проблемы взаимо(не)понимания.

У Чонгука проблем должно быть на минимуме, вроде «что сегодня поесть» и «в какую игру поиграть». Чон же айдол, в конце концов. Да, иногда бывает тяжеловато из-за расписания, но ему сейчас почти плевать, сколько они работают — четыре, десять или сорок часов. Привычка уже. С внешностью заморочек вроде тоже нет, у него отличное тело и милое личико — по мнению фанатов, конечно. И если были когда-то подростковые комплексы с кожей, то давно прошли. Он почти везде первый, в спорте, в вокальном плане, в танцах вот тоже. А ещё у него есть отличные друзья, которые поддерживают и заботятся на постоянной основе, плюс парень восхитительный: красивый, ласковый, милый, смешной, хороший друг по совместительству. На полставки личный чонгуков котёнок. И то, что тот на «работу устроился», образно говоря, теперь все друзья знают. Замечательно, да? Даже не близко. Лучше бы он мог предсказывать будущее вместо всех талантов, тогда хотя бы был готов, что после внезапного признания хёнам начнётся его личный ад… В своих лучших традициях: с пытками, раскалёнными котлами и демонами, отравляющими и так не очень весёлое существование. «Здравствуйте, Сатана Тэхенович! О, Вы, тоже тут, Мефистофель Сокджинович! Какой чудесный пёсик, не кусается?», — а Цербер, который для друзей Намджун, откусывает ему руку по локоть, а потом ещё недовольно жмурится. «Невкусно, значит», — с тоской думает Гук, просыпаясь. А дела совсем плохо идут. И загвоздка тут не только в ночных кошмарах. Вот вроде побегали для клипа, записали пару песенок, вокал на высоте, как всегда, танцы почти готовы, а возвращаться из рабочей атмосферы в такую родную и домашнюю (чтоб ей провалиться) не хочется от слова совсем. Что же ему препятствует? Уж точно не Тэхён, который теперь не отходит от Чона, достаёт его постоянно, заставляет его отыгрывать главную роль в фильме «Вий», вот только далеко не веки он себе просит поднять. После процесса, который Гук про себя называет «раздраконивание», довольный видом штанов младшего, Тэ радостно убегает к Чиминке делится секретиками. И, видимо, травой. Потому что Чимин теперь перенял часть тэхёнова веселья плюсом к своему, и они двумя зайками прыгают на площадке, дома, и, чтоб их, даже при отработке хореографии умудряются энергию сохранять на всякие подлые пошлые штуки (Тэхен) и дружеские подъёбы (Чимин). Когда к всеобщему настроению безумия присоединяется Хосок, Гук действительно думает, что нужно было пойти в JYP. Они ведь звали, а он, дурак, за Намджуном пошёл. Где теперь этот Намджун… А ещё его проблема уж точно не в Сокджине, который активировал режим защиты. И он не дал им презервативы и не погрозил, что без них никак. Он, вместо этого, включил тэхёнову мамочку, и теперь Чонгук даже потрогать своего парня не может. Потому что «Гук, имей совесть, он после тренировки», «Мы с Тэхённи идём в кино», «Тэ сказал, что ты зажал его в туалете, так не пойдёт, парень, будь уважительнее к нему». Теперь если Чон даже встанет рядом с Тэ (просто рядом, а не то, что многие могли подумать), то Джин раскудахчется о том, что он опять пользуется бедным Тэхёном, что он развратный маньяк, а Тэхён невинный мальчик. То, что эта невинность отлично заглатывает, он мамочке не сообщает. У неё, наверное, сердце разорвётся. Папа Намджун, наоборот, сначала Джина не поддерживал, якобы «взрослые люди, сами разберутся, не лезь». Потом началось «чего ты их гоняешь, бедных, они даже по углам теперь не жмутся». Чонгуку жаться очень хотелось. Тэхёну, наверное, тоже, если он теперь каждое утро облизывал пальцы и о, совершенно случайно запихивал их по фаланги в рот. Просто так, конечно. Умиляются все, ах, какой грязнуля. Чонгуку совсем не смешно. А Джин сидит возле них и проверяет, чтобы быть готовым отразить атаку. Даже если Гук просто залипает на прехорошенького Тэ, а тот в ответ довольно улыбается, у Сокджина бомбит. Вот только Чона он за это ругает, а Тэхёна нет. Хотя виноватого тут ещё поискать надо. Так вот, пока Чимин и Хосок вовсю стебали Чонгука на пару с Тэ, который по всей видимости решил проверить, сколько нужно человеку времени, чтобы умереть от спермотоксикоза; пока Джин охранял честь своей дочурки, Намджун один защищал Чонгука, ругался из него со старшим хёном, а потом свою такую «нужную» лепту внёс Юнги. Лучший друг Нама что-то нашептал на ушко лидеру, а на следующий день честь Тэхена охранялась уже двумя существами. И не то чтобы Чонгук у них её пытался отобрать. Тэ ведь был не против с самого начала. Но Намджун присел на уши, «не надо торопиться, все успеете», «он же мелкий ещё совсем, не готов к таким поворотам», «в конце концов, может вы передумаете, и тогда чего ему делать», «он жалеть будет». Откуда такие парадоксальные мысли взялись, если у них любовь до гроба, Чон не успевает спросить. Потому что Юнги делает следующий ход. Юнги как сраный профессор Мориарти, потому что действует тайно и вообще-то очень подло. Заговоры, ложь за спиной. Гук иногда думает, что тот его скоро отравит. Они с младшим так и не поговорили после того, как Мин поставил ему на лице огромный синяк. Чонгук очень хотел врезать в ответ. И за тот удар, и за то, что сейчас мутит и так не очень чистую воду, и за Тэ тоже. Потому что у Тэхёна вина растёт с каждым днем, поднимаясь на новые и новые уровни. Потому что Тэхён, когда Юнги отказал, говорил, что не по парням, а его теперешний Чонгук на девчонку слабо смахивает. Потому что у Чона влюбить в себя получилось, а у Юнги, как бы тот ни старался, не вышло. Но Мин во всём винит младшего. Это видно, но никто об этом не говорит. Они и раньше общались не очень, потому что «ты чего такой наглый, мелкий, охренел?». Теперь не разговаривают совсем. Хотя надо бы, по сути. Чон бы спросил, почему он до сих пор думает, что у него есть право манипулировать ими с Тэ, почему он до сих пор не может принять то, что у него нет ни единого шанса, почему играет в эту игру, когда она давно закончилась. У Юнги другие мысли по этому поводу. Он каким-то образом мирится с Тэхёном. Чонгук узнаёт об этом случайно спустя несколько дней, когда они вместе уходят поесть. И младший не то, чтобы в шоке, но… Тэ с ним никуда не отпускают. «Натворите ещё дел, дети», — ворчит Джун. Будто Мин натворить ничего не хочет, он вон как пытается, изо всех сил даже. Намджун же знает. Да все знают. Но Чонгука никто не слушает. Чимин говорит, что они просто поговорили и разрешили мелкие проблемы. Мелкие, блять, проблемы. Если для Чимина это — мелкая, он не хочет когда-нибудь столкнуться с большой. А еще волнует одна вещь — почему Чим первый, кто ему об этом сообщает. Гук хочет это прояснить у своего парня, который, он надеется, всё ещё его. Попытки поболтать проваливаются. Их не хотят оставлять наедине ни в какую. Рядом почти перманентно всевидящее око Намджун-хёна, а у Джина новый повод для гордости -постоянная прописка возле Ви. Чимин и Хоби в это дело особо не лезут. Увидят начинающийся конфликт — сразу дела появляются, желательно подальше от них, желательно вообще выйти из комнаты, из общежития тоже. Какие молодцы, эти два хёна. Больше хвалить Чонгуку не кого. Юнги, например, теперь занимает в свите его принцессы особое место. Дракон, охраняющий башню. Рычит, дымит своими сигаретами, охраняет. Чонгук вот ни разу на рыцаря не похож. Тэ смотрит немного виновато, будто просит чуток перетерпеть этот цирк. Чон вздыхает и пытается терпеть хотя бы ради Тэхёна. В конце концов, у него отлично это выходит. Пустые дни превращаются в недели. Он почти не бросает грустных взглядов на Тэ, хотя скучает ужасно. Он уже не получает насмешки от хёнов по поводу их отношений, потому что если честно, то и отношений уже как будто нет. Чонгук не знает, что происходит. Не понимает. Проходит много времени, а Тэ всё ещё не рядом с ним, не гладит его волосы, пока голова младшего у него на коленках, не целует мягко перед сном. Только на публике рядом, но это так ничтожно мало, что у Гука просыпается наконец-то желание к этому чёртову фансервису. Нужно больше. Больше его Тэхёна. Чонгук обещал ему сказку. Глупо, наверное, и по-ребячески как-то. Но всё равно не думал, что это будет гребанная «Рапунцель». Но Тэ будто в заточении и при охране, и не сказать, что ему не нравится такое внимание. Ладно, Чон спокоен, Тэ рядом с лидером и Джином, они его в обиду не дадут. Чон правда пытается убедить себя, что спокоен. Пока однажды окружение принцессы не рассыпается, хёны-защитники прячутся от младшего, Джин даже щемится пару дней, натянуто улыбаясь, а Намджун тихо просит прощения непонятно за что… У Тэхёна становится взгляд, будто он в сцене из «Индианы Джонса» с камнем, только вместо него звезда смерти, которая его переехала. Несколько раз. Чонгук конкретно так прообещался. В этой реальности, которая даже близко не сказка, дракон, снова не удержавший сокровище, начинает выглядеть ещё злее и как будто печальнее. Он выкуривает несколько пачек за день, часто срывается на ребят, особенно на Хосока, потому что лучший друг, наверное. А потом заваливается однажды пьяным в стельку под утро. И тогда, наверное, думает, что это хорошая идея повторять такое каждую ночь. На вопросы Чонгука, он только усмехается. Хён урод, конечно, но Чон за него всерьёз беспокоится. Лидер с Джином, как чёртовы феи-крёстные, пытаются к Чону подлизаться из всех сил. Сокджин готовит ему мясо, оставляет вкусняшки после ужина, когда Гук задерживается в спортзале. Потом Джун показывает ему программу для обработки звука, разрешает пользоваться студией. Но упрямо ни тот, ни другой не признаётся, что творится вокруг. «Все нормально», — говорит Нам. Ага, как же. Вот Чим с Хосоком пытаются лишний раз никого не волновать. Когда видят пьяного вдрызг Юнги утром или Чонгука, орущего на хёнов, сидят тихо, как мышки из Золушки. Они не виноваты ни в чём, но стараются остальным помочь, Чимин комфортит, как может, своей улыбкой и заботой, Хосок старается веселить шутками и дурачеством. Но атмосфера продолжает накаляться. И с каждым днём всё больше. Чудесная чонгукова сказка на глазах превращается в тупую историю из телешоу. Его красивый домик из песка сносит ветром, а потом смывает солёной водой. Его Тэхён ведёт себя, как никогда не вёл, огрызается на всех, уходит с репетиций раньше, подпускает к себе только Чимина. А на Чонгука даже не смотрит. Улыбается только на камеру, и улыбка эта такая неискренняя, что смотреть тошно. И вот даже тогда ему никто ничего не рассказывает. Доверие, построенное за годы, их дружба, всё разбилось за несколько месяцев. И сердце у Чонгука тоже разбилось.

***

Чонгук с ранних лет знает, что такое лицемерие и умеет его использовать. Потому что он айдол, и ему выражать своё мнение и эмоции не совсем позволяется. Хоть и говорят все, что политика в их компании более смягчённая в этом плане, только вот чего-то этого не чувствуется. Сейчас лицемерить не получается от слова совсем. Он так устал, что улыбаться сил нет, да и у них в группе развал совершенный. У него душа тоже разваливается на кусочки от боли. У Юнги вот-вот и развалится печень. После очередного «веселого» вечера, Мин закуривает на кухне в мокрой одежде, а Чону приспичило поесть. Он вздыхает тихо. На улице дождь, а хён, наверное, не брал машину, потому что не хочет бросать её на парковке, когда напивается вусмерть. И зонтик он, конечно, тоже не брал. Пьяным море по колено, а ливень как пульверизатором побрызгаться, Чонгук знает. А ещё он знает, что Юнги максимально хреново, раз тому нужно такое количество алкоголя, только бы затопить все переживания, забыться. Чон заваривает крепкий кофе. Ночь на дворе, но ему плевать. Мин молча смотрит на его действия, докуривает. Сейчас они точно поговорят. Хотя бы о вреде водки и сигарет на организм. Юнги тоже вздыхает, а потом принимает кружку из рук Чонгука и запускает ему руку в волосы, будто «спасибо». Чону достаточно. Он говорит ему, что нужно заботиться о себе, что все до ужаса волнуются, что если Мин настолько наплевал на себя, то пусть уж подумает о своих друзьях. Рассказывает, что Минни даже плакал несколько раз из-за козла хёна, который гробит здоровье, а Хоби каждый день сидит до ночи, ища в интернете советы для таких случаев. Что Чонгук вообще-то тоже переживает. Юнги просто смотрит на него, слушает такой взрослый монолог из уст маленького ребёнка. Вспоминает глупое изречение про то, когда и чьими устами глаголется истина, и тихо спрашивает, зачем младший волнуется, когда Мин его травил, разбил ему лицо, а сейчас поссорил с Тэхёном. «Ты, по сути, должен меня ненавидеть сейчас, а ты делаешь мне кофе, какого-то чёрта не спишь в четыре часа ночи и читаешь мне лекции о здоровье. Какого черта, мелкий?», — устало выдыхает Юнги. «Ты, засранец, это факт», — говорит Гук. А Мин вспоминает, за что так не любит Чона. «Хён… Ты же всё равно мой друг, понимаешь?», — добавляет он после злого взгляда старшего. Взгляд напротив быстро меняется. Там вопрос застыл, который и «всё ещё друг?», но вроде «ты же знаешь, что я сделал тогда?». А Чон вообще-то не знает. Но Мину так же глазами отвечает, что «наплевать, хён, всё в порядке уже». Юнги просит рассказать, как Чон влюбился в Ви, как тот влюбился в него. Чонгуку непонятно, зачем этот хён пытается себе сделать как можно больнее, но всё равно рассказывает. Про свое неприятие симпатии, про первую дрочку, про Тэ, который тискал его семь дней в неделю без отпуска и выходных. Говорит про тяжелое смирение с ориентацией, с безответной любовью. Сообщает, что сердце болело постоянно, но забывает сказать, что сейчас сильнее болит. Потом переходит на Тэхёна. Который сначала ласкался, потом игнорировал, потом поцеловал. Что он тогда плакал, когда Чон на него накричал на эмоциях. Мин смеётся над этим. Гук рассказывает в красках, размахивает руками, а когда вспоминает ту ночь, когда они впервые поцеловались, улыбается нежно-нежно. Почти шепчет о сплетенных руках и невесомых поцелуях в трогательные ключицы Тэ, который согласился стать его, в ответ забрав обещание, что Чонгук тоже только хёнов. Гук не рассказывает о их прятках по безлюдным местам, чтобы обняться лишний раз (и не только). Не хочет упоминать, как их застукали тогда. И как с того времени Тэхёна не трогал. Потому что Мин мягко улыбается ему и говорит, что, кажется, Чонгук и вправду глупый влюбленный мальчишка. Потом хён говорит, что его история немного лучше в плане сюжета и драмы. Кто бы сомневался. Юнги влюбился не так, как Чонгук. Он принял свои чувства сразу же. И сразу же начал за них бороться. Мину всегда говорили, как надо правильно: не делать музыку своей жизнью и не влюбляться в парней. Но опасный хён любит идти наперекор. Поэтому за свои чувства зацепился и решил, что раз он теперь айдолом стал, то удача ему улыбается. Но ему улыбался только Тэхён. Странный мальчик, светлый, яркий, чистый, не понимающий пошлые шутки, а в следующую секунду делающий дерзкое лицо и играющий хулигана на полном серьёзе. Когда этот малыш сносил вещи вокруг и начинал свои спектакли, в голове вспышками взрывалась головная боль. Когда он слышал низкий голос этого малыша, что-то взрывалось в сердце. Юнги его защищал, заботился. Защищал от того же Гука, который иногда мог Тэ и побить. Приносил младшему клубнику иногда, помогал освоиться в группе. Не сильно возился, не как с маленьким, конечно, он же суровый рэпер, вы что. Просто на что способен был, то и делал. А Тэ был рад. Друг и хён же. Заботливый сильный хён. Обнимал его часто. А Юнги от тактильности рвало. На части просто. Мин не такой терпеливый, как Гук, не смог свои чувства закинуть на дальнюю полочку и надеяться, что чувства сами уйдут, что перестанет так болеть каждый раз, когда солнышко ТэТэ появлялось на горизонте. И он сказал ему. Прямо в лоб сказал. Что влюбился сильно, что не прикол это, что они могли бы попробовать встречаться. Чонгук про себя думает, что Юнги-хён идиот немного. Храбрости у него много, но вот мозгов завезти забыли. Перерыв что ли был. Или волшебник из страны Оз что-то напутал. Кто теперь разберётся. Тэ, понятное дело, испугался до ужаса. Не мог и слова тогда сказать. Посмотрел на Мина, будто тот его семью расстрелял. А потом с этим автоматом пошёл топить котят. Потом Тэхён собрался, видимо, раз промямлил что-то вроде «не надо, спасибо, мне нравятся девушки и… хён, ты же мой хён». Убежал сразу. А Юнги скрутило от ещё большего отчаяния. Он тогда тоже злым был, не пил, правда, потому что рассказывать о таком никому не хотелось, а если бы начал бухать перманентно, то все бы заметили. Тогда на группу еще было не плевать. Намджун Тэхёна расколол быстро. Поймал и грозно спросил, какого чёрта случилось, что они раньше вместе ходили, а теперь Юнги злой как свора собак, а Тэ с мелким проворачивает непонятные махинации. Лидеру страшно было не рассказать. Юнги Тэ не винил в этом. Себя винил, что группу под удар поставил своими никому ненужными чувствами. Джун тогда сразу же на стол поставил соджу и дал сигареты. Юнги ему сам рассказал, ещё раз, уже с другой перспективы, так сказать. Намджун тоже сказал, что Мин идиот, каких поискать. И начал философствовать. «Странно, но сработало», — говорит Юнги. Но Мина не надолго хватило. Видя, что Тэ осознавать тяжело, что он кому-то сделал неприятно, он этим пользовался. Сказал, что всё в порядке вообще, умолял о дружбе опять. И ему дали согласие. И не только согласие. «Сейчас, мелкий, не убей меня, ладно?», — у хёна голос грустный-грустный, а в руках очередная сигарета. Чонгук это слышать не хочет, ему тоже хочется курить. И уши заткнуть, потому что такое выдержать он не сможет. Потому что хён и правда сука, каких поискать. Юнги говорит, что ему тогда это казалось нормальным. Ну и что, что Тэхён сначала не хотел. Он подростком был, а у подростков гормональный фон нестабильный, а у Тэхёна ещё связь с космосом нестабильная тоже, поэтому он улетел из реальности, наверное, когда Мин ему… Чонгук начинает понимать, почему хён пьёт… Когда Юнги ему отдрочил первый раз. А тот, благодарная, блять, душа. Гук не хочет это всё знать. «Да ладно, у нас дальше этого дела не заходило, расслабься», — лыбится, сволочь. Какой тут расслабься, когда твой хён говорит, что твоего парня… Стоп. «И что мешало? Я так понял, ты Тэ неслабо обработал, чтобы тот все твои действия как супердружбу воспринимал?», — Мин ухмыляется, потому что Чон вопрос прорычал практически. Ревность — серьёзная штука, особенно если напротив сидит главный собственник Чон Чонгук. Мин говорит, что их тоже застукали. «Грабельки, да, Тэхён?», — про себя думает Гук. Он тогда поэтому так испугался, что дрожал весь, будто в режиме вибрации. Но в случае с Юнги их увидел Хосок. И тот, в отличие от Мина, был адекватным. Не стал орать, выяснять отношения, бить морды. Просто вышел из комнаты, чтобы дать время привести всё в порядок, а потом поговорил. Сказал Тэ, что это плохо закончится, что это за рамки дружбы вышло давно и вряд ли вернётся при таких условиях. Про Юнги он сказал, что тот осёл. «Он меня так обосрал, что я от его монолога пару дней отходил», — Мин опять тихо смеётся, — «Мы потом часто разговаривали с Хоби, хорошими друзьями вон стали. Он меня поддерживал, как мог, всегда как-то видел, когда у меня крышу срывало, направлял на путь истинный, так сказать». Герой Хоби-хён, что ж ты в этот раз отъезд крыши пропустил. «Мы с Тэ тогда тоже поговорили, в последний раз про, ну знаешь, про нас. Он мне сказал, что прощает, но попросил больше не лезть. Что не нравлюсь ему нисколечко. А мне пришлось смириться. Смотреть, как он на тебя с таким обожанием смотрит, а ты его отталкиваешь каждый раз. Видеть, как ему хреново от этого. А потом ты оттаял, и сердечко Ви, кажется тоже. Вы вместе выглядели как парочка почти, со всеми своими обнимашками перед телеком, заботой, и, блять, вы, может, и не замечали, но флиртовали вы друг с другом тоже часто. Джин даже сначала утром чаем давился, когда увидел, что вы с Тэ под столом ногами играетесь. Потом привыкли, конечно. Я даже не волновался о чём-то таком, вы же мелкие, а ты про нун своих шарманки заводил часто, ну я и… Не парился, в общем», — Юнги делает вздох и просит еще кофе. Чонгук встаёт и ставит чайник. «А потом застукал нас на кухне?», — спрашивает он, перемешивая сахар в кружке. «У меня перед глазами будто пелена была, мелкий. У меня же к нему не прошло нихрена. Он клялся, что не по мальчикам. А потом сидел на столе, краснел от твоих поцелуев, дал тебе шорты с себя снять. Мать его, он на тебя так смотрел, что единственное, что я тогда хотел сделать — это голову тебе оторвать, чтобы смотреть не на что больше было», — Юнги немного шипит, язык обжигает. «Не понимал, почему он с тобой согласился, а со мной нет. Ебаная несправедливость, Чонгук. Ты меня тоже пойми, я говна этого особо не хотел, просто вышло так», — по тому, что хён опускает глаза, Гук понимает, что они подошли к сути. «После всего с Намом, когда я его надоумил, что может ты с Тэ так же, как…ну, я когда-то… Что заставляешь или вроде того… Я Тэхёну сказал, что ты с ним не из-за того, что любишь, а потому что он…», — Юнги хмурится и дальше молчит. Слова подбирает. Чонгуку страшно услышать, что сукаШуга-хён нашептал его ранимому мальчику. «Я сказал, что это из-за того, что у тебя гормоны. Что ты с ним не встречаешься, просто спишь», — Гук хмыкает. Желание втащить Мину-чёрт-его-дери-Юнги становится почти осязаемым. Чонгук в планах подчеркивает для себя, что нужно посетить какой-нибудь храм, помолиться там. За упокой Мин Юнги свечку поставить. «Он мне поверил, мелкий. А когда плакался мне в плечо, я его поцеловал». Ну не сука ли? В голосе Юнги вина, боль, отвращение к самому себе. Чонгуку максимально неприятно видеть Мина таким… чертовски жалким. Он ему поможет, конечно же, разберётся с этим, только потом. Сейчас он просто хочет услышать конец истории, потому что, если тот пьёт как не в себя, то значит, что не вышло опять. Так же? Чонгуков взгляд почти умоляющий — «скажи мне, хён, что у вас не было ничего больше». Юнги допивает и говорит, что второй раз в жизни услышал монолог о том, какой он придурок. И Тэ тут прав вообще-то. «Вырос, мальчик», — смеется Мин, — «Вырос и дал отпор. Сказал мне идти в жопу, представляешь? Секунду назад обнимал, а потом послал». Какая несусветная грубость, хён. Вкратце если, то Тэ его ещё раз отшил, более грубо. Потом понял, что Джин и Нам ему не рассказывали ничего о Чоне, хотя знали, что тот им пользуется (якобы). Поэтому послал и их тоже, за компанию, чтобы не скучно было. И на Чона, понятное дело, обиделся. Ушёл в игнор, даже при съёмках незаметно пытался оттолкнуть. Юнги говорит, что только потом понял, какой мудак. Пытался Тэхёну сказать, что это всё пиздёж был, но тот ни в какую не верил. Чонгук ему бы после такого тоже бы мало доверял. В общем и целом, ситуация складывалась донельзя сложная, хитросплетённая. «Хитровыебанная, да», — поддакивал Мин. У Чонгука проблемы появлялись с завидной постоянностью. И вроде стабильность вещь хорошая, но при таком раскладе что-то всем нет. Чону осталось разрешить одну проблему, чтобы сдвинуться к следующей, и так до конца, пока не распутает этот клубок. — Обещай мне, что больше не будешь пить, — очень твердо говорит Чонгук. — Да ладно, мелкий, тебе самому-то не захотелось после всей этой… — пытается в шутку Мин. — Обещай быстро, — перебивает. — Хён. Я, блин, хён, ты, мелкий… — у Юнги в интонации слышится удивление от наглости Гука. — Пошёл ты, обещай мне, — и на это хён сдается. Чонгук его обнимает, говорит, что всё наладится, что у Мина тоже все хорошо будет, если только тот коньки не отбросит раньше времени из-за выпивки. Что ему срочно надо на коленях ползать перед Чимином и Хосоком, потому что эти двоим сильно досталось. Что нужно поговорить с их женатой парочкой и убрать всю недосказанность из группы наконец. Чонгук опять долго говорит. И на волоске держится от того, чтобы не сказать хёну парочку комплиментов, но знает, что этим добьёт Мина еще больше. В итоге он все-таки добивается обещания. Юнги опять спасибо не говорит, но снова зарывается пальцами в его волосы, а Чонгуку и этого хватит. Чон же мамина умничка и гордость группы, он справится, вывезет всё сам. Если надо, построит новый песочный замок на месте старого, еще прочнее. Будет защищать от ветра и волн своей спиной. А ещё, раз уж само по себе не выходит, он напишет свою сказку. И там уже не будет ни принцесс, ни драконов, ни всяких подлых фей. Только Тэ, держащий его за руку. И может быть хёны на заднем фоне. Если будут себя хорошо вести.