compunction

И проснулся он утром от того, что что-то тяжёлое приземлилось ему на живот. Чем-то тяжёлым оказалась его собственная дочь, которая злорадно смеялась и продолжала прыгать, пытаясь разбудить отца. Дио охнул и схватил Хелен, усадив её на кровать. Ангельский характер остался в прошлом – она вернулась в прежний режим язвы. — Ты проспал на два часа больше, чем я! – Она недовольно сдвинула брови. – Тебе мама новые вещи передала, сказала, что ты дурак и ходишь в одних и тех же вещах несколько дней. – Хелен выдержала паузу, а потом добавила, уже от себя: - И ещё тебе стоит сходить в душ. Дио с опозданием понял, что пока он спал, Хелен воспользовалась этим и собрала его волосы в два хвостика. Раздражённо снимая с головы резинки, он думал о том, что Эрина до сих пор заботилась о нём. Конечно, вряд ли она его простила, потому что это было частью её личности – она до глупого добра. Иной раз Дио думал о том, что будь он злодеем, который испортил ей жизнь, то она бы всё равно спасла бы его с тонущего корабля, потому что это Эрина. Святая, глупая, чертовски добрая женщина, и Дио поверить не мог, что она вообще могла полюбить его. Когда он снимал свою помятую рубашку, от которой, чёрт, действительно несло, он почувствовал внезапное прикосновение к спине. Руки Хелен были тёплыми, его кожа, напротив – холодной, и это был такой контраст, что он невольно вздрогнул и кинул взгляд через плечо. — Папа, - она провела ладонью вдоль спины. – Откуда у тебя эти шрамы? В юности Дио после тренировок всегда задерживался больше всех, ожидая, пока все уйдут, и он сможет принять душ в одиночестве. ДжоДжо ожидал его снаружи, но один раз он зашёл и задал тот же вопрос, на который Дио ни тогда, ни сейчас не ответил. Отец избивал его после смерти матери, не задумываясь о том, оставит ли это какие-то травмы. Возможно, он думал прежде, чем нанести удар, который мог бы убить сына, но только об этом. Смерть матери свалили на переутомление, стресс и какую-то гадость, которую она подцепила от какого-нибудь другого партнёра (там, где они жили, мало кто верил, что мать Дио могла работать на чём-то более приличном, почти все были убеждены, что она продавала себя, оттуда и слухи), когда смерть Дио не на что было списать, и Дарио приходилось иногда включать мозги. За избиение ребёнка ему бы ничего не было, другое дело – убийство. И на удары он никогда не жадничал, и это оставило свой след. У Дио было ещё несколько шрамов на груди и на руках, но в основном они все были на спине. Большая часть из них, и самые глубокие – там же. Эрина часто проводила пальцами по ним, смотря печальными глазами то на них, то на самого Дио. На их свадебном путешествии она их целовала – практически каждый из них, и это было одно из лучших чувств, что Дио приходилось испытывать. Большинство его прежних любовниц не обращали внимания на шрамы, или, наоборот – считали чем-то вроде украшения. Дио эти шрамы ненавидел всей душой, считая напоминанием о своей прежней жизни, об отце, о смерти матери. Пришлось соврать Хелен: что-то о том, что он в юности занимался борьбой, и, кажется, она ему не поверила. Хелен отличалась от детей своего возраста, не настолько наивная и доверчивая, помимо того что была лучше развита, ещё и могла смотреть на Дио осуждающим взглядом. Несмотря на то, что глаза у неё от отца, взгляд был таким же, как у матери. Дио оставалось только удивляться тому, как она, настолько похожая на него внешне, могла быть вместе с этим похожей на Эрину. И она выпытывала у него ответ (которого, разумеется, так и не добилась) всю дорогу до суда. Одна из прислуги, та самая девчонка, которую Дио захватил с собой, непонимающе хлопала глазами, но продолжала улыбаться, “ненавязчиво” прижимая по дороге к нему, Дио, и тому становилось тошно. Около суда часто собирались дети, а Хелен наотрез отказывалась расставаться с отцом, поэтому ему пришлось взять её с собой и, пока он сам будет работать, она сможет провести время с другими детьми под присмотром служанки. И хотя по уходу он видел, как она весело бежала к компании детей ненамного старше или младше неё, то по возвращению увидел, как она сидела на скамейке опустив голову, и служанку рядом с ней. При виде Дио, та вскочила и подбежала, пытаясь отрывисто объяснить ситуацию, но он проигнорировал её, послав домой. Сейчас ему нужно было поговорить с дочерью с глазу на глаз. — Ну, и что снова с тобой случилось? – Он сел на скамейку рядом, но Хелен продолжила молчать. – Хелен. – Она поджала губы. – Хе-е-еле-е-е-ен, - Дио потрепал её щеку, что её всегда раздражало, и она завыла. — Папа, перестань! – Она безуспешно пыталась убрать его руку, но получилось лишь когда сам Дио отпустил. Обиженно опустив взгляд, Хелен тёрла покрасневшую щеку. — Что случилось? — Ничего. — Не ври. — Я не вру. — Я же вижу, что врёшь, - Дио слегка дёрнул её за волосы и Хелен скривилась. – Говори. — Не скажу, - она положила обе руки на колени и сжала их в кулаки. – Если я скажу, то ты перестанешь меня любить. Дио вскинул брови. Всё это время Хелен провела только с детьми, которых сейчас поблизости не видно. Он знал, на что способны дети, даже в таком возрасте, поэтому в нём медленно кипела ярость: Дио понимал, что эти дети, скорее всего, довели его дочь до такого состояния. Он же только вчера сказал ей, что любит её, признался в этом самому себе, и она продолжает сомневаться? Хотя, она же ребёнок. Дио приходится каждый раз себе об этом напоминать. Как бы сильно она не ушла вперёд от своих сверстников по развитию – она всё ещё оставалась ребёнком. Наивным, глупым и обидчивым ребёнком. — Не говори глупости. Я не знаю, что эти отродья тебе наговорили, но я люблю тебя, и этого им не отнять. Она подняла взгляд, и тогда она выглядела максимально невинно. — Обещаешь? — Обещаю, - на этот раз он не врал. Хелен вздохнула. Она придвинулась ближе к нему, Дио, и прижалась боком, и складывалось ощущение, что ей легче так с ним говорить, при физическом контакте. Она не смотрела на него, но касалась, и этого было достаточно. Взглядом Хелен будто искала смелость на земле, но той, видимо, так и не нашлось, и с тяжёлым вздохом, она начала: — Мальчишки противные. – Сказала она, и её лицо стало злым и обиженным. – Они хотели закидать меня камнями. — И это всё? – Дио вскинул брови. – Я всегда могу… — Нет, - Хелен замотала головой. – Я их побила. Не в этом проблема. Какая речь идёт о том, чтобы вырастить леди, если она даже джентльменом не может быть, так думал Дио, медленно изгибая бровь и продолжая слушать. — Мне кое-кто понравился, - призналась она, и, о, Дио готов был поклясться, его дочь впервые покраснела. – И они сказали, что это неправильно. Что я неправильная. И я их побила. — Во-первых, тебе рано об этом думать, - Дио рассуждал о том, что не позволил бы ей думать об этом и в шестнадцать, и в восемнадцать, и, возможно, никогда. – Во-вторых, почему неправильно? — Они сказали что, - Хелен зажмурилась. – Девочкам не могут нравиться девочки. Приехали. Нет, Дио, разумеется, никогда не находил в этом чего-то ужасного, да и, тем более, Хелен была ребёнком, и она сотню раз успеет переосмыслить эту симпатию, но он не знал, как объяснить ей, почему они считали это неправильным. Общество было поехавшим, особенно на теме того, что творится в половой жизни любого человека. Мастурбировать нельзя, заниматься сексом до свадьбы нельзя, сексом вообще заниматься нельзя, если только не ради зачатия ребёнка, а что уж говорить об однополом сексе. Разумеется, вряд ли эти люди знают, что творится на нижних слоях Великобритании (Дио и сам в них был, уж он-то знает), а те, кто знает – охотно пользуются, но молчат. Люди – идиоты, и им не должно быть дела до того, кто чем занимается за своей дверью, пока это остаётся их делом, так считал сам Дио. Слушать его, конечно, никто бы не стал, а он ещё не настолько обезумел, чтобы пытаться вступиться за этих людей. Ему не сделают скидку на то, что он аристократ и граф, скорее всего, просто казнят. И об этом надо и говорить с Хелен. Что то, что ей понравилась девочка – это неправильно, и что раз она единственный ребёнок семьи Джостар, да ещё и сама девочка, то её придётся выдать замуж за какого-нибудь напыщенного идиота, который смог бы унаследовать состояние семьи и место Графа. Думать об этом было противно: как о том, чтобы отдать кому-то пост, так и о том, чтобы отдать кому-то свою дочь. — Дорогая, послушай, - Он положил руку ей на плечо и прижал ближе к себе. – Они думают, что это неправильно, и другие люди тоже. Мальчики не должны любить мальчиков, и девочки не должны любить девочек. Это противоестественно. — Но мама же любит меня! — Это… Другая любовь, - он вздохнул. — Как у Ромео и Джульетты? — Откуда ты знаешь про Ромео и Джульетту? — Мама мне читала. Дио хмыкнул. Когда они с Эриной только начали встречаться, она говорила, что не переваривает Ромео и Джульетту. Она любила читать книги с романтическим содержанием, но эта история ей казалась слишком нереалистичной и излишне драматизированной, особенно то, что в результате небольшого романа двух подростков погибло столько людей. Вряд ли она стала бы читать такое собственной дочери, но, вполне возможно, что Хелен сама попросила. — Ну, что-то вроде. Любовь матери отличается от той, которая есть между двумя чужими людьми. Допустим… — Как у тебя с мамой? – Она наклонила голову, выражая искреннее любопытство. – Вы же любите друг друга не так, как меня, да? — Ты слишком умная для своих лет, ты знаешь? – Дио прищурился, но потом его лицо смягчилось. – Но да. И то, что тебе нравится девочка – это неправильно. Но ни я, ни мама тебя не разлюбим. — Но почему это неправильно? Что в этом плохого?! Дио вздохнул. Он не может об этом врать, потому что не знал, как. — Ничего, Хелен. – Он погладил её по голове. – Совершенно ничего. Это нормально. — Но почему тогда они говорят, что это неправильно? — Что я тебе говорил про людей? — Люди – идиоты, - он говорил ей об этом давнее, и Хелен до сих пор это помнила. — Правильно. И они думают, что это неправильно, а пока их большинство, то придётся вести себя так, как хотят они. Прости, но проблема в том, что даже если бы я хотел, я не мог бы изменить это. Не все думают так, как я. — Папа, - она, кажется, будто забыла о теме разговора, и слегка нахмурилась, глядя на отца. – А тебе нравились мальчики? Дио подавился воздухом. То, что он не находил в этом ничего плохого, не значит, что у него был опыт. Конечно, он соврёт, если скажет, что не заглядывался на парней, но у него никогда не было желания пользоваться их телами так, как женскими. Был, конечно, один его одноклассник – до того женственный, что такого хотел только валить и трахать, но Дио не опускался до этого. Не потому что считал секс с парнем чем-то низким, а потому, что, несмотря на отношение к такому сексу в обществе, парня гнобили и использовали как женщину в их школе, а Дио всегда предпочитал девственниц. ДжоДжо, который оказался не так наивен и невинен, тоже об этом догадался, и кидал сочувственные взгляды на парня (вступаться не позволял Дио, потому что им важна была репутация, а Дио не хотел оказаться братом того самого парня, который защищал педераста). В детстве у отца были какие-то попытки сделать из Дио проститутку, но это не увенчалось успехом. Впервые это было буквально через две недели после смерти матери, когда к Дарио зашли его “друзья”, и они вместе пили. Дио тогда сидел в одиночестве в одной единственной комнате, что у них была, читая книгу в темноте, но стоило ему выйти, как эти отморозки его затормозили, и предложили Дарио использовать своего смазливого сына по призванию, потому что грех терять такое лицо. Разумеется, себя они хотели сделать первыми клиентами, и уже тянулись дрожащими руками за ремни, когда Дарио махнул рукой, мол, делайте что хотите, только платите деньги или выпивкой. Подойти близко к себе Дио не позволил – ударил каждого по промежности и сбежал из дома, а по возвращению был впервые избит отцом. Потом он предпринимал ещё пару попыток, однажды даже связывал Дио по рукам и ногам, однако тот успешно сбегал, и Дарио бросил эту затею. Он плевался ядом, говоря о том, что он бесполезен, как его собственная мать, и Дио тогда впервые ударил его – коленом в живот, за то, что вообще посмел упомянуть её. Тогда Дарио избил его особенно сильно, и Дио пришлось подавлять собственные эмоции, потому что даже псина понимает, что нужно избегать действий, за которые её бьют, а Дио определённо был умнее псины. Его иногда привлекали тела парней на тренировках, чисто с эстетической точки зрения, даже ДжоДжо, однако дальше это не заходило. По крайней мере, пока. Иногда Дио приходили мысли о том, что будь ДжоДжо живой и невредимый вместе с ними, то они бы могли заняться сексом втроём, и даже не факт, что посередине будет именно Эрина. Об этом, правда, Хелен не стоит знать. — Было когда-то, - он думал о том неудачнике. – Но ничего серьёзного не вышло. — Так ты… - Её брови поползли вверх. – Не ненавидишь меня? — Я повторяю: не говори глупостей. Из-за таких мелочей я не перестану тебя любить. Хелен улыбнулась, и Дио готов был поклясться второй раз за день, что она буквально засияла. Он взял её на руки и зашагал домой, думая, что на этом разговор окончен, но Хелен вновь заговорила. — Мальчишки противные, - сказала она. – Не хочу замуж. — Надо будет. И я тоже не в восторге. — Хмпф, - она гордо задрала голову. – Ни за что! Когда вырасту, то выйду замуж за тебя. — А как же мама? – Дио засмеялся. Да, оставалась ребёнком. – И разве я не противный? — Ты противный, но к тебе я привыкла. И хватит себя так называть, - теперь Хелен его трепала за щеку. – Так могу тебя называть только я. И мама. И я, так уж и быть, уступаю тебя ей. В третий раз за день Дио о чём-то клялся, на этот раз о том, что он впервые, возможно, за пару месяцев, искренне засмеялся. Остаток вечера они провели за обсуждением девочки по имени Элизабет, которая была на год старше самой Хелен и смогла её очаровать в столь юном возрасте. Хелен снова просила спать с ней, на этот раз причина была совсем глупой: она, якобы, боялась монстра. Такой период у неё в жизни был, но давно прошёл, и сейчас в это не верилось. Хелен, кроме того, совершенно не умела врать, и её слова казались настолько наигранными и глупыми, что было даже смешно. Дио пришлось даже подыгрывать, наигранно показывать, что в комнате нет никаких чудовищ, а потом ложиться к ней в постель и говорить о том, что чудовищ не существует. Дио вновь вспомнил юность с ДжоДжо, когда тот спросил его о том, верит ли он в вампиров. Тот тогда держал в руках книгу, которую до вопроса увлечённо читал, и Дио, сначала посмотрев обложку и название книги, дал ответ. Это была Кармилла Джозефа Шеридана, которую Дио прочёл ещё задолго до этого, и, нет, ДжоДжо, вампиров не существует, не будь ребёнком. Но дело было как раз в том, что они были подростками, а от страшных мыслей о нечисти просто с «этого не существует, выдумки идиотов» не отмахнёшься. Даже Дио, который предпочитал считать себя скептиком, в то время побаивался некоторой дряни, как, например, когда они ехали к кому-то в гости с отцом, и вокруг того старинного поместья ходило много слухов о якобы призраках. Дио, разумеется, говорил, что не верил в это, однако при самых страшных звуках всегда прижимался поближе к ближайшему человеку, постоянно осматриваясь. Тогда была довольно страшная ночь, потому что они остались на ночь, а в своей комнате Дио так и не смог заснуть. Хорошо, что был ДжоДжо, который тоже побаивался этих слухов, и куда менее гордый, чтобы прийти ночью в комнату брата и попросить разрешение на сон в его покоях. Вдвоём было не так страшно, и Дио, даже без злорадства или колких шуток, позволил ему, и это ненадолго успокоило. Но даже вместе с ДжоДжо, который лежал по ту сторону широкой постели, он не смыкал глаз почти всю ночь, и сам Джонатан, видимо, тоже. Отец, взамен, чувствовал себя полностью отдохнувшим, и кажется, что братья в тот день ненавидели его одинакового сильно. Было отвратительно смотреть на сияющего и улыбающегося Джорджа в отличном расположении духа, когда у самих под глазами были круги, а белки налились кровью. Дио не впервые было пропускать сон, но он слишком отвык от этого, чтобы это не сказалось на его лице и состоянии. Хелен уснула под рассказ Дио о том, как он в юности с Джонатаном пугали детей на Хэллоуин.