Таар-лайх!

Сидели на кровати, на двух стульях и даже на полу. Невозмутимо так сидели, вольготно, вот и не понять стороннему человеку, что это не такая специальная комната для отдыха, а спальня, между прочим, мастера. Кинтар остановился на пороге, оглядел всех не то изумленно, не то с удовольствием — надо же, не только Дайр с Тхиа по его душу пришли, но и Рамиллу с Сахаи, да еще и Нэнко. И не ждали они его, как полагается ученикам, которых наглостью или нуждой в комнату мастера занесло, в почтительном молчании — трепались как ни в чем не бывало. — ...я магам никогда не доверял, — это угрюмец Сахаи оседлал стул задом-наперед, сложил локти на спинку и взирал на всех исподлобья. — Поколдует он вот над твоими доспехами — и поди пойми, крепче железо стало или развалится от первого тычка. А если развалится, так ты и не предъявишь ему уже ничего. — Это уже дело десятое, — отмахнулся Дайр. — Как они железо зачаровывают, я, положим, видел столько раз, сколько вы все вместе взятые в кусты не бегали. А чтоб они живых людей в послушные орудия превращали — такого не видел. Он единственный стоял возле окна, скрестив на груди мощные загорелые руки, и вид имел весьма грозный. Кинтара он поприветствовал коротким кивком. — Я слышал, маги запросто могут чью-то волю сломить, — поделился Рамиллу, задумчиво почесывая затылок. — Но для этого напиток какой-то нужен, и действует это пару часов. Ну, если не постоянно опаивать. И стоит капля такого зелья как три хороших деревни... — Воля воина — это тебе не коза молодая, чтоб ее за рога так запросто взять, — оборвал его Дайр. — А этот парень тренирован. И тренирован хорошо — против него и десятка наших старших учеников мало будет. И не надо морды кривить — это вам не оскорбление, это правда, какая уж есть. — Но Тхиа же говорил, это его отец таких заводит? — Нэнко шмыгнул носом и тревожно поскреб пальцем пол. — И они — ну, не живые… Но как так тогда — воины и не живые? И не демоны даже… — А это он пусть и рассказывает, — отрезал Дайр. Четыре взгляда устремились на Тхиа, но тот как сидел на кровати, ногу на ногу закинув и задумчиво разглядывая собственные ногти, так и продолжил сидеть. Рамиллу закатил глаза, Сахаи зло засопел. Тхиа вздохнул, возвел глаза к потолку и сказал: — Ты, Сахаи, не кряхти. Мне мастер Кинтар сказал язык за зубы раз и навсегда упрятать — я и слушаюсь. Вот паршивец. Запомнил, значит. И, как всегда, криво запомнил. А ведь не устыдился, вон мало того что заявился, так и занял самое мягкое место в комнате. Ну да ладно, с глазу на глаз потом с тобой поговорим про твой язык. — Умница, — ласково похвалил Кинтар. Ну как похвалил — прокряхтел, как старец иссохший. — Будешь слушаться и дальше. Только позже. А пока повтори для всех, что именно ты ему сказал, и расскажи все, что мне говорил про мага. Слово «Тень» теперь скрипело на языке, словно ты песка наелся, и Кинтар чаще называл его «он». «Он» тоже резало слух, имени отчаянно не хватало, но у человека, который, весь в слезах, лежал на земле, не шевелясь и слепо уставившись в небо, имени не было. — Раз мастер разрешает… — Тхиа неровно как-то усмехнулся, уселся на кровати прямо и заговорил. Кинтар огляделся и, смирившись с участью мастера, попирающего все возможные традиции, подошел к окну и взобрался на подоконник. Рассказ Тхиа он уже слышал — сразу после того, как они отнесли… его, Тень, этого мальчика в спальню, а младшие унеслись в город — Нэнко за лекарем, Юо за магом. Тогда Тхиа выражался не так холодно, как теперь; тогда он пытался одновременно пересказывать Кинтару кошмарную белиберду про рабов и господ и приводить в чувство Тень — приказами, просьбами, злостью и упрямством, но Тень лежал почти неподвижно. Дышал, сердце билось, но лицо оставалось мертвым. Уже день как оставалось. Лекаря Нэнко притащил тогда чуть ли не за рукав. Втолкнул в спальню, захлопнул за ним двери и, отдышавшись, прошептал: «Вот он!» Лекарь, морщинистый человек в простой одежде, пропахшей едкими травами, только кивнул. Осматривал долго, неторопливо, а на вопрос Нэнко, который извелся весь, не решаясь открыть рот: «А это точно не демон?!» — ответил коротко и просто: «Нет». Потом пояснил все-таки: вы, юноша, когда-то видели демона из плоти и крови, с сердцем, легкими и печенкой? Ну разумеется, не видели, потому что перед вами не демон никакой, а человек, и это просто невежливо — называть его демоном. Нэнко залился румянцем и часто закивал. Ничего определенного лекарь так и не сказал. По его словам, у Тени была здоровая кровь — Тень не шелохнулся, когда нож полоснул кожу; состояние внутренних органов оставалось удовлетворительным — никаких увеличений, аномалий, крепкие легкие, хорошее сердце; а что касается головы — здесь лекарское дело беспомощно, как дитя посреди пустыни. Магу хватило трех минут. Две он слушал пересказ Тхиа о произошедшем, одну — прижимал ко лбу Тени металлический амулет, исчерканный какими-то закорючками. Тень сначала не шевелился, потом вдруг выгнулся дугой — и снова обмяк. А маг равнодушно сказал, что помочь ничем не может. Что Тени — не его специализация, а у этого экземпляра, вероятно, нарушен какой-то там магический корсет и с этим должен разбираться тот, кто этот корсет создавал. «А вам, молодой человек, — обратился он к Тхиа с ледяным спокойствием, — я, помнится, уже говорил, что стоит делать с такими созданиями. Для их же блага». Кинтар перехватить Тхиа не успел, зато успел Дайр. Отволок злющего, как те самые демоны, Тхиа назад, вытащил из кармана пару монет и кивнул Юо — проводи, мол, господина мага подальше. А потом сказал, что достаточно уже пляски устраивать вокруг мальчишки. Придешь тут, мол, в себя, когда опомниться не дают. А ты, мастер, чего лицом страдаешь? Иди лучше тренировку веди, уже полчаса как пора было начать. Кинтар и пошел. И Тхиа еще с собой увел чуть ли не силой. С Тенью остался Нэнко — сам вызвался. То ли тронуло его что, то ли все еще переживал, а ну как демон все-таки всех провел и притаился, но просидел там Нэнко до самой ночи. Кинтар так и не понял толком, что за волна прокатилась по школе. Как чума какая или простуда, но охватила она всех — ученики держались серьезно и тихо и тем вечером, и на следующее утро. Старшие вполголоса переговаривались о чем-то, невзначай прогуливались по коридору, заглядывая в пустующую раньше комнату, где лежал теперь Тень. Младшие толпились у дверей, встревоженно шептались, косились на неподвижное тело на кровати. Утром Тень оказался укрыт вторым одеялом, а рядом с кроватью стояла чашка молока, подвязанная ленточкой с запиской, где крупными буквами значилось: «Без соли!». А после утренней тренировки старшие и младшие засели в мастерской спальне. — ...Одно совершенно понятно: это точно никакая не кукла, как утверждают маги, — равнодушно подытожил Тхиа. — Вывести его из себя оказалось возможно. — Да ты кого угодно выведешь, — буркнул Сахаи. Рамиллу согласно фыркнул. — Ценю твое мнение. — Тхиа не удостоил их и взглядом. — Только ты, надеюсь, понимаешь, что оно нам помогает сейчас, как мерину яйца. — Это у вас в замках так разговаривают? — с преувеличенным интересом спросил Рамиллу. — Ну хватит, — вмешался Кинтар. Устало потер переносицу. Нет, они эти подначки не прекратят, пока не потреплют Тхиа хорошенько, да и пусть не прекращают. Не грозит ему ни отчуждение, ни презрение старших, а это только на пользу пойдет. — Раз собрались тут, давайте думать, что будем делать. Есть у нас… мальчишка. Безымянный. Не могу я его тенью называть — чушь собачья это, как человека головешкой называть. И мальчишка этот не говорит. И не шевелится. — Корсет нарушен, — припомнил Рамиллу. — Не знаю ничего про корсет, — отмахнулся Кинтар. — Только знаю, что не отпущу этого парня назад к тем, кто его за кусок мяса считает, корсет там или не корсет. — Правильно, — веско уронил Сахаи. И снова замолчал, задумчиво глядя в пол. Тхиа раздраженно дернул плечом. — Правильно, если мы не пытаемся прыгнуть выше головы. А если помочь в силах только маг — что нам, сидеть тут и в кастрюлю половником бить, надеясь, что он вдруг проснется? Если уж он на приказы не реагирует, как должен, то… — А он теперь не может, — вдруг произнес Нэнко. И поежился, когда все на него уставились. — Что не может? — подобрался Кинтар. — Слушаться, — Нэнко моргнул несколько раз по-совиному. — Он мне по секрету сказал… Что не получается. Я у него спросил — ты чего никого не слышишь, даже Тхиа? А он — не могу больше. Сказал, что… «Система галучит», но я не понял, это он про что. Тишина повисла секунд на десять, а потом Кинтар тихо простонал, массируя лоб ладонью. Рамиллу проявил понимание и вопрос озвучил за мастера: — Ребенок, а сразу сказать? — Ну он попросил, чтоб никому… — Умный ребенок, — вздохнул Рамиллу. Кинтар спрыгнул с подоконника, поправил повязку. Потом, словно интуиция шепнула, снял и запихнул за пояс. Позвал: — Нэнко, пошли. — Что задумал? — коротко поинтересовался Дайр. — Не знаю, — честно ответил Кинтар. — Только я дурак и с ним поговорить не пытался. А Нэнко смог. И не знаю, что там с этим корсетом или чем еще, а с кем-то он поговорил. А поговорить… Полезно иногда поговорить. Правильно. Дайр задумчиво кивнул. *** — Слышь? Тут написано вон, что после приказа о ликвидации оборудование типа еще три минуты пашет. Типа там данные всякие сохраняются, чтоб, если че, процессор можно было вскрыть потом. — Ну как, там два режима есть — сохранение данных или полное уничтожение. У DEX`ов часто так мутят, что после ликвидации процессор плавился к херам, автозащита такая от врага, захочет кто вскрыть потом — хрен ему. — А три минуты-то почему? — Да я откуда знаю, сержант? Я тебе спец, что ли? Хрен знает. Может, чтоб дебилы всякие могли приказ отменить, если лоханулись. Хотя так лохануться еще постараться надо. — А еще вон пишут, если приказ отменить меньше чем за минуту до конца, то все, пиздец котенку, получишь инвалида, а не кибера нормального. Типа там все глючить начинает, настройки все сбиваются к херам, что ли. — Ты с чего вообще руководством-то заинтересовался? Полгода в участке кибер уже. — Да в новостях вон передавали про этих, стремных, которых срывает. Ну я и решил почитать, че там как… А тут это руководство на двести страниц, ошалеть можно. Небось у лайнера военного инструкция короче… Не, ну нахер, в жопу это дочитывать. И так нормально с железкой живем. Да, железка? Пива хочешь? Там писали, что вас и со спирта стопроцентного не пронесет, не то что от пива… Жизненные функции восстановились полностью. Система педантично следила за физическими показателями, регулировала выработку гормонов, сердцебиение, газообмен. Зрительная и слуховая системы не сбоили — объекты в окружающем пространстве определялись идеально и по внешним параметрам, и по звуку голоса. Сбоила только программа подчинения. Последним приказом, который был распознан и выполнен, был приказ «не смей умирать». Его система выполнила. Он больше не умирал. Но тело сковывало имплантатами после каждого нового приказа. Что-то происходило в самом процессоре: звуковая информация перекодировалась в приказ, процессор его обрабатывал, но при попытке послать сигнал к имплантатам происходила экстренная блокировка всей системы имплантатов. Длилось это в среднем семьдесят три минуты. Голоса были разные. С момента крушения с ним в сумме говорили меньше, чем за последние сутки. Пока восстанавливалось дыхание и выравнивался пульс, он слышал вперемешку голоса мастера, Тхиа, Рамиллу, Сахаи, Юо, Нэнко… Система добавляла к определениям неизменное «объект», Тень тогда не добавлял. После смерти — почти смерти — оказалось, что почти ничего не имеет значения. Кроме строчки «выполняется восстановление жизненных функций». Ответить никому он не мог — едва Тхиа прошептал срывающимся, нетипичным для него голосом: «Оживай уже, ну, давай, говори со мной!» — система дала первый сбой и заблокировала имплантаты на полтора часа. И он остался один. В тисках крошечных кусков умной синтетики. Только он — это глупое «я»: я лежу, я смотрю, я вижу, я не могу говорить, я дышу, я есть. Постоянно вертелся рядом Тхиа — неугомонный, как все люди, постоянно сыпались от него приказы, раз за разом наползали красные строчки на внутренний экран, тиски не разжимались до самой ночи. Ночью пришел Нэнко. «Объект младший ученик Нэнко», как назвала его система, привычно выкинув на экран данные с возрастом, ростом, типом разреза глаз, вошел в комнату, волоча по полу клетчатое одеяло, и уселся на него на пол возле кровати. Поежился, шмыгнул носом, издал еще десяток мелких человеческих звуков, потом прошептал: «Спишь?» Он сам не понял, почему ответил, но хриплое «нет» заставило Нэнко подпрыгнуть и отползти на полшага. Произнести что-то вслух оказалось приятно. И пошевелить руками, почти незаметно меняя позу, тоже, и упереться затылком глубже в подушку, и нащупать ступней порожек кровати. А еще хорошо было, что его не убили. А плохо — что он не знал, что дальше. Люди хотели разговаривать. Хотели не его систему, а его самого — но зачем? Старший хозяин ясно дал понять, в чем задача Тени — выполнять для младшего функции телохранителя, задача простая, для этого нужна голая система, а его умение подумать это дурацкое «я» не нужно совсем; он мог выполнять задачу на сто процентов. Не сумел. И все видели, что он не сумел. Нэнко вытащил из кармана яблоко и, медленно вытянув руку, положил ему под руку. «Хочешь?» — спросил. Он обхватил яблоко ладонью — теплое, гладкое, с шероховатостью на одном боку. Два подсохших листа на черенке. Его не убили. Его осматривал врач — они звали его лекарем, у него не было с собой портативного диагноста, он даже температуру измерял не термометром, а на ощупь, но какая разница — они зачем-то звали врача. Зачем? Люди были странными. Все было странным. Но он снова мог двигаться и говорить. И он хотел яблоко. Яблоко хрустнуло шумно и сочно. Нэнко неуверенно улыбнулся и придвинулся ближе. *** Когда они открыли двери, Тень смотрел в окно. Он по-прежнему лежал, только голову повернул к окну, откуда свет полуденный лился так щедро, что хочешь не хочешь, а зажмуришься. Тень и жмурился. И ногу еще в колене согнул одну. Но едва они переступили порог, Тень повернул лицо к ним — какое-то наполовину равнодушное, наполовину выжидающее, словно не смыло еще прежнюю холодность, но она уже потрескалась, как высохшая глина. Нэнко смело шагнул в комнату и уселся прямо на кровать. С ногами прямо и забрался. Тень перевел взгляд на него, моргнул и подвинулся правее. — Я тебе Кинтара привел, — доложил Нэнко. — Мы все думали только что, что нам делать, и он захотел поговорить. Ты, я подумал, не против будешь. Только оглянувшись на Кинтара, он заподозрил неладное, нахмурился и ойкнул: — Ой, то есть не Кинтара, а мастера Кинтара, простите, мастер. — Если завтра меня вся братия младших учеников начнет Кинтаром звать… Или, демоны меня упаси, Кинтом, я знаю, кому уши надрать, — хмыкнул Кинтар. — Тхиа вас так называет, — бессовестно сдал товарища Нэнко. — Ну расскажи мне еще о нем, что я не знаю… Кинтар остановился возле кровати, подумал и уселся на пол, сразу став ниже и Нэнко, и Тени. Чутье подсказывало, что так правильнее всего. А все эти традиции, иерархия, дисциплина — а, проваль, он за последние дни только и делает, что столпы порядка подтачивает. Как выдра голодная. Мастеру так разве положено делать? А, да что там. Как решит, так и будет положено. Мастер он или где. Хочет сидеть на полу — будет сидеть, а будут его Кинтом или кем еще называть — дело не десятое даже, а он таких чисел не знает. — Знаешь что, — сказал он серьезно — и какая разница, что смотрит на него только Нэнко, ничего, не прослушает тот, для кого эти слова, — я тебе две вещи сказать хочу. Первая вот какая: так вышло, что я тут мастер. Это значит — самый главный. И как самый главный я обещаю тебе, что с тобой тут ничего не случится… Ничего такого, что ты сам не захочешь. Только погоди, вот что важно — я к тебе сейчас не как мастер пришел, я даже повязку снял, видишь? Я как друг… — Он задумался и мотнул головой: — Как брат, так честнее, наверное. И вторая вещь — я, хоть убей, не могу тебя Тенью называть. Не имя это. А все начинается с имени, понимаешь? Хоть ты в замке растешь, хоть на помойке, а имя у тебя есть с самого начала и до конца, никто у тебя его не отнимет никогда. Все может исчезнуть — крыша над головой, монеты в кармане, штаны последние — и те потерять можешь, а имя останется. Так что как хочешь выкручивайся, а никаких «теней» больше. Нэнко распахнул рот, но Кинтар молча коснулся ладонью его колена: помолчи. Ты — помолчи, ты и так свое дело делаешь, сидишь здесь наивный и расслабленный, слушаешь взахлеб. Вот и слушай. А мне не ты нужен. А он вот, у которого даже имени нет. Он молчал долго. Уж насколько в младших тренировали выдержку и осторожность, а Нэнко, один из лучших среди сверстников, начал тихонько вздыхать и вытягивать шею — что там, в окне? Что интересное, может? Кинтар уже подумал, не послать ли его куда с поручением — да хоть воды принести, хоть чего с кухни, — но тут прозвучало спокойное: — Ты человек. У вас есть имена. — А ты кто? — тут же влез Нэнко. Эх ты, зараза неугомонная. Тень — ах, проваль, ну как тебя еще называть, пока не назовешься по-человечески! — снова медленно моргнул, как сонный зверь какой, и устало ответил: — Киборг. DEX-6. Серийный номер есть. Назвать? — А это что? — впечатлился Нэнко. Тень на секунду закрыл глаза, подтянулся, отползая к спинке кровати и усаживаясь ровно, и произнес: — Уточните. — Ну, вот все это — «киборг», «декс» и «номер», ты о чем вообще? Это что-то секретное? — Нет, — подумав, ответил Тень. — Обычно… это все знают. На других планетах. — Планетах? — Глаза у Нэнко натурально полезли на лоб. — А, я знаю! Планеты — это как звезды, у нас про такое рассказывали дома. Сначала были звезды, это такие куски камня, которые богиня Аш-раа заколдовала вечно танцевать в холодном хаосе, а потом она увидела, что кто-то из них танцует красивее, и тех она кого поцеловала, кого слезами омыла — и получились такие штуки, больше, чем звезды, и самых разных цветов, какие синие, какие красные… — Нет, — потрясенно возразил Тень. — Это «массивные, не звездообразные тела, вращающиеся вокруг звезды и светящиеся только за счет отражения света этой звезды». Изумления его каменное лицо не выдержало — рассыпалось на сотни осколков, которые заиграли теперь каждый сам по себе; выглядел сейчас Тень мальчишкой, которому вдруг рассказали, что младенцев вовсе не в орлиных гнездах сумасшедшие старухи находят. Нэнко от него не отстал — распахнул круглые глаза и то ли от возмущения, то ли от искреннего недоумения приоткрыл рот, да так и остался. Кинтар сначала фыркнул только, а потом не выдержал и рассмеялся, когда эти двое уставились уже на него — первый непонимающе, второй чуть ли не оскорбленно. — Мастер, — укоряюще вздохнул Нэнко и выразительно шмыгнул носом. — Вот именно, что мастер, — отсмеявшись, напомнил Кинтар. — Будут еще тут всякие младшие ученики указывать, когда мастеру смеяться! Совсем вы обнаглели все. И вы оба вот тоже. Сидите тут, о планетах спорите — а кто мастеру напомнить должен, что обедать давно пора, ну? Нэнко помедлил всего секунду. То ли потом дошло до него, каков замысел и зачем Кинтар так старательно веселится, то ли просто смирился, что мастер идиотничает время от времени, но он послушно спрыгнул с кровати и изрек: — Пора обедать, мастер Кинтар. — Так-то лучше, — похвалил Кинтар. Встал, улыбнулся Тени. — Пошли. Не волнуйся, Тхиа сегодня не будет вопросами донимать… И вообще не будет. Тень странно качнул головой, помедлил, словно слова подбирая, и неуверенно проговорил: — Вопросы — нормально. Приказы… Плохо. От них система имплантаты блокирует. — И, видно, смирившись с тем, что люди ему достались в окружении неумные и слов его загадочных не понимают не шутки ради, а серьезно, пояснил: — Когда имплантаты блокированы, я двигаться не могу. Раньше не было. Теперь есть. После… — Он сглотнул. — Отсчета. Кинтар понял немного — со всем этим, включая какую-то систему, какие-то имплантаты и как это связано с приказами, разбираться еще придется, но сейчас он уловил главное — Тень был живым, обычным самым человеком, и этого живого человека, кажется, от приказов сковывало по рукам и ногам. Кинтар сделал шаг и, наклонившись, коротко сжал плечо напряженного хмурого человека. — Не бойся, — сказал серьезно. — Никаких больше приказов. Честно. Идем. И на этот раз человек не отшатнулся.