Кольцо миров

7. Прикладная анархия.

«Порядок неестественен. Хаос всегда побеждает порядок, так как он правильней организован. Даже в их хвалёном-перехвалёном… зелёном? Солёном? Скажем, сине-розовом порядке всем правит случай. Никто не может планировать свою жизнь даже на Механусе. Ты вышел из дома, а на тебя упал метеорит. Ты поскользнулся на лестнице и сломал ногу. Ты заснул, и увидел нужный сон. Всё случай! Какой порядок?» Из описания фракции Хаоситектов

Чутье Джарлакса изменяло ему редко. С первого дня воссоединения всей их нелепой компании в лодке, он чувствовал, что рано или поздно хоть что-то должно их объединить. Как ни странно, этим чем-то оказались начисто отсутствующие моральные принципы. У мужской половины компании впридачу к ним давно и безболезненно издохли всякие остатки совести и прочих качеств, приличествующих порядочному человеку. Проснувшись в середине дня с блаженным похмельным звоном в голове, когда кажется, будто алкоголь еще не выветрился до конца, они отправились на поиски наемников. И естественно, что самым лучшим местом сбора слухов, тем более после ящика вина накануне, были сочтены кабаки и таверны. Утро не ознаменовалось ничем, кроме того, что Мелькор во время завтрака ввалился на кухню и застыл в дверях в гордой позе. Цири подавилась. Майрон рухнул со стула, на котором качался, и поднялся, потирая ушибленный зад. Йеннифэр смотрела мгновение – и расхохоталась. Джарлакс издал возмущенный вздох. – Это подражательство! – Ты куда корону дел?! – Майрон вернул равновесие как своему стулу, так и своему восприятию. Выражение его лица отражало почти животный ужас. – Никакого подражательства! – Мелькор проигнорировал возмущение Майрона и оправил изящным движением то, что теперь красовалось на его голове. А была это огромная широкополая шляпа, из-за полей которой сбоку выступали кокетливым веером фазаньи и страусиные перья, создавая огромную цветастую композицию, сделанную с вопиющей яркостью и возмутительно блестящим для подобной пестроты вкусом. Пышный павлиний хвост, ниспадающий к спине, лениво покачивался от каждого движения Мелькора, аккуратно прикрывая от возможного дождя часть косы. – Кто говорил, что корона слишком выделяется, и я не должен привлекать к себе много внимания? По сравнению с этим великолепием шляпа Джарлакса начала смотреться бледно. Что было еще хуже – шляпа Мелькора и впрямь подходила по цвету к черному дублету с павлиньим сине-зеленым отливом и узором, повторявшим очертания перьев. Дублет был расстегнут почти до середины груди, открывая жесткий кружевной воротник черной нижней рубашки. Квинтэссенцией ужаса стало то, что по меркам Сигила Мелькор действительно перестал выделяться из толпы. Всем, кроме громких разговоров о ненависти к существующему порядку вещей и желании учинить первородный хаос в чужих делах. Разумеется, привлечение к себе внимания таким образом было худшим из существующих в Сигиле, но легкое похмелье изрядно притупляло осторожность. Никто не заметил одного: когда возмущение Мелькора отвратительным обманом, лежащим в основании капитализма, достигло апогея, тощий человечек, закутанный по всем известным законам приключенческих историй в плотный коричневый плащ, сливающийся по цвету с сигильским смогом, двинулся за ними. Он наблюдал немного издалека, но был до крайности внимателен. Кабаре «Приют идеолога», куда они зашли скорее по неосторожности, нежели умышленно, выглядело рядовым по меркам Сигила. Здесь не было ни одного человека, зато в изобилии водились совершенно другие существа. Посреди огромного зала, залитого красно-желтым огненным светом с гигантских золотых люстр, булькал и журчал фонтан с темной жидкостью неизвестного происхождения. В правой стороне виднелась сцена, на которой надрывался квартет. У квартета в различных комбинациях наблюдались рога, пылающие глаза, хвосты, чешуйчатая кожа и огромные зубы-иглы. В дальней части зала виднелась стойка, блестящая огромным количеством стеклянных бутылок. Со второго этажа, нависшего над половиной зала большой галереей, разносилась отвратительная игра на пианино. – Так вот что такое эти ваши кабаре, – Майрон сморщился, словно фальшивая мелодия причиняла ему почти физическую боль, но любые звуки практически тонули в окружающем гвалте. Посетители кабаре полностью соответствовали квартету на сцене. Большинство из них были агрессивны, рогаты и краснокожи. На их глазах голая рыжая женщина в прозрачной кремовой тунике подошла к фонтану, зачерпнула оттуда жидкость в несколько огромных кубков и пошла к столу, где восседало двое мускулистых тварей ростом повыше Мелькора и Майрона. На головах тварей красовались гигантские витые рога. Одна из них прихватила женщину за ягодицы, не вызвав ничего, кроме кокетливого хихиканья. – Мне кажется, нам не сюда, – холодно заметила Йеннифэр. – Уж тут мы о наемниках ничего не узнаем. Джарлакс беззаботно улыбнулся ей, блеснув алым глазом из-за повязки. – Как знать. Стоит выпить, а там посмотрим. – К тому же не очень хочется искать что-нибудь еще, – простонала Цири и потерла висок. – Как же громко они играют и как мерзко, ох-ох-хо. – Они отвратительно и без всякого уважения издеваются над благородным звуком виолончели, – менторски заявил Мелькор, поправив лютню на спине, и с омерзением покосился на то, как мелкая тварь на табуретке щипала струны, каждый раз вываливая длинный красный язык и издавая не вполне приличный звук. – Мне кажется, оно уже сожрало смычок, – Майрон поморщился. – Оно, возможно, не знает, что им нужно играть. За стойкой их встретила точно такая же женщина, какие ходили в зале – с бантами в высоком растрепанном пучке, рыжая и скорее голая, нежели одетая. На ней не было ничего, кроме костюма, скорее похожего на слишком вычурное дамское белье, которое попадалось Майрону на глаза во время прогулки по городу. Черная кружевная юбка пышно задиралась над гладкими оливковыми бедрами, из-под оборок торчал голый крысиный хвост с кольцами, вдетыми в широкий кончик, словно серьги в ухо. Бледно-зеленые глаза в окружении неприятных, словно темно-коричневые чешуйки, темных пятен на скулах, смотрели насмешливо-лениво. – Какие мальчики и девочки, – сладко промурлыкала женщина, опираясь на столешницу и демонстрируя ложбинку между больших грудей, приподнятых темно-розовым корсетом в слегка перепачканных кровью кружевах. – Маленькие невежды нечасто забредают в нашу обитель. Цири и Йеннифэр присели на высокие стулья. Чародейка слегка брезгливо приподняла бровь и вполголоса обратилась к остальным: – Давайте не пить здесь ничего незнакомого. Зеленоглазая женщина хитро посмотрела на нее и хищно облизала губы, почему-то повернувшись к Майрону. Голос ее зазвучал с томным сексуальным придыханием: – Здесь не подают даже вина, мой сладкий. Это место делает из мальчиков мужчин, и чем крепче ты пьешь, тем крепче становишься. Везде, - она хищно потянула воздух носом. – Ну-ка… а ты даже ни разу не был с женщиной, верно? Майрон скривился и брезгливо убрал руку от когтистой лапки женщины, которая поползла к нему через столешницу. Мелькор смерил рыжую тварь убийственным взглядом. Джарлакс хмыкнул. – Тогда подай обыкновенного рома, дорогуша. Из обычной бутылки. И открой-ка ее при нас, – он обернулся на остальных, когда женщина с кислой миной отвернулась. – Суккуб обыкновенный, – заключил он. – Хитрые твари, которые обожают сманивать размером, простите, дамы, сисек. – Я заметил, – Мелькор угрюмо побарабанил кончиками пальцев по столешнице. Зал вокруг них бурлил. Кто-то шумно рыгнул. Рогатая тварь с козлиной мордой стучала кружкой по столу. Пять голых девиц плюхнулись в фонтан с черной жидкостью и, хихикая, принялись обливаться ею. Суккуб зазвенела стопками и вытащила откуда-то бутыль рома. Разлила, встретилась с изничтожающим взглядом Мелькора и зашипела на него, показав ряд отвратительных треугольных клыков. Джарлакс поднял стопку. – Каким бы ни было это место, и раз уж мы пришли к подобию согласия, я предлагаю не пить безыдейно. На него все обернулись. Суккуб прислушалась, уложив грудь на столешницу. – Не подслушивай и держи руки при себе, – одернул ее Мелькор. Суккуб опять зашипела на него, хлестнув противным голым хвостом. Мелькор не заметил, как из-за соседнего стола на него злобно посмотрел один из рогатых демонов, которые пили уже по четвертому кругу. – Короче, Джарлакс, – мрачно подхлестнула дроу Йеннифэр. – Есть один древний девиз разбоя и грабежа, как нельзя лучше соответствующий нашим планам. Бери все – и не отдавай ничего! – он поднял стопку с ромом. Мелькор нехорошо ухмыльнулся. – Мне это нравится, – потянул он. Они выпили. На сцене тем временем развернулось представление, которое заставило Майрона и Мелькора скривиться в абсолютном недоумевающем отвращении. Музыка заиграла идиотски визгливая и такая громкая, что могло и уши заложить. На сцену явилось пять тошнотворно смазливых мужиков в чулках и юбках с оборками и точно таких же голых по пояс девиц, которые принялись отплясывать странный танец, заключающийся большей частью в задирании ног к потолку и демонстрации обнаженных бедер. Они наперебой орали песню о том, как моряки всем портом имели во все дыры шлюху по имени Мертвая Лилли. Задранные ноги, хриплые мужские голоса и женские визги при этом попадали удивительно в такт. Мелкая тварь на табуретке продолжала насиловать несчастную виолончель, а еще одно существо как попало било по жестяным тарелкам, издавая мерзкий дребезжащий звук. В общий аккомпанемент вплеталось фальшивящее пианино. «О, во имя меня же, что это за дрянь?!» Майрон подавился ромом и прокашлялся, вытаращенными глазами глядя на сцену. Цири с недоумением хлопала ресницами. Йеннифэр сохраняла каменное выражение лица, всем видом демонстрируя, что она находится не здесь. К этому моменту они уже узнали, что Лилли драл ее отец вместе со всем остальным портом. Мелькор встряхнулся с отвращением, глазам не веря, что наблюдает за столь отвратительным во всех смыслах представлением. Девки, а иначе всех этих размалеванных убожеств он назвать не мог, обладали жуткими визгливыми голосами, и приседали на припевах в притворном ужасе, крутя задницами. «Как можно пасть до такого отвратительного насилия над музыкой?» Голоса причиняли почти физическую боль. Мелькор стиснул зубы и скривился так, как будто его вот-вот вырвет. Песня достигла своего апогея, повествуя, что Лилли пустили по второму кругу с размозженной головой. – Они фальшивят так, что у меня сейчас мозг через уши вытечет, – заявил Мелькор. – Давайте допьем и поищем место, где никто не играет так, словно засунул кларнет в задницу и помял его. В этот момент удивительным образом совпало сразу несколько обстоятельств: у Мелькора резко испортилось настроение, а Кальвезу из Бездны безудержно хотелось драться, и не в меру языкастый праймер был идеальным объектом для вымещения злости. Рогатая краснокожая тварь с головой козла подошла к ним вплотную, почти ткнув кожистой рельефной грудью в лицо сидящему на стуле Мелькору, и хрустнула плечами, сипло пролаяв: – За словами не следишь, невежда. Мелькор вздохнул, скривился от отвращения еще сильнее, залпом опрокинул в себя очередную стопку рома, аккуратно поправил шляпу кончиками пальцев, и выпрямился, сравнявшись в росте с демоном. Перья на шляпе колыхались повыше чужих рогов. – Я никого не оскорблял, – процедил он. – Не моя проблема, что здесь ни у кого нет слуха. Суккуб за стойкой распахнула пасть, приподняла грудь, поправляя декольте, и облизала с чавканьем красные губы. – Дра-ака! – визгливо проворковала она. – Невежда хамит Кальвезу! Несколько мгновений висела напряженная тишина: чудище смотрело в глаза Мелькору, Мелькор смотрел в желтые глазки, и, казалось бы, этот поединок взглядов должен был завершиться мирно, но Мелькор насмешливо дернул округлой бровью, и началась свалка. Кальвез взревел, замахнулся на Мелькора, айну присел, уклоняясь от кулака, а Майрон огрел рогатого бутылкой по голове и разлил на его голову ром. Демон недоуменно повернулся к нему. – Убери от него руки, рогатое угребище, – ощерился Майрон. – Бей морды праймеров! – заорал Кальвез, отряхнувшись от рома, и заревел, сжав кулаки. Его ненависть переключилась на Майрона. Йеннифэр взвизгнула, когда над ее головой пролетела бутылка, Джарлакс присвистнул и подбросил на руке кинжал, хватаясь за рукоять. Цири выхватила серебряный меч, Майрон увернулся от замаха гигантского кулака, принял следующий барным стулом, огрел демона по спине, разбив стул вдребезги, и ускользнул от очередного удара, который поднял со столешницы клубок осколков и брызг алкоголя. Суккуб восторженно пискнула. Мелькор попытался выпутаться из пространства под галереей у стойки, где было слишком мало места для пятерых, натолкнулся на двух чешуйчато-серых злобных тварей, похожих на квадратные кадушки, которые ростом были на голову ниже, зато вширь – как сам Мелькор от макушки до пят. – Стоять, невежда, – рыкнули они. – Теперь не уйдешь отсюда. Мелькор фыркнул и развел руками. – А вы попробуйте меня остановить! Он в одно движение запрыгнул на столешницу и треснул каблуком одной из тварей по носу. В воздухе сверкнуло лезвие украшенной бриллиантами скьявоны. – С оружием нечестно! – возмущенно пробасил второй демон, глядя на клинок, остановившийся у шеи. Мелькор ощерился. – Да понятия не имею, как поступать честно. За их спинами на сцену явилось нечто неопределенного пола, облаченное в обтягивающее платье-чулок, переливающееся ярко-розовыми блестками, и размалеванное так, что напомнило Майрону жабу. Он отступил на открытое место между двумя столами, надел на рога Кальвезу супницу, вызвав возмущенный вой и посетителей, и демона, которому обожгло глаза перцем, подпрыгнул, перемахивая через лавку, и пинком опрокинул стол на ноги двум обозленным танар’ри. – Мы просто хотели выпить! Вы сами виноваты! – рявкнул он и оторвал от земли пустой стол, швыряя его в сторону пятерки рогатых демонов, которые пошли на него с горящими глазами и кривыми ятаганами. Стол снес всех пятерых и треснул пополам с жутким грохотом, врезавшись в одну из каменных колонн, поддерживающих потолок. Джарлакс под шумок подпиливал большой канат, который тянулся через весь зал и придерживал тяжелый бархатный занавес сцены. Занавес рухнул. Джарлакс схватился за канат, утянувший его из свалки на второй этаж кабака. Раздался всеобщий крик, открывая миру мечущихся полуголых и голых актрис и актеров, некоторые из которых совокуплялись прямо в гримерной при всех, а также гигантского демона в кружевном переднике, который грыз баранью ногу и завизжал неестественным фальцетом среди общего гама. Пианино фальшивило. Квартет не унимался даже под занавесом. Посетители начали драться друг с другом за случайные тычки и затрещины, которые предназначались кому-то другому. Один из рогатых демонов тряс за горло суккуба. Два гигантских бочкообразных чудовища мутузили друг друга возле фонтана. Пол начинали усеивать выбитые зубы, алкоголь, остатки еды, ошметки мебели и кровь. Йеннифэр сцепилась с рыжей бабой из-за стойки, которая шипела и скалила зубы. Чародейка огрела ее по голове бутылкой, освободилась и пнула в грудь еще одного суккуба. – Йа-ха! – Цири ткнула мечом в ногу одну из тварей и отправила ее в фонтан обманным финтом. Та схватилась за лодыжку Цири, девушка вскрикнула, поскользнулась и упала в фонтан вслед за тварью. Фонтан, как оказалось, состоял из чистейшего черного абсента. Мелькора зажимало в угол шесть злобных голых баб с крысиными хвостами. У всех были пасти с треугольными зубами, горящие красным огнем глаза и полные ненависти перекошенные лица. Мелькор смотрел на них не дольше мгновения, прежде чем оценил ситуацию самым верным образом. – Я не готов к таким отношениям, – заключил он и, широко размахнувшись мечом, заставил суккубов отшатнуться, после чего рванул по лестнице на второй этаж, где надрывалось пианино. Йеннифэр тем временем свалилась, вцепившись в вездесущего суккуба из-за стойки. Или наоборот – сейчас бы уже никто не разобрал. Они катались по полу, вырывая друг другу клоки волос, матерясь и пинаясь с дикими криками и ругательствами. Из пасти твари несло кровью и гнилью. Суккуб царапалась, пыталась задушить ее, и Йеннифэр с отвращением ощущала на шее мерзкие холодные лапы, отбиваясь изо всех сил. В глазах темнело от недостатка воздуха, в горле хрипело. Спина была мокрой от разлитого по полу рома. Цири, фыркая, вылезла из фонтана, чувствуя, что ее похмелье не только не закончилось, но и превратилось в настоящее опьянение. «Да почему я всегда самая пьяная?!» Пошатываясь, она увернулась от двух разозленных демонов и расхохоталась, когда твари грохнулись в фонтан. Меч в этой свалке уже был бесполезен. Рядом с ней дрались и пинались трое краснокожих полуголых существ с головами гиен. – Мама! – она увидела Йеннифэр, которую душил суккуб. Цири, не глядя, схватила стул, и со всего маху треснула демоницу по голове. Та зашипела, встряхнулась, получила стулом еще раз, и потеряла сознание. – Мелькор, какого хера ты там делаешь?! – заорал Майрон, стоя на столе над огромной металлической менажницей, увенчанной запеченной головой свиньи. Он выругался, перепрыгивая конструкцию, когда кто-то попытался стащить его со стола, и обрушил менажницу на голову какого-то демона. Посыпались печеные помидоры, картофелины, растянулись кишки. Демон недоуменно хрюкнул и остался со свиной головой в руках, посмотрел на нее и вгрызся зубами в пятак. – Спасаюсь от женского внимания! – Мелькор кого-то пнул, отбился от чьего-то оружия, вывернув руку с мечом в диком финте, перепрыгнул на стол, разбивая бутылки, и влетел боком в Джарлакса. – Добрый вечер! – Джарлакс осклабился, коснувшись полы шляпы. – Погода нынче прекрасная! – Дебил! – Мелькор оттолкнул Джарлакса от выстрела из чьего-то арбалета и спрятался за пианино. Пианино жалобно зазвенело от еще одного выстрела. «Идиоты». Майрон краем глаза заметил, как по лестнице, толкаясь и цепляясь рогами, лезут два огромных демона. – Мэлко! – рявкнул он, и подпрыгнул, хватаясь за люстру, раскачивая ее всем весом тела. Люстра, которая представляла собой огромное сооружение из золота и искусственных магических свечей, поддалась. Мелькор понял его идею быстрее, чем думал Майрон. Вала перекинул ноги через перила галереи, его примеру последовал Джарлакс – и оба прыгнули, цепляясь за люстру, которая тут же угрожающе заскрипела, провисла, и они успели с нее соскочить в последний момент, чудом не влетев в кого-нибудь злого, рогатого и живого. Люстра грохнулась в фонтан, разбив его вдребезги. Абсент разлился по полу, заливая все вокруг. Повис момент абсолютной оглушительной тишины. Цири и Йеннифэр, пошатываясь, ошеломленно смотрели на них. Джарлакс развел руками. – А что мы стоим? Валим отсюда! Спорить не стал никто. После драки вылезать из дома уже не пожелал никто, решив оставить поиски наемников на следующий день. Обстановка была сравнима с затишьем перед грозой. Цири, Йеннифэр и Джарлакс оккупировали гостиную: безумную комнату в оттенках цвета влюбленной жабы, со светильниками в виде голубых кувшинок и мебелью, напоминавшей причудливое плетение водорослей. Мебель, разумеется, была разных размеров. Йеннифэр мрачно читала вчерашний трактат по магии, завернувшись в домашний шелковый халат, и время от времени морщилась, касаясь перевязанных царапин от когтей суккуба на спине, плечах и руках. Цири, еще вчера нашедшая себе на базаре мягкую рубашку и безразмерные шаровары в лазурных узорах огурцами, мрачно тянула воду с лимоном и пыталась окончательно протрезветь. Джарлакс торчал с женщинами за компанию и вслушивался в звуки из кухни. Из нее им пришлось поспешно ретироваться после того, как Мелькор чуть не проткнул ножом Джарлакса, а Майрон пронес кастрюлю с кипятком в опасной близости от Цири. На кухне было… жарко. – …как-нибудь для разнообразия подумай головой! У нас не так много времени, но тебе обязательно нужно мстить, даром что в Ангбанд столько денег не утащим, и там они без надобности! Ты куда положил кукурузу? – Я никому не собираюсь мстить! Я собираюсь забрать свое, Майрон! Уясни это раз и навсегда! И я даже не доставал ее, на что она мне сдалась? – Я уже уяснил, что тебе медом намазана любая проблема, которая может лишить тебя фана! – Да неужели?! Раздался грохот. Что-то упало. – Отвали, Майрон! Сам справлюсь. На короткое время повисла тишина, а потом голоса продолжили еще громче, чем прежде: – Лучше себя спроси, что ты делаешь рядом со мной, разумный Тар-Майрон. Тебя послушать, так неясно, как я существую, когда ты-то знаешь все сущее вокруг лучше меня. Порядок, планирование… да хоть совокупляйся с ними вместе с твоей кукурузой! Надо было давно от тебя избавиться и не обрекать себя на твое присутствие. – С собой разберись сначала! Каждый раз одно и то же. Научись уже хоть что-нибудь говорить прямо. Мэлко, там… – Заткнись! Повисла тишина. Теперь уже надолго. Джарлакс сыто вздохнул и покосился в сторону кухни. «Я готов поспорить, что эта ругань происходит уже который раз. Интересно, насколько меняются слова от года к году?» Йеннифэр поморщилась – не то от ругани, не то от витавших в воздухе лишних эмоций, не то от боли в царапинах. – Знаете, что? – тихо спросила чародейка в наступившей тишине. – Вот сколько смотрю на них – никак не могу понять, кто у них там… – она слегка поморщилась, – принимающий. Хотя, пожалуй, это последнее, что я хотела бы знать. – Мама! – закатила глаза Цири и покачала головой. – Какая разница? Джарлакс поднял палец. – Между прочим, вопрос справедливый, – дроу воровато огляделся и понизил голос. – Дамы, пока наша голубая половина выясняет отношения, предлагаю заключить дружеское пари. – Я в этом не участвую, – заявила Йеннифэр, не отрываясь от книги, и смерила Цири ледяным взглядом из-за обложки большого тома. – И тебе, Цири, не советую. Цири откинулась в большом мягком кресле в форме листа кувшинки и смерила Джарлакса ленивым взглядом. – Что за пари? Только не говори, будто на то, кто из них сверху! – она отрицательно покачала головой с усталым отвращением. – Джарлакс! Фу! Дроу широко улыбнулся. – Я ведь не предлагаю подглядывать за ними или обсуждать, – он описал запястьем замысловатую округлую фигуру. – Ну, дамы! Это всего лишь игра ума на знание чужой природы! Между прочим, отлично развивает навык предугадывания чужих поступков. Будьте проще! Йеннифэр устало захлопнула тяжелый том: – Хочешь мое мнение? – резко поинтересовалась она, стрельнула глазами в сторону кухни и понизила голос до полушепота. – Рыжий имеет свою царственную розу так, что у той потом коленки не сходятся, а помирятся они, по меньшей мере, через неделю после того, как Мелькор вытянет ему все кишки и выложит из них алфавит по четыре раза. Я знаю этот тип характера. Даже слишком хорошо. Слава всем несуществующим богам, что мириться они будут не при нашем присутствии здесь. Джарлакс перевел взгляд на Цири, ухмыляясь. – Ну? Цири вздохнула и пожала плечами. – Не хочу я об этом говорить, – она слегка скривилась. – Ци-ири! – потянул Джарлакс. – Да ладно тебе, это всего лишь попытки угадать чужие поступки. Цири уставилась на меч. Опять тяжело вздохнула, закусив губу. – Если подумать, – почти шепотом заговорила она, – наверняка они будут после этой размолвки не разговаривать еще пару дней. А может, и дольше. Так всегда бывает. Слишком уж кричали друг на друга. А остальное… – она пожала плечами. – Ну, мы все видели, как Майрон… – она неловко запнулась, – прыгает вокруг Мелькора, поэтому наверняка так… везде и всегда. – И что думаешь ты? – Йеннифэр устремила на Джарлакса мрачный фиалковый взгляд. Дроу кашлянул и опасливо покосился в сторону кухни, откуда начал разливаться восхитительный аромат еды. – Я думаю, дамы, – говорил он тоже почти шепотом. Красный глаз шельмовато поблескивал. – Что со сроками вы заблуждаетесь. Подождите до ночи, и вы непременно услышите сладкие звуки любви, – он указал в сторону кухни. – Причем ставлю на то, что меняются они поровну, а сегодня будет стонать наш рыжий знакомый, потому что именно он сейчас чувствует себя винова… Договорить ему не дал Мелькор, который размашисто вышел из кухни. – Мелькор! – Цири успела окликнуть его, но выражение его лица было таким, что ей показалось, будто лучше было бы его не звать. – Ты не будешь ужинать? – слабо поинтересовалась она. – Нет, – с шипением выплюнул он и хлопнул дверью спальни так, что Цири поневоле вздрогнула. Йеннифэр снисходительно взглянула на них обоих. – Только скажите мне потом, что я была не права, – голос ее прозвучал назидательно. Ужинали почти в полном молчании. Джарлакс попытался поддержать разговор, который угас ровно в тот момент, когда Майрон очень раздраженно и очень холодно посмотрел на дроу. Среди ужина на кухню заявился Мелькор. Рукава его черной рубашки были закатаны почти до плеч и подколоты серебряными брошами. Вместо привычной косы непомерно длинные волосы были распущены и лишь символически собраны на затылке гребнем. На руках Мелькора виднелись пятна зеленой, красной и черной краски. – Что ты там нарисовал? – Майрон осмелился подать голос первым. Мелькор резко обернулся через плечо, неприятно скривив губы. – А ты пойди и посмотри. Помыв руки и отряхнув их, ушел он так же резко, как появился. Цири переглянулась с Йеннифэр. Джарлакс с Цири. Потом все взгляды обратились к Майрону, который отправил в рот ложку грибного супа и лишь через полминуты заметил пристальное внимание к своей персоне. – Что? Интересно – так пойдите и посмотрите. Цири прочистила горло. Она, как и прочие, за пару дней уже смогла осознать нехитрую истину, что Мелькор был сопоставим с бочкой пороха, а то и хуже того, из-за чего обращение с чрезвычайно опасной субстанцией требовало присутствия кого-то опытного. – Майрон, не то чтобы… Майа закатил глаза к потолку и промокнул рот салфеткой. – Да, я понял, вы его боитесь. Ну, пошли. Мольберт стоял напротив окна. Мелькор оценивающе-задумчиво разглядывал холст, и молча кивнул на него вошедшим. Джарлакс подавился и вытаращил глаза, глядя на картину. Цири приоткрыла рот, разглядывая нарисованное с гримаской ошеломленного отвращения. Йеннифэр утомленно вздохнула и презрительно закатила глаза. Майрон издал один-единственный звук, совершенно не меняя каменного выражения лица: – Оу. На огромном холсте в самых анатомически достоверных деталях красовалось то, что обыкновенно располагалось в женской промежности – лишь с тем отличием, что выглядел изображенный орган отвратительно, поскольку вместо мужского камня преткновения была нарисована чудовищная, исходящая кровавой слизью акулья пасть с тремя рядами острых и неровных клыков. Поэтически обозначаемый “розовый бутон” окружали странные чашелистики, напоминавшие столь же хищные и зубастые буро-зеленые лианы, а поддерживали их щетинистые и черные паучьи лапы. Йеннифэр невозмутимо приподняла тонкую бровь. – Я бы сказала очень многое относительно смыслов и твоих комплексов, которые здесь заложены. Майрон кашлянул, глядя на холст все тем же отрешенным взглядом. Его безмятежное ошеломление сходило за блаженное безумие. – Мелькор, я не вполне понимаю, зачем. Мелькор проигнорировал его вопрос. В дверь раздался стук, заставивший всех синхронно повернуть головы. Цири сориентировалась первой. – Я открою! – она ретировалась так быстро, что ей никто и возразить не смог. Джарлакс кашлянул и страдальчески сдвинул белые брови, как будто пытаясь в полной мере осознать увиденное. – Я могу это… – он сделал паузу, отчаянно подбирая слово, – развидеть? Мелькор пожал плечами и гадко улыбнулся. – Боюсь, что нет. Хотел портрет своей дражайшей сестры – забирай. В дверь просунула голову Цири. – Это странно, но нам пришло письмо, – она помахала рукой, в которой был зажат конверт. Читать письмо сели в гостиной. Мелькор разлегся на самом большом диване, Цири забралась в полюбившееся кресло, Йеннифэр элегантно присела на соседнее. Джарлакс плебейски устроился на полу, скрестив ноги и прислонившись спиной к креслу Цири. Конверт, как самому педантичному, доверили Майрону, который после секундных раздумий заставил Мелькора подвинуть колени и уселся, откинувшись на них спиной. – Дорогие друзья! – начал читать Майрон. Выражение его лица изменилось. – Хаос правит всем. Хаос вечен. Хаос создает порядок и порядок ни к чему не ведет. Хаос организовывает сам себя. Алмаз. Розовый банан. Вы поняли нас? – Майрон покачал головой. – Здесь другой почерк… Мы видели, на что способны те, кто желает добиться цели. Мы те, кто разделяет ваши взгляды и презрение к диктаторам, – Майрон бросил косой взгляд на Мелькора, который слушал с непроницаемым выражением лица и раскинул роскошную копну волос по спинке дивана. – Если вы желаете довести до конца желаемое, приходите. Сожгите письмо, чтобы до него не добрались ищейки. Слава свободе и миру, свободному от оков капитализма! Опять другой почерк. Никакого порядка алмазы порождают уток кря-кря-кря неупорядоченность благо но все красота искусства прекрасный хаос… здесь рисунок паникующего лица… весьма схематичный… наши дирижабли похожи на бублики в центре мироздания центр центр центр и все в начале прозреет Хаос вопрос это съеденное печенье печенье… здесь рисунок виселицы из палок… иди читай выше кукушка половина пирога, – Майрон проморгался. – Что за бред я только что прочел?! Майрон швырнул письмо на колени. Выражение его лица выражало дикую смесь всех возможных эмоций от удивления до абсолютного непонимания. Мелькор вздохнул и картинно побился затылком о мягкий подлокотник дивана: – Вы серьезно ничего не поняли? Да здесь же все очевидно! Этот шифр составлял какой-то идиот, потому что ассоциации понял бы и ребенок! Про алмаз и так яснее ясного. Утки – это слухи, и это тоже очевидно. Кем бы они ни были, они говорят, что алмаз порождает слухи, и им нравится мысль учинить хаос просто так, ради искусства. Но у них нет дирижаблей, чтобы сделать то, что они хотят, поэтому следует обращать внимание и читать то, что написано выше. А еще пишут, что понимающий логику этих банальных ассоциаций сможет понять и смысл этого письма, а если не сможет и начнет задавать много вопросов и теряться, то весь их хаос – как съеденное печенье, то есть, ничего. А чтобы встретиться с кем-то, возвращаться следует туда, где все начиналось, и в шесть часов вечера или утра. То есть, на рыночную площадь, к магазину зонтов и тростей. Ну? – Мелькор развел руками. – Кукушка же в часах! Половина пирога – пирог круглый, значит, половина часового круга! Да что вы на меня так смотрите все?! Йеннифэр замерла с приоткрытым ртом. Джарлакс озадаченно почесывал лысину. Цири сглотнула. – Мелькор, – очень подозрительно сказала она. – Знаешь, что? Вот теперь я тебя действительно боюсь. Йеннифэр покачала головой и помассировала висок кончиками пальцев. Когда чародейка заговорила, ее лицо не поменяло выражения. – Я даже знать не хочу, что происходит у тебя в голове, если ты понял этот ассоциативный ряд! И замечу, что мы ни на йоту не продвинулись в поисках ключей к нашим домашним мирам! Мелькор уселся, попутно огрев Майрона по спине коленом. – Это очевидные вещи! – возмутился он. – Я мыслю логически! – Никто не спорит! – оборвал дискуссию Джарлакс. – В любом случае, можно завтра наведаться на площадь. И я не знаю, как вам, милые дамы, но мне определенно следует крепко переспать с этой мыслью, – дроу ненавязчиво подмигнул женщинам открытым от повязки глазом. Цири устало подняла руки. – Я пошла спать. Мне сегодня хватило прыжков в фонтан. Мама? Йеннифэр элегантно поднялась, вдев ноги в свои сатиновые туфельки. – Действительно. Они остались одни. Майрон выдохнул, отшвырнул письмо на низкий столик, и устало потер ладонью глаза. Прочесал жесткой ладонью светлые волосы. Мелькор неподвижно сидел на диване рядом с ним. – И что теперь? – безразлично спросил Майрон в пространство. – Я могу и здесь поспать. Мелькор фыркнул и наклонился к самому его лицу, едко бросив одно-единственное слово: – Обойдешься. Ночью Цири вырвал из сна странный звук. Сначала стоны показались ей частью весьма приятного и красочного сна, в котором почему-то фигурировала смуглая черноволосая девушка с маленькими рожками на лбу. Но видение незнакомки быстро начало таять, сонная дымка – рассеиваться, и Цири поняла, что к снам звук не имеет никакого отношения. Открыв глаза, она и вовсе осознала, что его источник находится на первом этаже дома. Стонали, вздыхали и охали протяжно, сладко, неприлично громко и с большим удовольствием. Цири полежала, глядя в потолок. Глубоко вздохнула. «Джарлакс, чтоб его. Он был прав». Позевывая и ежась, она с неудовольствием спустилась этажом ниже, где обнаружила в гостиной Джарлакса, который с неестественно домашним видом разливал по ярко-желтым чашкам с кувшинками чай из большого зеленого чайника с улыбчивой жабой на боку. Кто-то в спальне особенно громко и настойчиво потребовал еще, вот только кто от кого – Цири не поняла. Йеннифэр испепеляюще посмотрела в сторону коридора, который сворачивал к двери и слегка скривилась. – Как мартовские коты, которые орут на весь квартал посреди ночи, – проворчала она и взяла из голубой хрустальной вазочки печенье. Джарлакс лучезарно улыбнулся до ушей. – А я был прав. Слышите же. Цири сонно присела на диван рядом с Йеннифэр и положила голову на ее мягкую грудь. Чародейка по-матерински погладила Цири по волосам. Джарлакс мечтательно вздохнул. – Даже слишком хорошо слышим, – недовольно ответила чародейка, перебирая пепельные пряди Цири. – Боги, они и мертвого разбудят своими воплями. Ненавижу мужчин, которые издают столько звуков при… Цири зевнула во весь рот и укоризненно насупилась. – Мама! Может, как-нибудь сказать им… быть потише? – она опять зевнула. – Ой, мамочки. Звуки становились все громче и отрывистее, намекая на разгар логической кульминации происходящего. Джарлакс уселся на полу рядом с ними, скрестив ноги. – Ну, когда-нибудь они все равно закончат, – со знанием дела заключил он. – Если надумаете вламываться к ним, лучше подумайте, что они так и не помирятся и будут срывать зло на нас. Ваше здоровье, девочки, – Джарлакс криво ухмыльнулся, салютовал им фарфоровой чашечкой и отпил чая. Йеннифэр со стоном погрузила лицо в подушку дивана. – Проклятье, – выдохнул Майрон. Он повалился на кровать рядом с Мелькором, который смотрел в потолок ошалевшими и ничего не соображающими глазами, и тяжело дышал. Его бледная грудь с отблеском металла на коже высоко поднималась и опускалась. Майрон так и не мог понять, каким образом перебранка перед сном превратилась… превратилась в то, что между ними только что произошло. Ничего подобного раньше не случалось и в помине: и уж если они могли повздорить, то точно не теряли рассудка до такого отвратительного состояния пьянства от похоти. Он отчетливо помнил, что в какой-то момент стало наплевать на то, кто мог их слышать, и весь мир ужался до размеров чужого тела в кровати под ним и над ним, а потом – до заживших рук Мелькора, которые он впервые ощутил на собственной коже. Майрон как будто потерял всякую способность понимать, что происходит, требуя больше и больше, как одержимый. В ушах стоял звон, в голове – туман, в паху тянуло и ныло. Это не было их первым соитием, но никогда, никогда Майрону, как и Мелькору не приходилось терять от него рассудок настолько грязным и глупым образом. Когда бы они ни ложились вместе, это всегда происходило по воле и тел, и разума, и случалось это редко, но в безошибочно необходимый момент, и переполнялось такими интимными чувствами, которых в другой момент они бы не открыли друг другу ни за что. Говорить об этой неестественной откровенности было… неприятно. Они и не говорили. Но то, что случилось сейчас, выходило за рамки всех мыслимых пределов и границ! Они как будто пали до уровня эдайн, которые теряли голову от похоти! «Позор позоров. О, великая тьма». Мелькор, растрепанный и неуместно смущенный, наконец-то сел в кровати, пытаясь налить подрагивающими руками воды. Графин в его руке дребезжал о край стакана. – Майрон, – хрипловато выдохнул он и залпом выпил воду. – Это вот что сейчас было? Вот это все? Он подполз ближе к Мелькору и привалился головой к его груди. Чужое тело было горячим и чуть влажным, а сердце в нем колотилось так часто и гулко, что Майрон на мгновение испугался. – Это… кажется, это то, что должны переживать эдайн, – он тяжело выдохнул и обнял Мелькора поперек живота. «А еще до ванны нужно доползти. Обоим. Как тяжело шевелиться-то». – И это у них вершина отношений? – простонал Мелькор, сползая обратно на подушку. – Да они же тогда и понимать не должны, что на самом деле происходит! Что за недоразвитая раса? А мы… ох, Майрон, какой позор! – Мелькор натянул одеяло почти до носа. Поверх торчали только черные глазищи и воронье гнездо растрепанных волн, локонов и кудрей. Майрон заставил себя налить воды в стакан. Выпил. – Майрон, – очень тихо шепнул ему Мелькор, открывая лицо. – Как думаешь, я громко кричал? «А я? Да кто знает?!» – Ох, Мэлко, – он провел пальцами по его волосам, раскинувшимся во все стороны по половине постели, и упал рядом на подушку. – Я понятия не имею. Надеюсь, мы никого не разбудили. Им было невдомек, что все сидевшие в гостиной так и заснули, не дождавшись тишины в доме. На столике остывал, покрываясь радужной пленкой крепкой заварки, чай. Цири уткнулась лицом в грудь Йеннифэр, обнятая ею, как дитя, и мирно посапывала с улыбкой на губах. Ей опять снилась смуглая девушка с рожками на лбу, и сон был исключительно приятный. Йеннифэр снился жуткий карнавал, на котором она почему-то была голой, а за ней гонялись разъяренные павлины, как один похожие на императора Нильфгаарда. Они требовали разбудить Цири и отвести их на дирижабль. Джарлакс, что развалился в кресле-качалке у камина, задрав ногу на подлокотник, тоже видел сновидения. Ему снилось теплое море, горы алмазов и гигантский изумруд между грудей прекрасной нимфы в юбке из кокосовых листьев. Утро следующего дня прошло в подчеркнуто благопристойной и противоестественной атмосфере. Мелькор был вежлив, Йеннифэр – доброжелательна, Цири – весела и говорлива, Джарлакс – тактичен, а Майрон практически излучал благодушие. Иными словами, неловкость была такой, что ее можно было высасывать из воздуха через соломинку или черпать ложкой, накидывая в тарелки вместо заправки для салата. Присланное неизвестными письмо не солгало ни капли. Как не солгали и слова прорицателя Эрлебона Вельримино, что идея в Сигиле может цениться дороже денег. Оказалось, что в огромном городе повсюду были глаза и уши, и на их счастье первыми, кто услышал разговоры Мелькора о вопиющей несправедливости общественного строя, оказались те, кто всеми силами старался этот строй разрушить. А также те, кто творил хаос, считая его своей единственной религией и базой мироздания. И то, и другое пришлось весьма по вкусу Мелькору, Цири и Джарлаксу, но было кисло воспринято Майроном и Йеннифэр в силу их природного здравомыслия и отсутствия врожденной тяги к поиску проблем. Как бы то ни было, в страшно таинственной обстановке, в каком-то подвале в трущобах, им подробно объяснили, что идея о разграблении хранилища Банка Триады была грандиозна и заслуживала немедленного воплощения в жизнь. Особенно при помощи тех, кто за второй день пребывания в городе разгромил кабаре танар’ри и остался после этого живым как будто бы без особых усилий. Денег, как наемникам, им не предложили. За свои услуги не потребовали ничего. Майрон с самого начала пытался разглядеть в этом подвох, и подозревал его ровно до тех пор, пока не заговорил об оплате сам, поскольку от идеологических разговоров у него начали чесаться зубы. «Не бывает идеологии без денег. Не бывает. Каждому что-то нужно, и чаще всего это кусок хлеба с маслом, ощущение своей всесильности и побольше золота. Везде». Поток эмоций, излившийся на него в ответ на само предположение о вознаграждении, оставил у Майрона чувство, будто он заглянул ночью в уборную и обнаружил там крокодила размером с дом, играющего на трубе. Тот человечек, весь в затасканной одежде, пусть и выстиранной, только застучал кулаком по столу и принялся патетично говорить, что Майрон оскорбляет его одним предположением, что свобода от рабства властей стоит денег, и что он смеет подозревать его в такой грязной и убогой меркантильности. Первые их помощники, именно эти, именовали себя Революционной Лигой. К счастью, подобными идеалистами среди них были далеко не все. Вторые заинтересованные звали себя Хаоситектами, и часть подозрений по поводу них у Майрона отпала, когда он получил такой же сумбурный ответ на вопрос оплаты и мотивов, как и вчерашнее письмо. – Деньги, деньги, деньги… моль. Крысы. Искусство. Ты ел зеленый суп? Я вчера ел зеленый суп. Хаос и есть суп. Суп из всего, что есть во вселенной. Понимаешь, праймер? Я не добавляю деньги в суп, они скрипят и пищат, как ма-аленькие хомяки. Йеннифэр тогда утомленно посмотрела в потолок и просто ткнула пальцем в хаосита, глядя на Мелькора. – Переведи. Мелькор пожал плечами. – А что тут переводить? Он же сказал, что ему плевать на деньги. Остаток подозрений Майрона отпал, когда ему пояснили, что «эти товарищи» однажды перекрасили в розовый цвет городской арсенал, убили главу городской стражи песочными часами, брошенными в голову, и не нуждались ни в каком поводе, чтобы насолить тем, кто поддерживал отвратительный противоестественный порядок. Кульминацией всех договоренностей оказалось место, где они оказались в текущий момент времени, и за это место Майрон был готов простить безумному Сигилу все, что угодно, как и Мелькору – его мстительные неколебимые принципы. Местом было воздушное судно дирижабельного типа «Красотка Элизия». Майрон с трудом сдерживался, чтобы не вести себя, как щенок волколака на лужайке, который хочет обнюхать каждый куст, заглянуть в каждый угол, выкопать яму и бегать кругами от счастья, хватая пастью бабочек и птичек. В конце концов, он был серьезным и практичным сдержанным мужчиной. Но как же манил отсек с моторами! Как завораживающе поворачивались лопасти закрылок! Как удивительно выглядели швы обшивки! «Я хочу такую штуковину». План был прост и безыскусен. Арбон Боривальди, капитан «Красотки Элизии», занимался перевозкой грузов по Сигилу уже пять лет, и родом был из чудного мира Эберрона, где ходили поезда на магической подушке, и машины заполонили весь мир. Из родного мира ему пришлось бежать за идеи политического анархизма, несколько взрывов, пару поджогов и одно убийство чиновника. В Сигиле господин Боривальди прикидывался почтенным членом Вольной Лиги, исповедующей индивидуальную свободу каждого последователя, а на деле давно и прочно снабжал сведениями анархистов. Капитан Боривальди был глубоко убежден в порочности капиталистической системы Сигила и свято верил во всеобщее благо безвластия. Он был уже сед, заплетал почтенную бороду в множество маленьких косичек, без конца курил трубку и одевался, как старый пират – в зеленый камзол нараспашку, сапоги по колено и носил за поясом саблю. «Красотка Элизия», меж тем, была обыкновенным грузовым дирижаблем, который возил провиант, особо ценные грузы и припасы в главное хранилище банка Триады. Несмотря на всю свою историю и вид, Арбон Боривальди был на весьма хорошем счету. В этот раз груз «Красотки» считался особо ценным. Абсолютно все с живейшего согласия Мелькора было оплачено именно с его счета по чекам, которые путем нехитрых махинаций и взяток прошли по документам как истерическая скупка недвижимости огромных масштабов. Тем временем, в грузовых контейнерах трюма гондолы оказалось нечто совсем другое. Во-первых, было несколько десятков модронов-носильщиков. Во-вторых, пятьдесят штук бездонных сумок. В-третьих, Мелькор скупил до пустых полок магазин Корсо Базиля и еще несколько десятков лавок: весь алкоголь, который следовало бы хранить в хранилище банка наравне с алмазами. А заодно – пустые бочки. Этот вклад в банковское хранилище был выдан за причуду незнакомой эльфийской аристократки с Элизиума, желающей покончить с мужем-выпивохой, тратящим семейное состояние на бутылки. Бочки же заполнило бесчисленное количество пороха, которого хватило бы, чтобы заставить взлететь на воздух городской квартал. Все члены разбойного налета должны были спрятаться в грузовые контейнеры и прикинуться частью груза. Под видом ценностей все контейнеры договорились доставить ко входу в главное хранилище. За взятку – без достаточно тщательной проверки содержимого охраной банка. Ключ от внутренних переходов банка давно был у Аретузы Наварро, эльфийки с Эвермита, которую вышвырнули с острова за воровство. Ради идеи она работала уборщицей в главном хранилище и ненавидела любую власть с тех пор, как пала от королевского бастарда до шлюхи, воровки и нищенки, а потом нашла себя в рядах Революционной Лиги. Свою скромную лепту деструктивных стремлений в план внес каждый, придавая ему огранку истинного бриллианта воровских дел. Мелькор платил за все. Майрон порекомендовал проредить стражу хранилища втрое, чтобы на пути не попалось слишком много солдат. Йеннифэр подыскала рецепт нужного слабительного и других отравляющих составов, чтобы не походило, будто несколько сотен человек за один вечер скосил тривиальный понос. Джарлакс посоветовал обзавестись сумками, которые могли уменьшить вес любого предмета до перышка, упростив задачу выноса ценностей. Революционная Лига предоставила людей и дирижабль. Цири, привычная к преследованию, целиком предусмотрела хитроумные предосторожности вроде подставных документов и подставных же вкладчиков, чтобы заставить Гармониум и Убийц Милосердия побегать по следу как можно дольше. Именно так, как выяснилось, звали городских стражников и исполнителей закона. Хаоситекты не делали ничего, но придали плану восхитительную иронию. Среди прочих грузов был контейнер горшков с садовыми фиалками, фривольная статуя женщины из дерева и телескоп, которые планировалось оставить в качестве компенсации за ценности, исчислявшиеся миллионами золотых. Кроме того, самые безумные из тех, кто пошел с ними и прятался в трюме, могли превращать речь всех окружающих в абсолютную чушь. При желании, разумеется. Взламывать хранилище аккуратно не планировали. Они планировали взорвать огромные двери и убить всех, кто встанет на пути. «Красотка» мирно плыла через клубы рыжего сигильского смога над Районом Леди. Гондола состояла из огромного трюма для грузов и большой застекленной рубки. Майрон жадно разглядывал хитроумно соединенные паровые трубы, рычаги и многочисленные круглые циферблаты, по которым прыгали медные стрелки. В окнах виделись гигантские моторы-вентиляторы и лопасти, направлявшие воздушные потоки. И грубая обшивка корпуса. Чего не понимал Майрон – так это как летает подобная махина и что за магия заставляла ее подниматься в воздух. Он долго пытался завести хоть какой-то разговор, потому что сжиравшее его любопытство было почти физически болезненным, пока штурман Гонсалес не послала его на хуй именно в такой формулировке и не сказала, что любого недоучку она бы привязала к стулу на этой машине, чтобы он ничего не трогал. Майрон, преследовавший исключительно исследовательский интерес, почувствовал себя оскорбленным до глубины души. Его настроение изрядно сбавило обороты. Штурман Гонсалес, мускулистая и смуглая девушка-тифлинг, презрела скверную природу демонической родни в угоду возни с машинами. Она любила ром, инструменты и ругалась, как сапожник, а также была идейным почитателем женской красоты. Сейчас она стояла за вторым штурвалом, закатав до крепких рельефных плеч рукава серой рубахи. Пол под ногами гудел и наполнялся вибрацией от спрятанных внутри дирижабля моторов. – Капитан, тангаж десять градусов, – голос у Гонсалес был грубоватый и басовитый. – Выравниваю до трех. Рыскание в норме. Крена нет. Стабилизаторы на сорок. Майрон, отъебись от датчика давления воздуха, или я засуну тебе в жопу гаечный ключ. – Милая Гонсалес! – с нарочито пьяной ленцой потянул Мелькор. Он развалился на винных бочках с порохом, задрав ноги к потолку, и цедил нектарное игристое прямо из горла, положив себе на живот лютню и аркебузу. – Если ты обойдешься хоть полчаса без брани, я найду для тебя семилетний ром на хересовых бочках! Возможно, даже ящик! Практика показала, что в полете Мелькор себя чувствовал столь же неуверенно, как на воде, пусть здесь дело ограничивалось банальным страхом. Страх этот Мелькор пытался утопить, в полной мере пользуясь тем, что вино начало действовать на него, как на любое нормальное живое существо. Цири и Джарлакс сосредоточенно изучали карту хранилища и план ловушек за большим капитанским столом. На столе расстелили карту Сигила, пересеченную воздушными маршрутами. Йеннифэр разделяла это занятие первые минут пять, после чего нахохлилась и принялась смотреть в окно. Джарлакс хохотнул, обернувшись на Мелькора: – Вот видишь, ты начинаешь понимать принципы дипломатии! Майрон вздохнул и уныло присел за стол, памятуя, какой балаган Мелькор устроил из-за проклятой аркебузы. Особенно когда у него получилось пару раз выстрелить из нее на земле и попасть в цель. Эта железная трубка была занятно сделана, но на взгляд Майрона – совершенно непрактична из-за долгой перезарядки. «Чем пуля лучше магического бронебойного болта? Да ничем. А болт явно быстрее положить на тетиву». На все возражения Майрона о медлительности и несовершенстве подобного оружия, Мелькор не обратил никакого внимания и с аркебузой расставаться не пожелал. Даже более того: именно когда Майрон потребовал от него оставить в покое пороховое оружие, Мелькор залез от него на эту гору бочек. Вид у него был – хоть парадный портрет рисуй. Гонсалес даже не обернулась на слова Мелькора. Ее занимало управление машиной. – Это я тебя с борта спущу, если еще раз попробуешь отвлечь меня и наеборезишься здесь, – рыкнула она. Арбон хмыкнул. – Не ори на наших гостей, Гонсалес. Нам еще часа три лететь, а курс мы выровняли. Кируба! Гайдропы на борт! Где Зертимон? В задней части рубки, страшно стуча тяжелыми ступнями, возился модрон-механик Кируба. Он, примкнувший к Хаоситектам, мог считаться безвозвратно поломанной личностью по меркам общества модронов. Однажды бедняга свалился в магический раствор, после чего помутился умом и вообразил, что у него есть чувства, и он может мыслить нелогично. Кируба, сошедший с ума настолько, что выбрал себе имя, начал печатать по тысяче триста пятьдесят листовок в день об обманчивости Великих Шестерней и порядке, который недоступен пониманию машин, после чего был изгнан из всех общин, скитаясь и ржавея на улицах Сигила. Несчастная жизнь Кирубы, обретшего противоестественные эмоции, продолжалась до тех пор, пока он не наткнулся на капитана «Красотки Элизии» и не обрел новый смысл жизни, следя за механизмами дирижабля и заливая в себя клубничный сок, перемешанный с машинным маслом, закусывая это деревянными шестеренками с сыром. Внутренний двигатель Кирубы теперь работал исключительно на этом топливе. – Гайдропы на борту, капитан! – проскрипел он. И закинул в жабий рот деревянную шестерню, сделанную на манер печенья. На узкой лестнице раздался грохот и тяжелые шаги. «Красотка» порой могла провести в небе по нескольку дней, так что кок на ней тоже был. Гитзерая Зертимона назвали в честь великого идейного вдохновителя этого народа, но, в отличие от великого вождя, этот Зертимон разочаровал родителей, родню, супругу, власти, знакомых, друзей и в целом являл собой удивительное противоречие законам своей спокойной нации, предпочитавшей рассудочное планирование и концентрацию. Зертимон мог считаться единственным гитзераем, у которого крыша дома улетела на План Воздуха просто потому, что он не был достаточно сосредоточенным для жизни на Лимбо. В итоге Зертимон сначала прибился в какой-то забегаловке помощником на кухню, затем научился импровизации в готовке, открыл свое дело, прогорел до того, что продал сапоги, побыл нищим из Улья и прибился, наконец, к команде «Красотки Элизии», в каком-то смысле навсегда покинув бренную землю. Сейчас он, весь в синих татуировках, вылез из трюма с гигантским подносом, нагруженным едой. – Ого! – только и сказала Цири. – Пожрать подано, капитан! Не обляпай сиськи, Гонсалес! – только и сказал Зертимон, грохнув на стол поднос, где красовалось семь плоских свертков лепешек: внутри каждой спряталась смесь из увесистых полосок рубленого мяса, свежие овощи и сметана с паприкой, перцем и горчицей. По размеру каждый сверток напоминал крайне небольшое, но вполне весомое полено. Все необходимое Зертимон вообще-то жарил на решетках системы охлаждения моторов. Майрон взял свой сверток, пытаясь примериться, как можно это съесть. Даже его рот открылся бы на толщину этой штуковины с трудом. Он покосился на Мелькора: – Слезь оттуда, – бросил он. – И поешь. – Нет, – убежденно заявил Мелькор, наконец-то принимая вертикальное положение и упираясь каблуками сапог в две бочки внизу. В одной руке у него была аркебуза, в другой – бутылка, на коленях лежала лютня. – А следовало бы, – заметила Цири. Она вгрызлась в свою еду первой и облизала губы, на которые тут же капнул сок из помидоров. – Это вкусно. К тому же… – она запнулась и внезапно смущенно уставилась в столешницу. Главным образом это случилось из-за того, что штурман Гонсалес во всем своем мускулистом великолепии наклонилась над Цири за едой себе и капитану так, что почти ткнула девушке приоткрывшимся декольте в лицо. И даже заметила поведение Цири, отреагировав на него по-своему. Она нагло взяла ее за подбородок под испепеляющий взгляд Йеннифэр и вытерла жестким пальцем каплю соуса в уголке рта Цири. – Ты испачкалась, маленькая праймерша, – хрипловато произнесла Гонсалес, глядя на девушку бархатными карамельными глазами. Джарлакс присвистнул и кашлянул. Невозмутимо отгрыз кусок лепешки. Майрон застыл с приоткрытым ртом и спустя секунду ожесточенно взялся за еду, решив проигнорировать правила приличия. Йеннифэр нахмурилась, злобно глядя на Гонсалес. – Майрон, – лениво потянул Мелькор, покачивая стволом аркебузы. – Ты ничего не хочешь мне передать? Майрон с удовольствием отгрыз еще кусок. До того, как он почувствовал запах еды, майа даже не осознавал, насколько голоден. – А что я тебе должен передать? – слегка неразборчиво ответил он. Мелькор вздохнул, посмотрел на бутылку, посмотрел на аркебузу и после тяжелых раздумий все-таки оставил в покое аркебузу и вытянул руку. Майрон обреченно посмотрел на Мелькора и вложил ему в ладонь оставшийся на подносе сверток. Йеннифэр чуть заметно и удрученно поморщилась, глядя на то, как все кругом ели: без единого намека на приборы и аккуратность. Когда образ чинности разрушил даже Мелькор, разом откусив увесистый кусок с хищностью крокодила, чародейке пришлось смириться с окружающей обстановкой. И присоединиться к остальным. – Кстати, Мелькор, – Цири встряхнула головой со слегка ошалевшим видом. – Дай мне уже бутылку! Внутри огромного грузового контейнера, целиком состоящего из дерева, было темно. Контейнер был бережно помечен знаками винодельни, производившей его мнимое содержимое. Мелькор в темноте крепко сжал руку Майрона и сосредоточенно сопел так, что было слышно. Волшебную искру света никто вызывать не стал – светящиеся бочки и бутылки с вином могли вызвать подозрение даже у охраны, которая за взятку исполняла свои обязанности не столь халатно, сколько более протокольно, чем все привыкли. Джарлакс и Цири никак не могли примириться с необходимостью перебить бутылки на несколько тысяч золотых меньше, чем за несколько минут. Контейнер, который медленно спускался по тросу на грузовую площадку, покачивался и скрипел. В щели задувал ветер. – Мелькор, – в пропахшей сеном, деревом и виноградом темноте шепотом поинтересовалась Цири. – А нам точно придется все это перебить и бросить остатки здесь? – А как иначе? – таким же шепотом ответил ей Мелькор. – Как получится. – У тебя в жизни ничего святого, – стонуще проговорил Джарлакс. – Тебе не жалко столько выпивки, изверг? Мелькор тихо фыркнул. – Мне не было жалко даже Древа Валинора. Майрон сокрушенно вздохнул. О ящики с бутылками звякнуло оголовье ножен его сабель. – Мелькор, двухсотлетний коньяк и свет Амана – это разные категории. Помолчали. Канаты скрипели. Зашептала Йеннифэр: – Хоть один из вас двоих вообще когда-нибудь грабил что-нибудь? Майрон с чмоканьем втянул воздух сквозь зубы и губы. – Пф. Я нет, а вот у него большой опыт. Особенно по части алмазов. – Это был не грабеж! – возмутился шепотом Мелькор. – Я одолжил без необходимости возвращать! Служащий Вестеш уже который год принимал ценности в хранилище банка и делал это весьма педантично. В его обязанности входило делать опись поступившего имущества в двух экземплярах и ни в коем случае ничего не перепутать. В этот раз груз, спустившийся к хранилищу, удивил его своими масштабами, но делать было нечего: работа есть работа. Вестеш вздрогнул и чуть не подпрыгнул, когда крышка одного из огромных контейнеров отвалились, породив жуткое эхо по всей шахте хранилища, куда вела высокая квадратная лестница. А в следующее мгновение, когда послышался жуткий звон десятков разбитых бутылок, и по полу начало разливаться темно-карамельное коньячное пятно, Вестеш уже решил, что оказался в иллюзии кошмара. «О, боги! Меня уволят! Меня точно уволят! Это же сколько стоит! Я в жизни не расплачусь!» Он вновь был готов погрешить на чары, когда прямо перед ним возник огромного роста мужчина в безумного фасона шляпе с павлиньими перьями в половину спины длиной и черно-зеленом дублете в цвет. Из-за его плеча торчало дуло аркебузы. На боку висела черного цвета лютня с золотыми прожилками. – Что… кто вы? Что происходит? Губы пришельца растянулись в неприятной улыбке, когда он хлопнул в ладоши и артистически поднял руки: – Это хаос, человек, и он пришел за тобой! «О, боги! О, боги! Я пропал!» Как в самом страшном кошмаре, Вестеш услышал и увидел, как от всех контейнеров с грохотом отвалилось по стенке, а пол начали со звоном усеивать осколки инкрустированных золотом бутылок и лужи коньяка. Из грузовых контейнеров выпрыгивали люди: с оружием, в масках, в кожаной броне и что хуже всего – со знаком анархистов на груди. «Надо поднять тревогу. Сейчас же. Немедленно!» Но от взгляда безумных черных глаз чудовища, которое стояло перед ним, его желудок прилип к ребрам, а ужас сжал нутро так, что Вестеш не смог даже пискнуть. – Прискорбно, что ты под руку подвернулся, эрухини, – сказал ему все тот же мужчина. На его лице блуждала ленивая ухмылка. Он даже вскрикнуть не успел, когда лезвие узкого меча Мелькора воткнулось глубоко ему в живот и вышло на уровне спины. Вестеш вскрикнул, а потом захрипел, оседая на пол. – Мелькор! – рассерженно вскрикнула Цири. Вала встряхнул окровавленным клинком и беспечно пожал плечами. Ткнул мыском сапога в корчащееся тело, хватающее воздух и истекающее кровью. – Он бы сейчас тревогу поднял. Прости, не мог перерезать тебе горло, – он ощерил зубы, улыбаясь служащему на полу. – Твоя кровь испачкала бы мне одежду. Но не переживай, ты скоро умрешь. Цири скривилась с отвращением. Модроны деловито перетаскивали бочки с порохом к огромной круглой двери хранилища. Остальные нетерпеливо топтались среди луж алкоголя ценой в тысячи золотых, пристально наблюдая за этим, но низкорослые железные помощники справлялись быстро и без лишних вопросов. Во всем происходящем они, очевидно, усматривали какой-то собственный порядок. Майрон покосился на лестницу позади них. «Странно, что здесь нет охраны. Очень странно. Мы учинили столько грохота, что кто-то должен был это услышать». Вспомнив карту, он понял, что длинная шахта из множества лестничных пролетов вела наверх, к площадке с вышкой для дирижабля и люком для габаритных ценностей. Модроны издавали столько лязга и грохота, шагая по каменным полам, что живот скрутило от неприятных предчувствий. Хаоситы и анархисты ждали кто как. Кто-то под шумок коснулся пальцами алкогольной лужи и принялся облизывать их. Цири нервно прохаживалась туда-сюда. На лице Йеннифэр было написано демонстративное презрение к происходящему, словно присутствовала она здесь только ради Цири. Джарлакс ухмылялся с блаженным видом, а потом с удовольствием потянулся. – Как давно я не устраивал ничего подобного! – довольно сообщил он. – Аж кровь в сердце заиграла! «Что-то здесь не так. Точно не так!» Гора пороха была такой, что Майрон нервно сглотнул. Мелькор широко улыбнулся. В его глазах горел отвратительный безумный энтузиазм. Он настоял на том, чтобы взорвать дверь в хранилище лично. Направленный взрыв, защищенный магическим щитом, должен был разнести вдребезги дверь хранилища, напоминавшую огромные позолоченные ворота с множеством засовов. Мелькор прищелкнул пальцами и указал в сторону первого лестничного пролета, сбросив с плеча аркебузу. – Я советую отойти, – с ленивым самодовольством заявил он. – Сейчас здесь будет много огня. Йеннифэр недовольно покосилась на него. За недолгий срок пребывания в Сигиле чародейка крайне быстро освоилась с простейшими заклинаниями, которые требовали речи и жестов. Многолетний опыт давал о себе знать, так что книга, содержавшие в себе азы колдовства, более чем помогла ей. И первым заклинанием, которое она выучила, стал магический щит. Именно на случай непредсказуемого безумия, которое мог учинить Мелькор. – Цири! – резко окликнула она девушку. – Держись около меня под щитом. Цири посмотрела на нее с неудовольствием. Их наемники за идею поднялись подальше от бочек так быстро, что Йеннифэр неодобрительно прищурилась. – Не спорь! – процедила она в адрес Цири и взмахнула руками, повторяя выученные движения и произнося нужные слова. Вокруг чародейки замерцал легким светом простейший волшебный щит от стихий. Майрон недовольно покосился на Мелькора. – А ты не думал о том, что вся эта гора алкоголя тоже может полыхнуть от взрыва? Мелькор по-прежнему беспечно пожал плечами. – Думал, а ты спрашиваешь это третий раз. Не смей отказывать мне в удовольствии хотя бы здесь, Майрон. Майрон вздохнул, прикрыв глаза. – Вот именно из-за этого я тебе в нем и отказываю, – процедил он. – Я не хочу, чтобы Тангородрим взорвался. Мелькор фыркнул и прищурился, перебросил лютню поудобнее и принялся мурлыкать под нос какой-то мотив, прикрыв глаза, а затем коснулся струн, извлекая точные, красивые ноты, и вывел безукоризненно чистым голосом несколько строк и переливчатых мотивов на валарине, которого, несмотря на все заклинания языков, не понимал никто из присутствующих. Майрон покачал головой и удалился на лестницу к остальным. На форму магии никто не обратил внимания. Боевых бардов, заклинающих песнями, в этом пестром разлохмаченном мире было столько, что никто и вопросов не задал. Над бочками и за галереей повисло по полукруглому магическому полю – черному, слегка мерцающему и поскрипывающему, как снег. – Ха! – Мелькор довольно перемахнул через несколько ступеней и вытащил из-за спины аркебузу. – Зажимайте уши, девочки! Сейчас будет громко. Он вскинул приклад на плечо и подошел к самому краю щита. Прицелился. – Только не в лужу алкоголя! – простонал Джарлакс с зажатыми ушами. – Только не в лужу, Мелькор, ради всег… Мелькор хохотнул и спустил курок. Грохот и вспышка огня были такие, что легли, пригибаясь к полу, все. Все, кроме Мелькора. Майрон бы назвал звук, который издал Мелькор, довольным визгом, невзирая на то, что с его горлом и басовым тембром голоса визжать было физически невозможно, поэтому получилось что-то, похожее на хрипловатый вопль безграничной радости. На языке у него вертелось сигильское слово, которое определяло радость Мелькора не иначе как «уебанскую». Вала прищелкнул языком, поправил перья на шляпе, и упер в бедро приклад аркебузы. – Обожаю порох за его искренность! – заключил он. – Дверь открыта! Работа, которую проделали взрыв и щит, могла считаться ювелирной. На полу осталось идеально круглое выжженное пятно. Вместо дверей хранилища осталась точно такая же круглая дыра: двери попросту вынесло, вырвав с мясом эти пласты железа с ладонь толщиной. Где-то вдалеке, многими этажами выше, раскатисто и мерно зазвенел колокол. Джарлакс кашлянул, поправил повязку на глазу и оглянулся на всех, мгновенно поднимаясь на ноги. – А что все встали? У нас как будто время есть! В хранилище не рябило в глазах от драгоценностей. Напротив: каждая полка была тщательно подписана, пронумерована и само помещение пребывало в идеальном порядке. Педанта вроде Майрона мог бы настичь непредсказуемый бурный оргазм от одного созерцания подобной организованности. У личностей хаотичных, вроде Мелькора, начиналась зубная боль и приступ неизлечимого уныния. Члены Вольной Лиги хлынули в зал, словно подстегиваемые кнутами, и принялись сгребать с полок все, что видели. Хаоситекты с хихиканьем торжественно таскали фиалки, выставляя горшки сердечком, а один из них поставил среди сокровищницы телескоп с круглым стульчиком, уселся на него, крутился и кудахтал, счастливо квохча. Драгоценности летели с полок в бездонные сумки без разбора, а что сгрести не могли, то валили на пол и разбивали, если это можно было разбить. Жемчужные нитки, кольца с бриллиантами, ожерелья с изумрудами, просто деньги и торговые слитки – все это блестело и переливалось, ссыпаясь в мешки. Аретуза Наварро постаралась, чтобы открыт был каждый сейф хранилища. В воздухе отчетливо пахло гарью, коньяком и вином. Модроны с жутким лязгом и сосредоточенной деловитостью подчищали все до последней монеты, раскладывая это по ящикам. Цири, Майрон и Йеннифэр обнаружили себя единственными, кто стоял в дверях зала, с кислыми лицами обозревая окружающий бардак. – А вы почему ничего не берете? – мрачно поинтересовался Майрон у женщин. Йеннифэр посмотрела на него, словно на идиота, и ответила прежде, чем Цири успела произнести хоть слово. – Потому что денег и так навалом! А через портал мы ничего проносить не будем! – А взлом, – все-таки подытожила Цири. – Это дело развлечения и принципа! Звук взрыва прокатился даже в солдатской столовой. Стражники всех мастей, которые мирно ели кашеобразный суп (что был так же уныл, как служба в Гармониуме) с мясом, закусывая хлебом, вздрогнули и побросали ложки. Кто-то из них схватился за оружие. Кто-то за голову, придерживая шлем. Кто-то за задницу. Кто-то склонился над тарелкой, словно желая защитить ее. Уж кому что дороже было. А потом в столовую ввалился комендант и заревел во всю мощь солдатских легких: – Общий сбор! Все в хранилище! Нас атаковала Вольная Лига! – А вот и мой алмаз! – Мелькор торжествующе подошел к нише, закрытой стеклом, где виднелась маленькая золоченая тренога. – Роза Сигила! Вы посмотрите только! Пф! Кто вообще дает камням такие идиотские названия, тем более таким никчемным! Он одним ударом кулака разбил стекло, после чего забрал кaмень. Джарлакс невозмутимо сгреб в огромную сумку хрустальную тиару, тяжеленный золотой браслет, пять рубинов, несколько торговых слитков и гигантский изумруд в огромной броши для плаща. – Это называется поэзией! – менторски изрек он Мелькору. – Между всем прочим, посмотри себе что-нибудь! Здесь полно исключительных вещиц, – Джарлакс со знающим видом оглядел эмалированное зеркальце с бриллиантами и сунул его в сумку после недолгих раздумий. Мелькор снисходительно покачал головой. – Я собирался исключительно забрать свое и наказать нахальных. Дроу прислушался. Он различал топот десятков обутых в тяжелые сапоги ног, а потом ухмыльнулся и обнажил меч. – У нас компания! – Да неужели? – едко поинтересовался Мелькор. Но скьявону достал, громогласно возвестив с взмахом меча. – Эй, ненавистники диктатуры и поборники хаоса! У нас любопытные! Лысый революционер рядом с ними, сбрасывающий в сумку исключительно торговые слитки и деньги, обернулся на вход. Из-под треугольной маски раздался хмык. По голосу угадывалась нехорошая ухмылка. – Говорят, Гармониум даже срет по команде. Вот и проверим. Внимания на слова Мелькора не обратили лишь хаоситекты. Они водили хоровод вокруг фиалок и того товарища, который начал крякать уткой и не переставал вертеться на стуле возле телескопа. На лестнице началась свалка. Вообще-то Цири предпочла бы избежать убийств, но выбора не оставалось. Когда первый стражник замахнулся на нее мечом, она с залихватским криком отпрыгнула и завертелась в пляске ударов, прорубая себе и Йеннифэр путь наверх. А потом осознала полную бессмысленность того, что делала. Модроны, в избытке нагруженные барахлом в два раза больше себя, невозмутимо маршировали вперед огромным клином, который лязгал и пер на солдат, не обращая внимания ни на что. Любого, кто пытался им помешать, они попросту сталкивали и затаптывали всем весом. Цири поняла свою ошибку и оттянула к стене Йеннифэр, когда модроны затоптали первого стражника. Железные ноги проломили ему череп, раздавив его, как спелую дыню. Что было хуже – все модроны, как один, закрыли глаза и каким-то образом сжали рты так, что на всех поверхностях кубов не осталось ничего уязвимого. Йеннифэр выкрикнула заклинание, Мелькор ударил по струнам лютни, перекрывая лязг и какофонию, и несколько арбалетных болтов отскочили от щита против стрел, падая на мраморную лестницу, как бесполезные деревяшки. – Капитан! – заорал кто-то из стражников с паническим ужасом в голосе. – Здесь марш модронов! – Здесь… что?! – в голосе неизвестного мужчины послышалось еще больше ужаса. – Модроны! – завопил кто-то из солдат. – Марширующие модроны! – Уходите! Приказываю… Что хотел приказать капитан стражи, так никто и не понял, потому что единственное, перед чем Гармониум был действительно беспомощен, так это хаос, и именно этим все и воспользовались. Один из хаоситектов с безумно растрепанными клочковатыми волосами канареечного цвета что-то не то прокудахтал, не то пропел – и все вокруг превратилось в какофонию. – Рис! Кирпичи! – страдальчески орал какой-то стражник. – Ку-ри-цы-ы! – в отчаянии тянул второй, убегая от марширующих модронов. – Приказы ананасов! Приказы ананасов! – ревел где-то наверху капитан. – Бобы из ложек, – серьезно изрек Майрон, поднимаясь по лестнице, и подавился фразой так, что икнул от ужасающего удивления и стыда. Он недоуменно нахмурился и произнес еще серьезнее. – Шестеренки варенья. Цири нервно захихикала. Джарлакс молча лыбился до ушей, таща на плече невесомую волшебную сумку, набитую золотом так, что она стала размером больше самого дроу. Все золото из хранилища они, разумеется, не вынесли, но по самым скромным подсчетам умудрились уменьшить состояние банка Триады примерно на три четверти. Размер причиненного ущерба и выгода устраивали абсолютно всех. Мелодия, которую наигрывал на лютне Мелькор, звучала с издевательски жизнерадостным мотивом. Заклинание щита он ухитрился поддерживать без единого слова, одним голосом, и ему абсурд вокруг не мешал. Тяжелее стало во дворе, окруженном каменными стенами. Из сигильских облаков лился обычный здесь премерзкий дождь. Утоптанный двор наполняла разгневанная стража, которая несла околесицу. Модроны гуськом поползли к вышке дирижабля, когда Мелькор ожесточенно замахал руками хаоситекту, который лишь улыбнулся во все зубы и пожал плечами. И тогда-то действие заклинаний кончилось – всех и разом, и заорали все одновременно: – Быстро на дирижабль! – кричал Майрон модронам. – Стоять, ублюдки! По закону мы имеем право применять оружие! Взять их! – это был капитан стражи в плоском шлеме. Все, у кого было оружие, сцепились со стражниками. Какой-то революционер изо всех сил толкнул противника и усадил того задницей глубоко в бочку. Один из модронов подпрыгнул, часто взмахивая маленькими крылышками на голове, и лягнул обеими ногами солдата Гармониума, который попытался забрать ящик. Солдат отлетел в грязь. Йеннифэр, которую схватили за руку, с криком влепила ладонь в лицо солдату. Тот страшно закричал, потому что из руки чародейки на лицо полилась кислота. Несколько первых модронов уже достигли вышки, где их ждали солдаты. Одного стражника двумя прицельными пинками сбросил в лужу внизу Джарлакс. – А ты попробуй нас взять! – выкрикнул дроу с первого уровня вышки дирижабля, которая скрипела под весом сокровищ и лесов. Всего уровней было десять. На закрылке стабилизатора «Красотки Элизии», грустно свесив ножки, сидел Кируба, и уныло смотрел на своих сородичей внизу, которые его не замечали. Штурман Гонсалес нервно тянула ром и шипела. – Тащи уже сюда свою жопу, белобрысая! – ругнулась она. Капитан сидел, задрав ноги на стол, и выпустил колечко дыма. Он относился к хаосу внизу с философской радостью. – Да ты никак влюбилась, Гонсалес? Кстати, ром отличный. Они закрыли дирижабль намертво и сбросили гайдропы на верхние уровни, хотя в том не было никакой необходимости. В любом случае, Гармониум бы непременно попытался соблюсти все формальности, а заходить на борт частной собственности без ордера им запрещал закон. Кроме того, капитан думал, что большинство в Гармониуме слишком тупы и испорчены инструкциями, чтобы додуматься до той виртуозной наглости, которую они проявили при ограблении. На дирижабельной вышке шла свалка. Модроны и нагруженные мешками люди упорно продвигались наверх пролет за пролетом. Мелькор оказался занят, отбиваясь сразу от двух здоровенных мужчины и женщины с изумрудно-зеленой кожей и огромными белоснежными крыльями. Стражники без конца налетали с воздуха в попытках сбросить Мелькора наземь. По нелепому стечению обстоятельств, он и Джарлакс оказались последними, кто застрял внизу, замешкавшись из-за собственного же позерства и оскорбительных выкриков в адрес солдат Гармониума. – Почему мы прикрываем отход остальных?! – возмутился Мелькор, привалившись спиной к несущей балке во время очередного налета воздушных стражников. – Блядина крылатая! – он увернулся от широкого удара мечом. Женщина выругалась, гулко взмахнула крыльями, и прокрутила в запястье меч. – Потому что мы, – Джарлакс пинком сбросил бочку на голову лезущим по лестнице солдатам, – слишком ценим стиль! – он швырнул мешок с мукой, радостно вскрикнув, когда тот громко грохнулся кому-то на голову. Мелькор выругался, отбивая атаку стражника-мужчины, и рванулся в яростный натиск, на этот раз перестав метить по горлу и артериям – он направлял удары в крылья, и наконец, одна из атак увенчалась успехом, чуть не стоив ему падения с края вышки. Клинок рассек белоснежное крыло. Полилась кровь. Мужчина беспомощно дернул им, пытаясь развернуть, скривился, и с рычанием бросился на Мелькора в рукопашную атаку. Женщина ошеломленно замерла, что-то выкрикнула на незнакомом языке, и попыталась сбросить Джарлакса. Джарлакс увернулся и бросил в женщину пробкой от бочки. Попал аккурат в ягодицу. Несколько солдат Гармониума пролезло на площадку, где они находились. Один из стражников ткнул в балансирующего между жизнью и смертью Джарлакса, который насмешливо засвистел и резко присел, когда над его головой пролетел чужой клинок. Крылатая женщина с проклятиями забила огромными белыми крыльями, запутавшись и застряв между двумя солдатами с копьями. Джарлакс издевательски отсалютовал и ретировался на следующий этаж. Мелькор сцепился с планетаром – а это был именно он – там же, выделывая зрелищные финты и развороты. До тех пор, пока не влетел в нагромождение ящиков, по плечо вляпавшись в куриные яйца, ящики с живыми курами и зерно, чудом сохранив голову на плечах и перья на шляпе после очередного удара. Его бесило, что настырный мужик не давал ему даже пальцы положить на гриф лютни, все время загоняя туда, где приходилось взмахивать рукой, чтобы удержать баланс. Левая штанина вся была в скользких соплях разбитых куриных яиц. Под ноги вале рванулась рыжая квохчущая курица. – Sha! Тупая тварь! Мелькор пнул наседку под ноги планетару. Планетар пнул ее обратно Мелькору. Курица заорала от подобного обращения и отбежала, растопырив крылья. Звенели клинки, матерился Джарлакс, воздух полнился тупым куриным курлыканьем. В ход у Джарлакса теперь пошли бочки и мешки, которые стояли на этом уровне. Солдаты орали и ругались, падая на лестнице, когда Джарлакс наугад опрокинул бочку и вывалил из нее целый водопад серебристо поблескивающей селедки. Рыбой завоняло так, что глаза разъедало. Вылезший из клетки петух уселся на перила вышки и издал громкое победное кукареканье. Наконец, после нескольких проклятий и диких переходов Мелькору удалось подлым образом вывести планетара на обманный удар, полоснуть лезвием по животу и с наслаждением пнуть стражника вниз. Глухой удар сказал ему, что с одним крылом эти твари летать не могли. Женщина горестно и гневно вскрикнула, а потом налетела на него разъяренной фурией, и забила крыльями, как бешеная чайка. Куры дико заквохтали. – Конечно, теперь и ты еще! – рявкнул в пространство Мелькор, пытаясь отделаться от бабы. Мечом, отбиваясь от крыльев, он размахивал почти наугад, потому что белые перья были, казалось, повсюду. Как и куры под ногами, которые принялись клевать зерно и разгонять друг друга. – Что, подруг своих привела? Они застряли на очередной площадке возле лестницы. – Сделай что-нибудь неожиданное! – жизнерадостно крикнул Джарлакс, протыкая мечом одного из нападавших, которые преодолели селедочный водопад, и теперь лезли дальше. – Очень смешно! – Мелькор немыслимо вывернул локоть и зашипел от боли, когда женщина глубоко резанула его по руке. Вскользь, но достаточно болезненно. – Я серьезно! – почти отчаянно заорал Джарлакс. – Я ей по росту не подхожу! Совершенно не раздумывая над собственными поступками и действуя скорее по наитию, Мелькор сделал очередной обманный выпад, уклоняясь от удара в диком прыжке через две ступеньки лестницы, поймал высокую стражницу за талию, стиснул ладонь на обтянутой кожаными штанами ягодице и смачно поцеловал в губы под очередной петушиный вопль. Мелькор прекрасно знал, насколько это ненавидели женщины. «Что я делаю?! Зачем?! Хорошо, что Майрон этого не видел». От неожиданности девица сама отпрянула от него к краю с гримасой жуткого отвращения, и это движение стало для нее роковым. Мелькор молниеносно полоснул мечом по ее крылу, пользуясь замешательством, и пинком столкнул ее вниз. Выдохнул, не забыв сплюнуть и вытереть губы. – Достаточно неожиданно?! Джарлакс оскалился на него через плечо. – Вполне! А теперь бегом наверх!