compunction

Росла она быстро, училась – тоже. На редкость смышлёный ребёнок к своим пять годам мог говорить едва ли не идеально. Не как взрослый человек, разумеется, а для стандартов ребёнка. Дио не знал, было ли то, что он испытывал к Хелен, той самой родительской любовью, однако ощущалось оно странно. По крайней мере, сбросить её откуда-то не хотелось, и на том спасибо. Уже лучше, чем отец стал. Только в тот период он, наконец, собрался унести все детские вещи (не все, только те, из которых она выросла) туда, куда складывал остальную груду хлама. По большей части, потому что хотелось туда зайти, интереса ради, и посмотреть разнообразное старьё, не только из своей юности, но и из истории семьи Джостар. Хелен бегала вокруг него с парой игрушек под предлогом “помочь”, хотя на деле только действовала на нервы. Успокоилась она только когда, по собственной неосторожности, врезалась в дверь. — Потому что смотреть надо куда идёшь, - Дио едва заметно улыбнулся. Хелен бросила ему в лицо игрушку. Внутри оказалось очень много коробок, и старое барахло едва влезло – пришлось кое-что переставить и пытаться уместить всё вместе. Невооружённым глазом Дио сразу заметил одну открытую коробку, в которой лежала та самая маска. Глянув краем глаза на дочь, которая старательно пыталась засунуть старые игрушки на низкую переполненную хламом полку, он подошёл к маске. С засохшей на ней кровью и покрытой пылью, она навеивала не самые приятные воспоминания. Дио не редко задавался вопросом о том, как работает эта маска и что она делает людьми. ДжоДжо её старательно изучал, узнал многое, судя по тому, что Дио нашёл в его старых записях, но так и не понял, для чего она предназначена. Это казалось очевидным, чтоб маска была просто очередным орудием для убийства, однако то, что случилось в ту ночь, не давало покоя. Дио думал, что убил Джонатана, но тот, казалось, восстал из мёртвых. Более того, от него ощущалось такое странное чувство приближающей смерти и дикого голода. Ощущалось, что Дио хотели сожрать заживо. Под маской лежали какие-то книги и тетради, которые принадлежали ДжоДжо, и фотография в рамке. Дио поднял и её, и почему-то улыбнулся. На фотографии были они трое: Джордж, ДжоДжо и Дио. Здесь они были ещё детьми, и, на период в котором фотография сделалась, Дио ещё был язвой. В то время он старательно пытался себя пересилить и сдружиться с Джонатаном, что было сложно из-за того, что тот постоянно смотрел на него с горящей яростью в глазах. В тот период Дио осознал, что такое страх. Джонатана злить оказалось себе дороже, и надо было быть куда осторожнее. Не поцелуй он тогда Эрину – тот бы сломался, однако в конечном итоге он разозлился. И если раньше он физически казался равным ему, Дио, то в порыве эмоций он казался куда сильнее. Дио тогда смотрел на злое и обиженное лицо ДжоДжо, понимая, что тот окажется сильнее, если влезет в драку. Дио понимал, что если разозлит Джонатана вновь, то одними слезами дело не обойдётся, поэтому приходилось подступать к нему медленно. — Что это? – Хелен заглянула через плечо, и Дио, вздрогнув, положил фотографию обратно. — Ничего, Хелен. Мы уходим. — Но я видела фотографию! — Хелен… Дио прикрыл раздражённо глаза, но его дочь оказалась такой же язвой, что и он в детстве. Воспользовавшись моментом, она схватила фотографию и выбежала из комнаты. Проклиная всей душой свои гены, спрашивая себя, почему у его дочери нет такого же прелестного характера, как у матери, и почему она даже глазами и цветом волос пошла в отца, Дио побежал следом. Он уже не впервые жалеет о том, что сам родился с таким характером. Это было бы легче, если бы был только он сам, но нет. Его дочь была головной болью, и теперь Дио в полной мере осознавал, что ощущали ДжоДжо и Эрина. По крайней мере, Хелен была не настолько же злой, как и он. Она бежала размахивая фотографией, игнорируя крики отца, и, из-за того что не умеет учиться на своих ошибках, снова не увидела, куда бежит, и врезалась в Эрину. — Вы решили в догонялки в поместье поиграть? Тогда уж лучше на улице, - она засмеялась. — Мам, мам, смотри, что я нашла! Остановить её Дио уже не сумел. Хелен отдала фотографию в руки Эрины, и она резко изменилась в лице. Улыбка пропала, а на глазах отразилась вселенская печаль. Казалось, что она готова вот-вот заплакать. Дио вздохнул. Эрина говорила о том, чтобы отпустить прошлое, но казалось, что её воспоминания в течении времени становились только болезненней. Каждый раз, когда она видела какое-либо напоминание о Джонатане, она мгновенно становилась печальной. Раньше всё было иначе. Хоть ей и было плохо, однако она это упорно скрывала, и даже помогала ему, Дио, справиться со стрессом из-за ревности и злости на собственные гены. Сейчас же в поддержке нуждалась она. Всё сильнее с каждым годом. — Мам? – Хелен попыталась привлечь внимание, слегка дёрнув за подол платья. — Хелен, иди к себе. Говорил Дио. Эрина сейчас была не способна и слова сказать. Вечером того дня Дио, сидя на кресле в библиотеке, пытаясь читать, думал об Эрине. На самом деле, в его голове было лишь две мысли. Первая – воспоминание пятилетней давности, когда Эрина была около колыбели Хелен. Когда она укачивала её, напевая колыбельную и нежно улыбаясь. Смотря на её силуэт, Дио вновь вспоминал свою мать – такую же нежную и красивую, которая излучала свет. Дио помнил ту колыбельную, которую ему пела его мать, даже несмотря на то, что он и сам тогда был совсем мал. Не так хорошо, как хотелось бы, но достаточно, чтобы в один день невольно записать всплывшие в голове слова. Эрина тогда добавила свои слова и строчки к тем, что были, чтобы восполнить пропущенные места, и стала напевать уже эту колыбель дочери изо дня в день. Под неё засыпал и сам Дио, вспоминая каждую ночь тепло, которое ему дарила мать своими объятьями перед сном. Второй отказывающейся покидать его голову мыслью было то, что будь ДжоДжо жив, то всего этого не было бы. Дио смотрел на боль в глазах Эрины каждый раз, когда вспоминали Джонатана, и понимал, что останься он жив, или останься он с ними, то, скорее всего, Эрина стала бы вновь Джостар, но её мужем был бы другой человек. Дио теперь не преследовало ощущение того, что он лишь замена. Скорее то, что когда-то сильные чувства Эрины к нему могли утихнуть с той же скоростью и силой, с которой росла боль по умершему – или пропавшему – Джонатану Джостару. Возможно, она даже относится к нему как к другу, может, к брату. У Дио не было того ощущения, чтобы его действительно любили, возможно, именно из-за того, что Эрина так тяжело переживала упоминания ДжоДжо. Он даже не помнит, когда у них был последний секс. Они были молодыми, вполне способными к этому люди, однако, казалось, что Эрина старательно этого избегает. Ну и кем же он ей в итоге стал? — Дорогой? – Услышал он со стороны двери. Совсем никаких эмоций в этом слове. – Ты идёшь спать? — Скажи, Эрина, - Дио захлопнул книгу и дождался, когда жена подойдёт к нему. – Если бы ДжоДжо остался живым, то ты бы вышла замуж за него? Если бы он вернулся, то ты бы оставила всё это, и ушла бы к нему? Эрина слегка приподняла брови, а потом тяжело вздохнула. — Ты невыносимый человек, но ещё более невыносимый тогда, когда снова поднимаешь эту тему. Она подошла к нему, слегка улыбнувшись, и взяла его лицо в ладони. Дио не чувствовал в ней сейчас той боли, что она обычно испытывает при упоминании ДжоДжо. Почему-то он, Дио, чувствовал себя ребёнком, спрашивающий свою маму о том, почему солнце каждый день уходит за горизонт и почему оно не остаётся. — Я люблю тебя, Дио. – Говорит она с особой нежностью. – И никого другого. Тебя. — Но… — Никаких «но». – Эрина на мгновение нахмурилась, но потом снова улыбнулась. – Когда я говорю «я люблю тебя» я не имею в виду, что я хочу тебя или что не могу заполучить тебя, хотя я это уже сделала шесть лет назад. Это «люблю тебя» не имеет ничего со мной. Я люблю то, кем ты являешься, то, что ты делаешь, и то, как ты пытаешься что-то сделать. Я видела твою сильную сторону и мягкую. Я видела лучшее и худшее, что есть в тебе. И я прекрасно понимаю, кем ты являешься. Именно поэтому я люблю тебя. Понимает ли? — Но если ДжоДжо остался бы в живых, то ты бы вышла за него, не так ли? — Этого «если» нет, Дио. Сейчас я с тобой, и я ни за что не променяла бы свою жизнь с тобой и Хелен на что-то другое. Что было бы в ином случае – я не знаю, и знать не хочу. Единственное, что я знаю – это то, что ты совершенно невыносимый человек, но я люблю тебя, и люблю нашу такую же невыносимую дочь. И этого достаточно. Она хорошо сбежала от ответа на вопрос, но, пожалуй, это даже успокоило. Дио посетила внезапная мысль, совершенно дикая, но навязчивая. Если он не возьмёт Эрину прямо сейчас, если они не займутся сексом на этом самом столе в библиотеке, то, скорее всего, он умрёт. Нет, конечно, это было утрирование. Но, Господи, как же он хотел этого. Встав с кресла, он подхватил её и усадил на стол, сразу же начав целовать шею, рукой поглаживая внутреннюю сторону бедра. Эрина схватила его за плечи и пыталась оттолкнуть, говоря о том, что стоит хотя бы дойти до спальни, и что кто-то может зайти, но протесты были слишком вялыми, а вот её тело отвечало вполне живо. Дио расстегнул свой ремень и глянул жене в глаза, пытаясь своим взглядом дать ей понять, что отступать он не намерен. — Никто не зайдёт, если быть тихими. – Он приблизился к её лицу. – Я хочу тебя прямо здесь и прямо сейчас. Протестовала она недолго, а произошло всё гораздо быстрее, чем рассчитывалось. Эрина уткнулась лицом ему в плечо, пытаясь заглушить стоны, а Дио стискивал зубы, временами позволяя себе тяжело выдохнуть. Это не было тем, что в плохих романах называли «заниматься любовью». Это было чистой похотью, внезапным необузданным желанием, которое возникло из-за длительного времени воздержания. Это не было ни капли романтичным, даже не красивым или нежным. Просто секс, который бывал у Дио во времена юности с разовыми девушками. С разницей лишь в то, что это не девушка на один раз – а его женщина. И никуда она после случившегося не денется. Пришлось на ходу приводить себя в порядок, и при этом прислушиваться, чтобы за дверью не ходил какой-нибудь дворецкий. Однако большинство, судя по всему, уже отдыхали, поэтому проблем с выходом без каких-либо расспросов не возникло. — Я думал, что это будет интереснее, - сказал Дио, едва перешагнув порог. — Интереснее? Предлагаешь поиграть в следующий раз в шахматы? — Где ты только научилась этому сарказму? - Он приобнял её за плечи. – Я имел в виду что-то вроде… Разговоров? — Шесть лет женаты, а я только сейчас узнала, что ты любишь грязные разговоры, - Эрина уже не выглядела такой смущённой при обсуждении секса как тогда, когда они только поженились. – И что ты предлагаешь? Чтобы я называла тебя папочкой? Дио почувствовал, что едва ли не впервые в жизни его лицо покраснело от смущения. Он не уверен, нравится ли ему прежняя невинная Эрина или… Эрина Джостар. Неужто это он её так изменил за время их брака, или она просто привыкла к этому? Если раньше эта тема для неё была табу, как для незамужней леди, то сейчас она была не первый год в браке, и это вполне могло поспособствовать тому, что она считает секс чем-то привычным. Проблема была скорее в том, что Дио не привык к тому, чтобы его так называли. Когда лицо перестало гореть, он хотел пошутить в ответ, однако, когда они только добрались до спальни, за их спинами раздался тонкий голос. — Мама, папа… - Они обернулись и увидели Хелен с опущенной головой. Она нервно комкала свою одежду руками и не поднимала взгляда. — Милая, почему ты не спишь? – Эрина тут же подошла к ней. — Я… Мне приснился кошмар… - Хелен шмыгнула носом и подняла напуганные глаза на родителей. – Можно я посплю с вами? Эрина, даже не кинув взгляда на Дио, немедленно согласилась. Не то чтобы Дио хотел отказать… Хотя да, он хотел отказать. Сны – это всего лишь сны, даже если это кошмары, и их не стоит бояться. Хелен часто мучили кошмары, но она мужественно держалась, почему Дио и гордился тем, что его дочь и является на редкость умным ребёнком – она воспринимала плохие сны как просто сны. Она никогда не требовала быть рядом с ней остаток ночи или не просилась спать с родителями после кошмаров. Она даже не плакала, хотя, по словам других матерей, с которыми общалась Эрина – стоило бы. Дети этого возраста особенно впечатлительные, Хелен же была слишком спокойной. И вот сейчас она с ними в одной постели. Ей никогда не снились нормальные отчётливые сны. Точнее, она их не запоминала. Всё, о чём говорила Хелен, когда просыпалась – это пожар, и этот сон снился ей регулярно. Больше ничего она не видела. Однако сегодня она была особенно напуганной, но что за сон ей снился, она говорить не хотела. Поджимала губы и говорила, что не помнит ничего кроме пожара, но Дио понимал, что она врала. Эрина взглядом просила не давить, поэтому пришлось замять дело. Дио хоть и был категоричен в этом вопросе, знал, что такое кошмары. Как и Хелен, в детстве они часто его мучали. Сейчас Дио винит себя в прежней слабости, когда он чуть что и кидался к матери в объятья из-за странных и размытых снов, которые даже не помнил. Каждый раз, когда он просыпался, он чувствовал только иррациональный страх, который не был вызван чем-либо, и каждый раз он рыдал в грудь матери, постоянно слыша её нежное «я рядом» и «это всего лишь сон». После её смерти кошмары стали отчётливей, страшнее и болезненнее, но Дио научился сдерживаться. Ему пришлось рано повзрослеть, поэтому, не имея больше опоры в своей треклятой семье, после кошмаров он лишь умывался и возвращался ко сну, ведь когда спишь – отец не может тебя избить. Поэтому пришлось научиться спать подолгу и стараться не светиться у него на глазах. И по прибытию в семью Джостаров кошмары тоже не прекратились. К тому времени Дио уже осознал, что это всего лишь сны, поэтому реагировал куда более спокойно. Однако, срыв всё же случился, когда ему было около пятнадцати. Так же, как и раньше, он не помнил, чем конкретно напугал его сон. Он помнил лишь отдалённый голос матери, который что-то говорил, как будто пробиваясь сквозь толщу воды. В ту ночь он проснулся в слезах, но этого было мало – тогда у него была самая настоящая истерика, которая не утихала добрые полчаса, и ему стыдно за неё и по сей день. Тогда к нему вбежал ДжоДжо и пытался успокоить, сначала силой удерживая на кровати, а потом просто обнимая. Дио не осознавал, что делал – всё пытался вырваться, кричал, дрался, и даже не понимал, зачем он это делал. Ему просто было плохо, он был напуган. Он был ребёнком. ДжоДжо был рядом и успокаивал его, и это напоминало отдалённые воспоминания о том, как в детстве его обнимала мама, и от них двоих тогда исходило одинаковое умиротворяющее тепло. В комнату к Дио он никого не пустил, понимая, что тот не захочет, чтобы его видели таким, и провёл рядом с постелью брата остаток ночи. Дио не знает до сих пор, спал ли он вообще в ту ночь или так и не сомкнул ни разу глаз, следя за тем, чтобы ему, Дио, снова не приснился кошмар. Об этом случае ДжоДжо также никогда не разговаривал, оно и к лучшему.