compunction

Очнулся он на рассвете, уже на своей постели. Видимо, кто-то из слуг позаботился об этом. Едва открыв глаза, острая боль в ладони дала о себе знать. Зашипев, Дио перевернулся на бок и посмотрел на забинтованную руку. И как они только смогли сделать это всё, пока он спал? Хотя другое его волновало больше. То, что кто-то мог застать его в таком состоянии. Дио даже не помнил, когда вырубился. Его воспоминания заканчиваются на том моменте, когда он заревел как ребёнок, сидя на полу. Оттого и становилось страшно, что кто-то мог увидеть его, Дио, в слезах и после заметной по обстановке истерике. Зрелище, наверное, было не из лучших. Лежащая на полу двухметровая туша с кровоточащей рукой и осколками зеркала вокруг. Хотя, судя по ощущениям на лице, кровоточила у него не только рука. Боль была ноющей, хоть и не сильной, но не давала покоя. Дио попробовал сжать руку в кулак, но руку будто чем-то пронзило и стало только больнее. Бинты начали стремительно пропитываться кровью, настолько неаккуратно пытались размять ладонь. Дио застонал. Вставать и менять бинты не хотелось, а голос охрип, и звать кого-то было сложно. Днём разберётся, так он решил, и вновь закрыл глаза, пытаясь уснуть, старательно не обращая внимания на болезненное ощущение в руке. Глаза открыл он уже на закате того же дня. Горло раздирало и хотелось пить как после двухчасовой пробежки под летним солнцем. Руки едва двигались, одна всё ещё отдающая тупой болью, и старательно пытались дотянуться до кувшина с водой, который стоял на тумбе около кровати. Кувшин дрожал в руках, проливая воду, но это мало заботило. Дио, на обращая внимания на стакан, пил прямо из него, проливая воду на себя и постель, осушив сосуд полностью, едва утолив жажду. Он обессиленно опустил руку, выронив из неё кувшин, но ожидаемого звона не услышал. Дио даже не сразу обратил внимание на то, что в комнате кто-то есть. — Тебе надо снова бинты поменять, - Эрина положила кувшин на место. – Вновь пропитались кровью. — Что ты здесь делаешь? Эрина посмотрела на него холодным взглядом, но не ответила. Она взяла запястье Дио, который попытался слабо сопротивляться, но чужая хватка была настойчивой. Эрина принялась разматывать окровавленные бинты, старательно игнорируя удивлённый взгляд. Дио действительно был поражён. Насколько он помнил, он мало того, что накричал на неё, так ещё и ударил снова, и она всё равно вернулась? То, что она старалась не смотреть ему, Дио, в глаза, говорило о том, что ей далось это с большим трудом, и всё же она сейчас здесь, заботится о раненной руке того, кто причинил ей боль. Эта женщина вообще не умеет думать? Неужели у неё нет никакого чувства, которое бы настаивало, что того, кто раз причинил боль, стоит избегать? Даже собаки сторонятся людей, которые хоть раз били их ногой по морде, тогда почему же она, разумный человек, сейчас сидит здесь, рядом с ним, даже не пытаясь хотя бы словесно причинить ему боль в ответ? В смысле, конечно, Дио бы не проняли ни чьи-либо слова, ни тем более слабые удары женской руки, но всё же. Она вела себя совсем… Как его мать. — Это… - Дио запоздало заметил след от его удара у неё на щеке. – Из-за меня? — Не отвлекай меня, пожалуйста, я занята. Пытается избежать разговора. Как трусливо. Она, вроде как, сильная женщина, а всё равно убегает вот так вот. Тогда какой смысл был вообще возвращаться? Она ведь даже не оправдывается! Никак не объясняет то, что она делала на кладбище и даже то молчание! Чёртова глупая женщина. — Почему ты не хочешь поговорить об этом? – Дио усмехнулся. – Ты же сильная и гордая леди, от чего же ты бежишь, а? — А от чего бежишь ты? – Она резко подняла свой холодный взгляд, и Дио на мгновение даже испугался, настолько сильно он проникал в душу. – Почему ты так старательно пытаешься сделать всё, чтобы мы не были вместе? — До тебя действительно не доходит? Разве ты всё ещё не рыдаешь по ночам, вспоминая свой роман с ДжоДжо, и то, как вы целыми днями только и делали, что развлекались? Всегда хотелось даже спросить, а не было ли у вас чего-нибудь неприличного, знаешь… — Да причём здесь Джонатан, Дио?! – Эрина сжала в руках мужское запястье, ногтями впиваясь в кожу, едва не протыкая. – Ты единственный, кто постоянно его вспоминает. Я хочу жить сегодняшним днём, пытаюсь отпустить его, но ты всегда всё сводишь к нему! — Разве не ты вчера пришла к нему на могилу?! — Но ты там был первым! — Он был моим братом! — Он был моей первой любовью! Они замолчали. Руки Эрины дрожали, сжимая запястье Дио всё сильнее. Рана была уже забинтована, и чистые бинты слишком сильно стягивали ладонь. Не больно, но ощутимо. Она сказала это. Она действительно любила, любит Джонатана, и до сих пор не забыла его. Почему-то было больно думать об этом. О том, что он ей не просто нравился, она действительно любила его, и что первым не был он, Дио. И пришло запоздалое осознание, что Дио назвал Джонатана братом. Он говорил без задних мыслей, даже не задумываясь о том, что собирался сказать. Он всегда считал сдержанность своим лучшим другом, однако каждый раз, когда дело доходило до Джонатана Джостара, и этой девчонки, Эрины Пендлтон, ему срывало крышу. Так и сейчас. Он действительно признал его своим братом. Дио не сразу заметил капли слёз на своей руке. — Я хочу жить дальше, Дио, и хочу быть с тобой. Я хочу, чтобы всё было хорошо, потому что ты мне правда нравишься, но ты всё только усложняешь, - Эрина подняла на него глаза, на этот раз взгляд был не холодным. Болезненным. – Это тебе надо забыть о нём и жить дальше. Или просто… Помнить. Но не давать этому мешать тебе жить. Задумайся над этим, пожалуйста. Она отошла к окну, где была сумка, видимо, с её вещами. Эрина была гордой, сильной, проницательно женщиной, но чертовски глупой. Как она могла влюбиться в такого человека, как Джонатан Джостар? И как она может возвращаться к нему, Дио, после того, что он сделал, и даже говорить ему о своих чувствах? Глупая, глупая, глупая! Совсем как его мать. Такая же верная своей семье, несмотря на то, что с ней делали, и в каких условиях она жила. Несмотря на то, что люди её высмеивали, и на то, что её муж явно держал её рядом только из-за того, что она была единственным источником денег в доме. Несмотря ни на что, она всегда была рядом с ними, рядом с Дио, и любила их обоих. Дио не хотелось думать о любви, но ему пришлось вспомнить то давно забытое чувство. Смотря на дрожащие плечи Эрины, он понимал, что это неизбежно. Это ноющее ощущение в груди, и внезапное отвращение к самому к себе, а не только к отцу, за то, что он заставил её страдать. Не отступающее желание быть рядом с ней даже спустя столько времени, и сжирающая его заживо ревность, для которой он сам же и ищет повод. Дио влюбился. Он чувствовал это особенно сильно именно сейчас. После слов Эрины о Джонатане, после слов об её чувствах. После того, как она пришла позаботиться о нём, даже несмотря на то, что он ударил её. Смотря ей в спину, он вспоминал то давнее ощущение, которое когда-то испытывал к матери, но уже немного иное. Давно пропавшее желание быть всегда рядом и видеть её улыбку, усиленное желанием видеть её каждое утро, едва открыв глаза. Дио понимал, что хочет того тепла, которое когда-то давно получал в детстве, и, именно сейчас, он хочет, чтобы кто-то другой ощутил это же. Дио ассоциировал свою мать с солнцем – тем единственным, что он любил в своей прежней жизни. То единственное, за что он держался тогда, то, что не давало ему стать таким, как отец уже тогда. Джонатан Джостар был луной. Он всегда был рядом с ним, несмотря на их отношения при знакомстве, поддерживал и, как ни странно, успокаивал. Эрина Пендлтон была ночным небом. Ярким, благодаря звёздам, и вызывающее странное чувство ностальгии и ноющее ощущение в груди. И это было сложно передать словами, то, насколько сильно он любил её, особенно в тот момент. Даже если бы он просто сказал «я люблю тебя», то осознавал, что вряд ли Эрина поймёт всю глубину его слов. Всё то, что он испытывает в этот самый момент. Поэтому он встаёт с постели, не обращая внимание на то, как сложно ходить, и как он пошатывается, и обнимает её сзади. Сильно, чтобы она почувствовала то, что он испытывает, но не слишком, чтобы снова не причинить ей боль. — Дио..? — Не оборачивайся, - он ещё чуть сильнее сжал её. – То, что я скажу сейчас, я, наверное, больше никогда не повторю. И я не хочу, чтобы ты видела меня в этот момент, не сейчас, не когда я такой, и не после того, что я сделал. Дио выждал пару секунд, переводя дыхание, и заговорил: — Я люблю тебя. – Он выдержал паузу. – Ты не поймёшь полностью то, что я хочу сказать тебе, но я люблю тебя. Наверное, раньше я бы никогда не признал этого, но сейчас я могу. Моё сердце болит, и мои глаза болят ещё со вчерашнего дня, и я не думаю, что ты когда-нибудь осознаешь то, о чём я говорю. Я испытываю слишком много чувств к тебе, особенно сейчас, и, я люблю и хочу тебя, и быть рядом, и чтобы ты испытывала ко мне то же, что и я. Чёрт, я хочу тебя. Я хочу тебя, всю тебя. Твоё тело, твою гордость, твои недостатки, твою силу, твои ошибки. Тебя, и только тебя. – Дио перевёл дыхание, прижав Эрину к своей груди, и закрыл глаза. – Если бы мне предложили выбрать себе в спутницы какую угодно женщину, то я бы выбрал тебя. Неважно, какой будет выбор, и какие женщины будут. Я выбираю тебя, Эрина. И я буду выбирать тебя снова и снова, не задумываясь, без каких-либо сомнений в сердце. Я буду выбирать тебя. Они стояли так ещё с минуту, пока Эрина не осмелилась развернуться, и не обняла Дио за шею, ничего не сказав. Он уткнулся ей в плечо, сжимая в объятьях настолько сильно, насколько может себе это с ней позволить, и пытался удержаться от желания перейти к сексу. Потому что сейчас не время, и Дио, наконец, это осознал, несмотря на желание ощутить её максимально близко. Это была первая ночь, когда Эрина Пендлтон осталась в поместье Джостаров, разделив постель с Дио. Даже не переодевшись, они лежали в его, Дио, постели, продолжая обниматься, так не проронив и слова.