compunction

Брать ребёнка на руки было страшно. Девочка первое время едва напоминала человека, и Дио искренне не понимал, что медсёстры находят в новорождённом такого очаровательного. Она выглядела как помятая мягкая игрушка, и только спустя некоторое время стала похожа на ребёнка, и ведь всё равно была странной и даже пугала. Эрина спустя время начала смотреть на неё с нежностью. Это, наверное, было естественно. Спустя пару часов после родов было не до сюсюканий с ребёнком, однако сейчас в ней проснулось то, что называют материнским инстинктом, и смотрела на ребёнка в своих руках неотрывно. Как это любить Дио не имел даже малейшего понятия, и о чём таком говорила его мать в детстве, когда сказала что он поймёт, когда заведёт своих детей, тоже не догадывался. Имя ей выбрали спустя три дня после рождения. Хелен Джостар. Контакта Дио с ней продолжал избегать старательно. Смотрел украдкой, прикасаться так вообще отказывался. Это было каким-то иррациональным страхом ничем не вызванный. Если раньше существовало одно лишь непонимание, то впоследствии это стало страхом. Услышать её плач, взять её в руки, посмотреть в глаза. Да что там – Дио за целый месяц так и не увидел её глаз, что уж говорить о том, что её лицо не разглядел. Дети – это страшно, вот какой вывод сделал Дио, каждый раз удивлённо смотря на то, как Эрина улыбается, смотря в колыбель. Случилось это спустя месяц, а то и больше, после рождения Хелен. Она то и дело плакала ночью, не давай Эрине отдохнуть даже пару минут, и, когда она только смогла лечь спать под утро, спустя полчаса Хелен вновь проснулась и зарыдала. Эрина спала и всё не просыпалась. Материнский инстинкт был заглушен банальной усталостью – у неё даже не было сил переодеться, так и легла в своём платье. Дио нервничал. Сначала он надеялся на то, что Хелен успокоится сама, но уже через десять минут пытался безуспешно разбудить жену, но та напрочь отказывалась открывать глаза. Пришлось действовать самому. Осторожно подойдя к колыбели, он заглянул внутрь. Плачущий младенец выглядел совершенно не очаровательно, и даже не беззащитно. Скорее отвратительно. От этого страшные мысли о том, что он, Дио, станет в точности как свой отец, только усиливались, вызывая лёгкую дрожь в руках от злости. Он аккуратно взял Хелен на руки, вспоминая о том, как постоянно Эрина говорила, что нужно придерживать голову, и замер. Она перестала плакать и открыла глаза. В тот момент Дио осознал одно. Эти ненавистные глаза, которые он видел в зеркале каждый день, те, которые так портили его образ, которые ему хотелось собственноручно выколоть каждый раз, когда взгляд падал на своё отражение, больше не ассоциировались с отцом. Теперь это её глаза. У Хелен были те же глаза что и у Дио Джостара, и в них не было даже тени присутствия Дарио Брандо. Это было даже удивительно: Эрина говорила о том, что у детей зачастую меняется цвет глаз в детстве, однако у Хелен были его, Дио, глаза, и меняться не собирались. Вот почему Эрина так улыбалась, когда переводила взгляд с ребёнка на мужа. То, что он почувствовал в тот момент, было не «родительским инстинктом». Скорее что-то сродни облегчения. Дио вдруг осознал, что не станет как отец, если он будет смотреть в её глаза. Они будут напоминать ему о том, что он может, должен стать лучше, и не ради кого-то, а ради себя же. Чтобы можно быть действительно гордым собой, что он не унаследовал отвратительные гены отца, чтобы можно было смотреть в зеркало без отвращения. Почему-то после этого качать ребёнка на своих руках было гораздо легче. Не было ощущения внезапно возникшей любви к дочери, однако он, наконец, понял, что оно придёт со временем. В конце концов, он не женщина, чтобы сразу проникнуться чувствами к тому, что лишь отдалённо напоминало человека. Хелен действительно любила его, Дио, голос, и вскоре уснула.