Найденка

Оладушков, пышных и вкусных, получилась ущербная дюжина. Щедро политые медом, они таяли во рту. Мир умял пяток и Рыся пяток, а одинадцатую, последнюю, мужчина с юношей поделили пополам. — Посуду сам помою, не дергайся, — сказал шаман ученику, дожевав и смачно облизав от остатков меда липкие, жирные пальцы. — А ты скатайся в деревню, отвезешь Еле кое-что, я вчерась обещался, да позабыл за болтовней. Кое-чем был полотняный мешочек с укрепляющим травяным сбором для Яра — юный омега чувствовал себя нехорошо, потерял в родах много крови. Молоко у него тоже пока не пришло, и ребеночка кормил соседский, немолодой уже раб, три седьмицы назад скинувший мертвого, почти доношенного младенчика. Обрадовавшийся возможности увидеться с Бэлом и Милом Рыся буквально взлетел с места. Подхватив в ладонь протянутый тамаэ мешочек, беточка сунул его за пазуху и бегом рванул выводить из стойла коня, красивого буланку по кличке Верный. Седлать животное парень не стал, ограничившись лишь уздечкой, и через поллучины уже галопом мчал к деревне. — Быстрее, быстрее! — пело его влюбленное сердце. — Быстрее! Подворье покойного Таура встретило беточку ссорой в разгаре — сцепились Суон и Плющ. Вдовцы кузнеца стояли набыченные, лицом к лицу, Суон перегородил вход в избу, Плющ топтался на крыльце — и вдохновенно орали друг на друга. За развитием ссоры из распахнутых настежь окон увлеченно наблюдали остальные домашние — Бэл в обнимку с Милом, Ела, Яр, Жужик и шестеро детей — омежат, мал мала меньше. Прибытия Рыся ни спорщики, ни зрители не заметили. Не поделенное Плющом и Суоном валялось под их ногами — развалившийся тюк пестрого тряпья небрежно шевелил ветерок. — Куда ты это все собираешься совать, капустная башка?! — кричал, срываясь на петуха, Суон и потрясал зажатым в кулаке цветным платком: — У нас шесть подвод! Шесть, а не двадцать! Как ты не понимаешь! Мука! Крупа! Зимняя снада! Одеяла! Посуда! Инструмент разный с кузни! Насупивший брови, красный от злости Плющ в ответ пытался выхватить мелькающий в воздухе, перед носом, платок, наступал, тесня Суона в избу: — Не смей лапать мои вещи, не тебе их хозяин дарил! Отдай! Твое место на рабском рынке! Сымай немедленно честную ленту, грязный порченка! В «веселый дом» ползи! Про то, откуда и как Таур когда-то заполучил Суона, Рыся прекрасно знал — Мир просветил около трех весен назад. И почему взял выкупленного втридорога невольника в законные супруги, тоже знал — влюбился кузнец в молоденького, чернявенького, хорошенького мордашкой и ладного фигуркой омежку, не похожего мастью на деревенских, сплошь русых да светлоглазых, без памяти с первого взгляда. Не посмотрел на отсутствие у того девственности. Правда, понесенный от насилия дарунчиком плод заставил вытравить — чужого ребенка воспитывать не пожелал… Ёле же и Плющу альфач строго-настрого запретил болтать в деревне, пригрозив самих на рынок свезти, коли станут трепать языками. Ну, оба омеги и молчали рыбами об лед — до сегодняшнего дня. И с чего вдруг Плюща прорвало? Успокоился, небось — ежели хозяин мертв, и наказывать некому? Так просчитался — Бэл метнулся через подоконник ястребом и сгреб зарвавшегося омегу за основание косы. — А ну, заткнулся немедленно, — грозно рыкнул молодой альфа. — Пока зубы целые! Не ожидавший вмешательства во взрослую склоку недавнего пацаненка Плющ сразу растерял весь гонор и забился пойманной куропаткой — утративший уважение к ранее чтимому, недостойно себя поведшему старшему Бэл тряханул без жалости. Еще миг, и новый глава рода толкнул омегу, по-прежнему за волосы, на колени и заставил пригнуть голову к доскам крыльца, утверждая собственную власть в семье. Раз и навсегда, как и положено альфе-кормильцу. Жестоко? Возможно. Но позволь он сейчас распуститься оставшимся без мужа вдовцам, и порядка больше не наведешь. Подобные глупые, опасные бунты необходимо подавлять в зародыше. Тыкаемый лбом в ступеньку Плющ тоненько скулил, но освободиться не пытался, подчинился — накачанная работой с неподатливым железом и тяжелыми молотами рука пасынка на затылке держала крепко, не дрожала. — П-простите, х-хозяииин, — пролепетал он сквозь всхлип. — П-проститеее… Понятливость даруна Бэла чрезвычайно порадовала, но парень еще не закончил с воспитанием. Не ослабляя хватки, наследник отца пнул каящегося Плюща в бедро и громко, холодно сообщил омеге во всеобщей, воцарившейся на подворье, подавленной тишине: — Еще такая выходка, косу обрежу и выпорю, седьмицу не сядешь. После — пойдешь в поле распоследним рабом. Запомни, крыса. А теперь, — Бэл резко повысил голос, — брысь отсюдова в хлев! Навоз чистить! Шмыгнувшего прочь, прикрывающего со стыда вздернутым локтем лицо, плачущего Плюща домочадцы проводили задумчивыми взглядами. Ни Ёла, ни Суон, ни, тем более, Яр с Милом или дети за провинившегося вступаться не собирались. Ёла же вообще улыбнулся браху — спокойно и уверенно. Как аши он одобрял поступок альфы. Лишь один Жужик метнулся догонять убегающего. Шутка ли, папу пришибли, пускай даже и виноватого. Все равно он — любимый папа. Кто еще его пожалеет, опозорившегося, в темноте хлева, если не омежка-сын, и вытрет со щек слезы рукавом?