Дочери севера

      Арья следила за тем, как сестра прошла в комнату — бывшую опочивальню родителей. По стенам скользнули их тени, дрожащие от пляшущего в очаге пламени. Санса прошуршала юбкой к окну и запалила толстую белую свечу. Тени раздвоились, стали менее четкими. Арья мимоходом оценила зрелище: профиль Сансы — тонкий, стремительно-нежный, словно вырезанный из темного бархата или вытканный на гобелене — даже видны стрелы опущенных ресниц — и ее собственный, где все было некстати: слишком длинный подбородок, нос с уже явно заметной горбинкой — «не для леди», чересчур короткие волосы, на плоскости стены выглядящие как привычное, разворошенное ветром воронье гнездо. Она давно перестала обращать внимание на внешность — главное, кто она, а не какая. Санса — леди, она — убийца, умелый артист, меняющий лица. Арья могла быть кем угодно — но дома ей хотелось хоть на миг побыть собой. Все было иначе — и все же в такие моменты они обе словно возвращались в прошлое. Вот сейчас Санса скажет ей, что не подобает леди стоять столбом, и напомнит о манерах: не гляди в упор, улыбайся, кажись слегка смущенной, чтобы расположить к себе собеседника. Арья поджала губы и — в упор — уставилась на сестру. Ничего такого та не сказала, просто глядела сквозь нее — как и ранее, в Большом Чертоге на бесконечных просителей. Разве что маска леди Винтерфелла прилегала чуть менее плотно. А рука в потаенном кармане темного платья все комкала и мяла злополучное письмо.       Так они и стояли — казалось, время замерло. Арья не знала, с чего начать, а Санса не желала ей помогать. Через пару минут в дверь глухо постучали, и Санса вздрогнула, словно ее ударили.        — Ваш ужин, миледи!       Арья стремглав повернулась — ну, хоть есть, чем себя занять. Шепнула сестре через плечо: «Сама открою». Санса ничего не ответила, лишь, судя по звукам, поменяла позицию и села в неудобное жесткое кресло возле круглого стола. Письменный столик Кейтилин Талли, и кресло тоже ее — привезенное из Риверрана. Все это досталось Сансе — и много чего еще. В спальне Арьи стояла незнакомая ей топорной работы мебель — даже из детских вещей ничего не осталось, кроме старого сундука Рикона. Ей было не привыкать, но порой досада все-таки прокрадывалась за спину, хватала за горло мягкой, пахнущей пылью лапой — в тишине, в ночи, когда нечем было себя занять, кроме как твердить последние имена из списка. Их осталось мало — и тех, кто там еще значился, Арья либо пересматривала, либо вычеркивала — жизнь порой распоряжается сама, почти без ее помощи.       На ужин им принесли густую похлебку из осенних овощей и мяса. Никаких излишеств: даже хлеб теперь дозировался — до следующего урожая ждать придется долго. Два узких ломтя — и бутылка летнего вина. О вине Арья распорядилась сама — сестре явно надо было запить весть. Сама она предпочла бы кружку эля, но дразнить Сансу не решилась. Не сегодня.       Служанка бросила быстрый взгляд в сторону очага, но Арья вытолкала ее — сами-де разберемся. Ей много лет не нужна была помощь с огнем — была бы возможность его развести, а уж с поленьями она справится. Жизнь подкинула ей хорошую школу: Йорен и его неумелое кодло, Харренхолл и его Чертог Тысячи Очагов, а потом Пес с его страхами — этот вообще готов был насмерть замерзнуть, лишь бы не связываться с костром.       Арья аккуратно поставила поднос на стол перед Сансой, подтянула к себе стульчик без спинки и села. Обслуживать сестру она не стала — хотя, как полагалось, знала — бывшая чашница лорда Тайвина не могла позволить себе оплошностей, как в прошлом. Придвинула к себе деревянную, явно недавно выструганную миску, занялась едой. Похлебка была что надо — это вам не бурда в Блошином Конце — в этой мяса было больше, чем овощей, да и не было повода сомневаться в его происхождении. Крыс леди Винтерфелла вряд ли подадут — пока.       Санса продолжала сидеть ровно, как каменный истукан — ни дать, ни взять статуя из склепа. Лишь бросила рассеянный взгляд на то, как жадно Арья поглощает ужин, и вскользь заметила: «Слишком много мяса — надо поговорить с кухаркой». Арья, в принципе, была согласна с вердиктом сестры — а не то час, когда в Винтерфелле начнется охота на крыс, придет слишком рано.         — Зачем они выстругивают столько посуды, можешь мне сказать? — от нечего делать пробурчала Арья с набитым ртом. Лишь бы не обрызгать сестру похлебкой. Это уж точно не расположит ее к разговорам и откровениям. В детстве Арья порой проделывала такие штуки нарочно — чтобы позлить Сансу. Та всегда была до одури обидчивой.         — Людей надо чем-то занимать, а то они тоскуют, беспокоятся, — с непонятными Арье нотками в голосе ответила Санса. — Пусть их себе строгают. Посуды все равно поубавилось — серебро и золото растащили — значит, будем есть из деревянных. Зимой даже приятнее. Не так холодно, — она содрогнулась и обняла ладонями миску. Арья машинально отметила про себя, что об деревянную посуду не погреешься — металл в этом смысле отдает куда больше.         — Ты что, замерзла?         — Я не знаю, — пожала узкими плечами Санса. — Может, чуть-чуть. Теперь так всегда. Дров не напасешься.         — Вот болеть тебе совсем ни к чему, — сердито буркнула Арья, и, поднявшись, оттащила хрупкий столик поближе к очагу, заодно подкинув в огонь еще полено. Санса подвинула кресло сама, села и занялась едой. Арья уже закончила с похлебкой и мрачно наблюдала, как Санса отщипывает тонкими бледными пальцами кусочки хлеба и кладет их в миску. Один кусочек — одна ложка похлебки. Ела Санса аккуратно, как кошка — словно через силу заставляя себя глотать пищу. Ну да — леди не должно набивать себе живот подобно простолюдинам. Но эта птичья манера клевать — уж слишком сестрица вошла в роль.       Арья налила себе вина и поверх чаши смотрела на склоненную, гладко причесанную рыжую голову сестры. Теперь никаких южных изысканных причесок — либо распущенные волосы, схваченные обручем простой косы, либо тяжелые осенние пряди, как сейчас, были запрятаны на затылке в сетку, тоже самую незамысловатую — ни камней, ни золота на ней не было. Внешняя оболочка осталась той же — гармонично-изящной, даже в суровых условиях надвигающейся невиданной зимы, но чувствовался в сестре какой-то надлом, трещина — а сейчас, сегодня — еще больше, чем прежде. Арья допила, раздраженно плеснула себе еще — и потянулась, чтобы налить и Сансе тоже.         — Я не хочу, спасибо, — Сестра быстро закрыла длиннопалой ладонью свою чашу, неторопливо встала и налила себе воды из кувшина на ночном столике.         — Ты что же это, пьешь одну воду? С чего вдруг? — подозрительно сощурилась Арья. В голове начала складываться совершенно иная картина.       Санса вспыхнула — щеки пылали так, словно она час проторчала на морозе.         — Нет, почему же… Я пила вино сегодня — да голова разболелась. Ни к чему это.         — Хорошо. Поговорим?         — Изволь, — Санса положила ложку и уставилась на сестру. Глаза у нее были на удивление невыразительные, словно выцветшие. «Слишком много плачет», — по привычке подумала Арья.         — Что в том письме, скажешь ты или нет? Не надоело тебе притворяться?         — Я не притворяюсь, Арья, — спокойно произнесла Санса, голосом до того усталым и отрешенным, что Арье стало тошно. — Просто не у всех…         — Что?         — Не у всех чувства на поверхности. Я привыкла сдерживаться…         — Сейчас-то можешь и расслабиться.         — Я никогда не расслабляюсь, — отчеканила Санса. — У меня нет такого права.         — Ну я рада за тебя, статуя ты наша. Кончай увиливать. Дашь ты мне это письмо?         — Не дам, — отрезала Санса. — Но могу прочесть — если ты настаиваешь. Только все останется в этих стенах… Дай мне слово.         — Да, — Арья переместилась на пол, поближе к очагу, уселась так, чтобы видеть лицо сестры. Та достала из кармана измученный мятый листок, постаралась его расправить — что, конечно, не увенчалось успехом — и тихо, без выражения, забубнила:       «Сансе Старк в собственные руки.       Миледи, встреча двух королев состоялась — как и было предусмотрено. Что не было предусмотрено — это внезапный поединок. Пес раздразнил Гору — или то, что от нее осталось. В этом мире развелось слишком много неживого. Мы хотим сражаться против мертвяков на севере — меж тем они стоят возле Железного трона стражами короны узурпатора. Как прошли переговоры, вам лучше спросить у вашего брата, следующего на север по морю — скажу лишь, что все неоднозначно, но почти успешно — а вот что произошло потом, опишу вам лично.       Как в старых песнях, не победил никто. Сир Роберт Стронг был обезглавлен прилюдно и пал от руки собственного брата. Битва была короткой, но красочной. Ваш старый знакомый ради мести поборол даже страх перед огнем, воспользовавшись давним приемом покойного Тороса — но это, увы, его не спасло. Сандор Клиган был ранен — и предпочел выдвинуться на север верхом, не пожелав задержаться на Драконьем Камне. Я вызвалась сопровождать его, ибо сомневалась, что человек способен выдержать такой путь в одиночку, особенно страдая от ран.       Надеюсь, вы простите мою вольность, миледи, и неудобства, что я вам причиняю своей задержкой. В дороге стало ясно, что Клиган не доберется до места — куда бы он ни хотел попасть, а цель своего путешествия он от нас сокрыл. Раны его воспалились, и мы — Подрик и я — вынуждены были остановится вблизи гостиницы на перекрестке — в саму гостиницу Клиган себя везти не позволил. Остаюсь в убеждении, что, обратись Клиган за помощью к мейстеру и последуй он на Драконий Камень, все бы обошлось лучше, а сейчас можно только молиться Семерым. Я прошу у вас, миледи, позволения задержаться и провести с беднягой его последние часы — несмотря на то, что он нарушил приказ двух королев сразу, ввязавшись в поединок. С желанием мести трудно бороться — я это знаю наверное. Не думаю, что отсутствие мое затянется — при первой же возможности и любом исходе я поспешу в Винтерфелл, дабы служить вам и оберегать вас, как того требует моя клятва.       Заканчиваю это послание в надежде, что случайный наш спутник сможет довезти письмо до ближайшего замка и отправить вам ворона без задержек.       Писано в третьей фазе луны возле Королевского Тракта Бриенной Тарт».       Арья слушала монотонный, почти усыпляющий голос сестры и думала о том, что когда-то Сансе здорово удавалось читать глупые баллады и сказки из дурацких книг про любовь — ярко, с выражением, с придыханием. Она словно оживляла историю и дышала ею сама — веря каждому слову, пропевая его мелодичным голоском. Пташка — он звал ее так, этот победивший-побежденный. Теперь Пташка явно потеряла желание петь. Свои указания по хозяйству — и те она надиктовывала с большей страстью, а тут — словно ей и дела не было до того, что женщина-рыцарь так спешила ей поведать.       Арья поежилась — по полу пробежал сквозняк — и придвинулась ближе к огню, не отрывая глаз от сестры. Та так и сидела — прямая, тоненькая — в самом деле, можно принять за изваяние — само спокойствие. Если бы не тряслись изящные пальцы, все еще сжимающие свиток — похожие на материнские, как и все Сансино, руки Талли, не Старков, если бы на стене не плясала тень профиля — было заметно, что Санса нервно сглатывает, скрывая предательские слезы. Леди Винтерфелла не имеет права расслабляться, но письмо пришло Сансе Старк, не леди Винтерфелла.         — Теперь мой список можно сократить — двое выбыли, — деланно беспечно заявила Арья, пригубив вино. Санса подняла на нее взгляд, слишком светлые глаза сверкнули — уже не слезами, яростью.         — Это все, что тебе пришло на ум? Количество персон в твоем «списке отмщения»?       — А тебе? — прежним тоном небрежно бросила ей Арья, продолжая свои наблюдения.       — Я не намереваюсь перед тобой исповедоваться, Арья. Твоя черствость меня потрясает.       — А по кому прикажешь плакать? По Горе или по Псу? Жальче всего мне твоего верного рыцаря Бриенну — вот уж кто незаслуженно завис в нигде — даже в трактир не пустили, подумать только! А меж тем гостиница та вполне себе процветает, кормят-поят хорошо, — мечтательно протянула Арья, вспоминая свой последний заезд в те края и лакомства Пирожка. — Это все треклятое упрямство — не иначе как Пес решил скрыть свое состояние. Ну да удивляться нечему — их семейству нравится морочить голову всяким дурням — и обрастать легендами: братья Клиганы — ни живые и ни мертвые…       — Перестань! — в сердцах грохнула кубком о стол Санса. — Знала бы — отправила бы тебя к Брану, пусть бы он решал, чем с тобой делиться, а что оставить при себе… Едва ли с ним ты так себе ведешь!       — С ним — нет, — серьезно сказала Арья. — Но он и не играет в «правду», а знает, меж тем, поболее всех обитателей Винтерфелла — прежних и нынешних, вместе взятых. А ты тут развела тоску-печаль из-за этой писульки — и неясно, с чего вдруг такая чувствительность. Много чести для этих двоих.       — А ведь тебя Пес тоже не раз выручал.        — Он отлично меня выручал — украл и пытался сбыть подороже. Вот только судьба так легла — внезапно покупатели все вымерли, — Арья не могла не улыбнуться, вспомнив давнюю сцену возле Кровавых Ворот. — И все-таки, — она уставилась на Сансу, быстро-быстро вертящую в руках ненужный уже свиток, — это Пес, да? О нем ты стараешься не лить слезы?        — Ну не о Серсеином чудовище, конечно же! — вспылила Санса.        — Оба они чудовища. Я никогда не забывала Мику — и тех двоих в хижине, что однажды дали нам приют, — помрачнела Арья. — Твой Пес — та еще мразь. А, прошу прощения — был мразь. Почти был.        — Уходи. Ты доужинала, сестра? Если у тебя нет ко мне дел…        — Какие у меня могут быть дела? Я твое правосудие, твой палач, — пожала плечам Арья, кривляясь. — Не более того. Если у тебя нет ненужной глотки, что я могу без зазрения совести перерезать — со мной и говорить не стоит.        — А о чем ты желаешь говорить? — почти взвизгнула Санса, — О Псе? Хочешь вытрясти из меня столь любимую тобой правду? Так ты и так все знаешь — ты везде шныряешь, везде подглядываешь! Тебе просто нравится меня мучить — вот и все. По капле выдавливать из меня нелепые, никому не нужные признания…       — Боюсь, что признания — особенно по части Пса — нужны, по большей части, тебе самой, — Арья встала. — Вот только думать тебе надо побыстрее — а то время уйдет, и потом ты всю жизнь будешь терзаться, что так и не решилась.         — На что?         — Да ни на что. Можно было обжиматься с ним в темных углах в надежде, что вас никто не заметит, и дарить ему еще не посчитанных коней, зная, что новые конюхи все поголовно — дурни. Да и кто посмеет задавать такие вопросы леди Винтерфелла? Разве что Король Севера — но он был в отъезде. Или Лианна Мормонт, — лукаво прищурилась Арья.         — Так иди к ним — к Джону, к твоей любимой Лианне — и расскажи, как опозорила себя Санса Старк. Авось они выгонят меня в зиму — да еще и камнями закидают за прегрешения. Мне все равно. Одним мертвецом станет больше, одним живым — меньше, — напустилась на нее Санса.         — Одним? Или…         — Это все не твое дело.         — Верно. Не мое. Твое. И еще один тут замешался. Но тебе и в голову не пришло…         — Ты не можешь судить о том, что мне пришло, а что не пришло. Ты в моей голове не сидишь, — зло огрызнулась Санса. — Ах, я и забыла, — процедила она презрительно, — ты же по лицам читаешь людские мысли. Тогда и сама уже все знаешь. Поди все же к Брану — сверьте календари.         — Значит, не пришло… — больше сама себе пробормотала Арья.         — Да что ты знаешь! Не могу же я вот так, на пустом месте сорваться и лететь — нет, тащиться, потому что в такую погоду можно лишь влачиться, пока не замерзнешь в сугробах — куда-то в неизвестность — и все ради того, чтобы облегчить душу перед человеком, которого, возможно, уже и в живых нет! Да и что это изменит? Да и что ты себе придумала! Леди Винтерфелла не может бросить север. В этом замке должен всегда сидеть Старк — ты помнишь, сестра?         — Ты не Старк. Ты — Болтон, — бездумно напомнила ей Арья. — А Старк тут останется.         — Уже не ты ли? Леди «пойду сменю надоевшее лицо»?         — Не я, — спокойно ответила Арья. — Бран тоже Старк. И он способен удержать это место — надежнее и вернее нас с тобой вместе взятых.         — Почему это? — в голосе Сансы слышалась чуть ли не ревность.         — Ну да, он не будет бегать по кузнецам и учить их, как правильно ковать зимние доспехи. Не будет считать турнепс в подвалах. Но он знает. Знает, что грядет. И способен увидеть, когда оно нагрянет. Ты думаешь о зиме и хозяйстве — и забываешь о войне. Ты — леди, ты такая леди, Санса. В этом ты вся, — горько бросила Арья, делая шаг к двери.         — А что надо? Сесть на коня и сбежать от всего? Это ты предлагаешь?         — Я ничего не предлагаю. Просто если жить ради мелкой власти и каждодневной суеты, то, возможно, лучше Иным и победить.        — Я не живу ради власти. Я живу — и стараюсь, как могу, — звенящий, как колокол голос Сансы прерывали всхлипы, — ради людей. Людей Севера. Тех, что еще живы. Это наш долг, сестра.        — «Семья, долг, честь»? — пробормотала Арья. — Снова Талли. А где ты — ты сама?         — Меня нет, — бесцветно прошептала Санса. — Уже давно. Есть север. Есть Винтерфелл. Боги знают, что я вытерпела ради того, чтобы снова сюда вернуться.         — Возможно, тебя и нет, сестра. От нас вообще мало что осталось, — в голосе Арьи не было сожаления — лишь констатация. — Но есть парочка живых, что видели тебя — или то, что пока еще не умерло. Хотя если ты запрешься в этой спальне, в этой груде камней — то и это сгинет. Ты боишься, ведь так?         — Да, — Санса, к ее чести, не стала отпираться. — Боюсь. Боюсь, что не выдержу пути. И больше — того, что происходит — или уже произошло возле гостиницы. Что толку туда стремиться, если и сказать-то мне нечего.         — Знаешь что — иной раз и не надо ничего говорить. Просто быть, — Арья задумалась о Черно-Белом Доме. — Когда-нибудь я расскажу тебе о том, что было за морем. Когда-нибудь. Когда ты дорастешь до понимания, что в момент смерти надо не рыдать — а слушать, дышать в унисон с замедляющимся дыханием, провожать… Мы все рождаемся одинокими — и умираем так же. Тут важно, чтобы страх не делал этот уход еще болезненнее. Страх режет больнее ножа… — Слова, столько раз отвлекавшие ее от собственных страхов, пришли сами, морозным облаком сорвались с губ. — Ты боишься? А он, небось, тоже трусит. Однако же не побоялся потащиться раненый через сугробы — а куда? Он же к тебе рвался, не правда ли?         — Я не знаю… — чуть слышно прошелестела Санса.         — Знаешь. Поэтому и бездействуешь. Ты многому научилась у Мизинца — возможно, слишком многому… Что тебе невыгодно, ты никогда не сделаешь, — подвела итог Арья.         — Да как ты смеешь! — Теперь и Санса вскочила, подступая к сестре вплотную. — Что значит мне невыгодно?        — Ты боишься сплетен — не сугробов. Страшишься слухов, что поползут. Тебе всегда было важно, что говорят, сестра. И это правильно — иначе дурь и гордыня могут завести в тот же тупик, где теперь рыдает над своим защитником-мертвяком безумная Серсея. Но пойми — есть моменты, когда надо быть. Надо выходить на свет, — Арья мельком глянула на стену и заметила, что их тени слились в одну: две сестры и одна тьма на двоих. — Не падать в обморок, не ютиться в углу, в тесной птичьей клетке. Помнишь Бейелора? Я отвела глаза, ты отрубилась. Я почти каждую ночь вижу это — и думаю: если бы я не только смотрела, но и видела, то отца бы не постигла такая участь. Если бы я знала и умела, что знаю и умею сейчас… Но тут уже поздно. А в твоем случае — может, и не поздно.         — Что ты хочешь от меня, сестра? — Санса опустила голову, словно ее внезапно пригнуло к земле.         — Хочу, чтобы ты сняла эти дурацкие юбки хозяйки Винтерфелла. Чтобы надела какую-нибудь одежонку Джона — металл и кожу, а не шелка. Чтобы написала список для мейстера, авось, справится он с кучкой просителей, недаром же столько лет штаны просиживал в Цитадели. Чтобы ты вышла из этой спальни, из этого замка, хоть бы и в зиму, но пока время еще есть — и поехала туда, где тебе есть, что сказать и есть, что услышать. Лучше отморозить себе нос, чем сто лет потом жалеть о том, что не было совершено. Разве что всех нас сожрут Иные — и то, я боюсь, ты будешь и после смерти терзаться. Как тот водопад, помнишь? Ну как его?         — Слезы Алисы, — голос Сансы не выражал ничего, кроме усталости и покорности. — Хорошо. Будь по-твоему. Когда мне надо выехать?         — Нам. Мы тронемся в путь на рассвете. Пока солнце еще показывается — надо пользоваться. Я, так и быть, переговорю сама с Браном. Он редко спит — и еще реже допускает незапланированные сны. Ты соберешься?         — Да. Лошади?       — И это возьму на себя. Много ты смыслишь в лошадях… Нам бы пригодилась парочка лютоволков, это да, — невесело пошутила Арья. — Хоть было бы кому греть.       Санса вздохнула.         — И даже смерть Леди я пропустила — и она лежит на мне темным пятном. А куда все-таки делась Нимерия?         — Это история для первого нашего костра, — выходя из комнаты, бросила ей Арья. — Я повстречала ее однажды. Не во сне. Готовься, не теряй времени зря. Я разбужу тебя за час до рассвета. Нет надобности посвящать в наш отъезд всю челядь. Да и поспать бы тоже не мешало. Я к Брану — и в постель.         — Я спать боюсь, — Впервые за вечер Санса взглянула Арье в глаза: прямо, не играя, не тушуясь, не прячась. — Как и Бран, я страшусь снов.         — Он не страшится, он не хочет вторжений извне. Король ночи знает путь в его сознание. А в твоём кто копошится?         — Сожаление. И раскаяние. Стыд.         — Тогда можешь спать спокойно. Сегодня. Потому что в кои-то веки ты решилась на шаг — и это не слезы и не терзания. По крайней мере, ты попытаешься.         — Кому это теперь важно?         — Тебе. И, вероятно, ему.       Арья ступила в темный коридор, одной рукой аккуратно держа поднос, другой — прикрыв за собой дверь. Вдалеке, возле спуска вниз маячил оранжевый танцующий отблеск факела на стене. Ей неожиданно стало зябко и захотелось лечь спать — хоть бы и в новую, но уже теперь свою кровать, под теплую волчью шкуру. Но у нее еще были на сегодня дела — значит, день не закончен. Это был вечер разговора с родственниками — так тому и быть. Тихая, как тень, скользнула она к спуску, дала глазам привыкнуть к полутемной лестнице и, не забывая придерживать поднос от падения, пошла вниз.