All We Need is Daylight

Фрэнк боится разлуки. Когда он так долго живет без хоккея, у него начинает болеть сердце. Однажды он сломал запястье, и это были худшие шесть недель в его жизни. Прошло всего две недели с момента, как он в последний раз играл в хоккей, но такое ощущение, что позади уже несколько лет. У него нет ежедневных тренировок, поэтому в сутках внезапно стало слишком много часов. Но Морган будет там. Фрэнк не может прийти на тренировку, если там будет этот парень. Но и Джерард будет рядом. И Пит, и Рэй. Майки, Трэви, Брендон. И все они рассчитывают на него. А Фрэнк что? Он просто валяется в своей комнате, смотрит видео на YouTube, которые, однако, не заполняют пустоту в его сердце. Хоккей делает его одним целым. В его жизни становится меньше острых углов. Все вокруг приобретает смысл. И жить без него — несмотря на то, что после случившегося он имеет полное право уйти на неопределенный срок, — трудно. Это практически сложнее, чем видеть Моргана каждый божий день. Фрэнку никогда и в голову не приходило, насколько это трудно. Он парень, поэтому никогда и не думал, что такое может с ним случиться. Но, говорят, большинство людей знают злоумышленника. И если это так, то каким образом они, черт возьми, просыпаются каждый день и видят их? На свете так много людей, которые каждый день вынуждены смотреть своим насильникам в глаза. Но никто никогда не думает об этом. В конце концов, Фрэнк неизбежно вернется в хоккей. На данный момент это определенно точно. Он знает, что сделает это, и скорее рано, чем поздно. Возможно, даже завтра, когда у них будет следующая тренировка. Но сегодня вечером игра, и Айеро чувствует, что должен прийти на нее. Это даже не обсуждается — он просто знает, что придет. Это несомненно, как и прием у врача. Он в ужасе оттого, что это будет значить для него. Единственный раз, когда он вернулся на каток, он был там с Джерардом, и рядом с ним не было так страшно. Он чувствовал себя вполне нормально, находясь посреди ночи на катке именно с Уэем. Это знакомо. Также он очень знаком с чувством, когда находишься на катке с двумя сотнями людей, наблюдающих за ним, но по какой-то причине сейчас Фрэнк этого боится. Может, потому, что Морган будет среди их числа. Кажется, что время идет слишком быстро. И это всегда так, когда боишься чего-то. Точно так же, как оно невероятно медленно тащится, когда ждешь чего-либо. Фрэнк надевает бейсболку, потому что они буквально растут на деревьях. Он даже не помнит, что когда-то купил ее — однажды она просто у него появилась. У каждого человека есть по меньшей мере семь бейсболок, по одной на каждый день недели. Кроме Рэя, чьи волосы для этого не предназначены. Фрэнк надеется, что головной убор замаскирует его, и, возможно, его лицо будет сложнее различить, но это не совсем так работает. Тем не менее, Фрэнку удается остаться незамеченным, когда он пробирается на каток за двадцать минут до игры. Это из-за нескольких десятков людей, ожидающих начала игры в вестибюле. Почти все из них — студенты, большинство из которых Айеро не знает, но ему кажется, что лица их он точно видел. «Зеленые Рыцари» редко когда собирают большое количество людей на играх, поэтому Фрэнк сумел запомнить некоторых из их постоянных болельщиков. Они, должно быть, действительно настоящие фанаты хоккея, раз готовы проводить свои вечера пятницы в этом месте. Если бы Фрэнк не был членом команды, он был бы в числе таких вот фанатов, присутствующих на каждой игре. Он видит дверь в раздевалку, и его сердце практически прекращает биться. Он знает, кто сейчас там. Знает, что там произошло. Его желудок делает сальто, и тарелка макарон, которую он съел на ужин, готова выйти наружу. Но затем он видит, как Джерард выходит из своего офиса, и буквально камень падает с его плеч. Уэй проходит небольшое расстояние между офисом и тяжелой дверью раздевалки, не оглядываясь на вестибюль, поэтому он не видит Фрэнка, да и тот все равно опустил голову вниз. Он не уверен, почему именно прячется от Джерарда. Он прячется вообще ото всех вокруг, потому что не хочет, чтобы они знали, что он лишь наблюдает за игрой, а не играет в нее. Он не хочет, чтобы они знали, что физически он в полном порядке, потому что если бы у него был сломан палец на ноге или типа того, то они бы, наверняка, еще поняли бы, почему он пропустил так много тренировок, но тот факт, что Айеро страдает от чего-то невидимого, заставляет его прятать свое лицо. Но Джерард знает обо всем. Он знает, что произошло, и, вероятно, он был бы рад видеть Фрэнка здесь, хотя, скорее всего, он был бы единственным таким. Айеро считает, что это как-то связано с тем, что это же Джерард. Пит тоже, вероятно, был бы рад ему, но Фрэнк не стал бы прятаться от него. Потому что Пит — не Джерард. Фрэнк немного расслабляется и пытается выглядеть непринужденно, когда проходит мимо нескольких болтающих людей и спускается к сиденьям. Он бродит по катку некоторое время, пока не находит место, не слишком близкое к бортикам, чтобы ни один из его товарищей по команде не смог его заметить. Однако он не выбирает место в самом конце, ведь здесь не так много людей, чтобы было разумно садиться туда, не выделившись. Все остальные занимают передние сиденья, так что Айеро оказывается в третьем ряду. Просто самый обыкновенный парень, который в субботу вечером решил посмотреть на дерьмовую хоккейную команду. Ничего особенного. Фрэнк даже не знает, против какой команды они играют. Он все равно уверен, что они будут лучше. Будь они хорошей или плохой командой — они все равно будут лучше. Потому что «Зеленые Рыцари» — это полный пиздец, и не то чтобы он слишком самоуверенный или типа того, но просто он делает их менее отстойными. Его убивает даже сама мысль об этом, но Морган, вероятно, лучший игрок в команде без него, так что многое зависит именно от него. Почему жизнь такая? Она всегда такая. Единственная хорошая вещь в жизни Фрэнка — это хоккей. И она разрушена. Кем? Единственным парнем в команде, который может посоревноваться с ним в навыках. Судьба жестока, и это хреново; если и существует какой-то там Бог, который строит все эти могучие планы, то Фрэнк собирается надрать ему задницу. Ему не нужно было так поступать с Айеро. Он хороший человек. Конечно, он гей, но он никогда никого не убивал. Он не уверен, как это все работает, но он точно знает одну вещь: если Бог есть, то он оставил Фрэнка. Фрэнк смотрит на свой телефон. У него еще есть время до начала игры, и он начинает чувствовать себя некомфортно здесь. Он не должен сидеть на трибуне. Это странно. Ему здесь не место. Он должен быть на льду. На его льду. В любом случае, там его сердце. — Ты выглядишь странно, — говорит знакомый голос, и Фрэнк внезапно поднимает взгляд, чтобы увидеть Патрика. — Тебе здесь не место. — Я-я знаю. — Но ты здесь, — говорит Патрик и садится рядом с Фрэнком, кладя рюкзак себе на колени. — Да. Фрэнк не видел Патрика уже две недели и за это время успел забыть, как сильно ему нравится его общество. У Стампа ангельское мальчишеское лицо. Он единственный человек из всех, кого Фрэнк знает, у кого нет прыщей на лице и кто выглядит так, будто их у него никогда и не было. Он чертовски низкий, даже ниже Айеро, что уже является достижением. И его личность — это как сказка на ночь. Успокаивающая, уютная. Патрик — это парень, которого хотелось бы забрать к себе домой. Пит действительно счастливчик. Не то чтобы Фрэнка привлекает Патрик — он просто видит, что совместная жизнь с ним является пределом мечтаний любого человека. Сравнивать Патрика и Джерарда — это все равно, что сравнивать черное и белое. Они абсолютно противоположны. Стамп спокоен, мягкосердечен, мудр, гениален. Джерард неустойчивый, яркий, дикий и умный, но не тычет этим в лицо. Патрик — это зеленый и синий. Джерард — красный и желтый. Патрик ничего ему не говорит, что вполне устраивает Фрэнка. Он последний человек в мире, который попытался бы выведать что-либо у кого-нибудь. Патрик знает границы дозволенного. В некотором смысле, они с Питом являются идеальной парой из-за того, что такие разные. Патрик держит Пита в здравом уме. В свою очередь, жизнь Патрика полна волнений, когда Пит рядом. — Ты знаешь, что «Нью-Джерси Девилз» — отстой? — спрашивает Патрик, что является странной темой для разговора, но Фрэнку нравятся странности. — Я знаю, — отвечает Айеро. Если Патрик собирается сказать ему, что «Блэкхокс» лучше, то он ударит его по голове. Тесаком. — Они не будут такими отстойными, когда ты к ним присоединишься. — Когда я что? — Не делай вид, будто ты не знаешь, что это случится. — Но… — Ладно, признаю, я неправ. Это могут быть не «Девилз». Возможно, «Кэпиталз». — Не смеши меня, — говорит Фрэнк. — Я бы никогда не смог играть с Овечкиным; я бы, вероятно, только и делал бы, что ползал у его ног. — О, да, я забыл, — кивает Патрик. — Он твой любимчик, да? — Полагаю, — кивает Фрэнк. — А ты являешься одним из моих любимчиков, знаешь, — произносит Патрик, и Фрэнк саркастично закатывает глаза. — Нет, я серьезно. Типа, за тобой потрясно наблюдать. Ты полностью в своем мире. Все остальные выглядят, как какая-то лапша, когда ты там, Фрэнк, и да, я совершенно понимаю, что мой парень тоже один из них, но ты все еще лучший. Когда я был ребенком, я нашел коллекцию хоккейных карточек своего отца, что является самой странной коллекцией из всех. Большинство людей собирает бейсбольные карточки, но он — хоккейные. Причем очень старые, которые, вероятно, сейчас чего-то стоят: Стэн Микита, Брэд Парк, и для ребенка это является самой крутой вещью на свете. Как один из тех старых держателей для покемонов, но только с хоккейными карточками. И однажды какой-нибудь малыш найдет у своего отца такую же коллекцию, и в ней будет карточка с именем Фрэнк Айеро. — Я не бросаю хоккей, Патрик, — говорит Фрэнк, потому что ему кажется, что это надо сказать. — Мне просто… нужно было немного времени. Чтобы привести жизнь в порядок. — Жизнь — запутанная штука, — он кивает. — Причем всегда была таковой. Но это то, чем она является. И так будет продолжаться и дальше, Фрэнк. — И дальше, и дальше. Фрэнк удивляется, когда краем глаза видит, как обе команды выбираются из раздевалок на лед. Он видит свою команду. Его форму, его друзей, перебирающихся к центру льда, чтобы встретить соперника. Фрэнк уважает эту традицию. Даже если он так сильно хочет победить, что его сердце готово буквально выпрыгнуть из груди, он в то же время уважает, что команда противника тоже этого хочет. Фрэнк знает, что он лучше остальных, но это не означает, что он будет тыкать это всем в лицо. Айеро правда не хочет, но он ничего не может поделать, когда его глаза ищут имя, на которое больше всего ориентирован его мозг. Вентц — Маккой — Уэй — вот он. Фейхи. Желудок Фрэнка делает сальто и сжимается так, будто это сдерживает его тошноту. Но его не тошнит, он лишь немного в ступоре, а Патрик так смешно на него смотрит, но он вроде как держит себя в руках. — Это сложно? — спрашивает Патрик, не совсем поняв реакцию Фрэнка на выход команды. — Вернуться после такого перерыва? — Ага… да, сложновато, — говорит Фрэнк; его глаза автоматически находят Фейхи и фокусируются лишь на нем одном. Его свитер кажется зеленее, чем у всех остальных. Айеро не может разобрать его лицо отсюда, и он благодарен за это. Он не хочет видеть лицо Моргана. Даже один его свитер — это уже слишком. Как он собирается играть с ним в одной команде? Фрэнк знает, что это неизбежно и что в конце концов ему придется вернуться. И быть на одном льду с Морганом. Находиться с ним в одной раздевалке. Он всегда будет видеть призраков той ночи. Даже в следующем году, когда Морган выпустится и, желательно, погибнет в ужасной аварии, эти воспоминания все еще будут с Айеро. Игра начинается. Как будто миру наплевать, что Фрэнку больно. Игра начинается без него. Как это вообще можно так называть, когда его там нет? Фрэнк видит Трэви в левом крыле. Он мчится вперед и назад по льду за шайбой, но никак не может заполучить ее. Двое других парней не слишком-то ему помогают. Брендон — хороший защитник, это не обсуждается. Но он не Супермен. Он пытается быть в четырех местах одновременно, пока команда противника нарезает круги вокруг них. Фрэнк думает лишь о том, что он бы поступил по-другому. Нет, Трэви, не ведись на это. Нападающий другой команды делает вид, что двинется в одном направлении, а на самом деле направляется в другое. Трэви клюет на это. Фрэнк смотрит, как он едет за ним. Рэй — замечательный вратарь — отбивает шайбу, но не проходит много времени, как ему приходится отбивать ее снова. И снова. И снова. Рэй тоже не Супермен. Фрэнк может вообразить, как шайба попадает в ворота чужой команды. Он бы передал ее Питу, и они помчались бы через весь лед. Пит пасанул бы ее Фрэнку, ожидающему этого. И тот передал бы ее Моргану. Моргану. Но тот отправил бы ее прямо в ворота противника. Это было бы идеально. Если бы Айеро был прямо сейчас на льду, это бы сработало. Они бы забили гол. Или, по крайней мере, попытались, поскольку Фрэнк понятия не имеет, насколько хорош вратарь в чужой команде. Минутой позже происходит изменение линии. Майки. Майки с одним из головорезов Моргана. Гаррет, который телосложением напоминает ходячую гору, но не блещет умом. Он пошел бы на войну за Чингисханом, если ему купили бы за это корн-дог*. Фрэнк часто задается вопросом, как такому йети удается балансировать на коньках. Его масса играет против него, когда он на льду. Он может быть хорошим игроком, если смотреть на него сквозь пальцы, но он не особо хорошо контролирует свои же коньки. Большинство ребят хорошо катаются, но им не хватает стратегического мышления. У Гаррета же стратегический склад ума, но он ужасно дерьмовый на коньках. Фрэнк почти закрывает глаза руками, потому что наблюдать за этой игрой слишком сложно. Он должен быть там. Должен растоптать эту команду, и он бы это сделал, потому что они не слишком хороши. Фрэнк бы заставил всех зрителей понять, зачем они пришли сюда сегодня. Потому что они победили бы. Черт, они бы жестко победили. Айеро подал бы их готовыми на блюдечке. Фрэнк видит момент, когда все может измениться в лучшую сторону. Смена линии. Пит выбирается на лед, а за ним и Морган с парнем, который, видимо, заменяет Фрэнка, Тристан. Это лучшая линия, и все в команде это знают. Пит и Морган — два сильнейших игрока. И Фрэнк был бы сильнейшим из них всех вместе взятых. Айеро наблюдает за игрой, словно в замедленном действии. Пит перехватывает шайбу практически сразу. Он пасует ее Моргану, тот — Тристану, а затем она возвращается обратно к Моргану. Они так близки к тому, чтобы забить гол. Защитники чужой команды перехватывают шайбу у Фейхи. Она исчезает в мгновение ока, но Морган толкает парня. Свисток. Он не должен был этого делать. Пенальти. Фрэнк сидит ровно и качает головой. — Будет трудно написать оптимистичную статью об этом. Как насчет «Награды за участие дешевы в долларовом магазине» в качестве заголовка? — Я должен быть там, — говорит Фрэнк, и Патрик кивает головой, потому что это очевидно. — Мы уже должны были забить гол. Эта команда просто жалкая. — Даже я не сказал бы лучше. У Фрэнка в голове начинают крутиться винтики сложного механизма. Его снаряжение находится в шкафчике. Он может просто спуститься туда. Просто надеть все необходимое и выйти на лед. Тренер никогда бы ему этого не позволила. И Джерард тоже. Он слишком много беспокоится, но в то же время знает, что лучше для команды, поэтому он не выпустит Фрэнка на лед и для его собственного блага, и для блага команды. Фрэнк неделями не тренировался с командой. Он вообще толком не играл все это время. Никто в здравом уме не позволил бы кому-то выйти на лед во время игры без тренировок. Это было бы самоубийством. Но Фрэнк знает, что справится лучше. Он может это видеть, как будто это действительно происходит на его глазах. Он видит углы, движения, удары, защиту ворот. Он должен быть там со своей командой, но он здесь, на трибунах. Это глупо. Айеро не говорит ни слова — он просто подрывается со своего места и несется мимо Патрика. Из-за спешки он издает громкие звуки шагов, особенно на лестнице. И как он мог только подумать, что они справятся без него? Фрэнк один в коридоре помещения, поскольку все остальные либо смотрят, либо играют. Он шагает по серому ковру, как на важной миссии. Он даже не думает — просто открывает дверь, а затем замирает. Холодный серый пол. Белые плиточные стены. Характерная вонь. Вот где это произошло. В этой комнате. Фрэнк даже не может видеть саму раздевалку, потому что толком не заглядывает внутрь, но с таким же успехом он мог бы сейчас просто лежать на полу в том месте, где он был в ту роковую ночь. С тем же успехом он мог бы сейчас быть под душем, царапая себя до крови. С тем же успехом он мог бы вытирать свою кровь с пола грязной одеждой. Это случилось здесь. С Фрэнком. С Морганом. В тишине. Фрэнк стоит на пороге, но отпускает дверь, позволяя ей открыться и отступая назад на несколько дюймов. Он не может туда войти. Не может сделать это один. Возможно, он вообще никогда не сможет шагнуть туда. Фрэнк медленно отступает и оглядывается по сторонам. Как он мог быть таким глупым? Он не готов к этому. По крайней мере, не сейчас. Морган где-то там. Айеро нужно подготовиться к встрече с этим человеком, и сейчас не самое подходящее время для этого. Он не хочет возвращаться на свое место. И даже не хочет смотреть игру. Он знает, как все закончится. Знает, что случится. Они проиграют так же, как и всегда. Фрэнк не хочет быть здесь ради этого. Если он и проиграет, то сделает это на своих условиях. Но он не может пойти туда в одиночку. Просто не может. Фрэнк отходит от двери. Подальше от лестницы на трибуны. Он направляется к входной двери. Он не бежит. Даже не близко. Он просто плетется по тротуару сквозь небольшой снег. У него нет конкретного места назначения. Он просто движется. Его ноги промокают, и Фрэнк смотрит вниз, чтобы увидеть небольшие холмики снега, лежащие на тротуаре. Когда пошел снег? Был ли он тут раньше? Он не помнит, но это все выглядит довольно свежо. Фрэнк не хочет быть застигнутым снегом врасплох. Также не особо хочет прятаться от него. Он не знает, куда идти. Фрэнк осматривает городские и далеко не пустынные улицы. Сейчас вечер пятницы в студенческом городке; разумеется, все вокруг оживленно. Айеро видит смеющиеся лица, в основном студентов, но также странную парочку за сорок и пожилого человека, идущего куда-то. Они улыбаются. Причем все. Хорошо проводят время. В пятницу вечером. Жизнь хороша, как и настроение. Свобода будто ощущается на кончиках пальцев. Но Фрэнк потерян, бесцелен и отчаянно нуждается в побеге от всего этого. Фрэнк знает, что тут есть бар неподалеку, и именно оттуда исходит большинство звуков. Он почти начинает завидовать людям там, которые запивают все свои мысли и чувства, притупляя их на одну ночь. Если бы он тоже мог так же легко все забыть. Фрэнк сомневается, что алкоголь заберет всю боль. Внезапная паника пугает его сильнее, чем снег. Он в полном одиночестве. Его окружают люди. И ему некуда идти, кроме своей комнаты, но почему-то эта перспектива пугает его. Совсем один в почти полностью пустом общежитии с бог знает какими людьми снаружи, в городе. Сегодня — тот день, когда случаются плохие вещи. Вечер пятницы, люди пьяны и гуляют по улицам одни. Они прячутся в поисках… жертвы. Фрэнк — это просто очередная цифра в статистике. Это случится снова. Сегодня. С кем-то. Где-то. Фрэнк не может этого вынести. Он в ужасе. И не знает, куда ему идти. Он направляется к Ланкастер Холлу, потому что, по крайней мере, там он может запереться, пододвинув стол к двери. Фрэнк бежит. Это не лучшая идея, потому что из-за снега земля становится скользкой, но ему все равно. Некоторые люди пялятся на него, бегущего так быстро, словно за ним кто-то гонится. Он не знает, так ли это. Фрэнк просто знает, что больше не может здесь находиться. Он вот-вот заплачет. И все станет только хуже. Фрэнк видит свое общежитие и подбегает к нему. Он роется в кармане в поисках ключ-карты. Где он? Черт возьми! Айеро яростно пытается найти его то в одном, то в другом кармане. Где его ключ? Начинается паника. Он чувствует, что вот-вот просто сорвется. Не в куртке. И не в штанах. Куда этот ключ, черт возьми, делся? Его ключ-карта и ключ от общежития находятся на одном брелоке, но он никак не может его найти. Фрэнк начинает хныкать, несколько раз ударяясь головой об стену. Он застрял снаружи. И не может попасть внутрь. Он одинок и уязвим. Он быстро оборачивается, глядя в темноту в попытке увидеть, есть ли тут кто-нибудь еще. Такое чувство, что за ним следят. Как будто убийственные глаза наблюдают за каждым его движением. Он задыхается. Фрэнк издает глухой звук, снова похлопывая себя по карманам. Где его ключи? Они были здесь. Определенно точно были. Он пошел на ужин, взял их с собой. И с тех пор не возвращался в свою комнату. И где же они? Фрэнк наконец-таки чувствует свою ключ-карту в переднем кармане своей толстовки, и это должно было принести ему облегчение, но, увы, нет. Это не облегчение. Он пробирается внутрь здания, и становится легче из-за того, что больше не так холодно, но он все еще один. И теперь, когда он внутри, он видит стены, и они смыкаются вокруг него. Как уплотнитель мусора в «Звездных войнах», готовый раздавить его. Фрэнк не бежит по коридору, потому что полы довольно хреновые, но он быстро шагает с определенным намерением. Он находит свою дверь и снова гремит ключами, которые все еще в его руке, но на этот раз он не может найти нужный. Ключ от его дома, от сейфа, где его мама хранит его свидетельство о рождении, ключ, который он даже не знает, от чего, богато украшенный ключ, который он однажды нашел на полу своей средней школы и который явно никуда не подходит, но он просто подумал, что он выглядит круто. Наконец-то Айеро находит скучный золотой ключ и пытается вставить его в замочную скважину. Сначала он делает это вверх ногами, а затем поворачивает не в ту сторону. Это занимает гораздо больше времени, чем должно бы, но он, наконец, справляется с этой задачей и бросается внутрь, запирая за собой дверь и просто бессильно падая вниз. А вот и слезы. Они появляются без предупреждения, и воздух словно бы высасывается из комнаты. Он даже не помнит, как дышать. Из его горла выходят удушенные звуки, смешанные с рыданиями, когда он закрывает лицо руками. Хуже всего то, что Фрэнк даже не знает, что именно пошло не так. Он был в порядке. Все было в порядке. Он сидел рядом с Патриком, подавленный, разумеется, но гораздо лучше, чем обычно. А теперь он здесь. Сидит на полу, прислонившись спиной к двери. Это кажется таким знакомым. Он думал, что ему лучше. Он не плакал перед сном в течение, по крайней мере, трех или четырех дней. Конечно, ему больно, но его чувства были более или менее управляемыми. Но теперь такое чувство, будто Фрэнк задыхается. Он видит, как это происходит. Снова и снова в его голове. Он видит пол раздевалки. Чувствует, как его голова ударяется об него. Он чувствует холодную плитку. Он помнит все до мельчайших подробностей. Как гравюра в его мозгу, влияющая не только на прошлое, но и на настоящее. Почему это случилось? Почему с ним? Из всех людей? Фрэнк плачет, и плачет, и плачет. Слез уже не осталось, но он продолжает хныкать. Плакать без слез. Боль становится хуже, чем раньше. Гораздо хуже. Та боль была ерундой по сравнению с этой. Он хочет плакать, пока не исчезнет. Хочет, чтобы его боль прорыла туннель. Чтобы его крики рассеяли тучи. Фрэнк хочет, чтобы это что-то значило. Потому что это — все. Его боль важна. Если бы его тело было всем миром, то в нем был бы сплошной ураган. Но жизнь продолжается, несмотря ни на что. Это несправедливо. Вообще все на свете. Люди часто это повторяют, но трудно осознать, насколько это правдиво, пока что-нибудь плохое не случится. Жизнь несправедлива, и сколько бы люди не старались, она все равно остается таковой. Хорошие вещи случаются с плохими людьми. И плохие вещи — с хорошими. Говорят, перелом костей делает их лишь сильнее. Но кости Фрэнка хрупкие и лишь разрушаются. Ему кажется, что они вообще никогда не срастутся. Фрэнк оглядывается по сторонам, только теперь учитывая тот факт, что он не включил свет, так что освещение исходит лишь от будильника на столе Рэя и крохотной полоски света из-под штор. Фрэнка это устраивает. Он не хочет видеть окружающий мир. Потому что тогда ему придется искать во всем этом какой-то смысл. А смысла больше нет ни в чем. Так было, в принципе, всегда, но Айеро хотя бы понимал, что делает и зачем. Пойти в университет, чтобы получить работу; получить работу, чтобы зарабатывать деньги; зарабатывать деньги, чтобы купить дом; купить дом, чтобы завести семью; завести семью, чтобы близкие люди окружали и любили его. Или, по крайней мере, таков был намеченный Фрэнком план. Ну, почти. Он скорее собирался пойти в университет, чтобы быть замеченным рекрутерами, присоединиться к НХЛ, стать огромной знаменитостью, уйти в отставку спустя двадцать лет, стать тренером в НХЛ, втайне иметь мужа, усыновить четырех детей и назвать одного из них в честь Уэйна Гретцки. Но сейчас это кажется постановочным и нелепым. Зачем ему вообще это делать? Почему Фрэнк не может просто найти яму и утонуть в ней? Айеро все еще хочет всего этого, но просто это теперь не кажется таким красочным, как раньше. Он все еще хочет играть в хоккей, но этот спорт больше не будет для него прежним. Он все еще хочет Джерарда, но ему кажется, будто между ними возникла стена, которая будет существовать всегда, кого бы он ни полюбил. А его дети, возможно, и не будут названы в честь Гретцки, потому что Уэйн — довольно глупое имя. Настоящее ранит сильнее всего. Фрэнк знает, что в конце концов справится с этим, поднимется с колен, и, может, он никогда не победит Голиафа, но, по крайней мере, сделает вложение в свою броню, а это уже считается. Фрэнк просто чувствует себя одиноким. Испуганным, забившимся в угол своей комнаты, плача слезами, которые даже не могут покинуть его глаза; такое чувство, будто он застрял. Словно он находится один-одинешенек в огромном особняке. Мир слишком велик, а он такой маленький. Фрэнк жаждет компании. Внимания и комфорта. Он не играл бы в хоккей, если бы не хотел привлечь к себе хотя бы немного внимания. Он бы не дал Патрику это чертово интервью. Но на данный момент это не то внимание, которое ему нужно. Он хотел бы его от любого человека, который был бы готов его ему подарить. Желательно от Джерарда, но, ради всего святого, ему просто нужен человек, который не даст ему сломаться. Фрэнк скучает по своей маме. Причем так сильно, как никогда раньше. Она такая теплая и гостеприимная. Женщина ниже его ростом, но как личность больше его в десять раз. Она позволит ему быть уязвимым и не будет за это осуждать. Потому что безоговорочно любит его. И если Фрэнк признается ей, что он гей, то она сможет полюбить его за это еще сильнее. Черт возьми, как же сильно он по ней скучает. Скучает по ее готовке. По тому, как она заставляла его выбираться из своей комнаты, чтобы помочь ей на кухне. «Ни один мой сын не покинет этот дом, не зная при этом, как прокормить целую армию». Он скучает по тому, как они вместе смотрели фильмы, которые они уже видели десятки раз. Но дело не столько в фильмах, сколько в самом времяпровождении вместе. Фрэнк так много раз смотрел «Гарри Поттера и Тайную Комнату», что мог процитировать любой кусок из сценария. И он это делает. Но смотреть кино с его матерью стоит того. Он скучает по тому, как они делали бы что-нибудь вместе на выходных, даже какие-то мелочи. Они бы гуляли вместе по торговому центру и даже не заходили бы ни в один из магазинов. Они бы нашли купон на мини-гольф и играли бы в него с такой жаждой конкуренции, которую ни один из них не признал бы. Он чертовски по ней скучает. Но ей нельзя ни о чем знать. И не потому, что Фрэнк считает, что она не поняла бы его, потому что это не так. Но она бы развязала чертову войну. Она бы сожгла всех дотла, и Фрэнк покинул бы университет так быстро, что не смог бы даже собрать свои вещи. И его мать делала бы это из лучших побуждений. Но она бы все испортила. И Фрэнку нравится, что она так о нем заботится. Что она без капли сомнений перерезала бы Моргану горло, если бы обо всем узнала. Но Фрэнку не нужно такое внимание. Он не хочет такой реакции. Нет ничего страшнее разъяренной матери-итальянки. Фрэнк просто скучает по тому, как в старшей школе все было просто, несмотря на все недостатки. Конечно, у него не было друзей, но была поддержка. Все было знакомо. Старшая школа не была его жизнью. Он не ложился там спать каждую ночь. Он не жил со своими одноклассниками. И не ел с ними завтрак, обед или ужин. Он не звонил своей матери, чтобы сказать, как сильно скучает по ней. Ему не нужно было быть взрослым. Не нужно было беспокоиться о чем-либо существенном. Когда Фрэнк жил в своем родном городе, он мечтал уехать оттуда, но когда он это сделал, то понял, как сильно любил его. У него была настоящая ебаная пицца, и он знал, где можно заказать китайскую еду с доставкой и на каком канале показывают «Jeopardy**». Он ложился спать в комнате, в которой вырос, со своими старыми игрушками, запихнутыми в шкаф, потому что он не горел желанием устраивать у себя «Историю игрушек: Большой побег». Фрэнк скучает по дому больше всего на свете. Потому что это место никогда не станет его настоящим домом. Если это и могло случиться, то у него просто отняли такую возможность. У него отняли его собственный каток. Фрэнк снова думает о двери раздевалки. И его разум дорисовывает зловещий свет и дым, проникающий оттуда сквозь щели. Жутковато. И глупо. Это мужская раздевалка. С запахом потного тела и задницы. Иногда там пахнет ужасным шампунем-кондиционером два в одном, которым, кажется, пользуются все парни на свете, и дезодорантом «Axe» или «Kenneth Cole» для чмошников. В такой комнате не должно быть ничего страшного. Но при мысли о ней у Фрэнка скручивает желудок. Айеро дрожит и понимает, что его тело замерзло. В общежитии тепло, отопление уже дали, но Фрэнк не чувствует этого. Такое ощущение, будто его губы посинели, а пальцы онемели. Он не хочет вставать, но приходится. Фрэнк стаскивает одеяло со своей кровати, о чем он потом пожалеет, потому что она была идеально заправлена. Добавляет себе работы на будущее. Фрэнку плевать. Он закутывается в кокон на полу и опускает голову в тепло. Он остается в таком положении, в своей атмосфере, в своем мире. Несколько минут все идет хорошо. Несколько минут мир не может прорваться сквозь его барьер. Но в конце концов воздух, которым он дышит, становится слишком жарким, и все же приходится вытащить голову из кокона, чтобы наполнить легкие нормальным воздухом. Мир вползает обратно со всеми его монстрами. В одиночестве. В темной комнате. Холодный. Сломанный. Фрэнк слишком хорошо с этим знаком. Он устал от всего этого. Фрэнку нужны теплые цвета. Красный и желтый. Ему нужно тепло. Яркость и места, отражающие чью-то личность. Все эти вещи в конечном итоге указывают в одном конкретном направлении. С каждым днем Фрэнк все больше понимает, что не справится в одиночку. Он был один почти всю свою жизнь. Его мать была рядом, как и Хейли, но это не та близость, в которой Айеро нуждается. Ему нужен лучший друг. Друг, ради которого можно добровольно содрать с себя кожу и кости. Может, даже больше, чем друг. Но любой, в кого Фрэнк влюбляется, должен быть его лучшим другом. Брендон понимает, через что Фрэнк прошел. Но он не понимает Фрэнка. Патрик — самый милый человек на свете, который когда-либо жил на земле. Но это не тот оттенок комфорта. Пит блестящий и верный, но он настолько неустанно и отвратительно Пит. Это не плохо, но Фрэнк не может за это цепляться, чувствуя, что ускользает. Джерард. Джерард, со своей глупой шероховатой растительностью на лице. Джерард, со своими чертовыми немытыми волосами, пушистыми секущимися концами, молящими о стрижке. Джерард, изо рта которого выходит целый поток речей о комиксах. Джерард, чьи чертовы узкие джинсы дырявые в самых ужасных местах. Джерард, у которого на самом деле довольно хорошая задница для парня, учитывая, что Фрэнк такой же плоский, как шоссе Северной Дакоты. Джерард, заставляющий Фрэнка улыбаться во все тридцать два зуба. Джерард, считающий, что никто не заинтересован в том, что он говорит, однако Айеро готов впитать каждое его слово. Джерард, который думает, что никто не знает, что он носит куртки лишь затем, чтобы скрыть свой живот, хотя Фрэнк, черт возьми, поклонялся бы ему, если бы у него была такая возможность. Джерард, чей голос не похож ни на один другой во всем мире, но он считает, что это раздражает людей, и никогда в жизни он так не ошибался. Джерард. Красный и желтый. Джерард. Квартира, полная комиксов, безделушек и плакатов в рамках. Джерард. Фрэнк понимает, что он должен быть не в этой комнате. Он должен быть с Джерардом. Фрэнк смотрит на часы. Всего лишь 21:00. Игра все еще может длиться немного дольше. Кого Фрэнк обманывает? «Зеленые рыцари» — отстой, и если они сумеют выйти в овертайм, то Айеро съест свою ногу. Он хватает куртку с пола. Он даже не уверен, что она его. Телефон, ключи, бумажник. У него есть все. Фрэнк выходит из комнаты и запирает за собой дверь. Какой-то мужчина без рубашки выходит из душа. Есть два типа таких людей. Одних хочется видеть без рубашки, а других — нет. Этот парень относится к первому типу. Фрэнк пару мгновений смотрит на него, а затем вспоминает, что нужно вытереть глаза, чтобы скрыть либо красноту, либо слезы. В любом случае, он уверен, что выглядит так себе, а этому симпатичному парню без рубашки все равно наплевать. Фрэнк находит выход из общежития, напоминающее какой-то лабиринт. Вниз по лестнице с одной стороны, срезать путь с другой, потом очень длинный коридор, несколько ступенек вниз, один коридор, поворот, другой коридор, выбрать нужную дверь. Фрэнк проходит мимо торговых автоматов и оказывается посреди снега. Нужно было обуть сапоги. Но слишком поздно, у него другая миссия. Он чувствует себя дерьмово. И заново осознает это с каждым шагом. Поднять ногу: я чувствую себя довольно хреново, но могло быть и хуже. Замереть в воздухе: по крайней мере, я куда-то иду, а не стою на месте. Опустить ногу: я жажду смерти. Фрэнк гораздо острее, чем обычно, ощущает, насколько долгая эта прогулка. Квартира Джерарда переместилась немного подальше? Его легкие горят больше, чем обычно? Он умирает? Мимо заправки. Вот куда Фрэнк бы пошел, если бы ему нужно было купить траву. Мимо переулка, в который они с Джерардом нырнули, чтобы избежать вечеринки по случаю дня рождения Фрэнка. Маленькая скамейка рядом с автобусной остановкой и объявлением риэлтора, у которого, вероятно, в реальности нет таких черных усов и желтых зубов. Вниз по главной улице Фрэнк видит «Международный дом оладий» и местную пиццерию, которую все считают лучшей, но на самом деле их еда — это сухой поджаренный хлеб с кетчупом и сыром сверху. Три бара, которые сегодня наверняка обогатятся, и на данный момент всего лишь одно пятно от чьей-то рвоты на тротуаре. В конце концов, Фрэнк видит непримечательный дом, имеющий свою страничку в Википедии, поскольку это историческое здание, но плата за аренду там, вероятно, невысока, поскольку стены там тонкие, а пахнет сыростью. Фрэнку это нравится. Он вводит нужный код в домофоне, так как Джерард давным-давно рассказал ему его, а затем заходит внутрь, чтобы ощутить все прелести отсутствия кондиционера в помещении. Фрэнку это нравится. Нравится липкий ковер, который покрывает лишь первый этаж, что не имеет никакого смысла, поскольку он жутко уродлив, и явно не это люди хотят видеть первым, как только заходят в здание. Фрэнк поднимается на три этажа выше, что становится все труднее и труднее из-за того, что нет возможности воспользоваться лифтом. Вот она. Дверь Джерарда. Его уродливая зеленая дверь с приветственным ковриком перед ней, за что он наверняка заплатил не больше шести долларов. Фрэнк хотел бы, чтобы у него с собой были чемоданы с вещами. Фрэнк быстро стучит в дверь и ждет. И ждет. И ждет. Джерарда нет дома. Игра могла еще не закончиться. Может, они выиграли, и он сейчас празднует это. Может, они проиграли, и он сейчас тонет в печали. Может, он предпочитает сейчас находиться где-нибудь еще. Фрэнк прислоняется спиной к двери и опускается на пол. Это уже вторая такая дверь за последние два часа. Он подтягивает колени к груди и чувствует, как эмоции накрывают его с головой. Тот небольшой адреналин от прогулки рассеивается. Он снова тихо плачет и даже удивляется, когда слезы начинают течь по его щекам. Он думал, что слишком обезвожен для этого, но нет. Они капают с его лица на штаны, оставляя пятнышки на его бедре. Фрэнк просто хочет уснуть. Умереть на несколько часов. Проснуться, когда солнце снова будет высоко. Когда его проблемы не будут казаться такими существенными, как сейчас. Фрэнк хочет, чтобы все изменилось. Хочет спастись в другом мире. Например, в Хогвартсе или Средиземье. На Марсе или на Луне. Он хочет сбежать от самого себя. — Фрэнк? Его голова вздрагивает при звуке собственного имени. Единственный человек на свете может заставить его чувствовать себя менее ужасно, чем сейчас. Его лицо бледное, как никогда. Его волосы чертовски грязные. Он сам невероятно великолепен. — Я не знал, куда еще идти, — говорит Фрэнк, и этого достаточно. Джерард опускает взгляд и помогает Фрэнку подняться на ноги, что легче сказать, чем сделать. Айеро не знает, как он умудряется так быстро открыть дверь, но как только он выпрямляется, дверь перед ним распахивается. Джерард включает свет, и это приносит Фрэнку облегчение. Дверь захлопывается за ними, и Фрэнк оглядывает комнату, которую он полюбил так же сильно, как Уэя. Джерард ничего не говорит, потому что не считает, что это необходимо, и Фрэнк понимает, что он прекрасно может общаться с ним молча, и они при этом поймут друг друга. Фрэнк оборачивается, чтобы посмотреть на Джерарда, который тоже смотрит на него с обеспокоенным выражением лица. На протяжении пары моментов они просто пялятся друг на друга. Фрэнк просто смотрит на Джерарда, и ничего больше. Айеро чувствует себя усталым, его глаза опухли от постоянных слез. Он чувствует усталость в самых кончиках своих пальцев. Он ощущает себя цветком, который высасывает последнюю каплю своей короткой жизни из вазы, наполненной водой. А затем Фрэнк падает на него. И, честное слово, он хотел бы запечатлеть этот момент, когда Джерард держит его, в своей памяти надолго. Он чувствует себя максимально в безопасности. В квартире Уэя, поздно ночью, со снегом за окном. Улицы все еще оживленны, но здесь тихо и спокойно. И есть только он и Джерард. Только они и никто больше. Руки Уэя обнимают Фрэнка; он такой теплый. Джерард чувствует, будто в этом его предназначение. Он делал это всего лишь несколько раз, но это кажется таким безопасным. Быть уязвимым. Он просто надеется, что Фрэнк чувствует такую же безопасность рядом с ним. Джерард продолжает держать Фрэнка. Не давать ему окончательно распасться на мелкие кусочки. Айеро не может этого понять и объяснить. Джерард для него буквально все. Он не хочет ничего и никого, кроме него, и он не может понять, почему. Что заставило его влюбиться? Джерард — не самый красивый парень в мире. И даже не самый красивый среди тех, кого Фрэнк знает. Но он больше никого не хочет. Ни Идриса Эльба, ни Джеффа Голдблюма из «Парка Юрского Периода». Только Джерарда. И навсегда только его. Проходят минуты. Возможно, даже часы. Фрэнк молчит. Как и Джерард. Все просто. Айеро плачет в его плечо некоторое время, а затем постепенно прекращает. Но Уэй не отпускает его, когда слезы прекращаются. Фрэнк чувствует спокойствие в своем собственном отчаянии. Оно все еще присутствует, но, по крайней мере, уже без такой острой боли. Фрэнк вдыхает запах Джерарда. Он не особо хорошо пахнет. Он потный. Но все еще пахнет собой. Женственно и остро, что скрыто под мужским запахом. Фрэнк даже не удивлен тем, что не ненавидит это. Близость Джерарда заставляет Фрэнка чувствовать, будто это еще не конец света. Он все еще ощущает себя дерьмово, но теперь он хотя бы видит будущее. Джерард закрывает глаза, желая запечатлеть этот момент в своей голове. Он чувствует себя эгоистом из-за этого, ведь Фрэнку больно, но ему нравится обнимать его. Для него большая честь, что Айеро пришел именно к нему. Он доверяет Уэю. Джерард тот, кому Фрэнк доверяет больше всего в этом чертовом городе. Потому что в противном случае его бы тут сейчас не было. Джерард думает, что делает это осторожно, но он тоже вдыхает запах Фрэнка. Айеро вздрагивает: неужели Джерард Уэй только что понюхал его? Фрэнк не задумывается об этом слишком сильно. Ему это не нужно. Это только расстроит его. Опять же, это все тот же мягкий и теплый Джерард, говорящий Фрэнку, что он милый и лучший хоккеист в мире. Старый-добрый поддерживающий Джерард, который позволяет Айеро плакать на его плече и не отговаривает его от решения покинуть Армстронг, если он действительно этого хочет. Понимающий Джерард, желающий оторвать Моргану голову, но уважающий Фрэнка, который этого не хочет. Джерард, который… спросил Фрэнка, есть ли у него девушка, почти сразу же после их знакомства. Джерард, который разозлился, когда Рэй решил, что у Айеро она есть. Джерард, которому определенно не понравилась Хейли по какой-то непонятной причине. Джерард, который пошел бы на марафон ужастиков Пита, если бы Фрэнк тоже был там. Фрэнк больше ничего не знает. Джерард просто не… не кажется ему натуралом. Или, по крайней мере, с этих пор. Так было раньше. Айеро был в этом уверен. Но это потому, что он не знает других геев. У него всегда был только он сам. Он бы никогда не додумался, что Пит гей; может, у него просто плохая интуиция. Он просто плох в этом. Но по поводу Джерарда у него нет таких предчувствий, и Фрэнк подозревает, что их никогда и не было. Возможно, Уэй всегда был таким, но он был слишком слеп, чтобы увидеть это. И Фрэнк спал в кровати Джерарда. Он позволил ему спать в его постели. Справедливости ради, Уэй спал на диване, но он позволил Фрэнку спать в его собственной гребаной постели только для того, чтобы ему было комфортнее. Разве натуралы так делают? Даже самые милые на свете? Фрэнк, оторвавшись от плеча Джерарда, поднимает на него взгляд. Обнимал бы натурал его вот так? Позволил бы он плакаться в его плечо? В течение двадцати минут? Фрэнк знает в основном гетеро-парней и сомневается, что они бы разрешили ему это сделать. Глаза Джерарда тоже смотрят на Фрэнка. Два разных оттенка коричневого. Каштан встречается с орешником. У него такое нежное лицо. У него самая нежная и бледная кожа. Фрэнк не может представить себе ничего более совершенного. Как фарфор. Только со шрамами от прыщей, которые Айеро считает милыми. Джерард — это все. Он теплый, веселый, страстный и безопасный. Он волевой, умный, галантный. Взгляд Фрэнка на мгновение задерживается на его губах. Они идеальны. Айеро никогда раньше не целовался. Но если бы он мог поцеловать любого человека на свете, то это был бы Джерард. Он бы сделал это, не раздумывая. Только эти губы он мечтает целовать. Только в эти волосы он мечтает вплетать пальцы. Только эти руки он мечтает держать в своих. Проходит доля секунды, прежде чем Джерард опускает взгляд, и Фрэнк чувствует, как знание приходит к нему в голову без какого-либо шока или неожиданности. Это всего лишь знание, и он был глуп, раз не понимал этого раньше. Он мог действительно обо всем узнать уже давным-давно. Взгляд Джерарда устремляется к его губам, а не к глазам, и именно тогда Айеро все понимает. Именно тогда он все знает. Он не думает дважды об этом. Ему вообще не надо думать. Фрэнк наклоняется вперед, и ему приходится встать на цыпочки, но его это не волнует. Наступает момент, когда они оба осознают, что именно вот-вот произойдет, и затем это происходит. Фрэнк касается губ Джерарда своими. Его глаза закрываются, и он полностью теряет себя. Ничего подобного он никогда не ожидал. Это как электричество. Сердце Фрэнка бьется с невероятной скоростью, быстрее, чем когда-либо в жизни. Вот оно. Это буквально тот момент, которого он так долго ждал. Все это время. Он наконец-то целует Джерарда. А Джерард целует его в ответ. Это не похоже на один из диснеевских поцелуев, но и не сильно от них ушло. Фрэнк понятия не имеет, что он делает. Губы напротив губ Джерарда. Рука на его шее. Трудно дышать. Надо выдохнуть немного через нос. Нет, это странно, лучше не делать этого. Сердце Фрэнка никогда за все девятнадцать лет не билось так быстро. Вместо отдельных ударов оно скорее прозвучало бы как один, длинный и очень громкий. Джерард слегка приоткрывает рот, и Фрэнк предполагает, что он должен сделать то же самое, а затем он понимает. Да, так гораздо лучше. Это похоже на настоящий поцелуй. Как в романтических фильмах, где два человека наконец понимают, что любят друг друга, и целуются в первый раз. Фрэнку кажется, будто его жизнь превратилась в один из таких фильмов, только более удручающий, и никто не заплатит деньги, чтобы пойти его посмотреть. Фрэнк готов расплакаться. Он и так это делал почти все время в течение последних нескольких недель. Но это было бы по-другому. Это те же слезы, которые текут по щекам, когда смотришь концовку «Лило и Стич», где Стич говорит, что Лило и Нани — его семья. Джерард сдерживает хныканье, и это нисколечко не сексуально. Это же чувство испытываешь в два часа ночи, когда понимаешь, что скучаешь по чему-то, чего у тебя больше нет. Разве что, он скучает по Фрэнку, а тот прямо здесь. Но такое чувство, будто он слишком далеко. Он хотел этого так долго, а теперь не может поверить в то, что это действительно происходит. Затаив дыхание и едва оторвавшись от поцелуя, Джерард спрашивает: — Как долго, Фрэнк? — это не совсем полный вопрос, но он лишь надеется, что Фрэнк его поймет. — С тех пор, как я тебя встретил, — говорит Айеро, и это достаточно близко к истине, поэтому он не думает, что это ложь. Ему потребовалось несколько дней, чтобы пригреться к Джерарду, который плохо пахнул, а его волосы были засаленными, и это все еще так, но теперь это просто случается реже, так что, вероятно, это помогло. Хотя, честно говоря, Фрэнк влюбился бы в него, даже если бы он жил на свалке. — Черт возьми, — произносит Джерард и крепко обнимает Фрэнка, потому что он слишком долго ждал этого момента и не хочет, чтобы это прекращалось. Он может умереть от удушья, но это того стоит. Фрэнк никогда не целовался. За всю свою жизнь. Джерард — его первый. Но он думает, что у него уже есть какие-то навыки, потому что это не так уж и сложно. Просто засунуть свой язык туда и надеяться на лучшее, и даже если он делает это неправильно, то и Джерард тоже. И хотя Джерарду слишком сильно нравится этот момент, какой-то страх вселяется в него, когда он понимает, что не должен этого делать. Всего две недели назад с Фрэнком случилось кое-что ужасное, а сейчас Джерард берет и целует его. Это неправильно. Он использует Айеро, это нельзя не заметить. Фрэнк сейчас слишком чувствительный. — Фрэнк, я не должен… — говорит Джерард совершенно внезапно, отстраняясь от Фрэнка, который не сразу понимает, что тот пытается прекратить это, и тянется за его губами. — Что? — спрашивает Фрэнк, выглядя смущенным и более, чем немного удрученным. — Мне кажется, что это все слишком быстро, Фрэнк. — Но… — начинает Айеро, а затем понимает, что он, вероятно, никогда не хотел ничего сильнее, чем он хочет Джерарда, за исключением, разве что, желания присоединиться к НХЛ, поэтому, черт возьми, он его так просто не отпустит. — Блять, Джерард, я ждал этого момента месяцами; пожалуйста, не надо никаких оправданий, потому что все, чего я хочу сейчас, — это ты. Типа, все. На этом точка. — Мне кажется, что я использую тебя, — говорит Джерард, и Фрэнк вздыхает, потому что, черт возьми, он слишком хороший человек. Он заботливый и чуткий, милый, добрый и слишком порядочный человек, и Фрэнк хочет снова прижаться к нему. Глупый Джерард, такой совершенный и красивый. Вот мудак. — Джерард, я тебя поцеловал. — Я знаю! Фрэнк, я знаю, я просто не хочу, чтобы ты потом пожалел об этом, и также не хочу, чтобы ты делал это только потому, что тебе слишком больно внутри, типа, я… — Это не ново, Джерард, — говорит Фрэнк, — мое желание поцеловать тебя. Оно далеко от нового. Даже наоборот. Черт возьми, я ложусь спать каждую ночь, мечтая, чтобы ты обнимал меня. Мне ужасно плохо сейчас, Джерард, не пойми меня неправильно. Каждая секунда — это страдание, и такое чувство, будто мои ноги навечно застряли в болоте, потому что просто существовать уже тяжело. Но минуту назад, когда я тебя целовал? Это было лучшее, что я чувствовал за все эти годы. Джерард не знает, что сказать. Совершенно не знает, как реагировать. Потому что кажется, будто все происходит слишком быстро. Будто он столкнулся с приближающимся поездом. Пять минут назад Джерард тосковал по Фрэнку, считая, что тот натурал. Ну, может, он был не совсем уверен, но, по крайней мере, знал, что тот точно не заинтересован в Уэе. Потому что даже если Фрэнк гей, би или кто-нибудь еще, то нет никаких причин, чтобы он влюбился именно в него. Среди всех людей на свете. Фрэнк видел Трэви, да? Его глаза видели этого чертового парня? И он в курсе насчет Пита. И Патрика. Черт, Джерард этого не видит, но даже Майки, вероятно, симпатичный. Но Джерард? Он пухлый, его волосы засалены, и он слишком много говорит о комиксах, он надоедливый, и люди, как правило, слишком быстро начинают скучать в его компании. Сама мысль о том, что Фрэнк все это время мог любить его в ответ, кажется безумной. Все эти месяцы, что Джерард тосковал по парню, уверенный, что тот никогда не взглянет на него дважды, но теперь он вдруг узнает, что тот чувствовал то же самое? Они могли быть вместе все это время и не тратить столько месяцев впустую. Но сейчас Фрэнк находится в опасном состоянии, и Джерард не хочет навредить ему, потому что, блять, он чертовски сильно его любит. — Мне просто кажется, что сейчас не лучшее время. По крайней мере, пока ты… ты… — но он не знает. Джерард ничего не знает. Он не хочет навредить Фрэнку, потому что тот наверняка совершит ошибку или сделает то, о чем потом будет жалеть, а если еще и Уэй причинит ему боль… он просто не сможет с этим жить дальше. — Джерард, — произносит Фрэнк, выглядя раздраженным, потому что так и есть. Он абсолютно может гарантировать Джерарду, что он не пожалеет потом о поцелуе с ним и что это произошло совсем не потому, что ему было больно. И даже если у них ничего не получится, Фрэнк хочет поцеловать его сейчас. Он не пожалеет о том, что у них есть сейчас. Суть в том, что он не делает что-либо лишь из-за того, что с ним случилось. Он хотел Джерарда еще задолго до этого. И это не изменится. — Ради всего святого, Джерард, я влюблен в тебя. Джерард оказывается застигнут этим врасплох, как и любой другой человек, который пять минут назад считал, что его любовь безответна, а потом оказывается, что это не так. Он смотрит на Фрэнка, который такой чертовски красивый; и он действительно только что сказал то, что Уэй услышал? Правда? Его? Джерарда? Фрэнк любит его? — Ты любишь меня? — Как ты можешь не замечать? — раздраженно говорит Айеро. — Каждый раз, когда я вижу тебя, я испытываю такое невероятное отчаяние, потому что никогда не смогу быть так близок к тебе, как я этого хочу. Я даже не могу выразить словами то, как я скучаю по тебе, даже когда ты рядом. Я чувствую тебя, даже когда тебя нет рядом. Типа, я, блять, без ума от тебя, и я бы не говорил этого прямо сейчас, если бы это не была правда. Ты мой лучший друг, Джерард. И я влюблен в тебя по уши. Я никогда не хотел этого, но ты такой чертовски прекрасный, и я ненавижу и люблю тебя за это одновременно. Ты сводишь меня с ума. Джерард чувствует, как его глаза начинают слезиться, и он ненавидит эту мелодраму. Все не должно быть так. Они с Фрэнком должны были уехать в закат, но просто застряли на одном месте. Все постоянно меняется. Но это Фрэнк. И под конец дня это все еще будет Фрэнк. Джерард готов на что угодно ради него. А еще Айеро влюблен в него. Он качает головой, и Фрэнк не знает, что это значит. Это хорошо? Зачем он это делает? Он что-то шепчет себе под нос, и Айеро улавливает лишь «все это время». Да, все это время. Фрэнк был влюблен в него все это время, и Джерард, похоже, тоже. Все это время. Они оба провели эти месяцы, тоскуя друг по другу. Не целуясь и не обнимаясь. Фрэнк провел так много дней в этой квартире, смотря телевизор с Джерардом, а ведь он мог бы обнимать его в это время. Айеро чувствует, будто он многое упустил. И ему придется наверстать упущенное. Голос Джерарда удивляет его самого, но он просто не может сдержаться. У него нет сил оставить признание Фрэнка без ответа, когда очевидно, что Уэй любит его в ответ. — Я тоже тебя люблю, Фрэнк. С самого первого дня. Без сомнений. Я люблю тебя. — Тогда ты поцелуешь меня? — практически умоляет Фрэнк. — Потому что, Джерард, я не хочу жить без тебя. Я так долго ждал возможности сказать тебе, что ты мне не безразличен. Но если ты тоже любишь меня, я не могу… я просто не могу оставаться в здравом уме. Да и едва ли я в здравом уме сейчас Джерард не отвечает. Он просто закусывает губу, делает шаг вперед и берет лицо Фрэнка в ладони. И это идеально. Как будто могло быть иначе. Джерард целовался лишь с двумя людьми, и первый раз был ошибкой, а второй вроде как нормально, но никогда бы не перерос во что-нибудь долгосрочное. Но Фрэнк — первый человек, с которым он целовался и с которым он может представить себя вместе. Не как школьная парочка, которая только и делает, что держится за руки и ходит в кино. Не парочка из колледжа, когда они учатся вместе и смотрят Netflix на ноутбуке с одним наушником, потому что их сосед по комнате уже спит. Нет, Джерард может представить походы в универмаг за посудой вместе с Фрэнком. А также за постельным бельем, ванными принадлежностями. А еще на блошиный рынок, чтобы купить стул. Вот какими ему представляются отношения с Фрэнком, даже если прямо сейчас они всего лишь хотят целоваться. Джерард проводит с ним время и чувствует, как молодеет. Компания Фрэнка вдыхает в него жизнь. Рядом с ним он может летать. — Ты уверен? — бормочет Уэй буквально Фрэнку в губы. Потому что он все еще чувствует, что делает что-то не так. — Совершенно. И, возможно, Джерарду не стоит так быстро погружаться во все это. Есть вероятность, что это все добром не кончится. Но он верит, что Фрэнк тоже любит его. Независимо от событий, которые привели их обоих к этому моменту, Айеро действительно любит его. Так что, может, Джерарду стоит просто расслабиться на некоторое время. Но Фрэнк любит его. А он любит Фрэнка. И так сложно удержаться от поцелуя с ним. Так сложно держаться от него подальше. И теперь, когда он знает, что у него есть шанс, он не хочет говорить «нет». Потому что это Фрэнк. Его Фрэнк. Идеальный, прекрасный, замечательный Фрэнк. Неужели Фрэнк так же сильно хочет Джерарда, как и тот его? Теперь Уэй никогда не сможет от него оторваться. И ему не придется.