***
Дверь открылась после первого же стука. На пороге стояла Риас, несколько шокированная моим спонтанным появлением — но нельзя сказать, что огорчённая: у меня за спиной определённо отсвечивает букет, который она с ехидством на лице замечает. На ней красуется маечка с еле заметными лямками чёрного бюстгальтера, красноватые шортики и поварской фартук поверх этого праздника души; личико Гремори приятно припудрено мукой, белая тряпка с подтёками от масла и специй, ох, аж пахнуло чем-то вкусным. — Ты, кажется, собирался помочь по дому своим? — Риас чмокнула меня в щёку, а я прошёл внутрь и, после того как дверь захлопнулась, не отвечая на вопрос, проговорил: — Ну-ка, угадай… В какой руке я держу для тебя подарок? — но она ведь не знает, что цветы — это лишь наживка. На лице вишнецветки заискрила новая улыбка и, подыгрывая мне, она задумалась. — В левой?.. Нет, постой, в правой! Точно, в правой! Хотя… слишком просто, значит, в обеих? — Не совсем верно. У меня для тебя два подарка, первый — лишь отвлечение твоего внимания, — я крутанул букетом за спиной и метнул его к потолку, а потом запрокинул голову и поймал цветочки за завязку зубами. Немного не так, как я репетировал, но тоже неплохо. Нога автоматически опустилась на колено, а Риас уже тянула пальчики к увесистому такому букету. Я отпустил перевязь и договорил: — По правде сказать, букет с самого начала должен был быть в зубах, но… я передумал. А второй подарок тут. Я вытянул перед ней руки с небольшой коробочкой — в таких обычно носят обручальные кольца. Но я же шутник! — О, это мне, как мило… Не может быть, Иссей! Что ты задумал? — Риас притворно усмехнулась, а потом резким движением вырвала упаковку и раскрыла: — Вот что я люблю! — её пальцы быстро лишили ириску фантиковой защиты и отправили ту в рот. — Эй, — теперь притворно завозмущался я: — а мне? — А тебе я готовлю кучу всего вкусного на завтрашний день. Но, видимо, ты останешься на ночь, — при этих словах Риас немного привстала на носочках, соблазнительно изогнувшись и бросив в мою сторону косой, многообещающий взгляд. — поэтому располагайся, а вкуснятинка скоро будет. Кстати, — моя возлюбленная крикнула уже с кухни: — Ты так и не ответил, почему пришёл? Вернее, ты же собирался помогать своим по дому. — Моя помощь им сейчас ни к чему. Мы затеяли уборку и… — я вышел на кухню после того как врубил телевизор достаточно громко. — И? — Риас продолжала интенсивно мять тесто, так что я удовлетворённо засмотрелся на её трясущуюся грудь. — Э, ну, в общем, пока сестра торопилась на чердак — у неё отошли воды. — Она рожает… Так это же здорово! Ты скоро станешь дядей. Стоп, а почему ты вообще не с ними? — Наверное, потому что с ней мама и папа, — я попытался утащить у Риас кусочек свежеиспечённого пирога с рисом, но получил по пальцам — больно получил: ксо-о! Но я не стал и тут строить из себя жизнерадостного школьника, быстро вернувшись в привычное себе меланхоличное состояние, — На самом деле, я уже однажды был на родах. Пока что насмотрелся. — Был? На каких? — Риас отвлеклась и обожглась, зашипела, как никогда ранее, и я тут же схватил её за запястье, направляя руку под струю холодной воды, а затем растирая место ожога. Только потом заметил, как пытливо и нежно она смотрит на меня. — Ты… такой задумчивый и серьёзный, когда заботишься обо мне. Всегда замечала. — её улыбка такая простая. Драгоценная, я бы сказал. Я поддался вольному порыву, изловив её губы своими. — Я люблю тебя. — И я тебя люблю, Иссей, — она улыбалась с закрытыми глазами — и, кажется, открывать их не собиралась. Эдакая бытовая романтика — пара молодожёнов, на кухне, под звуки телевизора и запах выпечки. Хм. Самое время делать детей? — Давай отдыхать. Ты сегодня столько всего сделала, что отдых тебе просто положен. А еда… Ну, не думаю, что сегодня уже мы будем есть. — Два условия. — Любые, — с абсолютной твёрдостью отчеканил я. — Во-первых, поцелуй меня. — её руки плавно взошли по торсу, после чего пальцы ласково взяли моё лицо. Вы когда-нибудь занимались уборкой кухни, одновременно целуясь с любимой девушкой? Представьте себе танго со склеенными головами партнёров… Когда вы то и дело обжигаетесь или роняете муку и специи… Незабываемое чувство. — Какое второе желание, Риас? — Отнеси меня в кроватку, мне чё-то так действительно всё лень. — а руки уже, повинуясь какому-то внутреннему инстинкту пещерного человека, подхватили Риас, и, как с пушинкой, я быстро подбежал с ней к кровати. По телевизору, как назло, шла чудесным образом включенная передача о спаривании горилл. А по другому каналу о прайде львов. Зато на третьем мы всё-таки нашли безобидный мультфильм… «Леди и Бродяга»? И тут шуры-муры, благо, вишнецветка уже была одним глазом в царстве Морфея. Да и… я-а-а-а… Спокойной ноч… Раздался звонок в дверь, и Гремори подскочила первой — мигом сорвавшись с места. За окном бил мелкий дождь, многочисленными каплями тарабаня по покатой крыше. В дверь нарисовался силуэт одетой во всё домашнее Акено. В руках она держала какую-то настолку. Да, Риас рассказывала, что они с Химедзимой обожают играть в них… на выходных. Суббота. Я не вовремя. Я ещё тогда подозревал, что эта ситуация может покрыть трещинами все наши хрупкие взаимоотношения. Но я ошибался только в одном — это был не шар для боулинга, который обронили на хрупкий лёд… Это был самый настоящий ледокол. — Ой, Акено, прости, сегодня… не получится. Я… Мы… Иссей неожиданно нагрянул, и мы… вот, — переминаясь перед подругой с ноги на ногу, Риас делала ситуацию ещё более неловкой. А Химедзима была готова сорваться. Но её фигура неожиданно расслабилась, а тени, покрывавшие большую часть тела, расступились, указав на расслабленное, улыбающееся личико… сулившее садистскую смерть. — Ничего, Риас. Я понимаю, просто… предупреждай… те, желательно, оба, когда занимаете моё время и собираетесь трахаться, — если бы слова были железом — меня бы разорвало на мельчайшие, тоненькие кусочки мяса от первой же буквы последнего произнесённого слова: она не выплюнула, она брызнула им как смертельной дозой яда, летевшего на межзвёздной скорости. И скрылась она с той же скоростью, после чего Риас повинно закрыла дверь. — Я помешал, прости, — повесив руки на колени, я присел и собрался уходить. — Нет, всё в порядке, просто мы стали проводить всё больше времени вместе, я даже стала брать тебя в Подземный мир, а Акено оставлять одну… Она переживает. — Поэтому я и предлагаю уйти. Хотя бы сегодня — вы посидите вдвоём, в конце концов, это нечестно по отношению к ней. Я занял Ваше общее личное время. — Я не хочу, чтобы ты уходил, так что нет, — Риас обняла меня и положила голову мне на грудь, мы снова устроились на кровати. — Я так хотела бы, чтобы вы поладили, чтобы мы… могли собираться втроём каждый вечер. — Понимаешь, Риас, это будет очень трудно сделать. В большинстве случаев, как и сказала Акено, мы собираемся у тебя дома для того чтобы заниматься любовью и в тот же момент развлекаться играми, фильмами, книгами, да всем, чем захотим. Вся беда в том, что… эти процессы практически никогда не разделяются, поэтому Акено будет вынуждена лицезреть наш флирт и возможные неприкрытые намёки. И это — мягко говоря. — Я понимаю, — Риас в действительности была расстроена, но напряжение это постепенно уходило в сонливость, накрывающую прохладным, довольным опахалом. — Ты так и не рассказал, когда ты успел увидеть настоящие роды? — Ах да, ха, — я хохотнул и, потерев нос с уже закрытыми глазами, не спеша заговорил: — Отец заснял, как мама меня рожала — и однажды показал мне. Это единственная вещь, за которую я его ненавижу до сих пор. Это… было… Слов не подобрать, какую бурю эмоций я пережил в тот период своей жизни. Риас хохотнула каким-то пронзительным, еле сдерживаемым смешком, а потом поглубже вдохнула и начала ржать, не сдерживаясь ни на миг. Она приятно дрожала от истерических конвульсий, и мне как-то даже стало напряжно пониже живота… Девушка определённо это заметила и с ехидством, присущим только ей, как бы невзначай задевала рукой то тут, то там мои чувствительные точки… Сон как рукой сняло — причём у нас обоих. Она улыбчиво привстала на локтях, перекатилась с живота на спину и удобно расположилась меж моих ног, спиной приложившись к моему торсу и члену. Кхм, Риас, какая же ты… любимая моя особа! В эту игру можно поиграть парой: своими руками ласково вожу по её шейке, разминаю плечи, а потом жёстко хватаю за обе груди, отчего слышу извращённый вздох и резкий румянец, всплывший в световой гамме телевизора. — Ну, и… — я страстно приложился губами к её молочно-белой ключице, оставляя полузаметные, синие и влажные полосы. На губах ни намёка на улыбку, лишь жёсткая, как достоинство внизу, решимость. — Сдаваться собираешься? — А… давай… повоюем? Я не хочу секса, ну, по крайней мере, пока ты лично не попросишь об этом, — Риас завела руку за спину и через джинсы сжала моё достоинство, вызвав слабое шипение. Я горячо выдохнул ей в шею. — Ты… всё равно сдашься первой. — Поспорим? — Просто так, или на что-то? — Да, есть у меня одна мысль, — Гремори развернулась, шелохнув тазом по члену в штанах и заставив меня скукожиться, — Проигравший не кончает, а орально удовлетворяет победителя. Доволен? — Я впечатлён… Ну и доволен, естественно! Мы не спали всю ночь. Помимо того, что всё ночное время уходило на просмотр самых неожиданных тв-программ, мы страдали любой фигнёй, которая только могла подвернуться под руку. Вот по какому-то каналу показывают, как правильно следует заплетать косы. Решил сплести косу Риас — получилось хреново, но в таком виде мне захотелось её едва ли не больше, чем раньше. Когда время было ближе к трём утра, мы решили заняться выпечкой — она готовила какую-то небольшую поделку из теста, запекала — и давала мне на пробу, потом я, и так по очереди, пока у кого-то не случится несварения. Около четырёх у нас кончился запасной тюбик зубной пасты: основной мы истратили быстро, разукрашивая друг другу лица. В итоге, пол четвёртого утра вся кухня была в распоряжении Влада Цепеша (меня), потом он сделал пластическую операцию и перевоплотился в Гитлера, а Наполеон в юбке стойко держала оборону, закрепившись за Польшей (спальней) и солнечной Италией (ванной). Игры кончились после четырёх. Я впервые отсиживал ночь без сна и чувствовал себя на редкость пьяным, но Риас было не лучше. Как только стукнуло четыре-ноль один невыносимым стало всё, начиная от тиканья часов, заканчивая колющим чувством в затылочной части шеи, которая как бы намекала — идиоты, ложитесь спать, запас энергии тю-тю. Но мы продолжали. Животы пели «ламбадные урчания» в унисон, а языки, танцевавшие в поцелуе с приходом первых лучей солнца, напоминали пару спаривающихся, измождённых гремучих змей. Даже я был готов наплевать на пари, мозг ломался от переизбытка двух желаний: поспать и выпустить скопившееся благодаря Риас напряжение. От этого безумия, окружившего меня в её объятиях, было так тепло — так по-домашнему. Жить так хотелось всегда. Интересно, а в особняке Риас мы такой хренью страдать тоже будем? Ответ «естественно» прозвучал в мозгу голосом моей любимой вишнецветки. Под кожей пульсировало. Я планировал уже разорвать поцелуй, грубо раздев Риас прямо в коридоре и отымев у ближайшей же стены, но мне даже делать ничего не пришлось. Как только руки на чистом рефлексе потянулись к краям футболки, моя возлюбленная сама опустилась на колени и каким-то демонически страстным голосом повелела: — Раздевайся! Не исполнить такой приказ — самоубийству подобно, поэтому футболка полетела на пол и уже в сотый раз приземлилась возле дверного угла — аж дежавю напало. А джинсы, тем временем, скользнули по оголившимся ногам. Облизнувшись, Риас замешкалась, но потом всё же рваным, настойчивым движением сорвала и трусы, заставив меня переступить через собственные тряпки. Её ручки плавно массировали голову, которая обильно покрылась выделениями, а её влажный, тёплый ротик, расположившись параллельно мошонке, смачно, грубо и непристойно поглощал яйца. Язычок, как вода, перетекал и лизал всю мошонку. Она резко сцепила пальцы на набухшей вене моего члена и повела за собой. Будто у меня есть выбор, когда ты, Риас, держишь меня за достоинство? Не надо ставить мужчину перед выборов, куда ему идти и что, просто возьми его за яйца — и делов-то! Риас уютно уложила меня в такую приятную, желанную кровать, но перебитый сон больше никак не желал возвращаться, вместо него накопившееся желание било в мозжечок, не позволяя уснуть. — Ты такой красивый, — зашептала Риас. — После всего что произошло, твоё тело стало… слишком соблазнительным. Я боюсь, что скоро буду вынуждена ревновать тебя к девчонкам из твоего класса. О, моя дорогая Риас. При этих словах её губки сильно сжали головку, и я дёрнулся. Мои рефлексы буквально заставили меня привстать на локтях, чтобы видеть, как усердно Риас работала ртом над моим членом — приятная волна сменилась неприятным ощущением, что мне снова не разрешили кончить. Риас пережала основание члена, и теперь ещё большее усердно «глотала» весь ствол. Я не смог сдержать стона. И руки едва не пошли в ход. Вишнецветка резко прекратила горловой минет и схватила меня за руки, опуская себе на затылок. — Ты без пяти минут мой муж, делай со мной что пожелаешь. — слюна, так жадно и грязно стекавшая по её подбородку, была ею соблазнительно слизана — и тут она произнесла со своей неповторимой, ехидной, самой извращённой из возможных усмешек: — Отымей меня в ротик, Исе. Я почти кончила оттого, что делаю с тобой сейчас. Больше я не смог сдерживаться. В открытую отдавшись стонам и новым ощущениям, я обмотал красивые, огненные волосы Риас на кулаки и грубо толкал член ей в горло. Она давилась, а я возбуждался всё сильнее, чувствуя, как оставляя член в её горле даже на секунду, спазмы приятно обдают орган сжатием и почти заставляют кончить. При всём при этом взгляд Риас постоянно был устремлён в мои глаза. На моё лицо. Я не мог сдерживаться — мне казалось, что в ту секунду я умираю от возбуждения, потому что даже лёгкие отключились, пока мой член неустанно долбил ротик моей возлюбленной, а яйца грубо и звонко шлёпали её по подбородку. Глухие стоны, забиваемые моим достоинством обратно в горло Риас, стали громкими… Я вытащил член из её ротика. И облил её горячими потоками семени, покрыв всё: и порядком обслюнявленное лицо, и волосы, и глаза, который были наполнены сытым блеском и из которых текли слёзы удовольствия… Даже на её ротик осталось. Она довольно улыбнулась, а я больше не сдерживался. Поцеловав свою любимую в губы, я с нетерпением стаскивал с неё одежду, которая явно мешала её пожару между ног обдать меня драконьим пламенем.***
— А потом она тебе рассказала об Акено? — кафешка через три квартала от моего дома была нашим частым местом встречи с Сазексом, если он наведывался в город. Долгих подробностей не будет, но мы определённо с ним сдружились за три месяца знакомства — и теперь, если он нагрянул в город, то приходил не только к Риас, но и ко мне. — Ну да. После этой дурачной ночи я попросил Риас рассказать мне об Акено чуть больше, но я и представить себе не мог, что эти знания могут так скоро пригодиться. — Ты ведь сейчас не всю правду говоришь? — стоит отдать должное Сатане, за три месяца общения он понял, что я за человек и как веду дела. — У тебя уже есть какой-то план? — Плана нет, мне нужно лишь уличить момент. — я добрал из тарелки последнюю порцию чизкейка. — Для чего? — Для того чтобы найти последний фрагмент паззла, потому что… я не знаю, где он. Есть что-то такое, что не даёт мне покоя. Некая причина происходящего. — Думаешь, Акено что-то скрывает? — а Сазекс, оказывается, любитель ванильного мороженого. Теперь знаю, с чем к нему наведываться. — Нет, скорее всего, Акено слишком спонтанно «решила действовать», она и сама не ожидала, что так всё получится. Знаешь этот момент, когда тобой движет слепая ярость и желание отомстить без чёткого плана, но с открывшейся возможностью? Акено поступила именно так — она не хотела доводить до такого. Скорее всего, сейчас она либо уже раскаивается, либо разговаривает с Риас, — я хмыкнул, задумавшись. А Люцифер доел новую порцию мороженого и спросил: — То, что Акено сделала это во вспышке ярости, я понять могу — в конце концов, она передумала и забрала заявление на тебя, но вот, почему ты думаешь, что это был сиюминутный порыв без далеко идущих последствий, без желания этих серьёзных последствий? На секунду он замолчал, а я не спешил отвечать, поразмыслив над одной деталью. — Помнишь ты рассказывал, что в заявлении она написала про психологический тренинг? Она ведь действительно пришла получить поддержку… по самому тупому вопросу в моей практике. И знаешь, то — что он был тупой — уже само по себе означает, что она не готовилась и не могла до последней секунды решиться действовать.***
Всю следующую неделю я привычно провёл в клубной комнате, занимаясь лишь уроками и клубными тренингами — болтал с Риас, изредка приходившей ко мне из-за занятости в студсовете — Сона-семпай попросила Риас подсобить, а я благополучно отмазался, чем получил тумак от своей благоверной и обещание прожить целую неделю без секса. Но это, конечно, была шутка. Я надеюсь. Но скучать не пришлось, во вторник наведалась Акено. Я был немного шокирован и по наитию включил свой режим «наблюдателя», чувствуя какой-то возможный подвох. Девушка, тем не менее, не проявляла агрессию, лишь доброжелательность, за которой умело скрыла всё остальное. Предложила своего очень вкусного чаю, которым так хвалилась Риас всё время нашего знакомства, я был только рад попробовать… Приходилось всячески строить из себя дурачка, потому что Химедзима наотрез отказывалась уходить, тем не менее, я не из тех, кто играет не по правилам, мне важно лишь подстроить эти правила под себя. И я любезничал с Акено целый вечер вторника, до самого захода солнца, когда жалюзи в кабинете неожиданно стали пропускать оранжевые огоньки. — Исе-кун, можно ли попросить у тебя совета? Так сказать, провести со мной психологический тренинг, какой ты провёл с Риас, — Акено улыбалась, отставляя чашку в сторону и готовясь, словно кошка к броску, начать действовать. Мне бы в пору напрячься, но я расслабился, цокнул языком и скосил голову. — Ну, конечно можно, в конце концов, этот клуб создан именно для помощи. По любому вопросу и поводу. Так о чём бы ты хотела поговорить? — в тот момент мне почему-то захотелось отвернуться и глянуть в окно — и, наверное, это непроизвольное рвение слишком дорого мне обошлось: когда я развернулся, девушка уже снимала юбку. — Что ты… делаешь? — А разве непонятно? — оказавшись без последнего элемента одежды, девушка изогнулась как можно плавнее и грациознее. — Я в купальнике, моя проблема проста — я хочу обсудить с представителем мужского пола, какой ему было бы интереснее рассматривать на мне, если бы мы вдвоём, скажем, отправились в аквапарк или… на пляж. Шах и мат. Вспомнился мне какой-то фильм, в котором герой после череды неудач разводит ладонями в стороны и делает мощный выдох — финиш, финита ля комедия. Она играет со мной, как хищница, ожидающая удара со стороны, куда она предусмотрительно положила кинжал лезвием вверх. Я готов похлопать твоему плану, Акено, если бы конечно он не был пережитком эпохи супружеской неверности. В купальниках, меняя их один за другим, она красовалась ещё несколько раз, девушку даже не особо смущало, что я вижу, как она переодевается. Естественно, она рассчитывала, что я помогу ей «переодеться». А потом она закричит, обвинит меня в попытке изнасилования или чего-то такого — и вуаля — я обыкновенный козёл-извращенец. Стоит отдать Химедзиме должное в артистизме: она до последнего держалась, хотя я кожей чувствовал её ненависть ко мне. Но, для хищника главное не построить игру по собственным правилам, а озаботиться тем, чтобы правила не стали ловушкой для него самого — к её большому сожалению, её правила стали моими в тот момент, как она затеяла игру. И мы блестяще отыграли все акты: её переодевания, выбор купальника, даже взаимно поблагодарили друг друга. Я не могу сказать, что я ненавижу Акено за её попытку меня соблазнить, чтобы выставить меня уродом перед Риас — нет, после нашего разговора в утро воскресенья я просто понял, что у Акено нет никого, кроме Риас, кому она бы была нужна. Кому она бы стала семьёй. И, наверное, урод здесь в каком-то смысле всё-таки я — ведь я появился в их жизни, изменив всё. Именно поэтому девушка так отчаянно хочет вернуть утраченное. Она боится остаться одна. Ну, а дальше ты знаешь, Сазекс. На выходе из школы меня подхватили под ручки два детектива, допросили в полицейском участке при моей сестре-классной руководительнице и с тех пор я сидел в камере временного содержания, до твоего прихода…***
— Да, дерьмовая ситуация… Не припомню таких королевских интриг даже в те годы, когда гражданская война в Аду закончилась, — задумчиво произнёс Сазекс, ковыряя в зубах зубочисткой. — Что делать планируешь? — Планирую помирить Акено и Риас, и, если для этого придётся повременить или даже порвать отношения с твоей сестрой, друг, то уж не обессудь, я так и сделаю. Ну, не могу я смотреть на то, как страдают девушки. — Да понимаю я всё, но уверен, ты найдёшь более плавный способ разрешить этот конфликт. Удачи тебе, — Сазекс собрал свои вещи, подмигнул мне, и я с ним распрощался. Фу-х, а теперь самое сложное. Дорога к Риас казалась мне после сегодняшнего «разбора полётов» слишком уж трудной. Шестое чувство подсказывало, что если Риас и Акено ещё и сохранили отношения, то на уровне скорого разрыва и перехода от девичьей дружбы к нескрываемой ненависти. Но, в тот же момент фигурировал вопрос: если всё было так плохо, то зачем Акено забрала заявление? Я больше чем уверен, что дело замяли из-за Риас, надавившую на Химедзиму, а не из-за Сазекса — не того уклада демон, да и вмешиваться бы так грубо вряд ли стал. Помимо того, что я виноват в их резко переменившихся отношениях, оставалась неясной — пожалуй, самой неясной, — единственная деталь. Зачем действовать так грубо? Будь это обычное желание не терять дружбу с Риас, Акено бы не зашла так далеко: во-первых, после такого их дружбе вполне мог прийти конец, во-вторых, сохранить дружбу они могли и другими способами — например, Акено могла бы переговорить со мной на этот счёт, и мы бы договорились, когда Риас проводит время с ней, когда — со мной. Однако, ответ на вопрос всегда приходит тогда, когда понимаешь, что уже поздно. Комнаты Химедзимы и Гремори находились близко, кроме них, к тому же, на этаже больше никто не жил, поэтому я довольно сильно удивился полуоткрытой двери в квартиру Акено. Может быть, ссора произошла только что — и я ещё что-то да успею исправить? Я встал около дверного косяка и услышал тихий, девичий плач. Всхлипы были прерывистыми — время от времени мне казалось, что девушка успокоилась, но потом она снова срывалась: слушать их было невыносимо. Они были и мелкие, успокаивающие, и сильные, душещипательные, разрывающие изнутри. А потом она зашептала… — Ну почему! Ну почему я обречена на потерю дорогих, близких мне людей?! Я так люблю её, я желаю её — но тут появился он, и всё пошло наперекосяк. Я была так близка к тому, чтобы показать ей свои истинные… — Вот и последний кусочек паззла, — шёпотом ответил я, и больше не стал слушать. Дурачок ты, Хёдо, ответ был так близко — только вглядеться. Я постучался в дверь Риас, и она открыла так резко, что я даже отпрыгнул, а потом мигом прошёл в квартиру и закрыл за собой дверь. Гремори была раскрасневшейся, нервной, но при моём появлении стала ровнее дышать. Её руки крепко обняли меня, и я ответил взаимностью. — Акено сказала, что уже забрала заявление. Она сказала, что ты скоро должен прийти. Я была… — я остановил её лепет кратким поцелуем. — Спасибо тебе. Ты из-за меня поссорилась с подругой, вынудила её забрать заявление. — Я не вынуждала, — Риас твёрдо заглянула мне в глаза. — Да, мы поругались, когда я узнала, что она подставила тебя, но — я не требовала забрать заявление. — Значит, всё лучше, чем я думал. — О чём ты? — Гремори нахмурилась. Я приложил ухо к двери и, когда понял, что нас никто не подслушивает, провёл её в спальню, усевшись в кресло. — Риас, я уже рассказывал об этом Сазексу, теперь расскажу тебе — начнём с того, что это моя вина. Всё произошедшее, начиная с того самого момента, как мы начали встречаться, и до сегодняшнего дня. — В каком это смысле? Иссей, если Акено ревнует, это ещё не значит, что я не имею права заводить себе парня! — Подумай сама, — у меня есть козырь для её убеждения, но я не буду спешить его применять, — Будучи на её месте — я предложил Сазексу сделать также — как бы ты поступила? У неё в жизни не было достаточно прочных семейных уз, ведь её маму убили… А отец ушёл. Потом появляешься ты, спасаешь её, возвращаешься ей тягу к жизни и доверие. Она была уверена, что так будет продолжаться очень и очень долго… — Исе, но ведь можно было всё спокойно обсудить, нам, втроём, мы бы решили!.. — Риас не планировала сдаваться и снимать с подруги все обвинения. — Она любит тебя. — я откинулся на спинку кресла. Гремори замолчала, осмысливая сказанное. — Она любит тебя так же, как я люблю тебя. Стоило отдать любимой должное — с тех пор как мы начали встречаться, она перестала удивляться большинству вещей, которые раньше вполне нормально было отрицать. Любовь одной девушки к другой — не такая и большая редкость, но к себе Риас явно её не соотносила. До этого самого момента… По её лицу было видно, какие эмоции она в себе переживает, вспоминая каждый момент своей жизни с Акено. Её улыбка сменялась недоумением, затем пониманием — и только потом смирением. — Ты… Прав. Первый Владыка, но как я сама этого не видела? — Теперь ты понимаешь? — я наклонился к ней и взял её руки в свои. — Она абсолютно уверена в том, что я мелочный, хитрый и козлиный засранец, которому ты нужна лишь как игрушка, развлечение, — как бы больно и колко это ни было, но это так — Акено считает, что я урод, но Риас никогда не была и не будет для меня игрушкой: я желаю провести с ней всю свою жизнь. Видно, на моём лице отразилось разочарование — или боль — потому что Гремори крепче сжала мои пальцы, — Она точно уверена в том, что я пудрю тебе мозги. И её бы не смущало это, вернее, она бы даже не задумалась о подобном, если бы не тот факт, что она любит тебя как женщину, а не как подругу. — Что… мы будем делать? — я почесал щёку. По правде говоря, у меня есть несколько вариантов, но один неприемлем для меня, другие — для Риас. — Из всех вариантов я рассматривал только три, я скажу тебе о них, но решение принимать тебе, ведь… она всё-таки твоя подруга… твоя семья. Первый вариант — это оставить всё, как есть, вы с Акено, скорее всего, перестанете быть подругами, она возненавидит тебя — я скажу тебе честно, по поводу этого варианта, если ты выберешь его, я буду спорить до победного. Он мне не нравится. — Мне тоже, — Риас кивнула и впервые с нашей первой встречи грустно повесила голову, распустив пышную копну кровавых волос по груди. — А другие? — Второй вариант не понравится тебе, но всё же — мы расстаёмся, вы снова заживёте, как обычно. Это вариант наименьшей крови, в конце концов, наши отношения… могут подождать, а другие не будут о них беспокоиться, тогда Вы с Акено снова наладите контакт, — Гремори сжала кулачки и выпрямилась, как делала, если её ставят перед жёстким выбором. Она всегда такая, гордая и правильная. Она откажется от него. — Контакт мы наладим, но после этого Акено точно будет чувствовать мою скрытую злобу по отношению к ней, потому что я люблю тебя, — Риас обрушилась на кровать. — Третий вариант самый… — … Безумный? Значит, мы идём ва-банк. — со стальной решимостью в голосе продолжила вишнецветка: она не хочет терять ни меня, ни её — ками-сама, как же я её люблю. Она великолепна. — Что ты предлагаешь? — Ты останешься со мной и с ней одновременно, наши отношения переходят в тройную плоскость. — Риас кивнула и почему-то улыбнулась своей ехидной усмешкой. — Ты точно поняла, что я имею ввиду? — Не глупая, знаешь ли. Ты будешь нашим общим парнем, а мы — твоими девушками, я поняла тебя, мой похотливый извращуга. — Риас поднялась с кровати и чмокнула меня в губы, а потом, ласково потрепав по волосам, направилась к двери: — Пойдём. Знаешь, твоя идея мне даже нравится… — она снова повернулась ко мне — её глаза блеснули голодным огоньком. — Всегда мечтала отшлёпать свою подругу, она ведь редкостная садистка.***
Риас зашла первой, потому что Акено так и не поняла, что забыла закрыть дверь. Её шаги были неслышимыми, еле заметными и достаточно лёгкими, чтобы подобраться к заснувшей в печали Акено вплотную. Я же предусмотрительно запер дверь, чтобы через секунду повернуться и увидеть, как любовно моя Риас обволакивает своими губами губы черноволосой красавицы. Из окон бил осенний, лунный свет, такой прекрасный, что обе девушки были сказочны, волшебно подобны ниоткуда взявшимся принцессам. Ощущение поцелуя пробудило Химедзиму ото сна так, словно она была спящей красавицей. Я боялся подойти, чтобы не нарушить эту атмосферу. Риас разорвала длившийся достаточно долго поцелуй, из-за чего продолжительный вдох Акено сопровождался всевозможными поглаживаниями, пощипываниями и ласками. Они обе делали это слишком страстно, поэтому, ведя себя как можно тише, я встал за стену, возле входа в ванную комнату, и слушал. — Это определённо лучший сон в моей жизни. — Ну, если это сон, то давай я ущипну тебя вот сюда, — и рука Риас соблазнительно сжала участок белоснежной кожицы на бедре Химедзимы, та охнула… и широко раскрыла глаза. — Это… Не сон! Но… Почему ты здесь, Риас? И этот поцелуй, это всё. Это неправильно. — ехидная улыбка Риас разрушила все возражения её подруги. — По твоей первоначальной реакции понятно, что всё было очень даже правильно. Правда, Исе? Услышав моё имя, Акено принялась шокировано обыскивать свою комнату, а, когда я вышел из-за стены, тут же уставилась с непониманием, но без злобы — и даже намёка на агрессию. Она либо слишком сбита с толку происходящим, либо размышляет, что делать дальше. Я, вместо подтверждения слов Риас, оказался возле кровати и опустился на корточки, взяв одну из рук Акено в свои. Подбирать слова мне не пришлось — я просто говорил то, что считал нужным. — Прости меня, Акено. Я знаю, ты считаешь меня недостойным Риас, наверняка, в твоём воображении я худший из врагов, который у тебя мог бы быть, но правда в том, что я никогда не являлся таким человеком. Я правда люблю твою подругу. Я никогда не пудрил ей голову, не гипнотизировал, не делал ничего, что могло бы запутать Риас, а затем просто взять и воспользоваться ей. Я люблю Риас Гремори. — Поклянись! — она крепко схватила меня за грудки и подтянула к своему лицу: — Поклянись, что ты сказал правду?! Поклянись, что никогда не был с Риас из-за того, что хотел пользоваться ей. Поклянись, что любишь её. — Я клянусь, что никого дороже для меня нет, я люблю её. — её лицо такое напряжённое, такое красивое, а эмоции боевые. Она прекрасна, особенно, когда зла. По её рукам потекли мелкие, солёные капельки — непрошенные слёзы — твою мать, ну что со мной не так, я снова заставил её плакать. — Хватит рыдать! — скомандовала Риас, и я ощутил, как моя голова не по своей воле движется в сторону Акено, её, соответственно, тоже, «лбами» нас столкнула Риас, но лишь для того чтобы я поцеловал её. От неё пахло вишней, а вкус губ напоминал дождевую воду. Но неожиданно запахло озоном — он ведь выделяется только во время грозы? Меня шибануло током… — Я не специально, Мао-сама, простите! — закричала Химедзима, пока Риас меня усиленно трясла за плечи. Я рвано вдохнул и откашлялся, а руки не переставали дрожать. — Прости меня, Исе-кун! Я не ожидала того, что сейчас произошло, и мне… стало не по себе. — Это мне стоит извиниться, я не планировала так спонтанно поступать, но Акено была такой разбитой… Да, и зачем нам вообще ходить вокруг да около. — Гремори определённо взяла ситуацию в свои руки и не планировала отказываться, увиливать от замысла. — Что это значит? — Акено, я люблю Исе, но я не собираюсь отказываться от нашего будущего — давай расширим наши отношения и будет встречаться втроём! Мысль, так жадно сожравшая всё остальное, белым огнём нарисовалась перед глазами — «Я СОЗДАЛ МОНСТРА» — раскрытие скрытых черт характера Риас явно повлияло на неё благотворно. — Риас, но ведь я же… подставила Иссея… Вы оба не можете просто так взять и простить меня! — Химедзима раскаивается — это ли не повод уже простить её? Нет, не повод, ведь я даже не обиделся. — Ни я, ни Риас… Мы не держим на тебя зла. В этом есть только моя вина, Акено. И я прошу прощения за это. Мы не посчитали важным учесть и твои чувства, ведь ты одна из самых дорогих людей для моей любимой. Акено, можно и ты будешь… моей любимой? — робко попросил я, смущаясь самому себе. Не знаю, куда нас ведёт моя тропа, но я уверен, что не отпущу своих любимых людей. Любимых, потому что Акено не отказалась от нас, она лишь не может простить сама себя. — Ты правда хочешь, чтобы я стала твоей? — черноволосая красавица не знала, как быть дальше, ведь сердце описывало кульбиты внутри тела — ей хотелось согласиться, ведь тогда она сможет быть с Риас. Любовь — неописуемая вещь — иногда тебе хватает мига, чтобы влюбиться в человека, и полюбить его сильнее всей жизни лишь за одну маленькую деталь. Так и произошло: я вдруг понял, что не дышу, а любуюсь тем, как Химедзима кротко обращается к Риас: — Но ведь это… Ты хочешь быть со мной? Правда, Риас? Гремори кивнула. — Я знаю, что случилось с твоей семьёй, Акено. Прости, Риас мне рассказала… Я просто хочу сказать, что, пусть ты и на ножах со своим отцом, но это не значит, что ты лишишься ещё одной семьи. Я не позволю. Будь нашей семьёй, Акено Химедзима? — я улыбнулся. Мы замолчали, и в тишине — я был уверен — услышал стук сердца Акено. — Прости меня за всё, что я натворила, — в последний миг повторила Акено, и накрыла мои губы своими. Риас с ехидством хохотнула, поглаживая нас обоих за плечи, покуда мы ласкали языки друг дружке. «Я люблю тебя».***
На языке будто плавится глазированный сырок… со вкусной вишенкой по центру. Уши заложило адреналиновым коктейлем с привкусом возбуждения, а над моим нависает её тело — ароматное, белоснежное, покрытое мигом выступившей испариной. Руки Акено дрожали от нетерпения и получаемого наслаждения, она была готова свалиться и придавить моё лицо своей ничем не уступающей Риас грудью. А покуда она держится, я продолжал вылизывать сосочек её левой груди, одновременно играясь пальцами с правым — за четыре месяца почти что ежедневного секса с вишнецветкой, я приобрёл неплохой опыт в помощи достижения оргазма таким образом. Но Акено изнемогала не только из-за того, как я орудовал её грудью, — её киску сейчас несдержанно ласкала Риас, выбивая в разгорячённый воздух над нами тонкие охи и ахи Химедзимы, а также не в меру громкие чмоки поцелуев с клитором подруги. Это было слишком соблазнительно и грязно, но стало ещё грязнее, когда Риас освободила мои ноги от штанов и трусов, высвободив напряжённый член… Полизав, а затем поласкав его рукой, любимая довела меня до выделений, но не позволила кончить. Затем этими выделениями она обмазала свои пальчики и мягко вошла в киску Акено. Химедзима затряслась, почти сорвавшись на крик. Меня оглушило её еле сдерживаемым стоном, а потом она потеряла равновесие и свалилась на меня окончательно. Её ручки под судорогой обвились вокруг моей шеи и сдавили в объятиях, из-за чего я глухо ощущал, как колотится её сердце под кожей. Риас начала двигать рукой, и вместе с тем Акено изогнулась, закатив голову. Её грудь соблазнительно подскочила перед моим лицом, и я не упустил момент, покрыв второй сосок горячими поцелуями. Я непроизвольно напряг всё тело — и мой член звонко шлёпнул по киске Акено. Я приподнял таз и провёл членом по клитору Химедзимы, когда она вновь затряслась, застонав мне на ухо уже никак не глухо — а громко и протяжно. Её губы быстро обнаружили мои и накрыли, но на этом она не остановилась: язычок её ловко и напористо давил мой собственный, заставляя плясать под свои движения. Всего за несколько секунд мой рот наполнился слюной Акено, сдобно лившейся с её миленького, розового язычка. Она обласкала весь мой рот, как вдруг дёрнулась неожиданно сильно — и прикусила мне язык… Я поднял голову, а моя вторая возлюбленная обернулась на Риас, пока сама бесстыдница вылизывала другую, ещё более узенькую дырочку Акено. Увидев, что мы внимательно за ней наблюдаем, Риас азартно, хищно усмехнулась и, накопив немного слюны в ротике, выпустила её на попку Химедзимы, интенсивнее начиная двигать рукой в её утробе. Глухой стон Акено сопроводился неожиданно острыми ощущениями: моя любимая вцепилась ногтями в мои плечи, оставив порезы. — Прости… меня, м-м-м, — девушка вытянулась струной, почувствовав язык Риас в самом запретном месте. А я оставил засос на её шейке и любовно сказал: — Ничего, мне понравилось. Делай так почаще. Если царапины оставляешь ты, то я готов ходить с ними вечно. — Мне кажется, Вам там так хорошо, что пора начинать. Сделай этой извращенке больно, Иссей. Заставь её кричать! — схватив Акено за талию, Риас подтянула её к себе и завела за спину её руки, а потом провела язычком по щеке, найдя губы подруги, утянув ту в поцелуй. Возбуждение нахлынуло с новой силой, но я не мог ему поддаться сейчас — ведь я буду лишать Акено девственности, а сделав это неправильно, я огорчу её и оставлю неприятные воспоминания. Нет, этого я не хочу. Девушка, которую я люблю, не будет страдать. Мои руки, подрагивая, обхватили талию Химедзимы, и обе мои любимые уставились на то, что я делаю: я провёл обильно смоченным членом по половым губкам Акено и, мягко переплетя пальцы рук, начал помогать ей опускаться сверху вниз на свой член. — Я люблю тебя, позволь мне сделать тебя моей любимой, Акено. — Риас пустила в ход руки, играясь с сосочками Акено как ей вздумается и оставляя заметные, едва ли не чёрные засосы на белоснежной коже Химедзимы возле шеи. — По-жа-луй-ста… — я гортанно выдохнул и закатил глаза, чувствуя, как член обволакивает её утроба, как головка испытывает ни с чем несравнимое давление, заставляющее кончить. Я толкнулся вперёд, но преграда была уже преодолена, и моя любимая Акено, выдохнув в секунду лишения девственности, расслабилась, полностью осев на мой член. — Я люблю тебя, Иссей-кун, — её милая улыбка и лицо, смотрящее на меня сверху вниз, сделали меня самым счастливым человеком на земле. Я отпустил её руки, и она обвила ими мою шею, с наслаждением вжимаясь в моё тело своим. Мои руки, плавно взяв её под бёдра, помогали мне двигаться в ней, насаживая её до самого основания. Я выдыхал ей в шею, казалось, даже не воздух — а пламя, или, как минимум, жар. Я вцепился зубами в её плечо и, подавив стон, перекатился с ней на живот, подмяв её податливое тело под себя. Риас, застывшая над нами, поймала моё лицо в ладони и приложила сначала к своим губам, целуя каждую деталь, будь то брови или нос, а потом просяще толкнула в сторону груди, рьяно вздымавшейся от возбуждения. Меня не следовало просить больше. Губы сами коснулись сосков вишнецветки, стоило мне провести влажную дорожку от мочек ушей до груди. Так я и действовал между двух огней, между двух своих распаляющих, безумных и абсолютно любимых огней: подо мной лежала Акено, в которую я с неудержимым возбуждением толкался, входя до хрустального звонка удара мошонки о бёдра, а надо мной нависла Риас, с наслаждением севшая на личико Акено и получавшая от неё ту же услугу, оказанную ранее самой Гремори. Снова звёзды взрываются, но уже в глазах любимых девушек, а я смеюсь, ловя Риас, когда от наслаждения она чуть не валится с ног. Я чувствую, как магма от возбуждения подбирается к самому горлу, а затем буквально впиваюсь в соски Акено зубами, двигаюсь, выбиваю из неё не стоны, а крики, хочу, чтобы от этих криков голос не сел даже, а пропал полностью. Но заканчиваю раньше, чем её голос успевает потухнуть… Она сжимает бёдра, а киска Акено первые несколько десятков секунд не позволяет мне выйти, кольцом из плоти и крови обвив мой член до знакомого хлюпанья в киске — её утроба буквально выжимала из меня сперму, наслаждаясь и кончая при этом сама. Химедзима была не в адеквате, особенно это было понятно, когда Риас подвела меня к лицу Акено и помогла той почистить мой член. Но на этом ничего не закончилось. Всё только начиналось. Мои любимые поменялись местами: теперь я занимался любовью с Риас, входя в неё и тараня по самые яйца, двигая бёдрами как сумасшедший — я отдался животному, любовному. Акено сначала целовалась с Риас, лизала её груди, соски, ласкала клитор, а потом подошла ко мне и взяла под основание члена, заставив меня выйти из моей ненаглядной вишнецветки. Черноволосая красавица доставляла мне неописуемое удовольствие руками, водя пальцами по члену там, где непривычнее всего ощущалось это самое удовольствие. Когда же её язык достиг члена, я потерял и счёт времени, и слух со зрением, отдавшись только осязанию — безумному осязанию членом её ротика. Мне казалось, я умер… Пока не ощутил, как ласка кончилась, а член снова вставлен в Риас, но только головкой. Акено умело и с ехидством, похожим на такую же эмоцию Гремори, принялась двигать рукой вдоль члена. Я кончил неожиданно и так ярко, что, когда пришёл в сознание, первые несколько секунд не мог понять, почему Риас вся в семени…***
Я тяжело дышал, обнимая Риас и Акено. Сон не давался после такого плотского отдыха, но не мне одному. Химедзима освободила мою руку и легла чуть поодаль, на подлокотнике кровати. — Что-то не так, Акено? — Исе-кун… Ты не спишь… Прости, я, наверное, разбудила. — Нет, ничего, всё хорошо, — я вытащил руку из-под головы Риас, заметно размял и подобрался к Акено, проводя пальцами по линии бёдер и смазывая свою неуспевшую засохнуть сперму. — Ты в порядке? — Ты правда… не врал? — Акено повернулась ко мне и поцеловала, глубоко, болезненно и страстно, будто боялась отпустить — на её губах солоновато, в свете луны было невозможно заметить слёзы. — Вы с Риас правда меня не оставите? Я правда буду всегда с вами? Вы будете моей семьёй? — девушка сейчас была больше похожа на маленького, беспомощного ребёнка, который боится расставаться с родителями на время, точно они больше и не вернутся. — Ни за что, — я нежно запустил пальцы в её чёрные, как ночное полотно, волосы, — Ни ты, ни Риас никогда меня не потеряете, я никому Вас не отдам. К тому же, — я запустил руку пониже её талии, туда, где несколько часов к ряду орудовал языком и членом, — я хочу детей. От тебя и от Риас. Благо, сейчас, несмотря на мир, в котором мы живём, могу себе это позволить… — В каком смысле? — Акено удивлённо уставилась на меня, мне кажется, она быстро поймёт, что я больше не обыкновенный человек… За четыре месяца всякое могло поменяться… — Этот разговор подождёт до утра. Риас и я тебе всё расскажем. Давай спать? — Нет, — ехидство сочилось из Акено отовсюду, она поднялась с кровати и подняла меня, а потом подвела к креслу, усадила в него и, сексуально стреляя глазками, произнесла: — Хочу много чего попробовать, Риас нашептала, что делает тебе горловой минет… Научишь меня? — её улыбка с соблазнительно высунутым язычком, приближающимся к моему достоинству, заставила меня посмеяться. «Ты хотела её отшлёпать, Риас? Кажется, я буду первым!»