***
Команда активно начинает игру, но первое время Петров сидит на скамье запасных. Меньшиков не отрывает взгляда ото льда: зоркий напряжённый взор наблюдает за каждым армейцем, и когда одного из игроков грубым приёмом сшибают с ног, ладони сжимаются в кулаки. Ошарашенного парня судья отправляет на скамью за задержку игры. Олег недоумённо наблюдает за этим и под недовольные возгласы сидящей части команды открыто возмущается: — Я не понял, судья ослеп? Татаренкова сбили... — и затем властным громким голосом отдаёт команду: — Смена! Петров моментально срывается с места и выходит на лёд. Теперь он спиной чувствует взгляд Меньшикова и точно знает, что в лепешку разобьётся, но не подведёт ни команду, ни горячо любимого тренера. Олег действительно не отводит от Саши глаз. Он знал, верил, чувствовал, что именно Петров — тот, кто раз за разом приносит победу, и в этот раз будет так же. Должно быть. Этот мальчишка — бриллиант, настолько хорошо заточенный и огранённый, что ему доставляют какое-то мазохистское удовольствие порезы, оставленные острыми гранями. Этот мальчишка — тот, кто заставил Меньшикова сохранить веру в человечество. Этот мальчишка завладел его сердцем, и Олег точно знал: Сашку он отпустить не сумеет. Саша забивает гол в ворота Спартака уже через сорок секунд. Скамья ЦСКА взрывается радостными криками, как вдруг судья неожиданно показывает, что шайба не засчитана, и обнуляет таблицу. Ребята на льду откровенно недоумевают, пытаясь выяснить в чём дело, но внятных объяснений от судьи, судя по их лицам, они так и не получили. — Я вообще ничего не понимаю, — чертыхается Меньшиков, со злостью и непониманием глядя на таблицу, упрямо отображающую нулевой счёт. Он резким и быстрым шагом подходит к другому краю ледовой арены и яростно кричит: — Товарищ судья! А почему не засчитан гол? — Неправильный вход в зону, — беспечно отзывается тот, проезжая мимо. Олег от подобной наглости готов просто-напросто взорваться. Саша даже с противоположного края площадки всем телом ощущает волны агрессии, исходящие от тренера. — Серёжа, а ты не охерел?! — орёт Меньшиков, провожая судью почерневшими от злобы глазами. Его почти трясёт, и он резко дёргает плечом, сбрасывая руку одного из чиновников, пытающегося его утихомирить. — Олег Евгеньевич, — лебезит "гусь", — не горячитесь, всякое бывает... — Что "всякое бывает"? — огрызается тот, недоумённо глядя на собеседника. — Что, можно вот так вот брать и засуживать команду, половина которой составляет сборную Российской Федерации?! — Тише, тише, Олег Евгеньевич... Иногда бывает полезнее, чтобы выиграл "Спартак"... В этот момент Меньшиков понимает, в чём дело. Он, умело скрывая шок, с презрением оглядывает трибуну, на которой сидит половина Госдумы, и едва сдерживается, чтобы не заорать от вопиющей несправедливости на весь стадион. — Так не выйдет, — ядовито улыбается тренер, глядя на порядком доставшего его чиновника. — Олег Евгеньевич, ну согласитесь, не самый важный матч... У Меньшикова окончательно заканчивается терпение, и он, даже не давая собеседнику договорить, обрывает его: — Неважных матчей не бывает, — а после поворачивается лицом к арене и кричит, властно махнув рукой: — Армия! Все со льда! — он не обращает внимания на возмущённые "ОлегЕвгеньичвычтоделаете" и, нервно усмехаясь, уводит команду за собой, громко приговаривая: — Устроили цирк... Перед начальством хотите прогнуться... Армию унизить... Саша беспрекословно следует за ним вместе со всей командой, и когда по обрывкам речи он понимает, в чём дело, то ярость накрывает с головой и его.***
В раздевалке чиновники из департамента устраивают скандал. — Вы что себе позволяете?! — орёт один из них, яростно брызжа слюной. — Немедленно выводите команду на лёд! — Армия не выйдет на лёд, пока не поменяется судейский состав, — холодно отрезает Меньшиков. Саша сидит рядом с ним и понимает, что можно только догадываться, каких усилий сейчас Олегу стоит сохранять хотя бы внешнее спокойствие и не накинуться на этих придурков. — Вы что, совсем ничего не понимаете?! — вопит чиновник. — На матче присутствует половина Государственной Думы! — А что, у Государственной Думы свои собственные правила в хоккее? Там все поголовно за "Спартак" болеют? — ядовито отзывается тренер. Некоторые парни давят рвущиеся наружу смешки. Саше не смешно от слова "абсолютно". Он сам еле сдерживается, чтобы не разогнать это маленькое стадо баранов силой. Но знает, что пользы от этого не будет ни ему, ни Олегу. — В общем так! — решает чиновник и кричит на всю раздевалку: — Все на лёд! — Всем сидеть! — раздаётся властный громкий голос Меньшикова, от которого Саша вздрагивает автоматически. Он точно знает, что Олег мог не отдавать этого приказа - без его разрешения никто из команды не шелохнулся бы. Команда молчит, и люди из департамента понимают, что сейчас они уже ничего сделать не смогут. — Надо уважать хоккей, — Меньшиков встаёт и кивком головы указывает "гусям" на дверь, показывая, что разговор окончен. — Так и передайте всей Государственной Думе.***
Саша никогда не забудет этот вечер. Идёт проливной дождь, и живой коридор из полиции и охраны еле сдерживает напирающую разгневанную толпу болельщиков. Саша быстрым шагом идёт впереди, закрывая собой Олега на тот случай, если прорвётся какой-нибудь псих. Сквозь поток дождевой воды и нецензурной брани они с трудом добираются до машины. Олег садится в салон первым, Саша — вслед за ним. До дома Меньшикова они едут молча. Саша внимательно рассматривает профиль тренера, наблюдает, как с тёмных волос ещё капает вода, как белая ткань рубашки липнет к крепкому телу. Лицо Олега не выражает абсолютно ничего, но вишнёво-карие омуты ещё полны непонимания, шока и чего-то ещё, чего-то непонятного, но напоминающего боль. Парню очень хочется обнять этого мужчину и прижаться к нему, но он понимает, что Меньшикова сейчас лучше не трогать. Лишь когда они переступают порог квартиры, и Олег, не раздеваясь, опускается на табуретку в коридоре, Саша больше не видит каменной маски. Меньшиков устал и измучен, и неудивительно — после такого сумасшедшего дня... Саша стискивает зубы, когда думает о том, каково, наверное, было этому человеку в таком состоянии на протяжении длительного времени возвращаться в пустоту и одиночество. Олег смотрит в одну точку, когда Саша садится перед ним на корточки и обеспокоенно заглядывает в любимые глаза. Тонкие руки ложатся на острые плечи, и Меньшиков чуть вздрагивает, словно просыпаясь. Натыкается на обеспокоенный взгляд цвета морской волны. Пытается улыбнуться, но улыбка выходит кривой и натянутой. Запускает руку в мокрые светлые пряди, и Сашка прикрывает глаза, поддаваясь этой слабой ласке. А после берёт его руку в свою. — Иди в душ, — тихо говорит Петров, касаясь губами шершавой ладони. — Я думаю, ни один из нас сейчас не хочет болеть.***
Саша не может толком объяснить, что им руководило, когда он открыл дверь ванной комнаты и замер на пороге, любуясь мужским обнажённым телом за слегка запотевшим стеклом душевой кабины. С замиранием сердца он наблюдает, как Олег запрокидывает голову, подставляя лицо горячей воде, и отфыркивается, как вода обтекает стройную спортивную фигуру, как перекатываются под покрытой лёгким загаром кожей мышцы. Уже раздеваясь, он слышит не то удивлённый, не то недовольный голос Меньшикова: — Саня? — Ага, — тихие шаги по прохладному кафелю. — Ты чего здесь забыл? — Я думаю, ты не будешь возражать, если я присоединюсь к тебе, — заявляет Петров, залезая в душевую кабину прежде, чем Олег начнёт возмущаться. Но тот только усмехается и, покачав головой, целует парня в лоб, вызывая у него на лице счастливую улыбку. — Стой смирно, — с усмешкой командует мужчина, направляя струи воды на Сашину голову, — Чудо моё. И Саша, прикрыв глаза, полностью отдаётся во власть любимых рук. Олег почти нежно массирует ему кожу головы, втирая шампунь; практически невесомо, дразняще гладит его по плечам, спине, груди, ногам и бёдрам, намыливая кожу. Петров кусает губы, дурея от приливающего возбуждения, но хриплый бархатный голос на ухо заставляет его тихо застонать: — Не делай так, иначе до спальни мы не дойдём. Саша не выдерживает. — К чёрту спальню, — он рычит, резко толкая Меньшикова в грудь, и впечатывает мужчину в стену. Тот охает не то от удивления, не то от контакта разгорячённой кожи с прохладным кафелем, но не успевает ничего сказать или сделать: Петров прижимает его своим телом и впивается чувственным голодным поцелуем в губы. — Саня... — хрипит Олег, будто пьянея, когда Саша спускается к плечам и шее, а поцелуи становятся всё более кусачими, почти болезненными. — Сань, ну что ты, в самом деле... Я уже стар для таких игр.. Пятый десяток разменял.. Отпусти, пойдём в спальню, Саня.. Парень отрывается от желанного тела, но двинуться с места тренеру не даёт. Только смотрит в любимые вишнёво-карие омуты. С обожанием, но насмешливо. — А, то есть для стола и пола в тренерской ты не старый, а в душе резко вспомнилось про возраст? — он фыркает. — Олеж, не неси ерунды. Тебе всё равно больше сорока никто не даст. И.. — Петров хищно улыбается, вновь принимаясь осыпать поцелуями острые плечи, спускаясь к ключицам, груди, животу и ниже, до тех пор, пока не встаёт перед Меньшиковым на колени. — Если бы ты действительно хотел перейти в спальню, ты бы уже утащил меня туда и оттрахал бы меня до потери сознания раз десять. Или больше. Руки парня скользят по мужским бёдрам, и Олег рычит, чувствуя, как ему сносит крышу не только от слов Саши, впивающихся в мозг, но и от картинки, представленной его глазам. А когда Петров касается головки члена кончиком языка, из грудной клетки вырывается надрывный, полный желания стон. — Чёрт, — выдыхает Меньшиков, зачем-то цепляясь пальцами за кафель, будто от дрожи в ногах он сейчас рухнет. Прикосновения языка, тяжелое опаляющее дыхание, впивающиеся в бёдра длинные тонкие пальцы Петрова — всё это сводит его с ума. Олег прогибается в спине, раскрыв рот в хриплом негромком полустоне и чувствуя, как Саша полностью принимает его в себя. От рычания Саши, вибрирующего в горле, отдаёт новой волной наслаждения. Не в силах сдерживаться, Меньшиков бесстыдно толкается бёдрами вперёд, в жадный горячий рот Петрова, и затуманенным взором наблюдает, как губы парня плотно, с нажимом обхватывают член. Олег чувствует себя так, будто он сейчас совершенно свихнётся и уже никогда не сможет вернуться к нормальному состоянию. Саша ласкает его слишком сильно, слишком жадно, но ему безумно нравится. Нравится эта грубость, нравится эта грань между болью и наслаждением, от которой из груди неконтролируемым потоком вырываются стоны. А ещё ему нравятся эти безумные глаза цвета морской волны, длинные тонкие пальцы, покусанные и чуть припухшие губы. Почувствовав, как что-то прохладное скользнуло между ягодиц, он шокировано смотрит вниз и сталкивается с нахальной улыбкой Петрова. — А ты не охерел? — рычит Меньшиков. В следующий миг его член вновь оказывается в плену грубых крышесносных ласк, за которыми он практически не чувствует дискомфорта от проникающих в него пальцев. "Вот же засранец," — только и успевает с лёгкой улыбкой подумать мужчина. А потом новая волна жгучего наслаждения накрывает его с головой. Олег честно пытается сдерживаться, но, потеряв последние остатки самоконтроля, он запускает пальцы в светло-русые Сашины пряди, шепча что-то бессвязное, и лихорадочно двигает бёдрами, стремясь то толкнуться глубже в этот невозможный рот, то насадиться на эти чёртовски длинные пальцы. Когда же он понимает, что ещё чуть-чуть — и он зайдёт за грань, он пытается оттолкнуть Сашку. Но бесполезно. — Чёрт... Саня... Прекрати... Чёрт, я... Я кончу прямо сейчас... Прекрати, Саня... Но Петров рычит в ответ и впивается пальцами одной руки в бедро, побуждая мужчину продолжать. Хрен он остановится. Только не сейчас, когда весь мир для этого восхитительного, неприступного и безумно сильного человека рассыпается в пепел и оседает у его ног, а причиной тому — он, Сашка Петров, игрок номер двенадцать. Парень оскалился, сжал член у основания, провёл зубами по всей длине и сконцентрировался на чувствительной побагровевшей головке. И Олег сдался. Он подаётся вперёд снова и снова, двигается всё быстрее и быстрее, пока с громким хриплым криком не впивается пальцами в Сашкины плечи, кончая в этот дьявольски горячий рот. Саша покорно проглатывает всё до капли, а затем, поднявшись с колен, обнимает Меньшикова и оставляет поцелуй на ключице, прошептав: — Всё для вас, Олег Евгеньевич... Пару минут они молча стоят, обнявшись, под струями горячей воды — хотя обоим кажется, что ноги сейчас действительно откажут и им отсюда придётся выползать. Но когда Сашка отстраняется, желая выключить наконец воду, Олег с рычанием прижимает его к себе и спрашивает, понизив голос: — Так как ты говорил? Оттрахать в спальне до потери сознания?.. Сашка моментально дуреет — себе он разрядки не давал. И когда рука Меньшикова сжимает его напряжённую плоть, он почти всхлипывает, не силах соображать нормально. Олег удовлетворённо смотрит на него и усмехается, качая головой. Им определённо есть, чем сейчас заняться. Невозможный мальчишка.