All We Need is Daylight

Фрэнк ощущает лишь онемение. Он чувствует пустоту, он разбит. Ему кажется, что у него не осталось достаточно эмоций, чтобы функционировать. Как будто он носит маску, которую не может снять, и, как бы сильно он ни старался, она не поддается. Проблем тоже не становится меньше. Фрэнк надеялся, что, по крайней мере, со временем какие-то мелочи начнут исчезать; например, боль, напоминающая море, окружающее пляж. Он знает, что на это нужно время, но оно идет слишком медленно. Это продолжалось три дня. Мало того, что он не утруждается встать с постели, — он также отказывается с кем-либо разговаривать. Рэй старался, честное слово, и даже Майки физически пытался вытащить его из постели, но ничто не может заставить его покинуть кровать. Грустное лицо Пита вперемешку с щенячьими глазками, которые точно заставят Патрика съездить до канадской границы и обратно, до сих пор не действуют никак на отчаяние Фрэнка, а это о многом говорит, так как у Пита самые большие карие и милые глаза, которые только можно представить. За исключением, конечно, Джерарда, чьи светло-карие глаза поджарили бы Айеро сначала изнутри, а потом и снаружи. Джерард — единственный, кто не пришел его навестить до сих пор. Он также единственный, кто может заставить Фрэнка с кем-нибудь поговорить, но это все равно маловероятно. С тех пор, как он вышел из кабинета врача в понедельник вечером — вернее, рано утром во вторник, — он не сказал никому ни слова. И не собирается этого делать. Фрэнк исчез, во всех смыслах. Он ни с кем не разговаривает и даже не смотрит на людей, входящих в его комнату. Такое ощущение, будто он ничего не делает. Зайдет Рэй, и тот будет пялиться на потолок, а спустя четыре часа он найдет Фрэнка, разглядывающего все ту же часть потолка. Но он не спит. Кажется, что он бодрствует все время. Он не спит по ночам, утрам, дням и вечерам. Рэй видел его спящим всего один раз за прошедшие три дня, и даже тогда стоило ему только громко кашлянуть, и Фрэнк проснулся в это же мгновение ока. Как будто он готовится к худшему, и каждый звук, который он слышит, приближает его к войне. Рэй не знает, что случилось, даже не догадывается. Он уже давно отказался от попыток разговорить Фрэнка, потому что очевидно, что тот не хочет говорить. Кажется, будто Торо не слышал его голос уже много лет. Он не понимал прежде, как сильно он ему нравился. Ему нравится Фрэнк, совсем немного. Он, вероятно, сосед мечты Рэя. Они любят одинаковую музыку, выросли примерно в одной и той же области Нью-Джерси, у них обоих есть ненасытная жажда к кровавым ужастикам, а еще Айеро — забавный, творческий и, главное, добрый человек. Такое ощущение, будто с понедельника в жизни Рэя появилась свободная вакансия; что-то изменили, и с тех пор все идет не так. Рэй — не единственный, кто заметил это. Хотя Фрэнк может и не понимать этого, и, честно говоря, он и правда не имеет не малейшего понятия о том, что в атмосфере вокруг создается какое-то затишье, когда его нет рядом. Он что-то добавляет. Он как искра, поджигающая мир красок, и дело не только в команде. Обеды, ужины и даже прогулки по кампусу больше не те, что прежде. Все просто какое-то неправильное. Фрэнк не посетил ни одно занятие, начиная с понедельника. Он не притронулся ни к учебнику, ни к компьютеру, ни даже к телефону. Он даже не думал идти на тренировку, не говоря уже о самой учебе. В это трудно поверить, но Фрэнк действительно провел последние три дня, абсолютно ничего не делая. Он лежал в своей кровати, мечтая заснуть, но максимум, который у него был, — это двадцать минут сна, после чего он проснулся, когда злодейское лицо со свирепыми бровями ворвалось в его сновидения. Такое ощущение, будто единственной его активностью за последние несколько дней было лежать, смотреть в потолок и что-то созерцать. Иногда он плачет, пытаясь скрыть это от Рэя, и делает все возможное, чтобы тот ничего не услышал. Фрэнк часто плачет. Он, на самом деле, никогда и не останавливается. Люди взглянут на него, думая, что он перестал, но на его щеках все равно будет несколько молчаливых слез. Что-то совершенно серьезно не так, и никто ничего не может с этим поделать. Фрэнк уверен, что обезвожен. Все, что он делает, — это спит, бегает за едой и в ванную, а затем возвращается в кокон на своей кровати. Он начинает вонять. Ему плевать. Люди все больше беспокоятся о нем. Ему плевать. Ему приходят электронные письма от преподавателей, интересующихся, почему он не посещает занятия в течение нескольких дней без предупреждения. Ему плевать. Команда начинает волноваться, завтра у них игра. Фрэнку плевать. Рэй периодически разговаривает с ним. Сообщает ему о том, что происходит в мире, пересказывает некоторые занятия, которые он пропустил, или подробности каких-то лекций, которые он также не посещал. Он много говорит о команде, но Фрэнк блокирует это. Он не хочет ничего слышать о хоккее, о Моргане, Майки, Джерарде или о ком-либо еще. Айеро просто хочет сидеть в тишине и вариться в собственных страданиях. В последнее время он только это и делает. У Фрэнка довольно насыщенный вечер четверга, когда к нему приходит не один, а два гостя. День начинается так же, как и все остальные. Он лежит в своей постели, глаза собираются вывалиться из глазниц из-за недостатка сна или постоянного плача, либо же из-за всего этого вместе. Все идет, как обычно. Рэй уходит на первое занятие, когда на часах около одиннадцати, возвращается через час и осматривает Фрэнка с беспокойством или жалостью, прежде чем снова уйти, на этот раз не возвращаясь в течение нескольких часов. Когда Рэй приходит обратно, он усаживается за свой стол для обыденного одностороннего разговора с Айеро. Торо переживает, что это в конце концов станет привычкой. — Итак, тебе нужно прочитать двенадцатую и тринадцатую главы к понедельнику. А еще прошлой ночью «Уайлд» побили «Девилз» на два гола. Почти уверен, что кто-то из «Семейства Кардашьян» был в новостях, хотя я не могу сказать, почему; вероятно, из-за чего-то несущественного. Сегодня выпало немного снега, но вряд ли это надолго. Глобальное потепление и все такое, знаешь? Хотя погода была довольно хорошая, почти теплая, и можно было, по крайней мере, выйти на улицу без куртки. Завтра может быть даже дождь, что было бы круто, я думаю, но в ноябре не должно быть дождей, не так ли? Тренировка была сложнее, чем обычно, потому что Тренер работает с нами более усердно с тех пор, как тебя с нами нет. Вся команда беспокоится о тебе. Они хотят знать, когда ты вернешься, потому что мы не выживем завтра без тебя. Хотя это лишь игра, и я уверен, что ничего страшного не случится, если мы проиграем всего один матч. Пит особенно скучает по тебе; ты знаешь, что он как заноза в заднице. Фрэнк действительно это знает; Пит навещал его уже по четыре раза за день в течение последних трех суток. Он не особо много говорит; рассказывает о хоккее, музыкальных группах, говорит, что он беспокоится и что Патрику действительно жаль, если поведение Фрэнка каким-то боком связано со статьей. Затем Пит мрачно вздыхает и уходит, осторожно закрыв за собой дверь. Это в каком-то смысле душераздирающе. Хотя это не имеет ничего общего с тем, через что Фрэнку приходится проходить каждую секунду своей жалкой гребаной жизни. — Джерард продолжает спрашивать о тебе. Он сказал, что хочет поговорить с тобой, когда ты сможешь, даже если ты просто напишешь ему. Он хочет знать, болен ли ты, потому что можно взять несколько выходных дней, но команда действительно в тебе нуждается. И он не ошибается, знаешь, ты правда нужен нам. Как будто мы потеряли какую-то важную деталь, понимаешь? Все ребята страдают без тебя; мы даже не похожи на команду сейчас, потому что ты каким-то образом склеивал нас вместе. Без тебя мы просто кучка парней, играющих клюшками на льду. Но когда ты с нами, возникает единство. Все нормально, если ты пропустишь игру завтра; Джерард сказал, что хотел бы, чтобы ты не отчаивался. Фрэнк ничего не говорит, но поворачивает голову обратно лицом к стене. Рэй мрачно вздыхает, его голова опускается меж плеч, и он качает ею, удивляясь, что же могло такого случиться, чтобы Фрэнк так себя вел. Айеро немного чувствителен, это всегда было довольно очевидно, но что бы с ним ни случилось — это перешло все границы. Что бы это ни было, оно должно быть огромным, монументальным. Рэй переживает, что Фрэнк может никогда не вернуться. Не только в команду, но и просто как человек. Как будто его душа потерялась в реке Стикс, а Рэй не знает, сможет ли когда-нибудь ее вернуть. — Я правда надеюсь, что ты в порядке, — мягко говорит Рэй, глядя на Фрэнка, который сейчас не больше, чем кусок мяса, сидящий в простынях в углу. Он уныло вздыхает и отводит от Айеро взгляд, но не свое внимание. Они оба сидят в тишине некоторое время, и только звук страниц учебника, который листает Рэй, заполняет комнату. Около половины десятого раздается стук в дверь. Голова Рэя мгновенно оживает, но Фрэнк даже не моргает. Торо предполагает, что это еще один посетитель его соседа по комнате, как и каждый, кто вообще приходил к ним в течение последних трех дней. Когда он открывает дверь, то совсем не удивлен увидеть там Джерарда. — Хэй, Рэй, — говорит Уэй. — Фрэнк… О, вот он, — начинает Джерард, видимо, всматриваясь вперед, прежде чем разглядеть Айеро, который даже не оборачивается. Пока он не услышит голос, он даже не узнает, кто именно к нему пришел. И его это не слишком заботит. — Можешь попытаться, но он не разговаривал со мной с понедельника. Джерард кивает, а затем подходит к кровати Фрэнка, пытаясь вглядеться в нее, но не может, поскольку тот слишком далеко, а Уэй, для начала, не слишком высокий. Рэй взмахивает руками, а потом покидает комнату, оставляя дверь приоткрытой и надеясь, что Джерарду повезет с ним больше, чем ему самому. У Уэя с Фрэнком особая связь, которую Рэй не разделяет ни с кем из них, хотя он не может точно сказать, что эта связь собой представляет. — Хэй, Фрэнк, — начинает Джерард, глядя на двухъярусную кровать в попытках найти признаки какого-либо движения, чтобы убедиться, что Фрэнк, по крайней мере, дышит. Ничего. Уэй издает грустный звук. — Итак, ты пропустил три тренировки, как ты уже знаешь. Я не сержусь на тебя, и я хочу, чтобы ты это знал. Никто на тебя не злится, даже Тренер. Мы все знаем, что ты сейчас через что-то проходишь, и, что бы это ни было, мы просто надеемся, что у тебя все получится. Особенно я, Фрэнк. Айеро хочет улыбнуться, потому что слова Джерарда всегда такие добрые, а его голос, который не совсем похож на карамель, а скорее на мед, — это то, что никогда не перестает наполнять Фрэнка радостью. За исключением этого момента. Даже голоса Уэя недостаточно, чтобы вытащить его из ямы, в которую он сам себя закопал. Он чувствует, что его жизнь опустилась на дно кратера, и даже Джерарда, который предлагает ему лестницу, чтобы подняться, недостаточно. — Я не знаю, как это описать, Фрэнк, но такое ощущение, будто бы мир потерял часть своей красоты без тебя. Словно все стало монохромным. Птицы поют тише, земля вращается немного медленнее, как будто она ожидает твоего возвращения и не хочет тратить слишком много времени, двигаясь без тебя. Моя жизнь особенно, блять, не кажется правильной теперь. Не только в команде или типа того, нет, я просто скучаю, типа, просто видеть тебя. Периодически, я имею в виду. Ты стал одним из моих лучших друзей, и я не знаю, как тебе это удалось, потому что мы знакомы около месяца, а даже с Питом мне потребовалось аж целых полгода. Ты знаешь его, он как гребаная собачонка, привязывается ко всему, но все же, даже он не является настолько важным атрибутом моей жизни, как ты, и я не знаю, почему. — Эта последняя фраза — ложь. Джерард знает, почему. Потому что Фрэнк, возможно, любовь всей его жизни, но он определенно не собирается говорить ему об этом, особенно пока тот находится в таком деликатном состоянии, как сейчас. — А если серьезно, Фрэнк, то мне действительно все равно на команду. Это не… не так важно, в конце концов. Это игра. Кубок или нет, но это все равно просто игра. Как и хоккей, на самом деле. Для меня это не имеет значения. Ну, то есть, очевидно, что это не так; но не больше, чем ты. Фрэнк, как я уже сказал, ты стал мне очень близким другом в последнее время, одним из лучших, какие у меня когда-либо были, и я хочу, чтобы ты был счастлив. Чтобы ты просто был в порядке. Это все, чего я от тебя хочу, но прямо сейчас ты не в порядке, и это меня убивает. Джерард шевелится, играя ногами, но Айеро ничего не замечает. Такое ощущение, будто Уэю некомфортно, но не с Фрэнком, а вообще. Кому угодно было бы нелегко видеть его таким: не только Джерарду, но и Рэю или кому-либо еще. Их дискомфорт не сравнится с тем, что испытывает Фрэнк, но им все равно приходится непросто. — Причина, по которой я так долго не приходил к тебе, заключается в том, что я боялся увидеть тебя таким. Я слышал, что все плохо, но не хотел видеть тебя настолько подавленным. Я знаю, что иногда все может стать очень сложным, даже сложнее, чем когда-либо вообще, но я также знаю, что ты сильный, Фрэнк. Знаю, потому что ты доказал мне это миллион раз. Ты лучший чертов хоккеист среди всех, кого я знаю, и лучший человек тоже. Иногда… я думаю, что ты для меня нечто большее, чем просто друг, — говорит Джерард и мгновенно жалеет об этом, краснея и надеясь, что это не звучало так гейско, как в его голове. Хотя это все же звучало довольно по-гейски. Джерард спешит закрыть эти слова другими, чтобы отвлечь Фрэнка от того факта, что он фактически признался ему в своей симпатии. Айеро не сдвинулся ни на дюйм с тех пор, как Уэй зашел в комнату, так что есть шанс, что он разговаривает со спящим парнем. Может, это было бы даже к лучшему, потому что Джерард слишком сильно раскрывает свое сердце и душу в этой небольшой комнате в общежитии, и ему не нравится быть таким уязвимым. Он чувствует себя птенцом, одиноким в дикой природе, где даже деревья нависают над ним, словно злые хищники. Фрэнк вгоняет его в это состояние не только сейчас, но и вообще всегда. — Ты слишком ценен для мира, чтобы позволить этому победить тебя, что бы это ни было. Я уверен, что этому есть оправдание, потому что ты такой сильный. И я также знаю, что ты сможешь оставить это в прошлом. Ты выйдешь на другой уровень, и команда будет готова принять тебя обратно, когда ты будешь готов. Если это займет несколько дней или даже недель, мы все равно примем тебя. Но просто знай, что мы… я, особенно я, не сержусь на тебя. Делай то, что должен. Будь тем, кем должен. Просто знай, что тебе всегда будут рады и что я всегда — всегда — буду болеть за тебя. Фрэнк этого не видит, но понимает, что Джерард слегка грустно улыбается. Это пронзает его внутренности, как меч, прошедший насквозь. Больно и несправедливо, что Уэй может заставить его чувствовать себя еще хуже, чем до этого. Джерард должен делать все лучше. Он должен заставить Фрэнка улыбнуться и сделать его счастливым, и все же, каждый раз, когда тот рядом, он как будто делает ровно противоположное. Честно говоря, это не вина Джерарда. Он хороший человек, даже слишком, и поэтому Фрэнк каждый раз чувствует себя дерьмово, когда он рядом. Айеро влюблен в этого парня. И причем уже давно. Если бы Джерард сделал ему предложение, Фрэнк согласился бы еще три недели назад. Причина, по которой ему больно находиться рядом, заключается в том, что Айеро так сильно хочет быть с ним, но не может. Он хочет всего Джерарда. Его любовь и привязанность. Его шутки, даже самые неудачные. Он хочет проводить в его квартире весь день с фильмами ужасов или под одеялом, когда погаснет свет. Он хочет, чтобы у него были дни хороших и плохих причесок. Хочет кричать на телевизор вместе с ним, когда «Девилз» проигрывают, и бросать ботинки в экран, когда «Блэкхокс» выигрывают. Он хочет чувствовать утреннее дыхание Джерарда и знать все его вредные привычки. Он хочет ссориться с ним по поводу того, что Уэй разбрасывает свою одежду по всей спальне, хочет плакать с ним в кинотеатрах и чтобы все было просто. Он хочет Джерарда, и все не может быть еще проще. Фрэнк хочет маленькую квартирку в новом городе, в своем маленьком уголке мира. Он сам желает быть маленьким и чтобы у них были шумные соседи, на которых они бы жаловались во время готовки ужина. Он хочет не быть здесь. Фрэнк хочет, чтобы всего, что случилось за последние несколько дней, никогда не было. Он мечтает об альтернативном будущем с Джерардом, где ничего страшного не происходило. Он хочет Уэя, хочет быть в НХЛ, хочет ходить по улице, держа Джерарда за руку, и видеть маленькую девочку в футболке со своим именем на ней, когда он проходит мимо. Фрэнк хочет сбежать. Далеко-далеко. Он хочет начать новую жизнь. Поступить в новый университет, найти новые интересы, новую любовь и новую ненависть. Но он взял бы с собой некоторые вещи: своих друзей, маму, но больше всего он хочет забрать с собой Джерарда. Но у Фрэнка не может этого быть. У него даже не может быть обычной маленькой жизни с Джерардом в крошечной квартирке. У него не может быть ничего из этого. Фрэнк даже не может быть счастлив. Не может чувствовать удовлетворение. Он даже не чувствует, что в порядке. Морган забрал у него все. Он оставил Айеро лишь пустоту. Фрэнк находится в состоянии безграничной пустоты и завершенности. Это ощущается почти как в тот момент, когда кричишь в каньон, в эти минуты после громкого длинного крика в пустую долину или расщелину мира. Звук отражается от ландшафта, а затем наступает тишина. Ничего не происходит; слышно только свой голос на поверхности равнин, а затем он идет дальше и дальше, пока совсем не исчезнет. Не слышно даже звуков природы. Это пустое, решительное чувство. Так или иначе, это больно. Оставив в покое свои мысли, он чувствует, как года проносятся мимо в его голове. Каждая секунда каждого дня кажется ему вечностью. Он чувствует себя Гэндальфом, убитым Барлогом. Все вечно. Мимо него проносятся годы, а в реальности это лишь мгновения. Наступает долгий момент, когда Джерард просто стоит, оглядывая комнату и глядя на комок простыней, который может быть Фрэнком или просто хорошо замаскированной подушкой. Оттуда не исходит ни звука, ни шуршания — как будто там вообще нет никакого живого существа. В конце концов, Уэй сдается и грустно вздыхает, что причиняет Фрэнку боль больше, чем он может вынести, после чего тот идет к двери. Поскольку Айеро позволяет своим мыслям чувствовать, будто проходят года, но на самом деле лишь пара секунд, он может услышать звук кого-то, кто мчится мимо Джерарда, который выходит в коридор через дверной проем. Уэй бросает короткое «извини», но Фрэнк не поднимает голову, потому что предполагает, что это вернувшийся Рэй. Фрэнк более чем удивлен, когда слышит, как дверь закрывается за Джерардом, но голос, который звучит вслед за этим, принадлежит не Рэю. Это знакомый голос, но не тот, который Айеро знает слишком хорошо, поэтому ему приходится поднять голову, чтобы увидеть, не обманывают ли его уши. Внизу, в футе или двух от двери, стоит Брендон — вероятно, единственный человек в мире, которого Фрэнк никогда не ожидал увидеть в этой комнате, за исключением, возможно, Королевы или призрака Аль Капоне. Айеро хмурит брови, глядя на Брендона, который не тратит времени зря, прежде чем разразиться потоком слов. — Хэй, Фрэнк, я знаю, что ты знаешь, кто я, или, по крайней мере, я на это надеюсь, потому что мы в одной команде, но, в любом случае, нам надо с тобой кое о чем поговорить. Или, по крайней мере, я буду говорить, а ты будешь слушать, так как я наслышан, что ты не особо разговорчивый в последнее время, и я полагаю, что понимаю, почему, ведь я точно знаю, через что ты проходишь. Его слова удивляют Фрэнка, и тот факт, что они исходят от парня, о котором Айеро, честно говоря, знает меньше всего, делает все это странным. Он на самом деле даже больше знает о Моргане, чем о Брендоне. Быстрый поиск в гугле расскажет о том, что отец Фейхи владеет юридической фирмой в Атланте, штат Джорджия, и, вероятно, может купить весь этот университет, если захочет. Если погуглить Брендона, то можно будет найти лишь его страничку на фейсбуке. Фрэнк ничего не говорит и просто смотрит на парня со смущением на лице, и Брендон должен гордиться собой, так как это действие — самое близкое к настоящему общению из всего, что Айеро предлагал другим людям в течение последних семидесяти двух часов. — Послушай, Фрэнк, я знаю, что не особо часто общаюсь с кем-нибудь из вас, и это не из-за какой-то огромной тайны, которую вы должны разгадать; мне просто не особо нравится быть в обществе спортсменов, потому что, в общем, вы все мудаки. Без обид, я уверен, что есть исключения; просто я встретил целую кучу придурков-хоккеистов, и среди них — единицы нормальных, так что я просто говорю по статистике. Я занимаюсь хоккеем только ради стипендии, ладно? Это лишь означает, что учеба будет стоить дешевле; я не хочу дружить с командой, мне просто нужно отучиться, чем моя мама будет гордиться, и двигаться дальше по жизни. Сейчас, к сожалению, бог знает почему, все взорвалось. Я не могу привлекать к себе внимание, потому что все вокруг кричат о кровавом убийстве из-за какой-то дерьмовой херни, которая не имеет значения. Фрэнк едва ли успевает за темпом речи Брендона. Он не успевает осмысливать его слова так быстро, как тот их произносит. Тем не менее, он делает все возможное, чтобы не отставать, но это похоже на маленького ребенка, бегущего за машиной по шоссе. — Но, в любом случае, это многословный способ сказать, что, блять, я знаю, что это трудно. Поверь мне, я правда знаю. Знаю, как все может быть сложно, а теперь все становится только хуже, потому что, Фрэнк, ох, блять, я не хочу этого говорить, но все равно собираюсь, поскольку я думаю, что ты должен это услышать. Я знаю, что с тобой случилось, Фрэнк, — решительно говорит Брендон, и сердце Айеро останавливается. Типа, он на самом деле может чувствовать, как оно прекращает биться, и возникает такое ощущение, будто весь воздух покидает его тело. Он не знает, куда он уходит. Откуда Брендон может знать? Он был там? В раздевалке, на катке? Если так, то почему он не остановил это? Может, Брендон проследил за ним во время похода к врачу? Может, он прочел его гребаные мысли? Может, Брендон просто переодетый Холмс? Каким бы образом он ни выяснил это, это нехорошо. Хотя, возможно, он на самом деле ничего и не знает. Может, Брендон просто думает, что Фрэнка избили. У него довольно неприятная рана на голове и несколько синяков на руках и ногах, которые никто не заметил. Его волосы покрывают большую часть покраснения на голове, а также он провел под одеялом три дня, поэтому люди могли видеть лишь его шею, не считая редких походов к торговому автомату или в ванную. Что еще может Брендон заподозрить? Вероятно, он просто знает, что Морган на него охотится. Возможно, в этом все дело. — Если тебе интересно, откуда я знаю, то правда в том, — вздыхает Брендон, а потом смотрит на Фрэнка; его речь замедляется, как будто требуется слишком много усилий, чтобы произнести это, — правда в том, что он сделал это и со мной тоже. Фрэнк ошеломлен, и это видно по его лицу. Он практически может видеть, как его собственный шок отражается в глазах Брендона, даже на расстоянии нескольких футов. Нет ничего на свете, что он ожидал услышать меньше, чем то, что сказал Брендон. Фрэнку даже не кажется, что Ури может говорить о чем-то другом, потому что единственная мысль, которая крутится в его голове, — это нереально. Это похоже на торнадо, разрушающий весь город. Это не могло случиться. Не дважды. Не с Брендоном. Он был… Он не мог. И снова Морган? Когда? Почему Брендон никому не сказал? Что он до сих пор делает в команде? Почему не исчез, как Фрэнк? Что он вообще делает прямо сейчас, как он может просто говорить об этом? Почему Морган не за решеткой? Неужели Айеро первый, кому он об этом рассказал, или Брендон тоже посещал больницу? Один из самых важных вопросов, который эгоистичен, но Фрэнка это не волнует: почему тот не предупредил его? Если это случилось с ним и у него было около двух недель, чтобы подготовить Айеро к шторму, почему он узнает обо всем только после случившегося? — Я знаю, что тебе сложно в это поверить, а мне еще сложнее говорить, но это правда. Он сделал со мной то же самое. Я пытался набраться смелости прийти сюда и рассказать тебе обо всем примерно со вторника, когда ты не пришел на тренировку, потому что я просто знал. Я просто, блять, знал, что он сделал это снова, и я понятия не имею, как выразить, насколько мне жаль, потому что я должен был предотвратить это. Я должен был, я не знаю, пожаловаться в деканат, рассказать полиции, тебе или вообще кому-нибудь, но я не рассказал, и этому есть простое объяснение. Я чертов трус, Фрэнк. Я просто струсил, сбежал; мне было так стыдно, по большей части. Я чувствовал себя неправильным и грязным, и это не моя гребаная вина, и я знаю это, но, типа, понимаешь, это как жирное пятно, которое невозможно отмыть. Будто на руках суперстойкий клей, и от него невозможно избавиться, как бы сильно я ни пытался, и можно даже отрезать себе пальцы, но он все равно останется. То, что он сделал со мной, — что он сделал с нами, — это не то, о чем я могу просто рассказать, и хотя я знаю, что должен был, я не мог; я даже не защитил тебя, и это моя вина. Брендон делает глубокий вдох, а затем обходит всю комнату, но это университетское общежитие, и требуется всего лишь буквально два шага, чтобы обойти всю спальню. Он на мгновение закрывает лицо руками, а затем качает головой, как будто пытаясь что-то стряхнуть с себя, а Фрэнк все еще в шоке смотрит на него. У него просто нет слов, да он и не знает, что тут можно вообще сказать. — Частично это моя вина, и я не расстроюсь, если ты меня возненавидишь. Я должен был… и просто… Я помню, что не видел, как ты зашел в раздевалку той ночью, и все мои инстинкты кричали мне остаться и подождать тебя, но когда он вошел, и я посмотрел на него, а потом я-я просто встретился взглядом с М… — Брендон запинается, и Фрэнк вдруг понимает, что тот не может произнести это имя. Айеро смотрит на него, и кажется, будто парень борется с заиканием или пытается произнести «Волан-де-Морт». — Я просто увидел его, и все это снова вспыхнуло во мне. И я знаю, что должен был остаться, но я чувствовал, будто, блять, если я не выберусь оттуда, то задохнусь. Но я старался верить, что ты благополучно сбежал, честно, хотя в глубине души я знал, что это неправда, и я сожалею об этом. Я просто, мне правда жаль. Этого не должно было случиться с тобой; не должно было случиться ни с кем из нас, но теперь нам просто приходится жить с этим дальше, и это отстой. Типа, я меньше всего хотел бы иметь с этим дело, но это моя жизнь сейчас, так что мне просто приходится принимать это. Как и тебе сейчас. Но я знаю, через что ты проходишь, вот что важно. Я пойму, если ты не захочешь говорить со мной, тем более, что ты вообще не разговариваешь; бьюсь об заклад, что со мной ты вообще хотел бы говорить меньше всего, потому что, черт возьми, из-за меня это все случилось с тобой. Но если ты сможешь простить меня хотя бы на секунду, тогда просто знай, что мне тоже нужна поддержка, чтобы справиться с этим, так что, если тебе нужно поговорить, пожалуйста, ради бога, позволь мне быть тем, с кем ты будешь разговаривать, или тем, с кем буду разговаривать я, потому что я умираю. Я сейчас как взрывающаяся звезда, и ничто не может остановить меня от превращения в черную дыру, но мне нужно, чтобы кто-нибудь меня понял, и прямо сейчас у меня есть ты. И я очень надеюсь, что ты единственный, с кем я смогу поговорить, потому что, если он сделает это снова, — клянусь богом, я собственноручно убью его. Фрэнк лежит на своем месте, с огромным количеством информации, пытающейся проникнуть сквозь его череп, и он просто не знает, что на это ответить или вообще как реагировать на это все, учитывая, что он сейчас не разговаривает. Это действительно случилось и с Брендоном. Должно быть, это произошло несколько недель назад; до того, как Морган переключился на Майки. Мысль о Уэе-младшем посылает холод по венам Айеро. Если на них с Брендоном напали, а Майки был целью Моргана до Фрэнка, значит ли это…? Фрэнк шумно сглатывает, чувствуя, как холодная волна окатывает его с ног до головы, а потом он внезапно начинает гореть посреди снежной бури. Что могло случиться с Майки? Если он когда-либо был один, если хоть раз отвернулся, то с ним могло произойти то же самое. Уэй-младший всегда строит из себя такого сильного, чтобы почти всегда быть невозмутимым, но никто не может быть непроницаемым. Что, если это случилось и с Майки тоже? Он, будучи одним из самых близких друзей Фрэнка, гораздо более важен для него, чем Брендон, как бы он ни хотел это признавать. В порядке ли Майки? Но эти мысли отодвигаются на задний план, когда он вспоминает, почему это случилось с ним. Фрэнк дал это интервью. Возможно, он не печатал эти слова, но с таким же успехом это может быть его статья. Брендон пострадал из-за его действий. Парень, которого он едва знает и с которым он почти не разговаривал, был ранен, разорван на части, из-за того, что сделал Фрэнк. И теперь Брендон винит себя за то, что произошло с Айеро, когда тот начал все первым. На самом деле, это вина Фрэнка. Ответственность за все, что случилось в течение последних нескольких недель, лежит на нем. Он один виноват. Что бы чувствовал Брендон, если бы знал? Смог бы Фрэнк жить с самим собой в таком случае? Ответ, вероятно, «нет». Айеро мог бы с таким же успехом просто поселиться где-нибудь под скалой или уплыть на дно озера и остаться там, чтобы избавить мир от любых других чудовищ, которых он обязательно вызовет, просто существуя. Фрэнку также приходит в голову, что Брендон не вел себя так, как он сам, в течение последних нескольких недель. Должно быть, это случилось недавно, но его поведение ничуть не изменилось. Не то чтобы Фрэнк много знал о его поведении, но Ури не пропустил ни одного дня тренировки, ни одного занятия — вообще ничего. Как будто он совсем не пострадал. Но, разумеется, Айеро не видел, что происходит с ним, когда тот наедине с собой. Тем не менее, Брендон на ногах. Он разговаривает, ходит по своим делам, как будто все обычно и рутинно. Делает ли это Фрэнка слабым? Он не может встать с постели в течение нескольких дней и ни с кем не разговаривает все это время. Фрэнк более уязвимый? Слабый? Или он просто не такая сильная личность, как Брендон? Что делает его настолько сильным, что он притворяется, будто с ним никогда ничего не произошло? Как он может притворяться? Как он может вести себя так, будто все хорошо, когда ничего на самом деле не хорошо? Все просто ужасно. Что дает силы Брендону жить дальше, особенно учитывая тот факт, что Фрэнк искренне не может представить себя, живущим дальше, с этого момента? — Я понимаю, что ты не хочешь говорить со мной, и это нормально. Даже если ты никогда этого не сделаешь, я приму твое решение. Просто ты заслуживаешь знать, что ты не один. Как и в том интервью: это облегчение — знать, что есть кто-то, кто может разделить твои эмоции, разочарования, что угодно. Я не рад тому, что есть кто-то еще, потому что то, что произошло, было ужасно, но если мы оба будем несчастны, то мы могли бы быть несчастны вместе. Даже если ты решишь не разговаривать со мной, то, по крайней мере, ты будешь знать, что ты не один и что мне приходится иметь дело с той же тяжестью, которая свалилась на твои плечи. Фрэнк позволяет тишине заполнить комнату, глядя на Брендона и время от времени моргая, когда они оба просто смотрят друг на друга. Это первый раз за несколько дней, когда время, кажется, проходит быстро, потому что Айеро может поклясться, что прошло всего несколько секунд, а на самом деле оказывается, что позади уже добрая пара минут. Он не знает, что должен и что может сказать. Фрэнк чувствует себя запутанной совой, которая столкнулась с другой, и теперь они соревнуются в гляделки, чтобы решить, кому достанется маленькая мышь. — Ладно, ну, я просто пойду и оставлю тебя одного, чтобы ты мог придумать мне оскорбления на будущее, — говорит Брендон. — Можно я просто отмечу, что у меня лоб выше среднего размера, так что, если тебе нужно что-то, с чего можно начать, это было бы лучшим поводом, — Фрэнк на самом деле немного улыбается, замечая, что Ури прав: у него действительно огромный лоб. Обычно он скрыт за хоккейной маской, но теперь он сомневается, что сможет это развидеть. Брендон идет к двери, и тогда Фрэнк проглатывает что-то — определенно не свою гордость, — но все равно что-то настолько же существенное. — Брендон, — произносит Айеро, и его голос звучит хриплым из-за долгого молчания. — Спасибо, что… что рассказал мне. Брендон оборачивается, чтобы посмотреть на Фрэнка, и выглядит несколько удивленным из-за того, что тот заговорил, но не то чтобы он в неверии. Он коротко, но вежливо кивает Айеро. — Мне жаль, что это случилось с тобой, — говорит Фрэнк, имея в виду несколько вещей. Он сожалеет, что Брендон прошел через те же ужас и муки, что и он сам, и что он сражался в этой битве в одиночку, все время высоко держа голову, когда Айеро даже не может себе представить, сколько сил потребуется для этого. Ему также жаль, что он, вероятно, виноват в нападении на Брендона. Это все его вина, и признавать это становится уже утомительным. — Мне тоже жаль, — отвечает Брендон, и в его больших карих глазах видно сочувствие. Он правда понимает и знает, через что проходит Фрэнк. В мире, в котором слишком много людей, переживших одно и то же, Айеро больше всего связан с Брендоном. Они в одной хоккейной команде, живут неподалеку друг от друга и подверглись нападению одного и того же человека. Между ними есть связь, которую Фрэнк никогда не будет иметь с кем-либо другим, или, по крайней мере, как Ури сказал, он надеется, что никто больше их не поймет. Особенно Майки. Фрэнк думает о том, как же много на нем вины. Он винит себя во всем. За все, о чем только может подумать. Все всегда возвращается к нему, и он не эгоцентричен — просто он является причиной почти каждой из его проблем прямо сейчас. Он единственный, кто виноват в статье. Он виновен в реакции Моргана на нее, включая их с Брендоном и, желательно, не нападения на Майки. Он виноват в собственном отчаянии вокруг Джерарда, так как, в первую очередь, это его вина, что он просто пошел и влюбился в этого парня. Это даже его вина, что он прямо сейчас в этом университете. Фрэнк должен был жить так, как раньше. Ему нужно было остаться в Бостоне, в университете с лучшей хоккейной командой, которая провела бы его дальше по жизни. Он должен был застрять в пустоте, которую чувствовал там, в отсутствии друзей или какой-либо реальной мотивации, кроме хоккея. Армстронг был ошибкой; это все было одной огромной монолитной ошибкой. Потому что сейчас, даже учитывая, что он в университете окружен любовью, друзьями, ради которых, вероятно, шагнет под приближающийся поезд, даже несмотря на весь этот солнечный свет, он никогда не перестанет быть омраченным облаком под названием «Морган». Фейхи — черное пятно на белой рубашке. Он пятно на Фрэнке, и Айеро боится, что это могут увидеть. Даже самая искренняя, самая долгая любовь Фрэнка постепенно разрушается, и все это из-за Моргана. Он находится в серьезных душевных метаниях, когда дело доходит до хоккея, и он знает, что рано или поздно ему придется столкнуться с этим. Правда в том, что он боится, к какому решению придет в итоге.