уэй когда-либо видел. Он абсолютно потрясающий, и взгляд невольно фокусируется на нем, когда он играет. Кроме тех случаев, когда там Фрэнк. Если он там, то становится невозможным не смотреть на него. Даже те, кто его не знает, могут сказать, насколько он хорош и силен. Невозможно не быть пораженным им. Морган — ничто, по сравнению с Айеро, что является комплиментом, учитывая, что Морган чертовски хороший хоккеист. Странно то, что Фрэнк лучше него в спорте, но также более приземлен. У него лучшие хоккейные навыки, и он лучший человек. Он заботливый, добрый, нежный, смешной и чуткий, но в то же время один из самых талантливых людей, которых Джерард знает. Что еще хуже —  он, плюс ко всему, чертовски горячий. Это даже несправедливо. Несправедливо то, что кто-то может так выглядеть, быть настолько талантливым и одновременно являться таким хорошим человеком. Тот факт, что Фрэнк не мудак, делает его засранцем. Джерард прислоняется к стене, долго смотрит на Айеро, и между ними возникает довольно долгая пауза, которая, тем не менее, не ощущается таковой. Смех Фрэнка угасает, как только он осознает свою близость к Уэю. Они совсем рядом, их лица всего в дюймах друг от друга, и Айеро просто мог бы наклониться чуть вперед, превратив расстояние между ними в ничто, и будь что будет. Это было бы так просто. Такое ощущение, будто бы сама атмосфера подталкивает к этому. Чувства Фрэнка становятся немного расплывчатыми и нечеткими, как и сама реальность. Он не совсем понимает, что происходит. Он максимально старается не принимать никаких решений, потому что уверен, что в любой момент какая-нибудь случайная мысль заставит его и выглядеть идиотом, и чувствовать себя так же. Кажется, что пространство между ними сокращается. Кажется, что Джерард наклоняется, и Фрэнк уверен, что он тоже это делает, хотя не планировал этого изначально. Он уверен в том, что мир вокруг них замер. Звуки, запах, движение — все вокруг останавливается, кроме Джерарда. Фрэнк видит только приближающегося Уэя. Он может ощутить только его запах, который, как всегда, очень отчетливый и острый, почти женственный, но не отталкивающий. Единственные движения в мире — это его собственные и, возможно, Джерарда, поскольку расстояние между ними становится лишь меньше. Никакого ветра или машин — только они вдвоем. Фрэнк слышит лишь тишину, как будто мир осознал, насколько важен этот момент, и решил убрать все звуки, чтобы сделать его особенным. Фрэнк собирается поцеловать Джерарда. Это сейчас, блять, произойдет. Он буквально в секунде от этого. Сейчас произойдет его первый в жизни поцелуй, и он будет с Уэем. Джерард, черт возьми, поцелует его. Или, по крайней мере, это то, в чем мозг Фрэнка пытается его убедить, что не является правдой, потому что он чувствует, что это нелогично. Он выдает желаемое за действительность, и что-то глубоко внутри него знает это, но это все рушится под стремлением Айеро поцеловать его. Он никогда за всю свою жизнь не хотел ничего так сильно, как он хочет поцеловать Уэя сейчас. Он никогда не испытывал более сильного вожделения. Фрэнк чувствует себя животным, действующим только по инстинкту и желанию и теряющим из-за этого весь здравый смысл. Джерард так же смущен тем, что может или не может произойти. Он теряется в этом моменте, это точно, поэтому совершенно погружается в то, что еще не происходит, но в его голове уже давно случилось, не осознавая из-за этого, что этим самым он может разрушить всю их дружбу с Фрэнком. Джерард также осознает тот факт, что было бы нелогично, если бы Айеро вдруг поцеловал его. Это маловероятно, потому что он слишком идеален, и, хотя известно, что как минимум один человек в команде — гей, Уэй убежден, что мир чересчур жесток для того, чтобы им оказался именно Фрэнк. Все было бы слишком хорошо, если бы Айеро был им. Это не было бы здорово для его жизни и карьеры, очевидно, но для Джерарда это была бы лучшая новость на свете. Фрэнк вызывает в нем такие чувства, которые он никогда раньше не испытывал, а сам Айеро просто считает, что тот факт, что кто-то чувствует то же, что и он, был бы слишком крутым совпадением. Такие хорошие вещи просто не случаются. Так что, это явно не то, о чем он думает, и он определенно точно разрушит их дружбу. — Фрэнк! Джерард! — говорит чей-то голос, разбивая все, словно камень, брошенный в окно. Это оглушительный звук; вероятно, звук сердец Фрэнка и Джерарда, разбивающихся одновременно. Но тот момент, когда они оба поверили, что наконец сделают то, о чем так долго мечтали, исчез. Это непостижимо, разрушительно, но все растаяло, как дым. Джерард вдруг понимает, как близки они друг к другу, и делает значительный шаг назад, что Фрэнк инстинктивно повторяет. Между ними возникает тишина, а они оба обмениваются сконфуженными взглядами. Реальность возвращается к ним, и Фрэнк искренне чувствует огромную благодарность за это. Он почти собрался поцеловать Джерарда. Если бы он это сделал, он бы, вероятно, разрушил все то, над чем работал всю свою жизнь: свою хоккейную карьеру, университетские годы, отношения с друзьями, которых ему удалось завести, и, вероятно, получил бы пару пинков от Моргана. Он наверняка потерял бы Уэя. Все смылось бы прямо в канализацию, в которую стекает сейчас дождевая вода вокруг него. Вся его жизнь пропала бы, утекла, как мутный поток воды. Фрэнк знает, что это все было в его голове. Их «момент» не мог быть ничем иным, как мечтой. Он бы поцеловал Джерарда и навсегда потерял его в своей жизни; это было бы разрушительно, а если учесть и все другие последствия, это было бы невыносимо. Тот факт, что ему помешали совершить самую огромную ошибку в своей жизни, — это подарок на день рождения, который нужен был ему больше всего на свете. Опять же, лучшим подарком был бы Джерард, являющийся геем, но он не всегда получает то, чего хочет. Уэй чувствует, как будто кто-то только что столкнул его с лестницы. Момент потерян, и хотя он знает, что это было нереально, было бы так круто, если бы все произошло. Он потерял то, чего никогда и не имел, но это все равно утрата. Это как проснуться после сна и осознать, что все было ненастоящее. И в некотором смысле это так и было. Просто сон. Фрэнк и Джерард покидают переулок, отказываясь от плана побега, так как они возвращаются к парням, посчитавшим то, как они убежали, забавным. Они оба предпочитают забыть то, что, как они уверены, не может быть правдой, и это заставляет их чувствовать себя немного более опустошенными внутри.