Таар-лайх!

— Таар-лайх! Тень стоял в открытых дверях здания, перед которым расстилалась песчаная площадка. Свет падал под таким углом, что и его, и нового почти-хозяина — по записям в системе, лица с правом полного управления, но полномочия его почти совпадали с хозяйскими — надежно укрывал сумрак. Тхиа стоял, привалившись к косяку плечом, и жадно высматривал, что происходит снаружи. Дыхание оставалось тяжелым, но попытку настоять на постельном режиме, вчера с треском провалившуюся, он пресек и сегодня, сверкнув глазами и процедив: «Приказываю я, ты — выполняешь!» Оставалось только сопровождать и становиться так, чтобы настырного в своей глупости хозяина, если он все-таки упадет без сознания, успеть подхватить. Все те, кого вчера он видел только мельком и по одному или по двое, стояли теперь ровными рядами на солнечной площадке, прямо держа головы. Наморщенные лбы блестели. Напротив строя стояли двое — вчерашний покалеченный человек, идентифицированный как «Кинтар», и вчерашний же мужчина лет пятидесяти — «мастер Дайр». И что-то происходило. Напряжение считывалось первым — десятки микровыражений, чьи-то сжавшиеся наполовину кулаки, движения кадыков. Ожидание — вторым: то в усмешку, то в досаду дергающиеся рты, прямые взгляды, прыгающие с одного на другого. — Таар-лайх! — это кричал молодой. Громко, как приказ отдавал, и его неожиданно послушались: строй незримо покачнулся и начал отзываться именами. — Старший ученик Ойт Лерир, господин мастер… — Старший ученик Тейн Рамиллу, господин мастер! Раздел: активная лексика. Объект: Кинтар, типовое обращение — «господин мастер». Запомнить информацию? Да/Нет? Да. Это было ново. На этой планете универсальные обращения, принятые на цивилизованных планетах класса А, многонаселенных и высокотехнологичных, не использовались в принципе. Ни общепринятые, ни служебные. Поэтому оставалось только включать программу самообучения и записывать новые обращения — «ваше высокоблагородие», «добрая леди», «господин»... Хозяева здесь хозяевами не именовались тоже. А киборги — киборгами. В Большом каталоге населенных планет, значительно поврежденном после крушения, информации о подобном месте не содержалось, а инфраструктура планеты вообще представляла собой нечто альтернативное и малофункциональное — ни космопортов, ни флайеров, ни даже водопровода и электричества. Галаполиции — и той здесь не встречалось, а аналогичная по функции служба именовалась королевской стражей и стандартных нашивок на форме не имела. Форму они носили тоже странную — из грубой, неэластичной ткани органического происхождения, которая сковывала движения, плохо выдерживала термические и механические нагрузки, а поверх они навешивали металлические защитные приспособления весом в шесть-семь килограмм, что на боеспособности и так не слишком тренированных людей сказывалось негативно. Плазменного оружия не носили, предпочитая почему-то холодное и громоздкое, а вместо флайеров с сиренами и мигалками использовали запряженные лошадьми телеги, которые по скорости уступали в десятки раз. Больше всего планета напоминала Тени поселение на Хризантеме, в которое они прилетели с бывшим хозяином как-то утром. Поселение было огорожено высоким частоколом — не стилизованным, а самым настоящим. На простой железной пластине в качестве входной таблички красовалась надпись «ЭДЕМ-12: цивилизанутым не входить!». Хозяин тогда сплюнул и процедил: «Гребанные сектанты!» — но Тень не понял, что он имеет в виду, пока они не оказались внутри — для этого пришлось перелезть через частокол, потому что деревянная калитка реагирующим на полицейские значки сенсором была не оснащена, а на крики: «Полиция, открывайте!» — местное население не отозвалось. В «ЭДЕМ» пришлось отправиться после того, как тамошние «проповедники» («Это которые самые альтернативные и упертые», — пояснил хозяин), жадные до ушей туристов, допекли местных экскурсоводов настолько, что владельцы туристических площадок, скрепя сердце и подправив наскоро всяческую документацию, обратились в полицию, состряпав пару невнятных жалоб на шум в неположенное время, покушение на право свободомыслия и — «а кто их там знает!» — распространение наркотиков. Визит за частокол Эдема Тень запомнил хорошо: деревянные кособокие постройки, стайки выпасающихся на полянах неуклюжих птиц, отсутствие электроники (из максимально технологичного на территории поселения нашелся только самораскладывающийся парник, неизвестно как затесавшийся в ряды самодельных), отделанные камнем дыры в земле и указатели «тропа до ручья» вместо системы водоснабжения, а повсюду — наполовину или совсем голые люди, среди них и взрослые, и угукающие коротышки. Тень этому значения не придал, а вот хозяин почему-то разозлился. И еще сильнее разозлился, когда найти место разведения наркотиков так и не удалось. На этой планете, куда Тень занесло после аварии, люди одежду носили. Иногда в избытке, кутаясь в несколько слоев тяжелой узорчатой ткани даже в жаркие дни. Но бытовая организация напоминала тот самый Эдем — за все время здесь Тень не встретил ни одного источника цифровой информации. И даже тот человек с черными глазами, тогда, после крушения… — Старший ученик Фарни Лонс, господин мастер! Тхиа хмыкнул и негромко произнес: — Так, Кинт, все так, — а потом закрыл глаза и наклонил голову, словно пытаясь достать подбородком до груди, и тяжело втянул воздух. Спина под потемневшей от пота рубашкой напряглась. Движение он не услышал — угадал и низким, напряженным голосом приказал: — Не трогай. Я сам. Выпрямившись и плотно сжав губы, он отвернулся от площадки — покрасневшие глаза слепо смотрели строго вперед — и медленно двинулся по коридору. *** Его звали Джо. Эй, Джо, ты готов? Бластер на месте? Да конечно, он готов, чего ты носишься с ним, как с младенцем. Джо, иди вперед. Джо, прикрываешь спину. Его звали Крыс. Во морду состряпали, ты посмотри! Да что морда, морда как морда, свою-то видел? Да я хоть на крысу оголодавшую не похож, еще и глаза краснющие. Так хрен ли ты его в боевом режиме держишь? Эй, Крыс, давай в обычный режим, будешь тут еще зенками сверкать. Его звали Майк, Лютик, Эй-ты, Декс, Мотыга, Железка, Два Байта. Его звали много как, в каждом участке и в каждой группе по-новому, но никто так и не дал ему постоянное человеческое имя. Даже капитан Гарри Томсон. Капитан называл его «мальчик». Он называл мальчиками всех офицеров участка, и все они откликались, кто охотно, кто бормоча под нос «да какой я тебе мальчик, тьфу ты». Это обращение не могло считаться уникальным и соответствовать имени, он откликался на него так же, как остальные. И это было необычно — делать что-то «так же». Гарри Томпсону было пятьдесят два года, и он говорил, что его сослали на Хризантему как «лысеющего вредного старпера». Он носил старую, потертую местами форму, хотя ему, конечно, выдали новую; он стоял, заложив руки за спину, и размеренно кивал в такт речи собеседника; он скупо улыбался, никогда не показывая зубы, а когда злился, то сплевывал и напрягал скулы, словно готовился вцепиться кому-то в горло. Но никогда не вцеплялся — даже голос никогда не повышал. А еще капитан с ним разговаривал. С ним, с Джо, Майком, Жестянкой, Мальчиком. Не по делу разговаривал, а по ерунде: как погода, хочешь кофе, слышал вчерашние новости, не сиди у кондиционера — простудишься. И требовал отвечать. — Коммуникация по нейтральному типу не входит в перечень задач, — пытался отмахнуться Джо-Майк, но капитан выразительно смотрел и уточнял: — Убивать ты умеешь, а два слова связать — нет? Он мог связать и два, и четыре, и двадцать — человеческая коммуникация подчинялась элементарным правилам, усвоить которые не составляло труда. Поначалу помогала программа, а потом он смог повторять сам — он вообще многое мог сам. Поднять руку, например, когда процессор не приказывал; повернуть голову, сесть, встать, произнести слово или десять. Процессор оставался, светил слепящими прожекторами, не оставляя в окружающем пространстве ни сантиметра тени, но оказалось, что в струе этого света можно двигаться — если, конечно, играть по правилам. Он проводил много времени с Гарри Томпсоном. С остальными сотрудниками контактировать приходилось только во время выездов, но случались они не так часто, чаще доводилось оставаться в участке — а там сотрудники предпочитали попивать разные напитки, перекидываться в карты или глазеть в головизор, в то время как капитан предпочитал разговаривать. Капитан спрашивал — приходилось отвечать. Капитан говорил ему «ты» — приходилось отвечать «я». И скоро это начало иметь значение. *** — Не смотри на меня так, — сердито потребовал Тхиа. — Я понятия не имею, что с этим делать, вот ни малейшего. С чем «с этим», Кинтар уточнять не стал. И так понятно — вот оно, «это», стоит за спиной у Тхиа, неподвижное и со стеклянными глазами, в родовые цвета одетое, молчит. Ни тени какого переживания на лице, а Тхиа изнутри распирает так, что хоть в бочку с ледяной водой окунай, чтоб остыл. Держится он, правда, отменно: глаза сверкают, а руки на груди скрещены. От греха подальше, видно. И кто это у нас — родственник какой из отчего дома? Проваль, ему ж представиться еще как-то надо, как у них там положено, по этому их этикету… А впрочем, беда разве — это у них этикет, а тут мастером он, Кинтар, и тут представляться вообще-то должны как раз ему. А не хотят — и не надо, церемоний ему еще тут не хватало высокородных. Кинтар подавил зевок — все-таки вот морока быть мастером, на сон жалкие пару часов и остается, а потом ходишь с каменной мордой, лишь бы зевота не корчила, — и уселся на стул. Уставился на теплую еще кашу в тарелке с какими-то сушеными ягодами — живот заворочался, не определившись, чего ему хочется: выкинуть завтрак в окно или запихнуть в рот. Завтрак принес, конечно, Тхиа: полагал, очевидно, что без его заботы новоиспеченный мастер умрет если не от излишней старательности, то от голода. И прав ведь, паршивец. — Ты ешь, — произнес Тхиа таким повелительным тоном, словно мастер тут он, и уселся с видом «мне-конечно-же-можно» на кровать Кинтара, наскоро застеленную. — Тренировка скоро. Юноша в родовых цветах сделал шаг вперед и еще один в сторону и снова замер, даже в лице не изменившись. Зато Тхиа скривился, словно мозолью на камень острый напоролся. — Это тень, — поведал он. Замешательство на лице недавно проснувшегося мастера отразилось достаточно явно, и Тхиа, закатив глаза — ничего ты, дескать, не знаешь, а еще мастер, — пояснил: — Модное нынче творение колдунов — тенью называется. Послушные воле человека, выносливые, сильные деревяшки. — Не слышал, — удивился Кинтар. Надо же, какую только пакость не выдумают. На юношу — тень, тьфу ты, на язык еще не положишь — он посмотрел теперь по-новому. На деревяшку тот не походил совершенно — казалось, нормальное тело, живое, кожа, мышцы, кости, но не тянуться же его потрогать. — Да и я раньше только краем уха. А отец просветил, — хмыкнул Тхиа. — У них там сейчас в кругах знатных вельмож это чуть ли не вопрос приличий. Вот явишься на прием без тени — и все, за отщепенца сочтут. Вызов, скажут, бросаешь всему приличному обществу. — Все спросить хотел со вчерашнего дня — твой отец, он зачем сюда?.. — Школу потрясти и меня в семейное гнездо вернуть, — даже не дослушав, безмятежно оскалился Тхиа. — Сам понимаешь, он не очень-то вовремя пришел: это сегодня уже почти все синяки выцвели, а тогда я валялся чистейшим доказательством, что школа наша есть зло и сборище отморозков. И ты из них главный, кстати. — Ну спасибо, что напомнил, а то я без тебя забываю постоянно. Ты смеешься, а мне память об этом не на спине даже рубцами носить — на сердце. А там никакие мази твои не помогут. — Кинт, ну ты чего? — Тхиа встревоженно наклонился и сцапал его руку — своими недавно в кровь разбитыми пальцами, теперь с запекшимися ссадинами, — и сжал коротко, словно на пробу. Отпустил. — Не злись, не буду напоминать больше. Так вот, отец-то давно мечтал, что я одумаюсь и вернусь: поиграю, мол, в королевского воина, шишек набью и приду назад как миленький, — как ни в чем не бывало продолжил он. — А тут приехал — и в такую кашу с размаху, представляешь? Нет, нагрянул-то он не чтоб тут все прикрыть, кто ж ему такое право даст, если корона нам отмерила быть, но узнал, что тут творится, и давай громы метать. Прямо мастеру Дайру… бывшему то есть мастеру в голову — упустил, недоглядел, не воинов растите, а тех, кто тюрьмы через десять лет наполнит… Ну, это по рассказам, я сам-то не слышал, сам понимаешь. Но говорят, Дайр ему там что-то наплел, что отец угомонился. А потом еще я ему напомнил, что я, знаешь ли, тоже не подарок временами, и он смирился. Ну, как смирился — вот это чучело мне навязал. И теперь он со своим «сопровождением хозяина» за мной везде таскается… — Так и говорит — «хозяин»? Где-то внутри неприятно заскребло: ладно еще вассальные отношения, уж кого, а своих вассалов Тхиа пальцем не тронет и голос на них не повысит, да и в этих «кругах знатных вельмож» тронуть низшего и подвластного — дурное дело. А хозяин — это же совсем другое гадство. Тхиа вдруг нахмурился. — Ты что, думаешь, я сам его так прошу выражаться? — И, не дождавшись ответа, возмутился: — Да больно мне надо! Это он все об одном — хозяин, хозяин… Вот дурина бестолковая. — Вы можете внести поправки в раздел «типовые обращения» по своему желанию, — вдруг раздался равнодушный голос. У Кинтара от этого тона волосы на загривке вздыбились — вот точно демон из бездны какой колдовской говорит. Тхиа выпрямился и придавил заговорившего юношу тяжелым острым взглядом. — А раньше ты чего молчал? — Запрос на смену типового обращения не поступал. — Ну вот и зачем мне эта кукла деревянная? — вздохнул Тхиа, скрещивая на груди руки. Оглянулся на Кинтара, повторил настойчиво: — Ешь ты уже давай, пять минут до тренировки! Ладно, Тень, смени свое «типовое обращение» на Майон Тхиа… Нет, просто «Тхиа». Понятно? — Изменения внесены. Кашу Кинтар все-таки в себя впихнул. Негоже мастеру ходить бледным и голодным, мастер должен являть собой пример и образец, и вот все вот это. Но взгляд неумолимо от тарелки тянулся к молчаливому безучастному юноше — называть человеческое существо Тенью не выходило даже в мыслях, ну какая же это Тень, если выглядит и говорит как человек! — и Кинтар жевал вполовину не так активно, как следовало, мельком разглядывая эту колдунскую новинку. Нет, ну чего только не выдумают… Только что ж это они существо с человеческим лицом создали? Мурашки же по коже от такого. Пусть хоть дерево, хоть глина у него в основе, хоть медвежья шкура, а глаза у него нормальные, человеческие, пустые только, как у слепца или тихого сумасшедшего. Видал Кинтар таких в своей прежней жизни, шатались по базарам да деревенским тропам с клюкой и в рубахе до земли ранней зимой, всем им нипочем, потому что давно они наполовину не здесь. Тхиа дождался, пока мастер проглотит последнюю ложку, и неохотно заговорил снова: — Кинт, он же это… И на тренировку со мной пойдет. Я не могу его отвадить пока. Его только если камнем по затылку, и то шиш тебе, а не беспамятство… Он еще день со мной неотступно — так его отец научил, а у отца… Ну, право высшего приказа, считай. Кинтар невесело хмыкнул: вот зараза, под конец этот разговор припас. Ну только еще колдовской поделки ему не хватало на площадке! — Только день еще, — поморщился Тхиа: он и сам конвою не очень-то радовался. — А потом я придумаю, куда его деть, честно. — Пошли уже, — махнул рукой Кинтар: ну не отменять же теперь тренировку. Если верить Тхиа, этот Тень… тьфу ты. Слушается он его, в общем. Вот и славно, что слушается. — Только в строй ему нельзя. Сам понимаешь. Тхиа осуждающе поднял бровь: совсем я, что ли, дурак, по-твоему? *** — Смена! — пронеслось над площадкой. — На пальцы! Десять отжиманий простых, десять — с хлопком. Три круга. Начали! Раз! Два!.. Тень тоскливо свернул несколько подряд выскочивших окон, настойчиво рекомендовавших вмешаться в происходящее, и опустил голову, уставившись на спину блестящего темно-синего жука, ползущего по песку. Систему обмануть не получилось, конечно, она происходящее фиксировала через звуковое восприятие и выплевывала предупреждения каждые секунд пятнадцать, но так отмахиваться удавалось легче. — Восемь! Лелир, спину ровнее, ты не мешок с редькой! Девять! Нэнко, смотреть вперед, что ты там такое интересное разглядываешь под носом? Десять. Смена — теперь хлопок. Поехали… Внимание: активность объекта «Майон Тхиа» нежелательна. Рекомендуется смена активности или переход в состояние покоя. Внимание… Жук стукнулся головой в носок сапога Тени, откатился назад, вытянул толстые короткие усики и пощупал черную пыльную кожу. Подпрыгнул, пошуршал крыльями. Стукнулся еще раз. Тень аккуратно отпихнул его в сторону: сейчас его движение никто не заметит. Глазеть на него люди перестали сразу же, как началась тренировка, требующая от них концентрации и приложения такого количества сил, что на любопытство их уже не хватало. И хорошо. А не очень хорошо вот что — что объект «Майон Тхиа» выполняет упражнения наравне со всеми и уже покраснел до ушей. Тень вздохнул, свернув еще одно окно, и поднял голову — выпускать объект из поля зрения дольше чем на пару минут не позволяла система. Новый хозяин, этот Тхиа, оказался из числа людей, которые постоянно доставляли хлопоты. Потому что постоянно норовили поломаться. Самолично погнаться за преступниками, наплевав на инструкции; положить заряженный бластер рядом со стаканом кофе; с нулевым зарядом помчаться брать группу террористов; «показать соплякам, где раки зимуют» и полезть на турник с травмой позвоночника трехмесячной давности; поиграться с конфискованным у контрабандистов ядовитым меракийским зайцем, от укуса которого противоядие спасает только в первые полчаса. Тень сталкивался с такими не каждый день, но за три года в полицейских участках случаев накопилось порядочно, и он пришел к выводу, что люди ценят человеческую жизнь как раз потому, что с их вшитым в базовую программу инстинктом самоликвидации оставаться живыми — это правда хороший результат. Попадались Тени и нормальные люди, у которых программы не глючили, но почему-то таких было мало. Даже его бывший хозяин — и тот постоянно пытался прекратить жизнедеятельность, а еще в участке был старшим и самым главным. — Смена! Встать. — Мастер Кинтар стоял, заложив руки за спину, и пристально оглядывал пыхтящие ряды. — Отдохнем: «птица», левая нога, поехали! Майон Тхиа в попытке навредить своей жизнедеятельности оказался очень упорным. Вчера таскался по помещению до ночи, игнорируя рекомендации, ругался с другими людьми, цвет лица у него менялся от серого до нежно-зеленого, и система пару раз чуть не подключила импланты директивно — с целью зафиксировать объект и обеспечить принудительное восстановление. А сегодня и вовсе подорвался до рассвета — Тень и сам еще спал, не набрав даже минимальные три часа сна, — и сначала ледяной водой умылся, голыми ногами в росе стоя, а потом помчался на кухню — и не свой запас питательных веществ восполнять в первую очередь, а мастера Кинтара. Завтрак ему понес, а сам только пару кусков хлеба сжевал. Тень ему пытался сообщить, что это неразумно, но его, конечно, не послушали. А теперь Майон Тхиа стоял, вытянув назад правую ногу и наклонив корпус, тонкий и прямой, и сдувал упавшую на мокрое лицо прядь волос. Как следить за сохранностью того, кто не хочет сохраняться? — Пять секунд... Нанто, это что за существо у тебя? Это разве птица? Эк же ее скрутило! Выпрямись, последние секунды... — Низкорослый мальчик с коротким ежиком остриженными волосами скорчил злую гримасу и рывком выпрямился в почти идеальное положение — и облегченно выдохнул, когда мастер скомандовал: — Смена! «Воробьиная пляска», начали, раз! Строй дрогнул и взмыл вверх, опустился, поднялся снова на счет «два» — и система взорвалась возмущением. Тень напрягся, но импланты настойчиво тянули в сторону площадки, экран засыпало окнами с красными буквами. Сапог скользнул по песку, подняв пыль: затормозить удалось на секунду, две, три… Хозяин — настоящий нынешний хозяин, который Майону Тхиа отец, — приказ отдал криво: «глаз не спускать еще три дня на срок больший, чем для умывания нужно», «в омут кидаться не позволять», «навредить пусть никто не посмеет», «жизнь и силу превыше всего беречь: он наследник, а не деревенский мальчишка». И система на основании этого требовала простого: держать объект в поле зрения, предупреждать нанесение объекту физического ущерба и избегать омутов, которых поблизости не обнаружилось. Тень знал, что «в омут кидаться» — это то самое, когда слова говорятся с двойным значением, а люди потом злятся: «ну я ж образно, не тупи!» — но система не знала и записала дословно. И конкретно сейчас система негодовала из-за потенциального ущерба, который мог нанести себе объект, выполняя упражнение, которое в классическом разогревающем комплексе повышенного уровня сложности именовалось «прыжки с подтягиванием колен». И которое крайне не рекомендовалось при наличии повреждения типа «сотрясение головного мозга». ...И сопротивляться энтузиазму системы дольше, чем в течение трех секунд, Тень не смог: шагнул на площадку, прямо в разгоряченный строй, взлетающий и приземляющийся по команде плавно и красиво — эти люди были выносливее, чем большинство тех, что Тени доводилось встречать, — и в несколько шагов оказался рядом с хозяином. Похожие на стройный, хорошо отточенный танец прыжки прекратились в ближних рядах, танец спутался. Тень, вытянув руки, перехватил Тхиа поперек туловища на середине очередного прыжка и, держа в полуметре над землей, осторожно сообщил: — Выполнение данного упражнения небезопасно. — Это что та… — договорить мастер Кинтар не успел — не успел даже начать, его слова система записала автоматически. Хозяин замешкался меньше чем на полсекунды: словно и в его голове запустилась автоматически какая-то программа. Он извернулся, отточенным движением наметил удар локтем и одновременно сделал подсечку. Стандартный человек — из числа гражданских или не самых тренированных полицейских — уже опрокинулся бы на спину. Но цели не достигли ни удар, ни подсечка — Тень моментально разжал пальцы и плавным движением отступил, даже не переходя в боевой режим. Упражнение было остановлено, система — удовлетворена. А терпеть удары хозяина он не обязан, пока не поступил конкретный приказ. Тхиа рухнул наземь сам, в последний момент выставив руку и наверняка ободрав запястье о землю, и вскинул голову, тяжело дыша. Ярость растекалась по его лицу, сползала на шею и на руки, заставляя мышцы каменеть. Тень не сомневался: ударит. Встанет, подойдет ближе и, приказав неслышно: «Замри!» — всадит кулак в живот или в челюсть. Не смертельно, но неприятно. Тень равнодушно уставился в землю. По звукам он понял, что хозяин поднялся на ноги, — но дальше ничего не произошло. Потому что в строй влетел, изумленно хмурясь, мастер Кинтар. И только оказавшись в центре образовавшегося неровного круга и обнаружив, что за пределами круга кто-то еще усердно прыгает даже без счета, потрясенно скомандовал: — Остановиться! Что тут еще стряслось? Младший ученик Майон Тхиа, объяснись! Тень и не поднимая головы услышал, как хозяин возмущенно втянул носом воздух. Вокруг сопели, дышали, пыхтели десятки взволнованных, недовольных, ничего не понимающих людей. Кто-то из первых рядов, где стояли дети, прошептал свистяще: — Я ж говорил, это демон! — Я прошу прощения, мастер. — Хозяин заговорил сдержанно и ровно, даже дыхание выправил за несколько секунд молчания. — Какое-то, верно, недоразумение возникло. Тень, — а теперь словно ударили по металлической пластине, — иди в дом. Сейчас же. — Приказ не может быть выполнен, — сообщил Тень, поднимая глаза: смотреть в лицо хозяину в моменты формулировки приказов требовала система. — Сохранение жизни и здоровья хозяина — приоритет. Выполнение потенциально опасных для здоровья элементов противоречит данному… — Потенциально опасных? — нахмурился мастер. Головная повязка скрывала наморщенный лоб, но у мастера эмоциями играло все лицо. Тень ухватился за его волнение: если он правильно понял местные человеческие отношения, то мастеру хозяин точно не скажет никакое «иди в дом». — Восстановление после сотрясения мозга требует длительного покоя, — сообщил Тень. — Безопасно выполнение короткого комплекса общеукрепляющих упражнений. Допустимы физические нагрузки средней интенсивности за исключением прыжковых упражнений. Мастер нахмурился сильнее, оглядел Тхиа с ног до головы и заметил: — И правда, что-то ты неважно выглядишь. Поди, пожалуй, отдохни сегодня. Раньше стоило подумать. — И, словно дело было решено, поднял голову повыше и обратился к гудящему кривому строю: — Остальные — по местам! Продолжаем «Пляску»! Нэнко, закрой рот и приготовь ноги, они тебе сейчас больше пригодятся… Раз! Возвращаться на свое место мастер не стал — принялся прохаживаться между рядами, громко и твердо считая. Хозяин замер, уставившись ему в спину. Чуть заметно качнул головой, дернул уголком рта и, едва слышно проронив досадливое «да, мастер», резко развернулся и направился к зданию. Тень скользнул следом. *** После полудня Кинтар все-таки объявил перерыв на обед и отдых, в ответ на что получил несколько счастливых взглядов и довольных стонов. Видно, ученики уже вообразили, что мастер не остановится никогда и гонять их от рассвета до заката будет теперь каждый день, и заранее смирились с тем, что ничего, кроме росы, солнца и ветра их сегодня не ждет. Кинтар проводил взглядом удаляющуюся в сторону трапезной пошатывающуюся толпу и только потом позволил себе расслабить спину и почесать лоб, который еще с утра ужалила какая-то крылатая зараза. А все-таки не дело это, что они так покорны, словно не воины вовсе, а каторжники какие. И он, что ли, таким был? Да, впрочем, чего накручивать: мастер Дайр их до последнего пота не гонял, нечего им было бунтовать. И вчера не осмелился никто — не осознали еще, не переварили, не переспали с этой мыслью, что мастер у них теперь новый и вот такой, который продыху не дает. А за ночь что, привыкли сразу, что ли? Да нет, куда там, не привыкли — чужой воле покорились, как всегда, только и всего. Угодно человеку в мастерской повязке их выматывать хуже некуда — и ладно, угодно до смерти замучить — и это стерпеть можно, куда ж деваться. Эх, проваль… Ну да ничего, сладим с вами как-нибудь, быть такого не может, чтоб совсем своего, горячего да с малолетства пресекаемого, в вас тут не осталось. Вон Тхиа — тот и с мастером Дайром брехаться полез, да и со мной церемонится, только когда глаз чужих вокруг много, вот и вы научитесь. Куда денетесь. Расчесав до красноты и неприятного зуда пузырь, оставшийся после укуса, Кинтар отдернул руку — тьфу, вот дурные привычки! — и направился уже в сторону трапезной, но передумал на полпути и свернул к заднему двору, где ютилась рядом с налившимся ягодами шиповником деревянная бочка. Воду в ней солнце прогрело только сверху, а поводишь рукой — поднимется со дна ледяная, которую в лицо плеснуть сейчас — самая радость. — Масткинтр? — Вода, как назло, попала в глаза, и Кинтар поспешно принялся тереть их кулаками. Но одного из младших он узнал и по голосу, поэтому ответил раньше, чем мир перестал расплываться цветастой мозаикой: — Чего, Нэнко? Не расслышал я тебя. — Мастер Кинтар, — повторил мальчишка уже внятно, но все равно замолчал и рассеянно закусил костяшку указательного пальца. — Ну? — Кинтар наконец-то продрал глаза и цокнул языком. Нэнко тут же спрятал руки за спину, тяжело вздохнул и, глядя куда-то Кинтару за плечо, спросил: — Мастер, а как от демона защищаться? — Чего? От какого еще демона? — Ну, от того, красноглазого, — нетерпеливо переступил с ноги на ногу Нэнко. Нет, ну это еще что такое? Это у них тут что, демоны какие-то разгуливают, пока новоиспеченный мастер дрыхнуть изволит жалкие те три часа до рассвета? Ага, и патриархи всем составом, и королевская семья за ними по пятам. Небось приснилось что, вот Нэнко и изводится. Кинтар сам-то в его возрасте не лучше был — стыдно вспомнить, какой ерунды боялся. Это под солнцем они все тут воины великие, а ночью, бывает, собственную тень не победишь. — Нэнко, что вот ты выдумываешь? — вздохнул Кинтар, вытирая воду с лица, и, уже когда Нэнко возмущенно глаза округлил — да я, дескать, выдумываю?! — голосом пониже, снисходительным таким, сказал: — Что ты, не знаешь, что ли, от чего демоны все как один бегут? Эгей, что, и правда не знаешь? Ну ты даешь, это ж всем известно! Вот чудом только мальчишка в одно большое ухо не превратился. И сопеть еще напряженно умудрялся — не томи, мастер, ну говори уже! Слушай, слушай, младший ученик. Чтоб не мучиться тебе потом ночами от того, что ветки за окном больно живо трепещут. — Ну, чего вот нечисть всякая сильнее всего боится? — подсказал Кинтар, перейдя на шепот. — М-молитвы? — прошептал в ответ Нэнко. — И… железа еще, говорят! — Только ты пока поймешь, какому богу молиться, этот демон тебя и сцапает. А вот с железом ты хорошо говоришь — к железу близко приличная нечисть не сунется, оно ей и глаза красные ее жжет, и кровь кипятит. А если солью, с песком и шелухой от проса, белыми курами склеванного, полосу начертить — то и не сунется она через порог. — А мне бабка в детстве говорила, им если молоко соленое поставить на окно, они попробуют, разобидятся — ну, гадость же! — и зарекутся в дом приходить! — подхватил чепуху, старательно сочиняемую мастером на ходу, Нэнко. — Конечно, разобидятся, — хмыкнул Кинтар, — а то б тебе понравилось, если б тебя соленым молоком поили! — И что, сработает? — Нэнко восторженно распахнул глаза — ну точно сейчас вместо обеда побежит у кур зерно отнимать. — У хорошего воина и палка мечом станет. Только хороший — это вот тот, у кого силы эту палку поднять есть, а ты вон с ног валился недавно, так что — отдыхать и обедать, живо! Куры оказались спасены вряд ли надолго, но до заката так точно — Нэнко, выдав звонкое «дамастеркинтр!», умчался в трапезную. Кинтар улыбнулся ему вслед, потер шею и плеснул в лицо еще воды. А Тхиа надо все-таки найти, а то обидится ведь, как та нечисть на поганое молоко. *** Конечно, Тень потащился за ним. Тхиа и не мыслил, что сможет ускользнуть в одиночестве, и предпочел на прилипшего на хвост горе-телохранителя внимания не обращать. А попытки Тени понудеть, что Тхиа необходимо пообедать, полежать и вообще, видимо, перестать двигаться и впасть в спячку, пресек безжалостным: «Приказываю молчать». Не был уверен, что сработает — Тень слушался его как-то непонятно, и в отцовское обещание послушания по необходимости это совершенно не ложилось, — но сработало, и всю дорогу от школы до города они преодолели в тишине. Город встретил распахнутыми воротами, гружеными по самые верха телегами, шумными торговцами и запахом тины и потрохов — видно, только сегодня куда-то доставили свежую рыбу. Тхиа от этого запаха ощутимо замутило, но на нужную улицу он свернул, не ускоряя шага. Дом хорошего мага отличался от дома плохого, как поместье родовитых господ отличалось от попытки выбившихся из грязи купцов притвориться, что их вычурное гнездо имеет отношение к высокому стилю. И в центре города, и в трущобах по окраинам лавки с громкими вывесками встречались на каждом углу — дилетанты и проходимцы норовили попотчевать горожан некачественными настойками и всучить дрянные артефакты. Всякие порошки и амулеты стоили и там недешево, но с таким же успехом можно было наскрести золы и пыли и обозвать магическими веществами. Тхиа нужен был не шарлатан, а мастер своего дела, поэтому, миновав несколько вычурных лавок, он оказался на чисто выметенной улице. Нужный дом стоял в самом конце, частично спрятанный двумя пышными каштанами. У главного входа Тхиа свернул направо — посетителям, сколь угодно родовитым, согласно каким-то верованиям положено было пользоваться боковым. Остановившись перед неприметной металлической дверью, изрезанной витиеватыми узорами, Тхиа оглянулся — уже сидело на языке короткое «останешься здесь» — и застыл. Не изваянием — оружием, нацеленным в грудь противнику. Когда Тхиа пришел к мастеру Дайру впервые и, дурак, пытался покрасоваться и поудачнее присесть ему на уши, он хвастался: «У меня отличные инстинкты!». Да, мол, я старше большинства ваших младших, но зато опасность почую получше многих натренированных. И еще я людей вижу насквозь, хотите, и про вас вам расскажу?.. Тогда это выглядело как попытка на голову встать перед отставным циркачом, повидавшим сотни таких дураков, хоть и не соврал Тхиа ни разу, — но если бы теперь мастер Дайр увидел, как Тхиа моментально отступил назад на четверть шага и напрягся, внешне оставаясь ровным и безмятежным, он бы сам пожелал такого ученика. Тень не дернулся, не пошевелился даже, даже головы не повернул — но Тхиа ощутил, как оружие, оставаясь в руках владельца, выдало себя не звоном, не блеском, но едва ощутимым намерением — взбрыкнуть. — Отойди на два шага, — ровным голосом приказал Тхиа, сощуренными самую малость глазами следя, как подчиняется, не поднимая головы, Тень. — Замри. Выждав пару секунд, он сделал шаг вперед, пристально разглядывая застывшее тело, и прошелся по кругу. Напряженная шея, неподвижные пальцы, прямые ладони — и только едва заметно поднималась и опускалась грудь. Это походило на ощупывание рукояти меча после того, как вдруг показался неверным баланс: подержать, подкинуть, ударить на пробу воздух — есть изъян? Нет, не так. Есть ли изъян, видимый глазу? Тхиа остановился, глядя Тени в лицо. Рост вынуждал поднимать голову, но зато давал преимущество — уходить вниз от удара при встрече с таким противником было бы легче… Тхиа тряхнул головой. Тревожная щекотка в животе не прошла, но Тень стоял, послушная болванка, безвольная, как и должно быть. Впрочем, перечить воле Тхиа она все-таки умела. И к магу Тхиа пришел именно поэтому — и теперь вдруг понял, что не зря. — Стой здесь, — наконец обронил Тхиа. Если воин не знает каждый миллиметр своего оружия, это плохой воин. *** «Замри». Невыгодное положение: угол обзора плохой, позади — широкая улица, справа и слева — узкие темные переулки, впереди — кусок металлической двери и старая каменная плитка, заметенная пылью. Он не успел поднять голову, прежде чем приказ прозвучал. Не успел и отшатнуться. И выдать себя. ...Крушение он запомнил плохо. Больше всего оно походило на взрыв гигантской электромагнитной гранаты или на множество взрывов, растянутых на… Нет, время не определить: когда система выключена, времени не существует; нет команд от процессора, нет строчек предупреждений; останавливается анализ окружающей среды — неизвестны состав воздуха, температура, давление; и состояние организма неизвестно. Он запомнил толчок, словно корабль пнули под зад — двигатели попытались вытащить неповоротливую тушу, но не справились и сдохли окончательно. Запомнил бесстрастный отчет искина — время выхода из червоточины, время до закрытия тоннеля и двухсекундный интервал между ними — и стремительно сужающееся сияющее кольцо в главном иллюминаторе. А потом — граната. Были вспышки, цветные спирали и полная темнота, рокот, скрежет и мертвая тишина. Он — когда процессор умер, его самого, Тени, стало в разы больше, — увидел, как треснула многослойная металлическая стена и сквозь трещины засвистел космос; как космос засветился ярко-белым, словно там включили десятки медицинских ламп; как проплыла перед глазами чья-то разбухшая синяя рука; с оплавленной консоли капало — тяжело, громко… Капало с крупной белой свечи, зажатой в длинных тонких пальцах. Снаружи грохотало, точно космический мусор оставлял вмятины на остатках обшивки. Система неисправна. Перезагрузка невозможна. Если невозможна, откуда эта строка? Пахло чем-то едким, без системы не проверить по каталогу, не провести анализ, сам он различал только жженую органику — волосы или кожу, остальные запахи сливались в один, напоминающий одновременно запах медотсека, раскаленного машинного отделения, человеческого пота и гнили. Система неисправна. Перезагрузка невозможна. Код ошибки: 043Н. Система неиспр… Что мне делать? Когда процессор пытаются включить извне — это больно. Выведенные из строя имплантаты сковывали тело невидимым корсетом из сверхпрочного материала. Ни дернуться, ни скривиться он не мог, а его словно настраивали неисправным DEX-оборудованием. Импульсы разной мощности поступали с разными интервалами, то не дотягивая до минимального воспринимаемого значения, то почти касаясь верхней границы допустимого: еще немного — и процессор перегорел бы. Иногда те самые длинные пальцы брали его за веки и оттягивали, и тогда он видел морщинистое смуглое лицо, шрам над левым глазом, тонкий сухой рот. С деревянного потолка свисали железки, цветные кругляши с дырками по центру, куски зеркального стекла. Иногда человек открывал рот — и казалось, что импульсы процессору посылают сами звуки его голоса. Потом процессор включился, и нужной частоты импульс вписал в строку с именем хозяина неизвестное имя, а вместо наименования «DEX-6» появилось другое — «Тень». ...Оказавшись возле скрытого за деревьями дома, он узнал запах. Раскаленный металл, пот, спирт — едва уловимо, настолько незначимо по сравнению с концентрацией в воздухе других запахов, что система не сочла нужным зафиксировать, но он уже знал, что система может ошибаться. Он среагировал раньше — не сделав шаг, который должен был сделать, следуя за хозяином. И подумав отчетливое, злое: «Не пойду». А затем: «Ч-черт». Ему не понравилось, как смотрел на него Тхиа. Что он мог увидеть, кроме послушного орудия? *** — Избавьтесь от этой твари. Тхиа приподнял брови в деланом недоумении. Маг, человек с невыразительным лицом, какое хорошо иметь ворам и наемникам, в ответ на его жест покачал головой. — Не стоит думать, что я вас запугиваю. — Голос у него был выученно-мягкий, как у старого лекаря. Тоже из тех, что забываются. Что нелегко будет вымести из памяти — так это молочную пленку на слепом левом глазу и тоже светлый, но живой, острый правый. Тхиа повел плечом — продолжай, мол. Маг вежливо растянул губы в улыбке. — И не стоит, молодой человек, думать, что вы понимаете больше меня. В случае с тенями, впрочем, и я понимаю не слишком много. Но достаточно, чтобы лучшим выходом предложить умертвить доставшееся вам существо. — Благодарю, — кивнул Тхиа. — Но меня интересует, как оно устроено, а не как от него избавиться. Иными словами, мне нужно все, что вы знаете. Маг снова улыбнулся — так он, наверное, улыбался идиотам, которые пришли выпросить у него смертоносное зачарованное оружие, надеясь заполучить его за одни красивые глаза, — и Тхиа, не выдержав, оскалился в ответ. По части издевательских улыбок ему нет равных, не стоит тратить время на попытки. — Как пожелаете. — Маг выпрямился на высоком плетеном стуле, уперся затылком в спинку, вмиг став выше Тхиа, и задумчиво коснулся носа указательным пальцем. — Слухи о первом таком существе дошли до меня почти три года назад. Довольно путаные, надо признать. Тогда этих существ называли то демонами, то големами — то есть сами маги не могли определиться, что это — существо из тонкого мира или творение их собственных рук. Но я не стану вас мучить: эти существа не имеют отношения ни к тонкому миру, ни к творению магов. Напрямую — нет. — Для демона слишком осязаем, для голема слишком… телесен, — кивнул Тхиа. — Это меня и волнует. У них человеческие тела? — Верно. Но нет воли и разума. В старых легендах есть история о похожих существах — плодах связи женщины и демона. Говорили, демон крадет у новорожденных способность мыслить и способность любить и те остаются пустышками, кусками мяса. — Маг выдержал паузу, хмуро разглядывая стену за спиной у Тхиа. — Однако это лишь сказки. Тени не рождаются у человеческих женщин. Они появляются в разломах — что по-своему роднит их с демоническими сущностями. — Расскажите про разломы, — попросил Тхиа, и маг понимающе улыбнулся. — Это влияние ремесла, прошу прощения. Разломы — места, у которых увлеченные новички караулят демонов. В рядах юных магов постоянно гуляют эти истории, дескать, сможешь приручить демона, и он станет тебе служить… — Он усмехнулся, небрежно коснувшись указательным пальцем слепого глаза, и Тхиа почувствовал, как по позвоночнику пробежали мурашки. В лице он, конечно, не изменился. Маг вздохнул: — Словом, разломы — это места, куда лучше не соваться ни ищущим подвигов, ни кому-то еще. Часто это пещеры где-то под горами, подводные гроты или, напротив, места в нескольких милях над уровнем моря. Часто они богаты металлами или диковинными солями — но это уже не имеет отношения к разговору. А что имеет — это действительно места, где преломляются миры, наш и тот, что принадлежит иным сущностям. Неподготовленному человеку находиться там непросто, зато подготовленный может… — Вытащить оттуда Тень? — И не только, — кивнул маг. — Юные охотники за демонами иногда вырастают в таких же охотников, только отягощенных знаниями… Я не расскажу вам, кто и как впервые встретил у разлома существ, которых мы именуем Тенями. Я попросту не знаю. Тхиа невпопад кивнул. Он отчасти надеялся, что Тени окажутся творениями магов — полноценными творениями, созданными от и до. С тем, что создали люди, иметь дело проще, чем с потусторонней нечистью. В знатных домах держали магов с тех самых пор, как магов перестали гнать и позволили им носить специальные знаки — с тех самых пор, как маги стали разновидностью изощренного оружия и защиты одновременно. Доверия к магам это, правда, так и не зародило: если дом зависит от искусности приставленного к нему мага, этот маг получит все возможное уважение, но не получит ни капли доверия. — Однако тот, кто сумел привести в наш мир первую Тень, сумел и подчинить ее. Не могу не заметить, что подчинение свойственно им, как дыхание свойственно человеку. Если у вас есть право первого приказа — Тень и убьет, и умрет по вашему слову или жесту. Право первого приказа. Вероятнее всего, касается оно как раз права на чужую жизнь и принадлежит главе рода, но как некоторые полномочия распоряжаться жизнями вассалов и слуг могут переходить в руки наследника в определенных ситуациях, так, возможно, и здесь право на высшие приказы может принадлежать ему, Тхиа. — Но ваш совет остается прежним? — Тхиа чуть наклонился вперед. — Вы считаете, что от Теней нужно избавляться? Маг спокойно кивнул. — Если позволите, я приведу в пример одну историю. Сказку, откровенно говоря. — Тхиа не удержался от усмешки, но возражать не стал. — Она довольно проста, рассказ не займет много времени. Жил на свете один рыбак. Бедный малый — жил в покосившейся лачужке на берегу моря. Единственной мечтой его было поймать однажды Самую Большую Рыбу, исполняющую желания. Несколько ночей подряд он молился всем известным ему богам, обещал служить им верой и правдой, если только они исполнят его мечту. И один бог — не имеет значения какой — откликнулся. Он предупредил: ты вытащишь самую большую рыбу, но помни одно — она будет живая. Точно ли ты хочешь изрезать сетями эту рыбу, спросил он. Рыбак согласился. Тогда бог предупредил: она будет не только живая, но еще и умная. Точно ли ты хочешь вытащить из моря разумную рыбу? Конечно, согласился рыбак. Тогда бог сказал: но помни и вот что — она будет страстно любить море, в котором выросла. Точно ли ты… Да, да, вскричал рыбак, ведь она исполнит мое желание! Хорошо, сказал бог, будь по-твоему. На следующее утро рыбак, как обычно, закинул сети, а когда вытащил, болтался в них огромный белый кит величиной с целый дворец. Ты исполнишь мое желание? — спросил рыбак. Да, тяжело вздохнул кит, но только одно. И тогда рыбак загадал, чтобы все море было к его услугам до самой смерти. Чтобы рыбы было полно, чтобы не пекло солнце и чтобы сети не портились с годами. Хорошо, сказал кит, я исполню твое желание. Взмахнул огромным хвостом — и волна смыла рыбака в море. Маг поднялся, выпрямил спину, неторопливо подошел к книжному шкафу и продолжил, уже разглядывая корешки книг: — А сам кит, скинув железную сеть, нырнул следом — он очень любил свое море и не хотел подолгу находиться на суше и слушать глупых людей. А того рыбака никто больше не видел — но вокруг него, очевидно, с тех пор было очень много рыбы, а солнце не пекло. Тхиа поднялся следом, оставил на столе несколько монет и, коротко кивнув, вышел. Оставалось только понять, какой из возможных смыслов маг вложил в свою историю. И имеет ли это отношение к реальности.