Кольцо миров

5. Волшебник из башни. Их вышвырнуло на поляну, где густо и свежо пахло ранней весной. Цири почувствовала, что телепортация оказалась грубее, чем она привыкла: на мгновение у нее закружилась голова, в глазах все расплылось, и она почувствовала себя растерянной и дезориентированной. По телу, пробираясь под рубашку, царапнуло холодным ветром. Она огляделась. Остальные выглядели такими же растерянными и озирающимися по сторонам. Мелькора, разглядывающего пейзаж вокруг с одичалым ошеломлением, пошатывало. Прямо перед ними в рассветных сумерках светлела башня, похожая на старую мельницу. Когда-то ее гладкие бока явно были белыми, но время их не пощадило, превратив в серые. В просветах обвалившейся штукатурки виднелась крепкая каменная кладка. Позади башни круто вздымалась темная скала, перед башней чернело блеском воды большое озеро. Вдали виднелась небольшая деревушка, уютно светящаяся огоньками окошек. Поодаль угадывались квадраты и прямоугольники распаханных полей. Волшебник, назвавшийся Эльминстером, хлопнул в ладоши и посмотрел на них будто бы благодушно и почти весело. – Ну, вот я и дома. Но, разумеется, я не могу пустить вас к себе в подобном виде. Цири посмотрела на него озадаченно, но прежде, чем успела удивиться – маг взмахнул руками и сильным звонким голосом произнес несколько совершенно незнакомых раскатистых слов. От его рук рассыпались светом золотисто-белые искорки, окутавшие и саму Цири, и остальных. – Это… что это?! – Майрон дернулся и принялся озираться, оглядывая собственные руки и ноги. Мелькор издал неопределенный возглас возмущения. Цири пискнула, когда по телу, словно большая щекотная мочалка, прошлось нечто невидимое. Оно скользнуло по ногам, по бедрам, по животу и промежности, поднялось выше – и она с удивлением обнаружила, что от кожи и одежды принялись отделяться и исчезать в маленьких искристых вспышках песчинки, веточки, даже самые маленькие частицы пыли, что виднелись на одежде и были под ней. Разорванный рукав Йеннифэр словно сам собой подтянулся, приладился по шву, нитки вытянулись и заняли положенные им места в крохотных дырочках ткани. С еще большим удивлением Цири поняла, что после этой невидимой мочалки чувствует себя… чистой. Словно только вылезла из ванны, в которой отмывалась с несколько часов и натянула одежду, накрахмаленную и вычищенную до скрипа. Куртка на ней стала как новая. Самый странный эффект это заклинание произвело на косу Мелькора. Она мгновенно распушилась, как лиса-чернобурка на морозе, и стала раза в два толще. Мелькор недоуменно потрогал ее и издал разочарованный обреченный стон – все масла, распрямляющие его дикое буйство крупных пушистых локонов, заклинание тоже посчитало за обыкновенную грязь. Майрон недоверчиво дергал отвороты рукавов и еще более недоверчиво смотрел на перчатки и сапоги. Йеннифэр несколько раз тяжело прокашляла и вновь потерла грудь под ключицами, слегка поморщившись. – Благодарю, – неожиданно тихо и хрипловато проговорила она. – Удивительное заклинание и весьма практичное. Не видела раньше таких формул. Эльминстер пожал плечами и широким жестом, наконец, пригласил их в башню: – Это простейшее заклинание очищения. Ни у меня, ни у вас нет времени на ванну для каждого, а потому я предпочитаю идти самым практичным путем. Прошу, господа и дамы! Нас ждет интересный разговор. Они разместились за большим дубовым столом в просторной, но лишенной всякой роскоши кухне: стена делила надвое нижний этаж. В одной половине не было ровным счетом ничего, кроме рабочего стола да большой тахты, явно предназначенной не для посетителей, а для хозяина башни. На кухне виднелся спуск в погреб, пахло жареной рыбой. На каменной плите стояла чугунная сковорода, в печи – большой горшок. Гроздьями висели связки чеснока, лука, сушеных грибов и трав. Свет исходил от двух висящих под потолком шариков мягкого света. На другой половине кухни виднелась чья-то аккуратно застеленная кровать, два шкафа, один из которых был забит книгами, и камин. Дрова в нем начали уютно потрескивать как будто сами собой. Майрон треснулся лбом о слишком низкий для него потолок дважды. Мелькор – трижды, последний раз оставив вмятину зубцом короны. Эльминстер, поглядев на них, лишь устало вздохнул, а потом в который раз произнес заклинание – и под возмущенный возглас Мелькора неведомым образом уменьшил их вместе со всей одеждой до размеров обычных людей. Йеннифэр откинулась на стуле, кисло глядя на непрошеных спутников, и ткнула пальцем в Мелькора. – Жаль, что таким же образом нельзя уменьшить его самомнение. Джарлакс повесил шляпу на спинку стула и лысым теперь выглядел дьявольски непривычно. – Если бы маги умели уменьшать чье-то самомнение или глупость, дорогая Йеннифэр, – дроу хмыкнул, – этот мир был бы скучен! Еще непривычнее стало, когда Джарлакс передвинул повязку на другой глаз, раскрыв секрет, что не был слеп ни на один из них. Чародейка бросила на эльфа испепеляющий фиалковый взгляд. – Если ты еще раз назовешь меня «дорогой» или сделаешь сомнительный комплимент моей заднице, я тебя удавлю подушкой во сне. Джарлакс нашел самый лучший ответ: он вернул Йеннифэр проникновенный взгляд и мечтательно вздохнул, тем самым обозначая все свое отношение к присутствию Йеннифэр с подушкой в своей кровати. Майрон скорчил недоумевающее выражение лица, подозрительно совпадавшее с мимикой Цири. – Ты… погоди, Джарлакс! – Цири резко ударила ладонями по столешнице. – У тебя что, целы оба глаза?! Дроу хитро ухмыльнулся. – Это, Цири, маскировка. Эльминстер хохотнул и сел во главе стола. – Не сомневаюсь, что провел он многих. Что до первого вопроса, – голос мага звучал убийственно серьезно, – боюсь, это заклинание даже с моими талантами будет держаться около суток, – он обвел взглядом присутствующих. – Чаю? Они покосились друг на друга, но волшебник сделал замысловатый пасс руками, прочел заклинание – и чайник будто сам собой заплясал по комнате, металлические банки с травами начали открываться, а на стол по воздуху полетели аккуратные фарфоровые чашечки с красными и желтыми цветами на боках. Слегка потемневшая серебряная сахарница в виде ракушки плюхнулась посреди стола, бодро звякнув об отполированную столешницу. Ее наполняли темно-рыжие кристаллы карамелек. Майрон и Мелькор таращились на летающие чашки во все глаза. В отличие от остальных, видеть заклинания левитации им приходилось впервые. Мелькор даже попытался боязливо ткнуть пальцем чашку, которая летала в воздухе, и так и не решился этого сделать, когда та, с фиалками на боку, услужливо зависла прямо у него перед носом. На лице валы застыло выражение удивления, недоверчивости и опаски одновременно. – Это… что это за… колдовство? – на чашку он смотрел так, словно та могла его укусить. Маг посмотрел на него немного снисходительно, но в темных глазах мелькнуло необъяснимо живое любопытство. – Это тривиальный призыв невидимого слуги, – он сцепил пальцы в замок и оперся на стол предплечьями. – А пока готовится наш чай, рассказывайте. Кто вы, что вы делаете на Фаэруне и как попали туда, где я вас нашел. Рассказ занял долгое время, звуча самым живым образом и в самых ярких красках. Иногда говорили наперебой, иногда прерывались на уточняющие перебранки. Чем больше слушал их Эльминстер, тем большим любопытством и задумчивостью разгорались глаза мага. Цири он напомнил ученого, который столкнулся с задачей, простой лишь с виду. – Но у меня нет догадок, почему нас должны были разорвать на части духи, а приплыли мы на берег проклятых душ, – подвел итог повествованию об их злоключениях Майрон. Эльминстер почесал седую бороду, слегка надув губы в раздумье. – Это, нужно сказать, более объяснимо, чем все, о чем вы рассказали, – он отхлебнул из чашечки горячий чай, до нелепого чинно прихватив ручку двумя пальцами. – Исходя из знаний об обычаях этого края, я могу предположить, что заклятье на лодке должно было направить ее к старому жертвенному кругу на том берегу озера Ашейн. Однако, очевидно, что ее сбила с курса аура магии на руинах одного из поселений Шандалара, куда вы и приплыли. Отчего… – Эльминстер пожал плечами. – Возможно, нежить просто почуяла вас. Ты, – он указал на Мелькора, – послужил для них чем-то вроде маяка. Как ты смог воспользоваться Теневым Плетением? Даже я не видел, чтобы кто-либо делал это против воли Шар, а я, уж поверь, повидал много. Мелькор замер, словно пойманный в постыдно неловкой ситуации. В сущности, таковой она и была, потому что Черный Враг Арды только что сунул в рот уже седьмую сахарную конфету за вечер. Майрон тяжело вздохнул, наконец-то поняв причину, по которой Мелькор был подозрительно тих во время рассказа, вступая только тогда, когда совсем уж не мог молчать. От вопроса мага Мелькор только недоуменно нахмурился. – Че-ем? – потянул он. – Каким еще Плетением? Эльминстер глубоко вздохнул и потер переносицу. – Если так можно выразиться, это крайне изменчивый и злобный брат-близнец магических сил моей госпожи, Мистры. Плетение – весь мир, а наш мир – во многом Плетение. Когда-то Шар, сестра Мистры, создала другую паутину магии. Для себя. Многие безумцы пользуются ею и платят разумом, – он оценивающим взглядом окинул Мелькора. – Насколько я понимаю, с тебя она… свою плату не взяла. Мелькор пожал плечами. – Я просто почувствовал силу и ее взял. Песней. Эльминстер на несколько секунд задержал на нем очень задумчивый взгляд – ровно настолько, чтобы Мелькор недоумевающе нахохлился. Эльминстер не менее внимательно посмотрел на Цири и, наконец, изрек: – Не поймите меня неправильно, потеряшки, но лучше бы вам вернуться в ваши миры как можно скорее, – он покрутил большими пальцами рук, сцепленных в замок и слегка кивнул Йеннифэр. – С тем, что вы, девушки, не можете почувствовать Плетение, я вам помочь не смогу – очевидно, что магия вашего мира действует по иному принципу. Судя по всему, чтобы восстановить искусство хотя бы отчасти, вам придется годами учиться всему заново, как это делают самые юные, – заметив шокированную бледность на лице Йеннифэр и широко раскрытые в удивлении глаза Цири, маг поднял в воздух указательный палец. – Но думаю, есть куда более короткий путь, – облегченный вздох, пронесшийся над столом, был почти единодушным. Эльминстер улыбнулся слегка лукаво. – Есть город, который открывает двери в любые миры. Вопрос лишь в том, как найти и открыть нужную. Это место называется Сигилом, или Городом Дверей. Но прежде, чем отправиться, мне будет нужно с кое-кем поговорить, – маг почесал бороду и совершенно неожиданно улыбнулся Цири. – А вам, потеряшки, пожалуй, следует в это время не натворить лишних дел и поспать. Я предпочитаю тихих гостей. Цири обрадованно выдохнула и широко улыбнулась. – Спасибо! – от чистого сердца поблагодарила она. По правде говоря, на такое радушие она не рассчитывала вовсе, в уме уже прикинув много раз, как можно заработать денег, которых у них не было и гроша, и чем можно расплатиться с магом за ночлег, если тот потребует платы. Она в этом сомневалась, потому что давно не видела столь доброго и полного живого любопытства лица, но все-таки… Йеннифэр не разделила ее оптимизма. – А ты, Эльминстер, – чародейка оперлась локтями на стол и закашляла. – Почему ты помогаешь нам? Зачем? Ответил ей, вопреки всем ожиданиям, Джарлакс, который закатил глаза и воздел руки к потолку: – О боги, Йеннифэр! – воскликнул он. – Это же Эльминстер! Живая легенда земель Фаэруна! Величайший избранный богини Мистры! Прославленный герой легенд! Почти символ нашего мира! Герой сказаний, песен и книг! Его имени не знают разве что годовалые дети, и то потому, что еще не понимают ни слова! Спрашивать, почему он помогает неудачникам вроде нас, это как спрашивать, отчего солнце встает на востоке! Да о такой встрече можно всем знакомым рассказать, чтобы обосрались от зависти! Йеннифэр тихо выдохнула и изумленно проморгалась, глядя на старика, сидевшего рядом с ней. Эльминстер усмехнулся, но без единого намека на самодовольное превосходство, и сидя изобразил галантный поклон. – Так уж вышло, что большинство этих эпитетов действительно принадлежат мне. И, как верному служителю Мистры, мне совершенно претит присутствие на нашем континенте как этой юной мадмуазель с непредсказуемым магическим талантом, – Эльминстер элегантно указал на Цири. – Так и этого молодого человека, очевидно сопоставимого силами с одним из божеств, – маг задумчиво посмотрел на Мелькора, который тихо, почти по-кошачьи фыркнул от такого определения. – Должен сказать, пусть ты пока и пользуешься силой Плетения с восторгом и изобретательностью ребенка, складывающего деревянные кубики, я не сомневаюсь, что ты слишком быстро поймешь остальные принципы. Наш несчастный маленький Фаэрун, мой дорогой, не выдержит и тебя, и Шар. Иными словами, – Эльминстер очень серьезно посмотрел на Йеннифэр. – Эти двое при надлежащей поддержке присутствующих могут наворотить исключительно скверных дел. Но возраст позволяет мне немного пофилософствовать, а посему я считаю, что потерявшихся надлежит возвращать на свои места и не трогать в чужих вселенных ничего и никого. Повисла неловкая пауза, которую прервал Мелькор. – Между прочим, я и не думал, чтобы занимать место этой… как ее. Шар? Майрон! – он дернулся, неловко потерев локтем бедро, и возмущенно посмотрел на майа, который с угрюмым видом вытащил руку откуда-то из-под стола, устремив на Мелькора тяжелый взгляд. Джарлакс приподнял белую бровь. «Секундочку. Он что, его за жопу ущипнул?» – Между прочим, – Эльминстер налил себе в чашку чая и исподлобья посмотрел на Мелькора. – Что у тебя с руками? Вопрос застал Мелькора врасплох. В первую секунду он растерялся, открыл и закрыл рот, после чего пожал плечами. – Ничего. Что с ними может быть не так? Йеннифэр утомленно вздохнула. – Он просто бог, который не оскверняет свое бытие грязью человеческого быта, – едко произнесла она. – Причем настолько, что готов отправить даму собирать дрова в лесу, лишь бы перчатки не запачкать. «Твою мать, Йеннифэр!» Майрон откинулся на спинку стула и устало потер переносицу, заметив, как лицо Мелькора окаменело от злости. Джарлакс кашлянул и уперся локтями в стол, устроив подбородок на ладонях. – Между прочим, мне это тоже любопытно. Я все смотрел, как ты вчера утку разделывал. Когтями твоих перчаток держал вроде, перья тоже сдергивал, а руками не касался. Цири прищурилась, как будто что-то припоминая, но голос ее прозвучал неуверенно: – И тогда, на поляне. Ну, когда пришел медведь. Ты держал тот… пузырь… довольно неловко. Майрон стиснул локоть Мелькора, который тут же ожесточенно вырвал руку и уже злобно оскалил зубы, чтобы ляпнуть наверняка что-нибудь непоправимое, когда положение спас Эльминстер. Маг непринужденно повел рукой и заговорил тоном, который сам собой успокаивал гнев своей теплотой и логичностью: – Я всего лишь обратил внимание, Мелькор, что нормальный человек потер бы место, за которое его ущипнули, ладонью. Ты и чашку держишь обеими руками и кончиками пальцев, а не вот так, – маг отсалютовал своей собственной, просунув палец в петельку ручки, и сделал глоток. – Кроме того, чай тебе весь вечер подливает Майрон, – он помолчал. – Я всего лишь ворчливый старик, который слишком много повидал и пережил, так что меня не удивит никакая связь, но опыт говорит мне, что так берегут руки те, у кого они болят, – Эльминстер положил подбородок на сцепленные пальцы и посмотрел на Мелькора очень прямо и серьезно, но без всякого высокомерия, которого можно было бы ожидать. – Так что с руками? В нашем мире нет ничего, что магия не смогла бы излечить. – А смерть и вечные проклятия она тоже лечит? – неожиданно резко огрызнулся Мелькор. От злости у него даже скулы очертились еще сильнее обычного. К удивлению всех, кроме Джарлакса, Эльминстер дернул бровью с невозмутимым видом и ответил совершенно серьезно: – Зависит от степени разложения и силы проклятия, но многие и многие жрецы определенно умеют побеждать смерть. Мелькор с резким злым присвистом выпустил воздух сквозь зубы, а потом ожесточенно встряхнул головой, посмотрел на затянутые в перчатки руки, и у Майрона похолодело внутри от мысли, что Мелькор собрался сделать. Меньше всего ему хотелось унизительной демонстрации Мелькором своих искалеченных рук по невысказанному принуждению. Магу, что желал помочь, еще куда ни шло, но остальным… – Мэлко… – попытался остановить его он. – Закрой рот! – прошипел вала вместо ответа. – Как же вы мне все надоели! Джарлакс заинтересованно придвинулся ближе к столу. Йеннифэр скептически приподняла бровь. Цири отвела взгляд и посмотрела куда-то в столешницу, задумчиво стиснув губы. Мелькор с грохотом бросил на стол латные перчатки с когтями, закрывавшие лишь внешнюю часть руки. Стянул еще одни, из мягкой кожи и бархата. И, наконец, последние: из тонкого черного шелка. Запахло горьким и едким запахом обезболивающих мазей. Цири ойкнула и вздохнула. Йэннифэр отвела взгляд. Джарлакс присвистнул. Ладони представляли собой месиво изуродованной плоти и мало походили на руки. Суставы пальцев опухли до желтушно-багрового, нездорового цвета. Кожа почернела до обугленных струпьев, похожих на гангрены, растрескалась вглубь до алого мяса, сочащегося сукровицей. Ожоги, глубокие и страшные, плотной черной коркой покрывали ладони с внутренней стороны, лишь к запястьям сменяясь светлеющей, такой же желтушно-красной от воспаления кожи. – Любуйся, Йеннифэр! – рявкнул Мелькор, рывком поднимаясь на ноги так, что с грохотом уронил стул. Айну протянул руки ладонями вверх. – И глаза не отводи теперь! Вот мои руки, которые я боюсь запачкать! Ты хоть знаешь, сколько я умел и мог до того, как это случилось?! Ты знаешь, как для меня было важно чувствовать ими материал, когда я ковал металл, делал скульптуры, дрался и даже просто читал книги?! А теперь это проклятие не заживет никогда, пока я существую! Удивила их всех Цири. Она резко придвинула стул ближе к Мелькору и сдержанно, очень неловко, но мягко положила маленькую узкую ладонь ему на предплечье, поглаживая его пальцами. Майрон поднял стул на место. Цири тихонько выдохнула: – Тшш. Сядь. Пожалуйста. Мелькор так ошеломленно посмотрел на нее, словно увидел впервые. Но вопреки всему, медленно опустился обратно на стул. Цири сжала ладонями его предплечье, и в зеленых глазах он впервые увидел немыслимое для любого человека Арды, незнакомое, дикое для любого квенди – сочувствие. Майрон изумленно выдохнул. Цири дернула уголком рта, бросив на Майрона короткий взгляд, но голос ее прозвучал невесело. – Я почему-то уверена, что ты сам нарвался на это проклятие, – она очень неловко, кончиками пальцев, погладила его вдоль предплечья. – Но сейчас у меня нет желания рассуждать про справедливость. Успокойся. Мелькор открыл рот. Закрыл. И все еще смотрел на Цири, как на привидение, хлопая большими черными глазами. Йеннифэр мрачно перевела взгляд на Мелькора и произнесла очень тяжело и очень серьезно: – Я знаю, что такое ожоги. А еще что такое слепота и выжженные глаза. Даже слишком хорошо. Мелькор уже порывался что-то ответить, но раздумал, когда на его предплечьях сжались сразу четыре руки. На правой – Майрона. На левой – Цири. Повисло мгновение тишины, которую нарушил Джарлакс. Он задумчиво потер подбородок. – Я только одного не пойму, – подал он голос. – Ты как с этим дерьмом живешь-то вообще? Мне однажды подпалили бок вспышкой пламени, так что я знаю, о чем говорю. Мелькор выдохнул, высвободил руку из ладоней Цири и устало потер внешней стороной запястья лоб. – Ко всему привыкаешь, Джарлакс, – коротко ответил он. Эльминстер утомленно поморщился. – Очень драматично, господа и дамы. Слишком драматично! Я старик, и мне не по душе, когда молодые ведут себя так шумно, – проворчал он и посмотрел на Мелькора. – А ты ведешь себя так, будто не просто молод, а даже юн. Судя по всему, это твое проклятие рождено не нашим миром, поэтому не обещаю, что помогу тебе навсегда, но на время твоего пребывания здесь – определенно. Мелькор и слова не успел сказать, прежде чем Эльминстер что-то проворчал под нос и бурно прожестикулировал, завершив это действо шумным звонким хлопком. Майрон изумленно вздохнул вслед за Мелькором, жадно наблюдая за тем, как обожженные ладони айну охватило мягкое голубоватое свечение, которое впитывалось и проникало в кожу, словно разглаживая ее. Чернота рассасывалась, сменяясь обожженной кожей – все еще изуродованной, воспаленной и распухшей, но не почерневшей. А Эльминстер между тем прочел еще одно заклинание: но на этот раз вихрь нежно-зеленых искр окутал Йеннифэр, клубясь маленькой спиралью напротив груди и вокруг расцарапанной руки. – Я… – из голоса чародейки разом исчезла хрипотца. Йеннифэр недоумевающе ощупала пальцами грудь под ключицами и удивленно посмотрела на Эльминстера. – Большое спасибо. Я действительно заболевала. – Не за что, – ворчливо произнес маг. – Вы чертовски утомили меня. А ты иди сюда, – он жестом подозвал Мелькора. Тот изумленно смотрел то на мага, то на свои руки, ожоги на которых превратились из черной корки в поверхность, покрытую желтоватыми пузырями и саднящей покрасневшей кожей. – Иди, иди! Перевяжу тебе руки, к утру пройдет все, – Эльминстер хмуро оглядел остальных. – Вы все страшно шумная команда. Так что идите-ка спать. Сейчас вам постелют. От чая, тепла и уютно потрескивающего камина их утягивало в сон одного за другим. Цири широко зевнула, когда Эльминстер начал читать заклинание, а потом прикрыла глаза, казалось, всего на минуточку, и почти тут же почувствовала, что ее кто-то несет, и несет аккуратно. Сначала она вздрогнула, и тело рефлекторно отреагировало на беспомощность, заставляя ее очнуться от дремоты, но потом Цири поняла, что это всего лишь Эльминстер. Маг добродушно усмехнулся ей, заметив широко раскрывшиеся глаза. – Уж спите, раз заснули, юная леди, – проворчал он. И Цири успокоилась, прикрывая глаза. От старого мага, неожиданно сильного для своего внешнего видa, пахло табаком, старыми книжками, кожей, чаем, и запах был совсем-совсем не противный, а как будто в старой библиотеке. А потом ее уложили в кровать, и сквозь серебристый туман ресниц, будто во сне, Цири увидела и почувствовала, как Йеннифэр осторожно гладит ее по волосам, распускает прическу и шепчет: – Сладких снов, лебеденок. Она не поняла, когда мама успела снять с нее штаны, куртку и сапожки, но Цири было ужасно тепло, ужасно мягко и ужасно уютно. Постель была свежей и чуть-чуть пахла лавандой. И свернувшись под одеялом, Цири почувствовала себя в такой уютной и домашней безопасности, что провалилась в сон с головой. Когда маг принялся бинтовать руки Мелькора, беспрестанно ворча, Майрон впервые ощутил, насколько же сильно он устал. Как будто в зыбком полусне он видел, как бинт внахлест ложится на обожженные ладони, слышал, как недовольно шипит Мелькор. Видел, как клюет носом Цири, подперев рукой щеку, и как Йеннифэр мягко касается плеча дочери. Кажется, он ответил Мелькору, что сейчас придет. «Надо встать. Встать, умыться и поспать. До чего же сильно мешает сонливость. Как с ней живут люди?» Майрон моргнул, на мгновение погрузившись в уютную темноту, и почувствовал, как кто-то толкает его в плечо. – Эй! Вы спите в другой комнате. Голос принадлежал Йеннифэр. «Что за…» Подняв тяжелую звенящую голову, Майрон обнаружил, что столешница перед ним была освобождена от чашек, блюдечек, ложек и чайника, а все остальные разошлись. Цири, свернувшись калачиком, безмятежно сопела, словно малое дитя, на кровати в углу комнаты. Ее мечи были аккуратно прислонены к тумбочке возле нее. Йеннифэр проводила Майрона хмурым взглядом. В комнате за стеной Майрон обнаружил, что свет почти погас, оставляя лишь убаюкивающий теплый полумрак, а тахта как будто стала шире. Над ней прямо в воздухе взбивалась подушка, весело подпрыгивая с гулким звуком. Майрон встряхнулся от удивления, сгоняя сонливость, когда увидел, как два одеяла, словно живые, одновременно заползли в пододеяльники, после чего идеально ровно распрямились, услужливо откинув углы. Что Майрона удивило больше всего – так это откуда старик догадался, что ему и Мелькору стоит постелить на одной постели. И что-то подсказывало Майрону, что подобная им группа не то неудачников, не то тех, кого, по словам Эльминстера, называли в этом мире «искателями приключений», ночует в башне мага не первой. Мелькора он обнаружил в большом кресле, и от его вида у Майрона пропали последние остатки сна. Он глазам не поверил сначала, потому что Мелькор спал. Обнял обеими руками подушку, свернувшись, как змея в гнезде, и безмятежно уткнулся в нее носом. Корона валялась у него на коленях. Ещё и ноги свесил через подлокотник кресла. «Понятно все с тобой. И ведь сморило же… как котенка». Где-то внутри тоскливо потянуло и заныло. Майрон знал, что в Арде он никогда не увидит Мелькора… таким. Дома будет дерганая беспокойная дремота, сонный дурман, безумные видения гниющего заживо разума и никакого покоя. Совсем ничего, похожего на отдых. Он осторожно опустился на колено, глядя на лицо спящего Мелькора, которое казалось почти безмятежным. Черные ресницы айну слегка подрагивали. Нужно было встать, нужно было переодеться и умыться, расплести и расчесать его волосы, но почему-то у Майрона рука не поднялась его будить. «Но не оставлять же его так». Майрон помедлил мгновение и огляделся. Вездесущий Джарлакс выдавал свое присутствие лишь плеском воды за ширмой для переодевания и умывания, тактично поставленной перед столом. Майрон вздохнул и осторожно просунул руки под изгиб коленей и спину Мелькора, а потом одним рывком поднял его с кресла – большого, тёплого, тяжелого и такого расслабленного, что это почти пугало. Мелькор выронил подушку, сонно моргнул большими бархатными глазами, и потянулся руками к Майрону, обхватывая за шею. А когда майа опустил его на кровать, то неуклюже попытался расстегнуть забинтованными пальцами пуговицы дублета, словно забыв, что не может. – Отдыхай уже, – тихо проворчал Майрон, подталкивая руки Мелькора на постель. – Чудовище… Майрон осторожно стащил с него сапоги и принялся за пуговицы узкого дублета, легкую нижнюю рубашку, украшения на косе и саму косу. Он-то помнил, что носить это тугое плетение несколько суток становилось болезненно. «Гребень завтра найдем». Майрон дернул уголком рта, не сумев отказать себе в удовольствии пропустить между пальцев распушившиеся, волнистые и крупно вьющиеся пряди цвета черного дерева, бережно откидывая их на подушку. Антрацитовые глаза Мелькора сонно поблескивали из-под ресниц. Когда пришла очередь завязок и пуговиц плотных вышитых штанов, Майрон услышал за спиной шаги, похабное посвистывание, а затем жизнерадостный голос дроу. – Надо же! Я и отвернуться не успел, а твои руки уже у него в штанах! Майрон с присвистом выпустил воздух сквозь зубы и прервал свое занятие. – Только попробуй его разбудить, – очень тихо произнес он, не оборачиваясь. – Язык вырву. – Я понять не могу одного, – как ни странно, но дроу понизил голос до шепота. – С чего ты с ним так носишься? Вы же оба мужчины. Я понимаю, зачем трахаться, но какого черта вы ведете себя как парочка? У Майрона зачесались руки запустить в Джарлакса стулом. Майа мысленно выругался, потому что Мелькор пошевелился, морщась, и хрипловато произнес, потирая перебинтованным запястьем лоб: – Не трогай его язык. Вала вздохнул, недовольно приоткрыл глаза и приподнялся на локтях, осоловело глядя в сторону дроу, а потом ошеломленно проморгался, встряхнул головой и отвернулся с гримасой отвращения на лице. Покосился на дроу опять. И опять отвернулся, выругавшись. Вид у Мелькора был заспанный, кудряво-взъерошенный и злобный. Вокруг лица айну теперь клубилось огромное беспорядочное воронье гнездо пушистых волос. – Из-за тебя. Я. Проснулся, – очень недовольно и хрипловато произнес он, окончательно усаживаясь на кровати. Майрон обернулся через плечо. Джарлакс сверкнул кривой нахальной улыбкой и красным глазом. Дроу возвышался над постеленным ему матрацем на полу, уперев руки в бедра. Что было отвратительнее всего – недо-эльф опять был голый. Но на этот раз без шляпы. «Да что ж у него за привычка-то такая!» Майрон мгновенно отвернулся. Его воспоминания мгновенно вернулись к отвратительному лежанию на снегу с принудительным созерцанием чужих достоинств, а забыть это он предпочел бы раз и навсегда. Даже не так – Майрон почти начал забывать об этом омерзительном инциденте, когда Джарлакс некстати напомнил о нем своей прогулкой голышом. – Прикройся, – хмуро заявил он. – Сейчас же. – Зачем? – с глубоким недоумением поинтересовался Джарлакс, закинув на плечо полотенце. – Тебя что, смущает мой вид? Здесь все мужчины, так что ты увидел того, чего не встречал… – эльф фыркнул и кивнул в сторону Мелькора. – Да даже и у него! Майрон закатил глаза и потер лицо ладонью. – Ты бы еще на привале помочился в костер, – угрюмо заметил он. – Какая разница, мужчины или нет?! Мелькор уселся на кровати, скрестив вытянутые ноги и озлобленно-заспанно посмотрел на Джарлакса. Жутко разлохмаченные волосы придавали его заостренному лицу еще более дикий вид, чем обычно. – Раз уж ты разбудил меня для того, чтобы поблистать своими похабными привычками, – язвительно потянул вала. – Так ответь на вопрос. Вы в своем дикарском краю, лишенном всяких остатков приличий и здравого смысла, все ходите в таком виде, или у тебя одного любовь к демонстрации тела другим мужчинам, как у продажной девицы, с которой никто не желает лечь, поскольку она невообразимо страшна, как лишайная орчиха, вывалявшаяся в грязи? Джарлакс патетично коснулся рукой груди и отставил ногу, принимая позу на манер голой статуи на пьедестале. – Мой народ, – с нажимом произнес он, – привык уважать красоту своего и чужого тела! А вот насчет себя я бы рекомендовал тебе крепко задуматься, – Джарлакс хитро блеснул алым глазом и передразнил интонации Мелькора. – Знаешь, поговаривают, что смущение вызывает то, что подавлено скрытыми желаниями! Ты говоришь так, словно не то что не трахаешься с ним, – он кивнул в сторону Майрона, – а ни разу в общей бане не был! Что у тебя вообще за проблемы? Майрон тяжело вздохнул, буркнув: – Пойду умоюсь, пока вы тут выясняете… у кого мужества больше. Мелькор с удовольствием зевнул и снисходительно взглянул на Майрона, после чего сентенциозно изрек: – Это очевидно из соотношения ростов. Но мы не об этом, Майрон, так что не приплетай сюда вульгарное сравнение параметров. Иди, чисть свои зубы! – Мелькор раздраженно уставился на дроу и помахал в воздухе забинтованной рукой, как будто отгоняя назойливую муху. – Ты скучен и предсказуем, Джарлакс. Опять эти человеческие разговоры, в которых вершина мысли – фаллосы или, как ты выразился, зубастые пезды, – Мелькор склонил голову к плечу. Сонные черные глаза злобно блестели. – Видишь ли, я повидал много народов и уверился, что не ценят чужого уединения только звери и дикари, так что твой народ с его культом голых задниц – либо одно, либо другое, – он пожал плечами с презрительным удивлением на лице. – И во имя меня же, кому ты тут собрался демонстрировать свои… – Мелькор брезгливо поморщился, – красоты?! Прикройся, животное. Я не желаю натыкаться взглядом ни на твой зад, ни на твои достоинства! Джарлакс ощерился и улыбнулся одновременно обезоруживающе и глумливо. – Вот и не смотри, роза наша, – он широко развел руками. – Я что, заставляю тебя или домогаюсь до твоего уединения? Я собираюсь ходить, как мне удобно. Мелькор встряхнул роскошной копной волос и неуклюже убрал со лба растрепавшиеся пряди. – Я сжег твое удобство, плюнул на его пепелище и вытер сапоги об то, что от него осталось! Джарлакс изучающе оглядел пол вокруг себя. – Да? – удивленно поинтересовался он, дернув белой бровью. – Я не заметил! – Джарлакс, чтоб тебя! – раздался из-за ширмы голос Майрона. – Тебе поперек горла встало это полотенце?! Может, тебя еще в задницу поцеловать и попросить нежно? Джарлакс хохотнул и покачался с пятки на носок. – Я бы не отказался, если бы ты был бабой, а лучше – жрицей Ллос вроде моих сестер! Тогда бы исполнилась моя давняя мечта, чтобы эти самодовольные суки поцеловали меня в жопу буквально, а не фигурально! Мелькор широко и шумно зевнул, а затем, устремив взгляд в потолок, принялся недовольно стягивать верхние штаны с бедер. Отбросил он их с кровати раздраженным пинком. Майрон тем временем вышел из-за ширмы – умытый, злой и перекинувший через плечо одежду. Строго говоря, перед сном они оба остались в нижнем белье, больше напоминавшем короткие штаны пальца на два повыше колен. Майрон предполагал, что исподнее такого сорта носили практически все мужчины Белерианда – украшенное больше или меньше, из ткани грубее или мягче, чуть короче или чуть длиннее, но почти все пришли к одному и тому же. Мелькор предпочитал белье на нолдорский манер – мягкое, плотное, легкое, безупречно сшитое и нередко украшенное, в чем привык видеть исключительно элемент швейного искусства. Даже сейчас вдоль его бедра по черной ткани вился едва различимый узор, в точности повторявший тот, что был на дублете и штанах. Это была тонкая, изящная и ненавязчивая работа, сделанная с большим вкусом. Майрон его предпочтения разделял в сторону большего аскетизма. Джарлакс обернулся на мгновение, со странной и совершенно неуместной заинтересованностью глядя на Майрона, который упрямо прошел мимо него, старательно уставившись в стену. Затем наемник перевел взгляд на Мелькора, глумливо выпятив узкие губы. А после – непонятно над чем заливисто заржал. У Майрона появилось непреодолимое желание вломить Джарлаксу. Он машинально поднял с пола штаны Мелькора и аккуратно сложил одежду на кресле в две стопки. – Мне тоже всегда было интересно! – хлопнул в ладоши дроу. – Вот такие, как у вас, – Джарлакс сделал неопределенный жест в сторону обоих. – Эти… подштанники… – вам в них вообще удобно? Или суставы по старости мерзнут? – Он нахально подмигнул Мелькору. – Ты вроде как в свои двадцать или сколько там тысяч лет уже не мальчик! Майрон немигающим взглядом смотрел на Джарлакса. На его лице застыло угрюмое неодобрение, которое было так же весомо и выразительно, как летящий в лицо кирпич. Мелькор сыто улыбнулся и сдул со лба особо длинную прядь, упавшую на лицо. – Одно трепиздонство занятнее другого, – изрек он и тут же уселся, скрестив ноги, после чего уставился на дроу с наигранным любопытством. Голос валы зазвучал издевательски душевно. – И у кого из нас здесь проблемы, Джарлакс? Сначала ты осмеиваешь мои манеры, теперь пал до насмешек над чужим исподним, словно увидел его впервые! – Мелькор пожал плечами. – Возможно, как живущий в грязи последыш, следующий мнению, будто бы мужчина становится женовидным, если знает толк в хорошей работе швей и моется чаще раза в месяц. Ах, чуть не забыл! – голос Мелькора зазвучал с совсем желчной бодростью. – Если тебя это так интересует – нет, тепла эта ткань не несет! И да, мне очень удобно. Джарлакс горестно вздохнул и развел руками. – Видишь ли, я догадываюсь, что в таком белье все неизменно приклеивается к ногам и в нем жарко, что, разумеется, неудобно! Вам это что, не мешает? Я не смеюсь! – он обезоруживающе поднял руки раскрытыми ладонями. – Вы как будто не понимаете, как трудно найти подходящее белье! Майрон скривился, скептически приподнял бровь и уселся на кровать рядом с Мелькором. Майа машинально обвил рукой его талию и бездумно скользнул пальцами по растрепанным прядям волос Мелькора, откидывая их и оглаживая его спину. Майрона вновь потянуло в сон, Джарлакс никак не успокаивался, и голос дроу начал отдаваться головной болью, скрежеща в ушах хуже железа по стеклу. Разговор, на взгляд Майрона, уже не попахивал, а благоухал идиотизмом. – То есть, ты придумал себе ряд неудобств и решил, что лучше обходиться без белья вовсе? Ты сумасшедший? – Майрон говорил хрипловато и с недоумевающим осуждением. Больше всего ему хотелось зарыться в манящую своей мягкостью постель и уснуть, обняв Мелькора, если тот не соизволит утащить под себя все подушки и одеяла, свив змеиное гнездо в кровати за первые пять минут. Джарлакс уселся на матрац, высокий и постеленный на пол, наконец-то избавив их от созерцания своих достоинств. И пожал плечами. – А где, по-твоему, я мог его достать? – удивленно спросил он у Майрона. – На складе в Рашемене среди меховых трусов для берсерков? – Джарлакс глубоко вздохнул, и тон его стал почти мечтательным и усталым. – Знаете ли, я иногда завидую бабам. У них точно нет таких проблем с бельем! Во всяком случае, им нечего там прижимать. – Обратись в женщину, раз ничего не можешь поделать с этой завистью, – фыркнул Мелькор, пристроив голову на плече Майрона. – У вас тут вроде даже сгнившие трупы воскрешают, так что до такого плевого дела? Джарлакс ожесточенно помотал головой и поднял вверх палец. – Мелькор, ты понял меня неправильно! Я люблю то, что я мужчина! – Джарлакс недвусмысленно указал на свои бедра, бессовестно глядя Мелькору и Майрону в глаза. – Мне дороги мои достоинства! И я люблю женщин, особенно если они не похожи на паучий выводок! Но становиться бабой я не собираюсь! Майрон зевнул во весь рот. Мелькор поморщился и страдальчески посмотрел в потолок. – Великая тьма, о чем мы вообще говорим?! – он зевнул вслед за Майроном и злобно уставился на дроу. – Джарлакс, я не собираюсь обсуждать исподнее, особенно мое исподнее – ни с тобой, ни с кем-то еще! Если ты посмел меня разбудить только ради этого разговора… – Да я… Конец их беседе пришел неожиданно. Дверь на кухню распахнулась, и в дверях они увидели разгневанную, как фурия, Йеннифэр. Женщина, к слову, тоже была в одном белье. Черное кружево туго обтягивало белые бедра и ягодицы, а грудь слегка просвечивала через столь же тонкую ткань. Стеснения в чародейке было ни на грош, а вот злости – столько, что все умолкли поневоле. Майрон хмуро одернул одеяло, подтягивая его на бедра себе и Мелькору – все-таки показываться аданет в исподнем он не желал и надеялся до последнего блюсти хотя бы видимость приличий. – Девочки, – голос Йеннифэр был слаще меда и холоднее всех зимних метелей. Фиалковые глаза метали молнии. Голос ее понизился до злого шипения. – Если вы сию секунду не закончите обсуждать свои кружевные трусы, я всем троим пообрываю яйца. Цири спит. – Но… – попытался подать голос Джарлакс. – Мне плевать, кто и что из вас троих начал, – безапелляционно заявила женщина. – Заткнулись и легли спать. Живо. Не дай боги, если хоть один из вас завтра даже заикнется, что не смог отдохнуть. Стайка детишек на выгуле, а не мужики. Мелькор фыркнул. – Женщина, ты… Йеннифэр оборвала его злым шипением гадюки. – Спать, я сказала. Легли, закрыли глаза и заткнулись. Сейчас же. Йеннифэр смотрела на них. Они – на нее. – Я жду, – угрожающе произнесла она с нажимом. – Услышу хоть шепот – я вернусь, и вам это не понравится. Дверь захлопнулась лишь тогда, когда они все, злые и пристыженные, забрались под одеяла, как мальчишки. Майрон ни за что бы не признался, но он едва не завопил от радости, когда Йеннифэр прекратила балаган, потому что ругаться с Джарлаксом Мелькор, похоже, мог бы бесконечно. В комнате наконец-то стало темно и тихо. Волшебный светильник погас. Мелькор рядом заворочался, растолкал его и требовательно заерзал под боком, гнездясь и устраивая голову на чужом плече. Майрон прикрыл глаза, прижимаясь щекой к теплому лбу Мелькора. Дыхание айну слегка щекотало ключицу, его пушистые волосы – плечо и руку. – Я теперь не усну, – чуть слышно и ворчливо пожаловался Мелькор. – Он мне сон сбил. Майрон невесело улыбнулся уголком рта и прижал валу к себе покрепче, оглаживая ладонью по пояснице. «Когда еще он вот так отдохнет?» – Уснешь, – Майрон отбросил непомерно длинные волосы Мелькора в сторону, на подушку, и принялся убаюкивающе водить ладонью вдоль его спины, поглаживая от плеч к пояснице. – Я здесь. Мелькор поерзал, тихо фыркнул и пристроил тяжелую теплую руку поперек его живота. – Сейчас утро уже. – Спи, чудовище, – чуть слышно шепнул Майрон. Мелькор был разморенный и уютный, а от этого хотелось спать еще сильнее. Он опять вздохнул и пошевелился, устраиваясь. Майрон потерся носом о чужую макушку и оставил на ней легкое касание губами. Чистые, не умащенные маслами, волосы Мелькора всегда почему-то пахли для него орехами. Чуть-чуть горьковато, чуть-чуть сладко – плотными, сухими и металлическими нотами. Он даже не заметил, как провалился в сон. А сон был крепкий, спокойный и без сновидений.