***
Акено, в отличие от Риас, которая любила больше посидеть дома, поготовить или поиграть в видеоигры, была изысканной гулякой, каждый день выбирая всё новые и новые места для совместных прогулок. Один раз подобным местом выступил магазин нижнего белья. В другой раз — это был караоке-клуб, в котором мы праздновали день рождения Акено. Я… Сложно описывать чувства, которые исходят от себя лично — это двояко и с любой стороны, как ни крути, неправильно, но я был счастлив. Вместе с ними обеими. Риас стала моей душой, но пришедшая Акено — потеснив её, сделалась моей второй душой, или даже слилась в моём сердце с любовью к Риас, образовав огромную, пылающую звезду из смесей желания и нежности к ним обеим. Тот вечер, о котором говорил Киба, — был самым «удачным» в моём понимании, поскольку именно он во всей красе показал наши отношения. Вчера мы ходили в любовный отель, да, втроём. И да, после такого я сам любого бы принял за изврата. — У тебя… Кхм… Определённо есть опыт… в этой технике… Обожаю твой язык, — перебивая сама себя, произносила Акено — на лице было написано, как эмоции одна за другой перемешиваются с мыслями в коктейль послаще и ядрёней многих алкогольных напитков. Она, слегка приподняв голову, наблюдала за моими глазами и ртом, так выразительно покусывающим её, ласкающим между ножек. Одной рукой я придерживал свою красивую черновласку за ягодицу, сжимая в самые необходимые и неожиданные моменты и проникая пальцами второй руки в её утробу. Найти все её чувствительные точки — не проблема — она сама давно изучила своё тело, оставалось лишь наблюдать, где она ласкает себя в те или другие моменты. Руки мигом стали влажными: её соки лились рекой, я сглатывал их с той же похотью, с какой временами покусывал её клитор, закусывая половыми губами. Шум от моих вульгарных глотков её соков заставлял смутиться не только Акено, но даже Риас, которая сама была не без греха — её руки, измазанные в масле, ласкали мои бёдра, мошонку и член снизу, а губы целовали мою шею и спину. Мне было так хорошо в её гибких пальчиках, что ощущения усилились — я буквально слышал, с какой периодичностью капли масла стучат по ковру, пока в ушах стоял бесперебойный звон от стонов Акено и хлюпаний её киски. — Иногда у меня такое чувство… — я сглотнул, переводя дух и отрываясь от киски Химедзимы. — Что матрица лагает слишком часто по отношению ко мне. — Потому что у нас чудесный секс? — ухмылочка Риас показалась из-за плеча, увлекая меня в долгий, тягучий, точно нырок в море, и влажный поцелуй, наполняющий комнату звуками чмоков и новыми стонами. Я задвигал пальцами в киске Акено в стократ сильнее и быстрее, покручивая его, меняя частоту и уровень толчков. В последний момент я ощутил, как киска Акено сжимается особенно сильно… Добрая половина моей руки онемела, но это не помешало мне раздеть Риас, закончив начатый мною разговор. — Нет, не из-за секса, а из-за того что вы обе говорите практически одно и то же. Знаешь, хотелось постебаться над тобой ещё в первый наш раз, но я сделаю это сейчас. Я хотел сказать, что опыта я понабрался, пока вылизывал тарелки из-под маминой еды. Рассмеялась даже Акено, но особенно звонко Риас — до тех пор, пока мой язык не поласкал её попку. Вместе с Акено, перемениваясь пошловатыми намёками через взгляды, мы уложили Риас на кровать и принялись удовлетворять нашу любимую вместе. Химедзима удобно и очень волнующе устроилась между ног моей возлюбленной, взяла ту за руки и удерживала от любых поползновений — её рот был занят самым главным, ценным местом Гремори, я же игрался с её ротиком, закидывая «палочку» в него. Риас так сильно возбудилась, что сама вынуждала меня пользоваться её горлом. Её лицо было покрыто собственной слюной, а я продолжал систематично и глубоко проникать в её рот и горло, играясь при этом с её большой грудью. Моё возбуждение было настолько сильным, что я — закатив голову от сладостной агонии — не сразу заметил, как выпустил первую, тугую струю спермы и попал на личико Акено — тогда девушка среагировала на моё окончание и тут же раскрыла ротик, ловя следующий выстрел. Улыбаясь мне, Химедзима сглотнула часть спермы, а вторую половину смешала с собственной слюной и вслух произнесла, проникая в Риас языком: — Чувствуешь, как семя нашего любимого мужчины вливается в тебя, Риас? Он кончил благодаря тебе. Это его благодарность, — отдышавшаяся Риас, находившаяся под диким экстазом, быстро ответила, не оставшись в долгу: — Да, чувствую. И сегодня он кончит не ради меня одной и не только в меня, — большего она произнести не успела, потому что я положил головку своего члена ей на губки, она пустила слюну и поцеловала её, после чего раскрыла свой жаркий ротик и позволила мне по-новой войти в своё горлышко. Но долго я этим не удовлетворялся. Снова я кончил благодаря её груди, сев к ней на живот и нависнув своим лицом над её головой. Акено отпустила её руки, и тогда моя возлюбленная обхватила своей большой грудью мой член, позволив мне двигаться и получать дикое, просто убивающее весь негатив удовольствие. Негатива не было в принципе — и это позволяло мне наслаждаться сексом со своими богинями в полной мере. Затем, Химедзима помогла Риас подняться, утянула ту в глубокий поцелуй, закончившийся передачей слюны и усаживанием Гремори на мой неудовлетворённый член. — Давай, давай, Риас, будь хорошей девочкой, скачи на его члене, — произносила Акено, пока сама стояла перед Риас в полный рост на постели и вжимала её губы в свою киску — Химедзима стонала громче всех, не в силах сдерживаться. Её второй оргазм был настолько мощным, что лицо Риас теперь было забрызгано соками черноволосой, которая кончала с надрывными стонами и струями покрывала личико Гремори. Еле-еле найдя в себе силы удержаться на ногах, Акено изящно обогнула меня, лежащего под ней и получающего ни с чем не сравнимое удовольствие сильно сжимавшейся киски Риас вокруг собственного члена — Риас так сильно насаживалась на меня, что я вскоре понял, как сильно трясётся под нами кровать и как сильно мои яйца бьются о ягодицы Гремори. Я был готов вот-вот кончить, но Акено бесцеремонно пережала мой член у основания, из-за чего я почти что взвыл от досады и обиженно посмотрел на возлюбленную. — Подожди заканчивать, ковбой. Сегодня я хочу побыть главной… Риас, — девушка поцеловала остановившуюся вишнецветку в ключицу и… послышался шлепок — не такой, как и при столкновении двух тел, а такой, как будто… Акено шлёпнула Риас — вишнецветка мигом покраснела и застонала в голос, после чего Акено толкнула её в мои объятия. — Двигайся. Под каждое движение, которое Риас совершала на моём члене, слышался характерный шлепок, который отдавался необычайной дрожью в теле Гремори. С каждым шлепком киска вишнецветки сочилась соками всё сильнее, а её утроба истошно сжимала мой член, точно боясь лишиться его. Я застонал в голос… Как вдруг услышал безумный вздох Риас. Она ускорилась, став в четыре-пять раз быстрее. — А ещё меня называла мазохисткой. Ты слышишь, как ты стонешь от этой сладкой боли… Но кончить не получается, потому что боль снижает удовольствие и пика достичь не получается, — Акено прошептала это на ушко Риас, но это не помешало мне услышать сказанное. Черноволосая лизнула ушко Гремори, а потом провела влажную дорожку по её позвоночнику, продолжая отбивать по заднице подруги танго. Риас уже глухо, но почти не переставая, стонала мне на ухо. Я ощутил новую волну дрожи, когда Химедзима проникла одним пальцем в попку Риас. Что Акено с нами обоими делает? Мы там умрём… то ли от наслаждения, то ли от невыносимости?! Киска Риас ещё сильнее сжалась вокруг моего члена, а в состоянии крайней прострации услышались слова Акено, которые я беззаветно, точно в трансе, исполнил: — Исе-кун, схвати Риас за волосы, сделай ей больно… Отымей её, как шлюшку! Маленькую, текущую, красноволосую шлюшку! Я перестал понимать что-либо, лишь делал, как прикажет Акено, чего никогда со мной не случалось. Довольная получившимся, Химедзима пошла на попятную и объявила финишную прямую: орудуя в попке Риас пальчиком, Акено мощно засосала мои яйца… Моя мошонка стала влажной за несколько секунд, ведь черноволосая не прекращала своей экзекуции, играясь с нашими телами, как ей захочется. Я лишь помню, как головка усердно сминает матку Риас, а яички одно за другим — и попеременно друг с другом — оказываются обласканы Акено. Поток спермы в матку Риас хлынул с таким залпом, что я отключился от реальности, словно выключил телек при помощи пульта. Сознание померкло, я лишь глухо услышал необычайно громкий вскрик Риас, приглушённый затуманенным сознанием. Член выскользнул из киски Гремори под давлением огромного количества спермы и соков, которые волной вылились из неё мне на таз и растеклись по животу и простыням. Я, наконец, выпустил Риас из объятий, в которые схватил свою возлюбленную при достижении оргазма. Боже. Акено… Это было… Великолепно! — М-м-м, спасибо, Иссейчик! — вылизывая наши с Риас промежности, удовлетворённо, как сытая волчица, промямлила заплетающимся языком Химедзима. Чёрт, кажется, я произнёс свои эмоции вслух… — Та-а-ак, я… в… дом… Нет, в ванную… Я в ванную! Да, точно! — Риас, еле-еле отошедшая от секса, подскочила и поплелась к дверям, но на ходу упала, и мы с Акено посмеялись, подхватив любимую и поставив на ноги. Мы отвели её в ванну, надеясь, что хотя бы там она не расшибётся. — Это было чертовски хорошо, — я откинулся на кровати, где мы только что занимались сексом. Акено мигом легла рядом и закинула одну ногу мне на таз, бедром касаясь моего всё ещё эрегированного члена и улыбчиво заглядывая в глаза. — Спасибо тебе. Я люблю тебя. — А я тебя люблю, — Акено отвечает на поцелуй, любовно оглаживая мою щёку и убирая несколько прядей волос за ухо, запуская пятерню в мои волосы. — Теперь и правда любишь? — немного напряжённый взгляд Химедзимы напускает на нас неловкое молчание. — Я ведь ещё в первый день сказала, что полюбила тебя. — Но ты не сказала, что влюбилась с первого взгляда, а человека, которого ты только что ненавидела, сразу же полюбить просто невозможно, поэтому и спрашиваю… Действительно ли ты меня полюбила? — Акено ехидно усмехнулась и отчеканила: — Как же я ненавижу твою психологию и все твои эти логические приёмчики, — она положила голову мне на грудь и, слушая стук моего убыстряющегося сердца, сказала: — Я полюбила тебя с тех слов, когда ты сказал, что хочешь от меня и Риас детей. Твой рассказ о такой семейной жизни был… чудом. Чудом, о котором я не перестаю мечтать… — Акено замолкла, а потом подняла взгляд на меня и с той самой мягкой, нежной и тёплой улыбкой, которая ей одной была свойственна, произнесла вновь: — Я люблю тебя, Хёдо Иссей… Стань отцом моих детей! Наш поцелуй долго-долго не заканчивался, пока из глубин сердец огнём не хлынула новая волна страсти. — А сейчас, раз мы всё решили, давай делать наших будущих детей! Как прикажешь, Моя Госпожа. Но, я остановился, прервав поцелуй и сделав усилие, чтобы не сорваться в новый омут пошлых желаний. — Можно тебя попросить, Акено? — ласково, моляще спросил я. Словно мать, Химедзима обняла меня и поднесла мою голову к своему сердцу. — Конечно, Исе-кун. Что ты пожелаешь? — Я выпрямился и произнёс ей на ухо свою просьбу, но Акено опешила, не торопясь исполнять её. В ней боролись несколько противоречивых чувств — смесь досады и раздражения, смесь сомнений и страха, смесь любви и желания. — Ты… правда этого хочешь? — я взял её руки в свои и со всей нежностью, которая била в моей голове в тот миг, произнёс. — Я хочу знать тебя всю. Я ведь люблю тебя, — чтобы придать ей уверенности, я впился губами в её рот, а потом стал целовать повсюду, куда успевал попасть за доли секунд. Руки лихорадочно прижимали к себе её прекрасное тело, член снова поднялся, а пальчики, которыми я провёл по её нижним губкам, намокли — верный признак желания. Она решилась. Повернувшись ко мне спиной и осев на колени, девушка обняла себя за плечи и вызвала крыло падшего ангела. — Я стесняюсь, прости, — лицо Акено покрылось розовыми точками, она спрятала его в ладони, но я бережно поцеловал кожу вокруг крыла и стал ласково водить пальцами по перьям. — Мне так жаль, что ты всю свою жизнь была одна: сначала тебя бросил отец, убили твою маму. Потом вмешался я, и ты чуть не лишилась Риас, да ещё и наши попытки «сойтись». Тебе не легко пришлось. Что я делаю? Хёдо, ты не забыл, что вы собирались заниматься любовью, а не проводить новый психологический тренинг, который… Кстати, об этом всё равно стоило поговорить, но Акено мог бы не понравиться этот разговор. Я приник своим телом к её, член заскользил между её ног, играясь с киской и «увлажняя» клитор, Акено часто задышала, а я обхватил её руками под грудью, точно утопающую. Её крыло мне совершенно не мешало, наоборот, с ним всё казалось нежнее, прелестнее, любовнее, сакральнее. — Не убирай крыло, я бы… хотел любить тебя вместе с ним. Я люблю тебя всю, — я поцеловал её в затылок и проскользнул рукой к междуножию, где принялся собирать её быстротекущие соки и увлажнять ими член. Химедзима дышала часто, из-за чего член наливался новой кровью — и уже болел, желая действия. Я перевернул Акено лицом к себе и, подхватив девушку под попу, поднял, аккуратно опуская на своё достоинство. Мы одновременно выдохнули, чувствуя облегчение — и похоть в грудных клетках одновременно. Сердца, как бешенные, ломали кости, всего лишь отбивая по ним часовые тики. — Твой отец не просто так бросил твою семью… Ха~… — О чём ты… Исе-кун? — Акено не отказывалась слушать, она просто не понимала, к чему я сейчас об этом рассказываю. — Ты винишь отца… в смерти матери, но что, если всё это время он ищет тебя? — я не переставал двигаться в её теле, проникая всё глубже и стараясь не смотреть в лицо Химедзимы. Мне казалось, что я взорвусь от стыда и глупости. Впервые помню, что почувствовал эти эмоции одновременно. — Ты не думала… Что его бегство — всего лишь попытка защитить тебя? Не уйди он, рано или поздно клан Химедзима пришёл бы за твоими родными. Он пытался защитить свою дочь и жену. — Почему? Почему сейчас?.. — едва ли не плача, всхлипнула Акено, и я разрядился в неё первым залпом семени. Я глухо зарычал, пока она с широко раскрытыми глазами кончала вместе со мной и принимала маткой струю семени за струёй. Я продолжил двигаться в ней, пока она была спокойна и понимала, о чём я говорю. — Акено, твой отец не виноват. Он думал, что таким способом сможет защитить изгнанную по его вине жену, ведь… — ЧТО ВЕДЬ? — Химедзима заплакала, не сдерживая эмоций. — Ведь, если бы он остался, все бы поняли, что у твоих родителей появились дети, а значит — они имели право наследовать клан. Химедзима просто не хотели отдавать бразды правления кланом… Ах~ ха… ребёнку представителя другой… ХА~… религии, — я опрокинул Акено на спину и стал входить в неё с удвоенной силой, переплетя пальцы всех наших рук. Таз сам рефлекторно двигался на встречу её утробе, мне не терпелось кончить в неё. — Исе-кун… ХА-А-А-А… — она двинула бёдрами мне на вслед, и я вгрызся в её матку своим членом, кончая. Мы перевели дух, лёжа в объятиях — то я на её груди, то она — на моей. А за окном давно замерцали звёзды, которые я так часто вижу, стоит оргазму накрыть меня с головой. Риас слышала наш разговор.***
— Исе-сан! Вот вы где?!.. Ну, как так можно, вы прохлаждаетесь на крыше в то самое время, когда обед закончился, и начались уроки. Как Вам не стыдно? — даже будучи настойчивой и хладнокровной одновременно, Тачибана была учтива и сдержанна — не показывала эмоции, или делала это редко, позволяла себе минимальное количество телодвижений и ещё меньше подавала голос, как вышколенная рядовая, армейская собака. Но поток её речи прекратился, как только мои губы накрыли её собственные… … Киба давно ушёл. Оправдываться перед ним я не собирался — так же, как и обещать отринуть чувства Тачибаны. Сначала мне надо разобраться, что я, собственно, собираюсь отринуть. Он просил помочь — именно помочь — но ведь помочь по-разному. — Ты… чувствуешь что-нибудь? Ко мне? Внутри себя… — Так значит, брат Вам обо всём рассказал, Хёдо-сама? — я кивнул и пожал плечами. Ни с Риас, ни с Акено я не чувствовал большей неопределённости, вспотевшие ладони, незаметно растёртые по штанам, стали для меня необычайным сигналом — я нервничал, как… Как школьник?! Ну, Тачибана, не молчи, говори. Пожалуйста, только не молчи. Это было так просто. Перед глазами всплыло множество тех событий, которые сопровождали меня и Тачибану. Помощь с отчётом о деятельности клуба, в котором мне помогала именно младшая сестра Кибы. Отчёт долгий и кропотливый, вдумчивый и проницательный, чтобы логически затронуть самолюбие учителей и проверяющих, чтобы не дать им лишнего повода на проверку и подкопы. Мы пыхтели над ним сутками, нередко напивались кофе до тошноты — и всё ради него… А она это делала ради меня. Встречи с Ситри и студсоветом — Хёдо, ты такой идиот — у неё и брата есть связи с демонами, она сама организовала все проверки, надеясь сблизиться со мной. Она знала, что мне эти проверки — назойливая муха: раз-два и отмахнулся. Но каждая проверка устроена ей лично. Всё продумано. Всё сделано блестяще — ведь озадачить человека тысячей нюансов, которые действительно имеют место быть — лучший способ отвести взгляд от реальной картины всех вещей. Эдакие игрища, как гладиаторские бои, в которых самоцель — не бои насмерть, а процесс. Ты действительно не достоин её, Исе, но не потому, что урод или извращенец, а потому что её игрища оставались для тебя за кадром всё то время, что она была рядом. Гений… Я получил увесистую, но всё же соскользнувшую, ослабившуюся в последнюю секунду пощёчину. Вторая рука Тачибаны подрагивала и усиленно примыкала в губам, закрывая их. Её лицо напряглось. — Прости меня, — я развернулся к перилам и вдавил в них ладони, добела сжимая пальцы. — Ты великолепна, Тачибана. Истинно тебе говорю, ты великолепна, это я чересчур быстро расслабился… Воспринял твоё нахождение рядом, как благо, как… должное. Но, — я повернулся к ней и без волнений посмотрел в её голубые глаза. Улыбка сама собой вылезла на лицо: — Ты была рядом, потому что любишь меня, а я стал подслеповат. — Вы и вовсе не должны были видеть этого, я лишь хотела… быть рядом с Вами. Как благородный рыцарь, сторожащий Ваш покой. Быть столько, сколько смогу, сколько получится, сколько придётся. Я знаю о Вас с Риас-сама… Брат старательно пытается скрыть своё отношение к Вам за невероятно лживой, наверное, самой лживой его улыбкой, но я ведь… Боже, возможно, мой брат здесь по-настоящему единственный слепой идиот! — девушка с досады вмазала по оконечности перил, из-за чего та погнулась. Я дважды моргнул и нервно сглотнул. Столько силы — и ни грамма боли на лице, даже на руке не осталось следов удара. — Он, скорее всего, единственный в академии, кто всерьёз не слышал о Ваших с Риас-сама отношениях. Простите… Тачибана покинула крышу, вновь оставив меня одного. Наедине с собственными демонами. У людей два вида демонов: те, что снедают в нас всё хорошее, и те, которые придают нам уверенности в невозможном… Демоны не дают нам сил, не делают невозможного — если в Вас сидит демон, то Вы делаете что-то невообразимое только потому, что он съедает ваши сомнения. Человек всесилен благодаря им — и, увы, парадоксально — ими же и ограничен. Мне было пять, когда машина перевернулась… И не было никаких чудесных спасений. Никаких пожарников-суперменов. Не было никакого голоса внутри, требующего меня не реветь, а взять себя в руки и выбираться. Да и какой голос может потребовать от пятилетнего пацана выбраться из загорающегося автомобиля? Сестре повезло больше: она потеряла сознание сразу — и её выбросило из автомобиля на одном из опоясывающих кульбитов летящего авто, отделалась царапиной-шрамом, разодранной ногой и травмой головы с выбитым зубом. Не помню я, как меня трясло, как я при всей своей «удачливости» остался в живых… Помню только темноту сплюснутого, как консервная банка, которую мы с мальчишками пинали каждый вечер, авто — а потом огонь. Он казался мне холодным, зеркально чистым и желанным. А страх, клокочущий и смеющийся в глубине детского сердца, молчал. В огненной стене я увидел собственное отражение, зовущее за собой. Я протянул руку и… выбрался. Пламя полизало мне разве что ободранные колени и щиколотки. Тогда я понял — страхи созданы не для вреда, они нужны, чтобы спасти нас. Страх — единственный человеческий и — природный механизм — одновременно. Теперь я знаю, что страх — ещё и Оружие, которое никто против меня направить не сможет. Надолго одного меня не оставили. На крышу ворвалась Риас, которая с каким-то детским нетерпением засверлила меня в спину, но, стоило мне обернуться, как она тут же успокоилась и легко поравнялась со мной. — Рассказать ничего не хочешь? — её улыбка — изученная мной вплоть до точного уровня поднятия краешка левой губы — сулила мне что-то весёлое, почти радостное. — Мне что-то подсказывает, что ты и так всё знаешь. — Призналась, наконец? — Киба подсказал, а потом уже и не пришлось по десять раз в любви объясняться, — мои слова несколько огорчили Риас. Вишнецветка заметила неожиданно резво и… эротично: — А ты до этого даже не замечал? Исе, серьёзно? — она взяла моё лицо в ладошки и заставила повернуться к себе. — Ты временами такой умный и крутой, но ещё чаще — похож на ничего не замечающего котёнка. Настоящий ребёнок. — Все мужчины — большие дети. К тому же, ты всерьёз думаешь, что, начав встречаться с тобой и любить тебя, я замечал кого бы ни было ещё? Риас, — я накрыл её ладони своими. — Я даже не заметил чувства Акено по отношению к тебе, а ты говоришь о том, чтобы я оглядывался по сторонам почаще в поисках пытливых и пылких взглядов наших сверстниц? Раз такая охота — оглядись на всю академию. Тут половина школьниц не прочь со мной встречаться… Наверное, — последняя ремарка пришлась как нельзя кстати и вызвала искренний смех Гремори. — Что волнует меня больше всего, так это то, как ты планируешь действовать дальше? — но ответа от меня так и не последовало, ведь я в действительности не знал ещё, как поступить. Ни страх, ни демоны не мешали мне осмыслить происходящее. Я не знал, что и думать из-за… Риас. — Если что, я не против её в качестве третьего члена нашей небольшой «семьи». В очередной раз подумав над тем, что я создал монстра, и оглянуться не успел — ведь на лице Риас расцвела та самая, ехидная, смелая и абсолютно бессомнительная улыбка. Она говорила всерьёз. — Риас… — с нажимом произнёс я, а затем замолчал, пытаясь доварить в голове слова Гремори. — Да? Что-то не так?.. — Вообще-то, я пошутил по поводу тройни в наши первый разговор на эту тему. Точнее, не пошутил, но я имел ввиду не девушек в отношениях, а дет… — но она повелела мне остановиться. — М-м? — Я слишком хорошо тебя знаю, и в первость наших отношений ты чурался сомнений — зачем думать об этом сейчас? Она хочет тебя любить, она любит тебя, так позволь ей это, если нет… сомнений. Вместо ответа я прижал любимую к себе, ясно давая понять, как сильно люблю её. Чёрт, правду ведь говорят, что сильные женщины за спиной мужчины определяют судьбы многих. Её губы нашли мою шею, после чего я почувствовал лёгкий укус. — У тебя ещё будет время меня отблагодарить, давай-ка лучше… Поспешим в класс. И только по дороге я узнал, что Тачибана заперлась в одном из кабинетов. Оттуда её пытались уговорами вытянуть и ученики, и учителя, и члены студсовета, и Акено и даже Киба. Не особо обращая внимания на эту разглагольствующую группу, я протиснулся в их ряды и мимолётно оказался возле двери. — Хёдо Иссей-кун, — одна из преподавательниц мигом перехватила меня за руку и грозно взирала сверху вниз, но я от такого взгляда натянул маску холодности и, опустив взгляд, чётко ответил. — Прошу простить, я постараюсь оказать Тачибане-сан помощь, не переживайте. Наверняка, ничего серьёзного. — Вы что-то знаете, Хёдо-кун? — Возможно, но это дела учеников, а не преподавателей, простите за прописную истину, Ямакаса-сан, — я поклонился преподавателю и снова развернулся к двери. Она, что до абсурдного смешно, оказалась открыта — и все возгласы, что она «заперта», стали похожи на столпотворение безумцев в психлечебнице. Осознав, что всё в порядке — и даже намёка на угрозу жизни не было — студсовет мигом разогнал учеников, а преподаватели после моих слов разбежались самостоятельно. Группой мы зашли в класс, закрыв дверь перед носом Кибы. — Прости меня, Киба-сан, — напоследок сказал я ему: — За всё. И за то, что я веду себя как подлец, на твой субъективный взгляд, и за то, что помогу Тачибане не так, как тебе бы того хотелось… но с её позволения! — моя твёрдость, сочившаяся из каждого слова, сбила Юто с толку и дала хорошенькую психологическую оплеуху. Он простоял перед закрытой дверью ещё некоторое время, пока не решился выйти на свежий воздух. Действительно — он понял — он ошибался. Не ему решать, как жить. Защищать сестру можно и не вмешиваясь в её взаимоотношения с другими. Достав из внутреннего кармашка пиджака бумажку, Киба улыбнулся и принялся за остатки бенто во дворе академии. Над крышей школы заискрил нежно-розовый закат. Тачибана, точно пацанка, высунулась телом на улицу — мыслей о суициде или чём-то подобном не было. В конце концов, все они были умными и стойкими психологически людьми, они знали, как им жить. — Иссей-сан, необязательно было приходить, чтобы утешать мен… Ох, Риас-сама, — услужливо склонив голову, Тачибана почти задрожала, словно капля дождя на колышущемся от вибрации стекле. — Простите меня, я не… Я не буду вмешиваться в Вашу любовь. — Риас улыбнулась такой реакции и внимательно оглядела Юто-младшую с ног до головы. Обойдя её со спины, Гремори с размаху дала Тачибане по бедру, из-за чего в лучах закатного солнца красный отпечаток показался воистину кровавым, а сама блондинка выпрямилась и заалела. Заалела, прям как Акено. О нет… … Ещё одна мазохистка. — Риас-сама, за… что?.. Почему… Я оскорбила Вас своей неблагородной, неподобающей попыткой быть… рядом, — девушка снова поклонилась, и пока она совершала поклон Риас кивнула в сторону Акено, а Химедзима уже толкнула меня в плечо, лучезарно улыбаясь. Послышался новый удар — и Тачибана приняла стойку «грудь колесом». — Я п-поняла! Это моё… — Ты ничего не поняла. Пока ты зачем-то кланяешься, ОН не сможет тебя поцеловать. — А? — Юто-младшая ничего не поняла и вопросительно уставилась на каждого из присутствующих по очереди. Когда её взгляд упал на меня, я уже взял её за руку и, переплетя её длинные, ухоженные волосы со своей пятернёй, поцеловал, глубоко, влажно, не сдерживаясь больше ни в чём. Я, кажется, настолько сильно вошёл в раж делать это перед своими возлюбленными, что получал какое-то немыслимое, трудно описываемое чувство, как будто доставляю удовольствие не только Тачибане этим поцелуем, а всем троим разом. — Я знаю, ты сейчас не поверишь в сказанное, но прошу, постарайся не отринуть эти чувства. Я… никогда не встречал, да и не встречу более преданной, жертвенной натуры, чем ты. Ты… внушила мне непонятное чувство — благоговение перед собой, перед твоей чуткой поддержкой и постоянной заботой. Такое я ощущал только от Риас и Акено, уже когда они были моими возлюбленными. Прошу тебя, — я обвил рукой её талию, и тогда же рядом оказались Акено с Риас, обнявшие её со спины. Их волосы спутались — и не было зрелища милее и заворожительнее. От счастья перехватило сердце, а затем и лёгкие, я выдохнул и улыбнулся: — Стань моим… Нашим рыцарем. Рыцарем и возлюбленной, потому что… боюсь, я не переживу, если ты откажешься! — Соглашайся, — шепнула ей на ушко Акено, и послышался новый шлепок — но уже от Химедзимы, а не Риас. — Я… с-согласна. Даже если сказанное Вами ложь… Хёдо Иссей-сан… Я хочу быть частью Вашей семьи. Даже если Вы будете только пользоваться мной, — я накрыл её губы ладонью и ответил. — Своей семьёй я не пользуюсь. Моя семья приносит мне счастье — и получает взамен всего меня. — я наклонился к её лицу и опустил руку ниже талии, на неожиданно круглую, аппетитную попку в клетчатой юбке не по школьной форме. И как раньше я не замечал такой «цветок» рядом? Неужели я действительно слеп? Вторая рука сама собой присоединилась к первой и дыхание всех трёх девушек перешло во вздох — каждая ощутила, как обстановка медленно перетекает из романтичной в горячую. — Я люблю тебя. Я люблю Вас всех!.. … Риас целовала Тачибану так глубоко и неистово, будто бы желала залезть через рот к ней внутрь, но, только успев представить это зрелище, я был сражён наповал сексуальной интимной стрижкой Акено, которая загородила мне обзор на Юто и Гремори этим чудом. Дверь в кабинет была предусмотрительно заперта, а свет в классе выключен, чтобы создавалась видимость, что помещение пусто. Мы делали всё как можно тише… и медленнее, но адреналин так бурлил кровь, что мозг временами отказывался даже запоминать происходящее, вырубаясь на долгие минуты. Я помню только, как слова Акено о том, чтобы я полизал её киску, выбили мне шарики не то что за ролики, а куда-то вообще за пределы черепной коробки, после чего я наблюдал картину ласкающих друг дружку Риас и Тачибану. Тачибана до последнего стеснялась оголяться, но Гремори шепнула на ушко девушке что-то такое, из-за чего она почти что бегом сорвала остатки одежды, представив мне себя во всей красе. Химедзима не прекращала скачки: я ощущал лоно Акено и чувствовал, как сильно девушка обхватывала мой член — возможно, что несмотря на свой садистский характер, она всё же была сильно смущена происходящим, но скрывала это за напором бушевавшего в крови либидо. Послышался отдающийся необычайно сильным эхо голос Риас, рассказывающий Тачибане о том, что её ждёт. — Видишь, как Акено удовлетворяет нашего самца? Видишь, как поглощает его член? С такими темпами ей в скорости придётся стать беременной, — смех Риас глухо отдался в сознании, а гормоны так сильно разбежались по телу, что первые признаки оргазма в тот же миг скрутили таз, заставив его со скоростью бешеного станка долбиться в киску Акено, не позволяя ей больше никак шевелиться, лишь принимать в себя сколький, увеличивающийся от разрядки член. Крик Химедзимы смешался с разочарованным рыком, который я издал, когда понял, что член выскользнул из Акено в последнюю секунду, сперма фонтаном ринулась из него, облепив тягучими каплями попку черноволосой красавицы, а также часть тел Риас и Тачибаны, которые в момент оргазма подошли посмотреть на это поближе. Акено впилась в мои губы, но всё, о чём я мог думать в эту секунду, прекрасное тело Тачибаны — неисследованное, дикое, вот-вот грозящее стать моим… Достоинство не опустилось, а наоборот, налилось свежей кровью, и Риас не упустила момента — поцеловала головку и показала Юто-младшей, как это делать. Язычок Акено, не останавливаясь, скользил по моей ротовой полости, изучая нёбо, дёсна, а влажные ротики Тачибаны и Риас жадно работали над моим членом. Издав по-настоящему дикий, истошный возглас, я дал сигнал всем: Акено послушно слезла с меня, а Риас оторвалась от члена и повела Тачибану к парте возле классного окна. Усадив девушку таким образом, чтобы её ноги были раздвинуты и давали мне обзор к киске, Гремори поменялась местами с Химедзимой и пододвинула к парте Тачибаны ещё одну. Затем залезла на парту сама и легла таким образом, чтобы её киска была над лицом Тачибаны, а попка оттопырено смотрела на Акено. Выпустив изо рта тугую, вязкую слюну и размазав ту по девственной киске Юто-младшей, Риас посмотрела под себя и похотливо нашла взгляд Тачибаны. — Сейчас будет твой первый раз с любимым мужчиной. Прими его семя в себя, стань его женщиной, позволь ему получить от секса с тобой максимальное удовольствие! Загнав в ротик Риас свой член, я обильно смочил его слюной и под ехидный взгляд вишнецветки, принялся насаживать Тачибану на свой член. Это было трудно — первая девушка в моей жизни, которая, в отличие от Акено и Риас, не могла принять меня целиком сразу. Она была всё-таки физически меньше меня — и габариты решили всё. Её совместно пришлось успокаивать Акено и мне, пока я с невообразимо стыдными и громкими стонами проникал в её лоно. От неудобного положения начали поднывать бёдра, но я упорно продолжал входить в киску Тачибаны. Ощутив, наконец, блаженное чувство на кончике своего члена и осознав, что моя мошонка шлёпнула Юто-младшую по её миловидной попке, я вышел и пролил на парту и пол под нами несколько капель крови. Обхватив задранные вверх ноги Тачибаны за лодыжки, я двинулся медленно, но всё же резче, чем в первый раз. И ещё сильнее. И ещё. Подгонять меня начали даже Риас с Акено, которые при этом сами были заняты. Наш механизм секса никак не мог уложиться у меня в уме: Я имею Тачибану, а блондинка и черноволосая мадамы лижут киску и попку Риас, пока та сама играется с клитором Юто-младшей и моим членом. Когда Риас с Акено устали заниматься подобным в таком хитросплетении, обе девушки покинули нас, отсев на другие парты и принявшись мастурбировать, глядя на нас. Риас достигла пика раза два, прежде чем я, любовно целуя маленькое, миловидное тело Тачибаны, которую трахал уже не на столе, а на весу, удерживая ту за бёдра, достиг оргазма… Это было незабываемо. Врываясь, как зверь, я чувствовал, как ласково и нежно шепчет мне признания в любви Тачибана, как я укладываю её обратно на стол, и она закидывает голову, — и я вместе с ней — я врываюсь в неё, а мы оба смотрим на последние лучи заката. — Я люблю тебя. Кончи в меня, любимый, — произносит она, и я насаживаю её на себя в последний раз, рыча как-то совсем низко и неестественно, опустившись на неё всем весом собственного тела и кончая уже не в киску, а в матку своей новой возлюбленной. Член скован такой сладкой пыткой, что онемел от удовольствия, но я прихожу в себя, ощущая, как по бёдрам стекает не поместившаяся в Тачибане сперма. Я смеюсь, и мы смеёмся вместе — я люблю её. Мы целуемся, но уже не под закатными лучами солнца, а под первыми звёздами.***
В этот же самый момент, в другом месте
Рейналь посмотрела в сторону соседского перрона — там, на лавочке, сидели двое: коротко стриженный мужчина и русая девушка. Сидели и делали вид, будто воркуют, как влюблённые голубки. Падшая задумалась: подходить к ним и оставить Асию одну — или дождаться поезда? — Вот, держи свой билет, — вложив в руку монашки одну из бумаг с липовыми документами на проезд, падшая погладила Ардженто по щеке и, мило улыбнувшись, добавила: — Если вдруг не вернусь ко времени отправления, садись и уезжай. Если со мной что-нибудь случится, об этом узнают и тебя встретят раньше, чем до тебя доберутся люди Кокабиэля. — Рейналь-сан, не говорите такого, — монашка взяла ладошку падшей в руки и благодарно посмотрела ей в глаза со слезами: — Если вдруг с Вами что-нибудь случится, то я в любую секунду приду к Вам на помощь, вылечу Вас!.. — как бы падшая не была благодарна своей подопечной за такие слова, она сдержалась и, закрыв глаза, со всем цинизмом отчеканила: — Мёртвых не вылечить, потому что смерть не лечится. Им приказано убить меня на месте, лишь завидев, потому — когда ты подоспеешь — всё уже будет кончено, поэтому дай слово, что забудешь обо мне и уберёшься из города к чертям собачьим. Сбитая с толку Асия, отрешённо посмотрев в пол перрона, кивнула и больше ничего не говорила. Как бы Рейналь ни напускала на себя подобную «лживую» натуру, ей не хватало ни артистизма, ни выдержанности, чтобы не чувствовать после сказанного угрызений совести. Но — одна вещь гарантированно успокаивала её — подопечная будет спасена, и большего не требуется. Пройдя по подземному переходу на соседний перрон, девушка сразу же наложила окружающий барьер, скрывший их от любопытных глаз непроницаемым, пустым зеркалом. И перед самым закрытием падшая применила несколько копий света… Ардженто лихорадочно сжимала небольшую сумку с вещами, высматривая фигуру Рейналь, но так никого и не обнаружила. — Уважаемые Дамы и Господа, поезд отходит через минуту. И за эту промчавшуюся минуту никто так и не подсел на свободное место рядом с Асией. Силясь не заплакать, монашка стряхнула непрошенные слёзы с лица и до самого заката ехала молча, пока на одной из остановок к ней не подсела падшая. — Сестрёнка? Но… как? — выпучив глаза, Асия быстро-быстро осмотрела падшую с ног до головы: вроде бы ранений не было, даже царапин, лишь небольшой ушиб на левом боку, который монашка быстро излечила святой силой. — Что там было? — А, не волнуйся… Пришлось притвориться, будто я передала тебя другому опекуну, а сама ввязалась с ними в драку, задержав. Они были не против — им было некуда спешить, потому на их похороны теперь тоже никто не поспешит, а уж их хозяин — и подавно. Как видишь, пришлось даже полетать самостоятельно, чтобы догнать тебя, — Рейналь приобняла Асию и положила голову ей на макушку, переводя дух. — Прости… Можно, я так чуть-чуть… полежу? — Лежите, сколько пожелаете, Рейналь-сан! — но падшая уже не слушала, она провалилась в такой сладкий и своевременный сон.***
— Прости, Офис, у меня сейчас не очень много времени. Мне приятно, что ты до сих пор меня навещаешь, и в то же время — отказываешься вступить в мой клуб, — да, эта миловидная лоли почти ежедневно приходит в клубный кабинет ради разговоров со мной. Я почти с первого взгляда на неё понял, что она не та, кем кажется… Да, она носит форму академии Куо, да — в действительности, официально состоит в академии как учащаяся. Но это не мешает ей быть кем-то, от кого исходит сильная аура. Скрытая, неопределяемая аура. Да, наверное, всё-таки стоит попросить Риас и Акено обучить меня использованию основополагающих, магических практик. А ещё она редкая пофигистка, и первые сомнения о её природе закрались как раз после того, как я узнал о том, что она прогуливает уроки. Само по себе это неплохо, но и подозрения навевает неслабые. И да, она обожает конфеты, коих у меня стало много припрятано по разным закуткам комнаты, чтобы наподольше удержать эту любительницу сладкого в кабинете ради изучения её психологического портрета. Каждый такой раз я изучал её поведение — и понимал, что ведёт она себя скорее как человек пенсионного возраста, нежели интровертный ребёнок. В ней много необычного, несвойственного старику, но и ребёнку — проще говоря, она некто третий, наивное… существо, как будто… из другого мира или измерения. Ну, а что? Я люблю двух демонесс, знаком с Сатаной и во мне сидел дракон — че, думаете, ещё можете меня удивить? Максимум, усмехнусь. — Потому что я знаю, что происходит с девушками, вступившими в твой клуб, Хёдо Иссей, — ответила она на моё последнее заявление, беря из моих рук кулёк конфет и уходя вместе со мной по коридору к лестнице. — Не переживай, тебя бы я изучал чисто платонически, меня не интересуют… лоли. По-моему, даже её это задело. Удивить — ничего не сможет, а вот рассмешить!..***
— Рейналь-сан… Сестрёнка, пора вставать! Мы… приехали. Новый город — это так волнующе, хотела бы я подольше поизучать окрестности, - Асия не могла отлипнуть от окна, разглядывая пейзажи вечнозелёных ниппонских лесов, сверкающих светом изумрудов под экваторским солнцем. — В тебе проснулась любительница квестов, Асия. И да, не зови меня Рейналь, с этого момента меня зовут Амано Юма, я твоя старшая, сводная сестрица, — силясь раскрыть глаза, падшая перед самым их раскрытием вспомнила кое-что и заалела, прокручивая в голове воспоминания, от которых сладко потянуло внизу живота. Только сейчас она поняла, отчего такое сахарное чувство взыграло между ног. Она могла только надеяться, что не потянулась во сне руками к собственному клитору… О, она могла иногда такое себе позволить, особенно во сне, когда её неконтролируемость играла лучше всего. Не могла Рейналь объяснить, почему так рьяно сознание подкидывало ей воспоминания двухгодичной давности, от которого у нормального человека — да и демона, ангела или падшего ангела — поехала бы крыша. Вообще, Асия далеко не первый подопечный Рейналь, были ещё многие другие, но и был, как водится, «любимчик» — один особенный парень, к которому Рейналь привязалась не то сестринской, не то материнской, невесть какой ещё любовью. Иссей Хёдо — именно в его город они сейчас и прибыли — он был перевалочным пунктом для подопечных и их опекунов. В отличие от той же Асии, Иссей не был бездомным или сиротой, нет, он был счастлив в своей семье, но судьба подкинула ему слишком могущественную, судьбоносную силу, которую многие бы захотели получить, избавившись от владельца. Ей не пришлось его спасать — он спас себя сам. Прямо у неё на глазах. Иссей активировал Драйга. Иссей использовал Крушитель баланса и приобрёл такую силу, от которой даже дышать в тот момент было трудно. Его аура из чёрной энергии перекрасила запятнанный в крови алый доспех в иссиня-чёрный тон, незаметный для Рейналь в тени. Она помнит, как явственно ощутила запах палёного мяса и человеческих волос. Как хрустели угольки из костей высушенных, обжаренных в собственной агонии врагов. И как она встретилась своим взглядом с его глубоким, выразительным, чёрным омутом вместо глаз. Его доспех исчез, а вместе с ним была сожжена одежда на её собственном теле. Исе нисколечки не смущался её наготы, он желал её наготы… Она помнит, а сознание в красках рисует эти ощущения — его руки властно сжимают её грудь, его губы и зубы требовательно, повелительно сосут и кусают её соски. Одно воспоминание об этом неистовстве приводило Рейналь к грани безумия. Во сне ей часто мерещится ствол того дерева, к которому она была прижата его силой, пока он вытворял с ней всё, что только пожелает. Она текла, вспоминая, как кора дуба оставляет на её спине рваные ранки размером не больше ногтя мизинца. Она горела, ощущая, как её киска жалобно растягивается под напором его члена. Во сне происходит даже то, чего не было на самом деле… Её сознание подначивало саму хозяйку хотя бы в вымышленном мире вытворить с Хёдо всё, что она пожелает. Абсолютно все позы и пожелания. Абсолютно любая, животная страсть. В этом до боли сладком сне Рейналь доводила себя до истошности, до вялости, до невозможности пошевелиться, до того, что её пульс и сердцебиение учащались в реальности почти до абсолютного нуля. А потом — когда её Иссей в очередной раз кончал и доводил её до оргазма — она просыпалась… — Ах, да, не забудь, я твоя любимая, старшая сестрёнка, которая старше тебя всего на один год, поняла? — Юма заговорщически подмигнула Асии, и та, ничего особо не понимая, кивнула, пожав плечами с лицом вселенского отсутствия. — Имерад? Откуда здесь столько… Имерад был падшим ангелом, который занимался дальнейшей транспортировкой подопечных в безопасное место, откуда потом их могли забрать в разные фракции… Имерад никогда не отличался засранчивостью или уёбством, но, доверяя собственным чувствам, Рейналь никогда не любила его и не выказывала никаких положительных эмоций в его сторону. Имерад ждал их в сопровождении нескольких человек, трое из которых парили над ними и были падшими. — И что всё это значит? — То, что игры, в которые ты играешь, закончились, Рейналь, — парень вскинул руки, а затем почесал татуировку и высунул язык, лукаво рассматривая Асию. Монашка ему понравилась. — Кокабиэль ждёт своё последнее подношение… Отдай проклятую монахиню. — Кокабиэль? А ты каким ещё боком связан с этим ублюдком? — Нц, как несовестно говорить подобное в отношении своего благодетеля и хозяина. Ты ведь до последнего думала, что помогаешь другой группке падших спасать владельцев Святых Механизмов от нашего хозяина, — почти пропел Имерад, а потом сделал выпад в сторону падшей и пустил в неё поток света, от которого Рейналь закрылась. — Ха-ха, твоё лицо — наполненное пониманием — лучшее, что я бы мечтал увидеть… при других обстоятельствах. Когда бы ты сидела на моём пыточном креслице. Ладно, пора заканчивать. Все, кого ты привела к нам в руки, уже расстались с жизнями, но эта монахиня… слишком ценна. Её нельзя просто так взять и убить. — Тварь. — Рейналь прикрыла глаза и покачала головой. У неё не было шансов против десятерых падших одновременно. Но помощь пришла, откуда не звали. Демонов привлекла необычайная активность падших, и клан Ситри, почти в полном составе, вломился на вокзал, наложив запирающий барьер. Кто-то хлопнул Рейналь по спине, и она обернулась, чтобы встретиться лицом к лицу с девушкой в очках, урождённой Соной Ситри. — Забирай монахиню и бегом отсюда, мы Вас прикроем. У нас много вопросов к этому… парню. Но далеко убежать Рейналь не успела, получив ранение в бок от светового копья Имерада. Используя кольцо на правой руке, падшая усилилась и в ответ отправила в сторону падшего несколько огромных, резонирующих и опасных световых копий. А потом подхватила Асию под руки и унесла с места сражения на крыльях.***
Когда в дверь позвонили, я подумал поначалу, что вернулись мои родичи, потом уже начал предполагать, что это, возможно, прибыл доставщик пиццы, которую мы, как оказалось, не заказывали. Я, медленно и не особо напрягаясь, спускался к входной двери, но мне пришлось ускориться, когда в дверь затарабанили артиллерийским огнём чьих-то рук. — Я ИДУ! — рявкнул я и дёрнул за ручку, откуда на меня сразу же свалились две красавицы. Две незнакомые мне красавицы, одна из которых сразу же испачкала меня кровью, а вторая что-то шептала, испуская из ладошек нежно-салатовое свечение и залечивая раны первой. Я поднял вороноволосую девушку на руки и положил на диван в гостиной, куда почти сразу же спустились Риас и Тачибана. Акено сегодня, к сожалению, погостить в моём доме не смогла. — Ис… Ис-се… — пробормотала черноволосая, а подсевшая рядом со мной Риас прошептала на ухо: — Иссей, она падшая. Одна из падших, которая пресекает нелегальный захват фракциями хозяев Святых Механизмов. Что с Вами обеими приключилось? — задала вопрос Риас уже не падшей, которая всё-таки силилась что-то мне прошептать, лихорадочно хватаясь непослушными руками за мою футболку, а монашке. — На нас напали падшие… — … Подчинённые Кокабиэля, — вороноволосая падшая выплюнула его имя вперемешку с кровью. Её трясло. — Да, нас отбила группа людей, а потом Рейналь-сан… Ой, то есть сестрёнка Амано, привела меня сюда. — Иссей, — найдя в себе какие-то немыслимые силы, падшая схватила меня за грудки и, подтянув к себе, дотронулась до моей головы. Меня оглушило, вспышка воспоминаний была оглушительнее любого взрыва. В моей голове будто целый слой памяти отслоился и показал такие картины, от которых дух перехватило. — Иссей, с тобой всё в порядке? — когда я вернулся в норму, я уже знал больше, чем хотелось бы. Улыбнувшись забеспокоившейся Риас, я краем глаза заметил, что Рейналь потеряла сознание… Сестрёнка Амано, говоришь? Как забавно, в прошлый раз ты представилась тем же именем. Однако, жизнь поменяла пешек значениями. Теперь я Король, а ты, увы, не Королева. — Исе, откуда она тебя знает? — Она… подтёрла мне память о прошлом и сейчас вернула. — Зачем? — обеспокоенно поинтересовалась Тачибана, всё больше помогая Асии заниматься раненной Рейналь. — Хочет, чтобы я помог. Если эта группа — демоны клана Ситри, то они не справятся с Имерадом и его людьми. Максимум — потреплют, как шавок, и задержат. — Если всё настолько серьёзно, то, может быть, стоит связаться с братом? — Не успеют, — я осклабился, почесав щёку и вставая с дивана. Ноги сами понесли меня к дверям. — К тому же, будет скандал. Запритесь дома и не высовывайтесь. И Акено сообщите, чтобы не встревала в проблемы. Я скоро буду… — Постой, куда ты? — монахиня в действительности волновалась: да, её состояние тяжёлое, но она до последнего волнуется о своих ближних, даже если не знает их. Жаль, что таким людям выпадает доля страданий и угнетений. Я не прагматик, помочь — помогу, но, чувствую я, выльется это в масштабные проблемы. Ну, а я разве не хотел приключений? Хотя бы капельку? — Собираюсь помочь Вам. Рейналь делает благородное дело и отдаёт этому всю себя, теперь я бы хотел сделать нечто подобное. Позаботься о ней до моего возвращения, — я покинул отцовский дом и захлопнул за собой дверь. На улице ни души, лишь слабый, окровавленный солнечный свет и изморозь, так не вовремя опустившаяся на крыши домов и улицы. Нужно увести их подальше от города. — Ту.[1] Я крутанул кистью и обратил руку в пламя, в котором язычки огня рисовали красные, металлические узоры кузнецкого молота. Когда металл обрёл цвет, форму и силы, пламя с руки поглотило его, наполняя силой, давая возможность творить и разрушать. Я взмахнул им и, поднеся орудие ко лбу, произнёс: — Йол,[2] — и за спиной раскинулись два крыла — в подобии драконьих, огромных и широких, согнутых и облегающих спину, при ходьбе с крыльев отлетали искры, точно высекаемые мечами при ударах. — Валам Вулом,[3] — по моим подсчётам непроницаемый щит должен был накрыть большую часть города и… лес. Идеальное место для расправы над обнаглевшими птицами. — Зан Займ Вулом[4] «Приходите в лес, я жду Вас там», — ну, после такого смс-оповещения не думаю, что они проигнорируют моё «приглашение», потому что если не придут сами, то ноги им больше не понадобятся в принципе. Двух из падших я встретил по дороге к лесу — ребята явно ожидали встретить именно меня, но стоило им увидеть пламенные крылья за спиной, молот в руке, как они тут же засомневались. Не-а, ребят, никаких сомнений, вперёд. Один попытался атаковать меня с высоты, но я метнул в его сторону молот, и его безвольная тушка рванула в обратную сторону, к небу. Второй явно был поумнее — улетел. — Вундун![5] — перемещение сработало так плавно, будто я вовсе не перемещался в пространстве, а дошёл до глубины леса собственным ходом. Меня накрыли мягкие, влажные тени листвы, и я скрылся под ними, напоследок произнеся: — Валок.[6] Когда Имерад шагнул в пределы леса, я узнал об этом по стуку шагов. Падшие, посмевшие проследовать за ним, были убиты ожившими деревьями. Блин, я не особо хотел их убивать, надо как-то почётче задавать приказы. — Кто ты? Где Рейналь и монахиня? Выдай мне их — и я тебя не трону. — Не в твоих силах что-либо мне сделать, Имерад, — он узнал меня по голосу. Да, мы с ним встречались. В тот день он старательно пытался поднести меня своему хозяину на блюдечке с голубой каёмочкой. В тот день я убил всех его людей и чуть не убил его самого. И стоило ему услышать мой голос, увидеть мою тень, как его лицо наполнилось нотками страха, смешанными с яростью. — Хёдо? Магия этой шлюхи скрыла тебя слишком хорошо. Рейналь так хорошо поработала своим ртом, читая заклинание, как никогда в жизни. Я даже не смог тебя обнаружить, хотя путешествовал по округе несколько дней к ряду. Да хоть расплачься! — Вит…[7] — и падший увидел, как по моим глазам растекается краснота, как в радужках моих глаз плавают змеи, как вместо радужки зрачки моих глаз опоясывают две красных змеи. Опоясывают, как… — Наконец-то, — с блаженством прошептала Офис, расположившаяся на верхушке одной из елей за пределами барьера. — Бесконечность… — Кто ты такой? Ты совершенно не похож на человека. — Тебе огромный спойлер — я больше им не являюсь, — сработал рефлекс на его ублюдское лицо, и он получил в грудную клетку ловкий бросок молотом. Он вскрикнул и свалился на колени, проехавшись к стволу дерева несколько сантиметров. — Почему… я не могу пошевелиться?!.. — Потому что ты МОЙ ЗАМ![8] — я подскочил к нему и, ударил по лицу вернувшимся молотом — раздался противный скрежет ломающихся друг о друга костей, и я снова произнёс: — ЙОЛ! Огонь накрыл падшего с ног до головы, после чего его голова оказалась пригвождена к пламенной наковальне под ним. — Валь![9] — и молот опустился ему на шею. — Пожалуйста, не надо… — шептала маленькая, беловолосая девочка, разрываемая изнутри впившимися в позвоночник иглами. Имерад играл с ней. Его кресло было создано только для пыток. Имерад погладил её по личику, после чего надавил на механизм под ногой, и несколько десятков игл в икрах девчушки сорвались вниз, разрывая и срывая кожу на ногах, убивая нервы и перемалывая кости с мясом. Она закричала так истошно, что захотелось плакать. — Не волнуйся, у нас ещё всё впереди, — произнёс Имерад, взяв в руку небольшой гвоздь и любовно приложив тот к виску девушки… — Почему… ты… не убил… меня?!.. Почему… Тури?[10] — моя магия уже действует — подчинён, и беспомощен, как истинное ничтожество. Закрыв на пару секунд лицо, я стёр злобные слёзы и ответил: — Потому что ты Раб, ты ничтожество — недостойное смерти. Ты будешь служить мне вечно! А этот ошейник, — при помощи молота и наковальни я сковал на его шее ошейник из красного металла в форме змеи. Он завязался так туго, что почти удавливал Имерада. — Будет твоим варукив.[11] И молись своему хозяину, потому что теперь ты верен — не ему, а мне. И, если предашь, если допустишь хотя бы мысль о предательстве… О-о-о, — я довольно выпрямился и посмотрел на него сверху вниз, предвкушая сказанное: — Смерть — не всегда самое трудное в нашей жизни, бывают вещи и поужаснее. Избитая фраза, но, такому садисту, как ты — этого должно хватить, ведь если ослушаешься моих приказов, твой разум будет уничтожен, ты вечно будешь переживать те пытки, что доставлял другим сам. И это не самое плохое, — я подёргал его за ошейник. — Эта змейка знает, как додавить тебя в случае чего. — Я-я… Я в-всё по-понял, Тури!..***
Акено удивлённо посмотрела на пластинку, а потом — первым же делом — набрала Иссею, но подошла Риас, которая взвизгнула следом за подругой, услышав невероятные новости… Прошу заранее простить всех фанатов TES — бессовестно перековеркал драконий язык этого мира: Ту[1] — Молот; Йол[2] — Огонь; Валам Вулом[3] — Возвести Тьму; Зан Займ Вулом[4] — Крик Сквозь Тьму; Вундун[5] — Путешествие; Валок[6] — Страж; Вит[7] — Змей; ЗАМ[8] — Раб; Валь[9] — Вселять страх; Тури[10] — Повелитель; Варукив[11] — Напоминание.