Найденка

Буквально рухнув на лавку у окна в общажной, Ёла некоторое время отдыхивался, обмахивался полотенцем. Он молчал над кружкой поднесенного Милом, с почтительным поклоном, кваса, то ли отдыхал, то ли думал — ждал Мира. Вошедшего, с охапкой дров, шамана омега приветствовал коротким кивком, не поднимаясь с места. — Простите, что не встаю, ведун, — сказал, хрипнув горлом. — Ноги не держат, жарко очень сегодня. Бета свалил у печки поленья, светло улыбнулся даруну и пожал плечами. — Не хватало, — ответил, — чтобы мне полы коленками гости вытирали. Сиди, аши*, как сидел. Еще ребеночка, упаси добрые духи, скинешь. Мил, Бэл, — мужчина повернулся корпусом к переминающимся возле стола парнишкам, — а где Рыся? Позовите немедленно! Мил пискнул с готовностью «да-да» и исчез, мелькнув перевитой голубым шелком косой, рванувшегося следом за ним Бэла Мир словил за рукав и вернул обратно. — Одного вполне достаточно, — усмехнулся. — Завалитесь нечаянно куда, с течкой своей. А вы мне здесь нужны. Пока Рыся не нашелся, мужчина переставил с подоконника на скатерть небольшой берестяной короб с резаным, вчерашним хлебом и разлил по кружкам квас. — Бэл тебе уже все вывалил? — он толкнул вспыхнувшего альфочку на табурет, чтобы не маячил, и примостился рядом с омегой: — Про любовь, про истинность, что втроем они теперь, про наш возможный переезд в иные края… Ёла, подтверждая, скривил уголок губ. — И? Ты с нами или останешься? Вдовец Таура сцепил на слегка выпирающем животе руки в замок, закрутил большими пальцами. — Я слышал «с нами», ведун,  — протянул он, глядя Миру прямо в лицо. — Меня обманывают уши? Понимаю, ты за найденкой своим и на пузе поползешь, куда потянет, но жестоко бросать округ без шамана, многих на верную смерть обречешь… — … А так же без единственного на шесть окрестных деревень, как и шаман, кузнеца, — в тон гостю подхватил Мир: — Вот пусть общий Совет Старейшин и решает срочно, где возьмет новых шамана с кузнецом. Если не примут выбора ребятишек, разумеется. Ёла горестно вздохнул и, несогласный, перекинул на грудь косу. — Дурак ты, — заявил омега, упрямо выдвигая аккуратный, с ямочкой посередине, подбородок: — Совсем дурак, хоть и шаман. Знаю, чего Совет приговорит, наперед. Только толку-то от этого приговора? ЛюдЯм ртов не заткнешь. И будет народ втихушку наших мальков гнобить, навозом крыльцо по ночам мазать. Детишек же их, ежели народятся — в лужи грязные носишками окунать да в волосню репьи совать. Не поможет Совет, вековых обычаев враз не изменит. Вдовый Таура поднял свою кружку, отхлебнул глоточек кваску и, сохраняя удивительное в создавшейся ситуации спокойствие, продолжил: — Не видать тут ребяткам нашим честного счастья, не дадут им жить втроем, задергают. Придется перебираться, Мир. Но, — мужчина потер ноющую поясницу: — Пока мы не уехали, накажем лучше малькам молчать в тряпочку и скрывать связь. Прознают в деревне — навалятся толпой, палками за грех заколотят, и ты не спасешь своей властью. «Мы» омеги прозвучало вполне уверенно. Плевал он на деревню и на округ, когда дело касалось собственного ребенка… — И не думай обо мне плохо, ведун, — Ёла потупился. — Я не только о Бэле сейчас толкую. Есть, болтают всяко-разное, сам не был, не довелось, за Болотищами, у Большой, Горькой Воды, другие края, вольные. Далеко, несколько седьмиц на телегах. И там с омегами считаются как с альфами, за ровню держат, на рынках невольничьих не продают… Дверь в сенцы скрипнула и в общажную ввалился Рыся, Мил толкал его, упирающегося, ладошками в спину. — Во! — сообщил омежка гордо: — Привел! Мир поманил ученика пальцем, и Рыся, старательно отворачивая лицо, приблизился, по-прежнему подпихиваемый Милом между лопаток. Заподозривший неладное Мир потянул носом воздух и хмыкнул, учуяв запах медовухи. Пьяным, впрочем, беточка не выглядел. Так, глотнул чуток для успокоения мятущегося в неизвестности духа. Оказавшись перед Ёлой, он испуганно заморгал. — Эээ, — мяукнул, попятившись. — Здрасти… Длинный волосяной хвост шаманчика стягивала на затылке, вместо привычного замшевого ремешка, голубая шелковая лента, такая же, как у Мила в косе. Небось, отрыли у Мира в кладовой длинный отрезок и поделили на двоих. Глупые юнцы. Слишком рано решили открыться сельчанам. Ничего, на то старшие и бдят, уберегут от беды. Ёла тепло улыбнулся тому, кого полюбил его брах, и подвинулся на скамье, приглашая. — Садись, умо*, — велел. — И снимай-ка ленту. Почему — объясню.