Предания старины глубокой

      Элла дулась всю дорогу. Антона распирало от вопросов, а она вредничала и отмалчивалась. Но как выспалась, чуть оттаяла. И за ужином Cветлый решил рискнуть и разговорить её.       — Интересные в Питере отношения между Дозорами… — начал он.       — Есть такое, — улыбнулась Элла.       — А как так получилось-то? Вот в Москве же Завулон с Гесером вместе ничего не делают. Друг к другу в гости не ходят.       — Это вам так кажется, — рассмеялась рыжая, — но в чем-то вы правы. Атмосфера в городе сильно зависит от того, какие отношения поддерживаются между Ночным и Дневным Дозорами. Просто Лефорту и Дашковой так удобнее. И приятнее, наверное. Франц вообще любит, когда всё красиво. Чтобы политес соблюдался. Тут у него прямо пунктик какой-то!       — А как так получилось, что Екатерина Романовна встала во главе Ночного Дозора? — этот вопрос не давал Антону покоя. — Она ведь намного моложе Лефорта.       — Она намного моложе любого известного руководителя Дозоров в принципе, — Элла откинулась на спинку дивана и сощурилась. Глаза у неё все ещё были красные.       — Что не так с питерским Ночным Дозором? Лефорт как возглавил Дневной Дозор после Брюса, так и руководит. А в Ночном Дозоре всё время менялось руководство.       — Неправда ваша, — отмахнулась она, — в Москве всё то же самое было. Завулон как сел наместником, так и не сменялся. А до Гесера в его кресле кто только не сидел. Это, скорее, издержки самого Ночного Дозора. Этот пост, по-видимому, более желанный.       — И всё равно, — настаивал Антон, — по сравнению с Лефортом Дашкова ребенок. Как?       — Это ДАШКОВА! — пожала плечами Элла.       Инициировал Екатерину Романовну сам Хануман, ей и двадцати лет не было. Михаил Васильевич был гением от магической науки и вообще личностью незаурядной, но уж больно неуживчивой. Дневной и Ночной Дозоры тогда много вместе экспериментов ставили, Элла насмотрелась, как Хануман Франца подначивает. Дразнит то амулетами, то новыми ускоренными да улучшенными методами рабочими. С болезненно-самолюбивым Лефортом они жили, как кошка с собакой. И атмосфера в городе была соответствующая. Три бунта, два военных переворота. Хануман у себя в Дозоре всё время опыты ставил и Катю привлекал не только в качестве зрителя.       — Лефорт ещё Михаилу Васильевичу его главной забавы простить не мог, — прыснула Элла, — про «паранджу» знаете? Видели в действии?       Городецкий кивнул.       — Так вот, — девушка чуть подалась вперед, — Хануман тоже её носил. Но паранджа у него была особенная. Оборотная. В жизни выглядел он, как бог греческий. Косая сажень в плечах, белые волосы до талии, свои! Не парик. Глаза синие, как два озера. Ростом даже чуть выше Франца был. Это последнего особенно задевало. А как надо ему на люди выйти, прикидывался Михайло, сын Ломоносов, полным, лысеющим, да ещё и лицо всегда красное было!       Тут Элла не выдержала и рассмеялась.       — Для Лефорта это было как для быка красная тряпка. Он- то обходился тем, что Бог дал. И ведь сам он про себя знает, что красивый, гордится. Для него паранджа — позор. А тут Хануман со своими кудрями белоснежными вроде как планку понижает, стыдится своей красоты.       — А зачем он это делал? — удивился Городецкий.       — Шутник был, — пожала плечами девушка, — и упрямец страшный. Этим он Екатерину Романовну и зацепил. Помимо глаз своих сапфировых, разумеется.       Вроде как они даже вместе жить начали, но тут незадача случилась. Что-то у него в лаборатории пошло не так. Занемог главный дозорный страны, да помер в одночасье. Элла тогда уже, у Лефорта в доме не служила и все новости знала только со слов Кея. Ну, понятно, свято место пусто не бывает, на него тут же новый царский фаворит вскарабкался, Потёмкин Григорий*. Франц Яковлевич по ночам не спал. Шутка ли! Новый Светлейший в царскую постель чуть ни с разбегу влетел. Орлов еле ноги унес. На другой конец страны переехал. А кому, как не Лефорту, было помнить, с чего вся катавасия с Меньшиковым закрутилась? Нет ничего хуже, чем вседозволенность для любого из Дозоров.       — И тут приходит однажды Франц от инквизиторов, весь какой-то потерянный. Хануманова девица Ночным Дозором руководить пришла!       Дашкова полчаса с Потёмкиным за закрытой дверью поговорила. И после того разговора он в Крым на войну сбежал и больше в Дозоре не появлялся вообще. И никто больше не появлялся.       — Тридцать три года, — чуть улыбнулась Элла, — второй уровень. Титановый позвоночник. Оказалось, что это всё, что было нужно этому городу. Даже в Сумраке покой наступил! Инквизиторы только руками развели. Помимо всего прочего, Дашкова, хотела она того или нет, прекратила череду смертей в руководстве Ночного Дозора. Бывший Светлейший, князь Потёмкин, преспокойно живет себе в Индии. До самого отъезда накануне революции перед Екатериной Романовной расшаркивался. И больше никто ни разу на этот пост в Санкт-Петербурге не покушался.       — Интересно, — согласился Городецкий. — А кем вы у Лефорта работали, что он так вокруг пляшет?       — Горничной, — сказала Элла. И почему-то нехорошо улыбнулась.       — Вот тут я не понял, — нахмурился Антон, — вы же вроде с Кеем вместе всё делали. А в итоге его Лефорт в Дневном Дозоре заместителем назначил, а вас — простой горничной?       — Ага, — задумчиво отозвалась девушка. — Вы не возражаете, я оставлю вас ненадолго? Мне нужно Моте позвонить.       Городецкий пожал плечами. Элла отошла в угол и долго о чем-то беседовала со своей девушкой. Лицо её, сперва весёлое, становилось всё более напряженным. Буркнув под конец: «Лан, поищу!» отключилась. За стол вернулась какая-то нервная, даже злая.       — Что-то случилось? — машинально поинтересовался Городецкий.       — Важного ничего, — буркнула она, — я с этими орденами напрочь про свои дела забыла. Матильда Карловна просила из старой квартиры кой-какую мелочь забрать и сувениры в музее купить. А я вчера всю ночь по Эрмитажу рассекала и забыла. Вообще из головы вылетело.       — Можно, я с вами не пойду, — взмолился Антон, — я хотел в Русский музей!       — Да без проблем, — улыбнулась рыжая. — Встретимся в Пулково в шесть.              Лефорта Городецкий в аэропорту ещё издали увидел. Всё-таки заметный он был, со своими черными волосами и бритым виском. Выделялся даже на фоне остальной неформально одетой публики. Франц его не видел, потому что спорил с Эллой, стоя перед ней на одном колене.       — Ты же любишь Питер, — ворковал он, включив свой самый вежливый голос, — ну, что тебе те десять лет?       — Ни года. Ни дня! — отрезала девушка и встала с сиденья. Поднялся и Темнейший.       — Можно хоть в самолет тебя посадить? — буркнул он, придерживая её за плечо.       — Спасибо, Франц Яковлевич, — Элла тактично отстранила его руку, — но я сама справлюсь. Артуру всё передам. Да вы и сами это знаете, — она натянуто улыбнулась.       Со своего места в очереди Антон видел, как неприятно изменилось лицо Темнейшего. А может, дело было в том, что Светлый, наконец, попал в его поле зрения. Франц с Эллой переглянулись. Очередь двигалась быстро, и Городецкий не стал наглеть и проталкиваться вперед. Всё равно в одном самолете полетят. Тогда и спросит, что за неотложная надобность привела главу Дневного Дозора в Пулково на проводы.       Он уже стоял у столика регистрации, когда к нему подошли двое одинаково одетых молодых людей с символикой дозоров на форме.       — Можно попросить вашу регистрацию? — тихо поинтересовался один из них, протягивая руку за бумагами.       Антон отдал ему паспорт.       — Здесь виза не проставлена, — тактично сообщил дозорный, глядя Антону в глаза. Взгляд у него был равнодушный.       — Простите, — растерялся Городецкий, — но я уже был в Дневном Дозоре. И мне ничего про визу там не сказали.       — Визу на таможне получают, при въезде в город, — молодой человек все ещё был очень спокоен.       Городецкий махнул было Элле, но понял, что она исчезла. Вот только что стояла с другой стороны, ждала его. А теперь её нигде не было видно. Время посадки заканчивалось, но деваться было решительно некуда. Темный и Светлый таможенники начинали терять терпение.       — Пройдемте в Сумрак, пожалуйста, — натянуто улыбнулся Светлый.       Антон пожал плечами и шагнул в свою тень.