Реальность, в которой у нас нет никаких шансов

      Долина Коачелла все еще пышет дневным жаром, такая теплая, словно внутренности неведомого издыхающего гиганта. Лэнс запрокидывает голову вверх и видит звезды – море звезд, среди которых то и дело тревожно вспыхивает красный огонек орбитальной станции. Интересно, каково им там, наверху?       Здесь, внизу, в любом случае просто отпадно. Несмотря на жару, на фривее совсем не душно – прохладный ветер набегает время от времени непонятно откуда и охлаждает разгоряченную кожу лица. Лэнс почти воет от удовольствия.       Кит предлагает свернуть в круглосуточный магазинчик – оказывается, им ехать еще не меньше часа. Под безразличным взглядом продавца – рыжеволосого парня неопределенного возраста – они покупают банку пепси, шоколадные батончики, соленый арахис и конфеты-тянучки и, побросав велосипеды на обочине фривея, устраиваются прямо на земле.       – Разве у нас тут не классно? – расслабленно мурлычет Лэнс, откусывая от Сникерса, покрытого белым шоколадом. Кит светит мобильником и в бледном мерцании дисплея кажется немного утомленным. – Вот скажи, разве в Калифорнии не классно? Правда, я ни разу не был в Ванкувере.       – Чего ты так к Ванкуверу прицепился?       Лэнс закатывает глаза, напоминая:       – Твоя родина…       – Я родился не в Ванкувере, – возражает Кит, и Лэнс протягивает удивленно:       – А где же тогда?       Этот вопрос Кит просто игнорирует. Так он делает часто, отмечает про себя Лэнс – вопросы, на которые Киту не хочется отвечать, он просто пропускает мимо ушей. Это его особенность. Но Лэнсу она ни капельки не мешает – он уже успел привыкнуть.       Закончив привал, они поднимают с земли велосипеды – ночь длинная, но не бесконечная. Кроме того, по словам Кита, ехать им еще километров десять, не меньше.       Какое-то время они вращают педали в полном молчании, а потом Кит коротко окликает Лэнса, и они сворачивают с края фривея, углубляясь все дальше и дальше в пустыню. Горы встают перед ними стеной – и у Лэнса почему-то создается ощущение, что именно они – эти молчаливые громадины впереди – имеют непосредственное отношение к пункту назначения их путешествия.       От долгого времени, проведенного в седле, начинают болеть задница и шея. Лэнс с облегчением потягивается и разминает спину, когда они, наконец оставив велосипеды позади, начинают подниматься в гору. Освещая дорогу карманным фонариком из своего смартфона, Кит идет уверенно, не останавливаясь, словно был здесь уже сто раз. Лэнс вертит головой по сторонам, но, не заметив ничего особенного, все-таки решается неуверенно поинтересоваться:       – Далеко еще? И что ты там собирался мне показать?       – Открытый космос, – лаконично отвечает Кит.       Чудила. Лэнс фыркает, но вопросов больше не задает. Вместо этого он погружается в мысли: снова думает о комнате, о Ките и синяках на его запястьях и предплечьях. Этой ночью он уж точно сможет расспросить его обо всем. Нужно только подходящий момент найти.       Они так долго идут наверх, что Лэнс постепенно начинает задыхаться, но Кит не сбрасывает темп – все-таки не зря он на соревнованиях по легкой атлетике первое место занял. Хотя по виду и не скажешь, что спортом занимается. В отличие от того, другого Кита…       Последние двадцать минут они пробираются через какой-то подлесок, и Лэнс обдирает себе щеку о колючий кустарник. Он проводит пальцами по царапине и чувствует, что та теплая и мокрая.       – Кит! Я кровью истекаю…       Он замолкает, потому что деревья и зловредный кустарник внезапно обрываются, и они оказываются на берегу небольшой природной чаши, в темной воде которой Лэнс видит отражения звезд, комет и пугающе красного огонька орбитальной станции у них над головой. Словно кто-то взял ночное небо, как ведро с водой, и выплеснул им прямо под ноги. С ума сойти…       Тут, наверху, не так жарко, как в долине, но Кит делает вдруг несколько шагов вперед и принимается стягивать с себя лонгслив.       – Что ты задумал?!       Еще один вопрос в копилку тех, на которые Кит отвечать не собирается. Он продолжает раздеваться: расстегивает и спускает джинсы, снимает кроссовки и носки, складывая все в кучу. И, распрямившись, вызывающе смотрит на ошарашенного Лэнса:       – Ты со мной или нет?       Лэнс чувствует, что краснеет, сам не зная почему. Кит худой и в лунном свете бледный, словно утопленник. Синяки на его запястьях, предплечьях, животе и бедрах – темные и отчетливые, как никогда. Но все равно, глядя на него, Лэнс ощущает, как волна теплых мурашек бежит по его коже. Будто он стоит на пороге огромной генетической тайны, и что-то, о чем он никогда не подозревал, должно открыться ему с минуты на минуту.       Он освобождается от одежды – стягивает через голову футболку, снимает джинсы и обувь и становится босыми ступнями на шершавую сухую землю. Она все еще теплая в отличие от воды в горном озере – Лэнс осторожно засовывает туда большой палец ноги и тут же вскрикивает.       – У-у-у… Холодрыга! Вода как лед.       Кит не слушает его. Он спокойно соскальзывает с края чаши внутрь, даже не поведя бровью, будто и не чувствует ничего, и Лэнс, ворча про себя, повторяет за ним – вода только поначалу обдирает кожу холодом, разгоняя кровь по всему телу, но стоит немного привыкнуть – и ощущение дискомфорта пропадает. Лэнс ищет ногами дно, но не находит. Неужели так глубоко?       Они выплывают на середину – озеро совсем маленькое, словно школьный бассейн, созданный самой природой, и некоторое время молча дрейфуют на поверхности непроглядно темной и отдающей сероводородом воды, пока Кит наконец не открывает рот.        – Нырни поглубже, – говорит он, – а потом плыви под водой. И глаза открой.       – Сбрендил?       Лэнс шутливо плескает Киту в лицо, но тот даже не морщится. Капельки воды собираются у него на переносице, а кончики волос намокают и прилипают ко лбу. Кит подплывает ближе:       – Просто сделай, как я прошу.       Несколько секунд Лэнс смотрит ему в глаза, а потом ныряет. Не потому что Кит попросил, а потому что смущение – тяжелое и горячее – наполняет внутренности, и от этого нужно куда-то деться.       Глубже, глубже под воду. Лэнс хочет коснуться рукой дна, но снова не находит его и, следуя совету своего странного одноклассника, широко распахивает глаза. И кромешная темнота – такая, которую он не видел еще никогда – распахивает ему свои объятия.       Гравитация куда-то исчезает. Лэнс зависает в темном и неживом пространстве. Тело легкое как пушинка, нехватка кислорода уже начинает сдавливать легкие, и страх, смешанный с возбуждением, приятно тянет внизу живота. Лэнс делает несколько слабых взмахов руками – он не знает, куда вообще движется, потому что здесь, где он очутился, нет таких понятий как верх и низ. Только бездонная темнота. Безгравитационный вакуум. Открытый космос.       И в этой безграничной темноте Лэнс впервые в жизни чувствует себя одиноким. Словно он далеко от Земли, далеко от всех, кого он знал и любил. Он продолжает грести, отталкиваясь ногами, его движения становятся лихорадочными – недостаток кислорода делает свое дело, погружая его в кратковременную панику. Что, если он никогда не выберется отсюда? Навсегда затеряется в этом мертвом холодном пространстве, совсем один…       Где-то наверху появляется едва заметное призрачное сияние, и Лэнс гребет с утроенной силой, и через несколько секунд отфыркивается и отплевывается уже на поверхности. И набрасывается на Кита почти с кулаками.       – Ты псих! Я чуть не задохнулся! К черту твой космос…       Кит не оказывает ему никакого сопротивления, и это его спокойствие действует на Лэнса заразительно. Он замирает, все еще вцепившись в тощие плечи друга, и понимает, что тот смеется. Искренне, не сдерживаясь, вздрагивая всем телом – конвульсивно, почти нездорово, но по-своему красиво.       Ошарашенный, Лэнс отпускает подрагивающие от смеха плечи Кита. Вся его ярость куда-то пропала – он смущенно улыбается и фыркает.       – Ты тот еще придурок, Кит Когане. Ты ведь знаешь это? Ты знаешь, какой ты придурок…       Кит отрицательно мотает головой, продолжая вздрагивать от смеха. И Лэнс, снова схватив его за плечи, утягивает вниз – в бескомпромиссную, безжалостную темноту, только и успевая подумать, что этот безграничный открытый космос внизу принадлежит, наверное, только им обоим.       И это правильно. Потому что делить его с кем-то еще просто не представляется возможным.       Выбравшись из воды, они оба дрожат и изо всех сил прижимаются к шероховатой, раздражающей кожу земле под ними в попытках отобрать у нее последнее тепло, оставшееся после жаркого и долгого дня в калифорнийской пустыне. Оба понимают, что его не так уж и много – Кит бросает взгляд на свой смартфон и обнаруживает, что уже почти три. Время возвращаться домой.       Но шевелиться не хочется вообще. Не хочется вставать и натягивать на мокрую и пахнущую минералами кожу сухую одежду. Лэнс с тщательностью инспектирует содержимое рюкзака и находит там Кит-Кат с лесным орехом и полупустой пакетик арахиса, частично превратившегося в крошку. Этого достаточно, чтобы остаться еще на немного.       Лежа на спине, они делят шоколадный батончик на две ровные и совершенно идентичные половинки, словно двое астронавтов, затерявшихся в открытом космосе, распределяющие их последний паек. Палец Кита утыкается в небо, и он неразборчиво – рот набит невообразимой смесью шоколада и соленого арахиса – бормочет:       – Смотри, Большой Ковш…       – Какой-какой ковш?       – Боль… Ты вообще в созвездиях не разбираешься, что ли?       – Отвали, Кит.       Некоторое время они просто пялятся в звездное небо, немного согревшись и совсем разомлев; потом Кит все же продолжает, несмотря на то что Лэнс сначала открещивается от его рассказов ногами и руками. На кой черт ему сдались идиотские созвездия? И кто только сейчас интересуется таким?       Но рассказ Кита почему-то все равно захватывает, и Лэнс невольно, сам того не замечая, принимается повторять за ним, вычерчивая указательным пальцем абстрактные фигуры у себя над головой.       – Откуда ты вообще все это знаешь? – в перерывах между порциями очередной новой информации лениво интересуется он.       Кит не отвечает. Он не только игнорирует вопрос, но и замолкает насовсем, пока раздосадованный Лэнс не запускает в него соленым орешком.       – Когане, прием!       – Едой не кидаются.       – А на вопросы отвечают. Обычно.       Кит поворачивается лицом к Лэнсу. Он ложится на бок и, прижавшись щекой к земле, смотрит на него несколько секунд, не говоря ни слова. А потом признается:       – Это из-за моей мамы.       – Твоя мама преподает астрономию в ванкуверском университете? – предполагает недоумевающий Лэнс.       Кит мотает головой.       – Нет, она сама оттуда.       – Откуда «оттуда»?       – Из космоса.       Лэнс давится арахисовой крошкой – она внезапно попадает в дыхательные пути, заставляя его согнуться в приступе кашля. Он кашляет и не может остановиться.       Нужно сказать, что Лэнс слушает рассказ Кита о его матери-инопланетянке только вполуха. Ведь если слушать его внимательно, по-настоящему, не пропуская ни единой детали, и рехнуться недолго.       Не слишком сосредотачиваясь на словах Кита, Лэнс думает о мисс Робертс, их соседке слева. Она редко выходит на улицу, а если и выходит, то идет обычно, почти не глядя перед собой, и бормочет что-то себе под нос. Словно погрязла во временной петле, состоящей из бесконечных разговоров с невидимым собеседником. «Эй! – осаждает самого себя Лэнс. – Не сравнивай Кита с ней. Только не с ней…»       Откуда это дурацкое сравнение взялось, Лэнс, по правде говоря, сам не знает. Он смотрит на Кита со стороны и думает, что тот совершенно нормальный. Немного странный, это да, но не сумасшедший. Ни в коем случае не сумасшедший.       – Не веришь мне, да? – тихо уточняет Кит.       Прерывая рассказ, он косится в сторону Лэнса, на что тот слабо оправдывается:       – Не то чтобы не верю… Просто думаю, с чего ты все это решил? То есть, ну, не то чтобы у тебя есть доказательства или что-то вроде того…       – Доказательства не нужны, – качает головой Кит, – я просто знаю это, и все. И ты первый, кому я рассказал об этом.       Лэнс инстинктивно сглатывает, переводит взгляд на неподвижную и глянцево-черную, словно лужа нефти, поверхность озера, а потом снова на Кита.       В глазах того нет и капли схожести с бедной сумасшедшей мисс Робертс. Эти глаза – темные и глубокие – смотрят серьезно и немного грустно. В это мгновение Кит кажется Лэнсу необыкновенно взрослым. Взрослым и страшно одиноким.       Мысли вдруг снова начинают вращаться вокруг комнаты из будущего, вокруг синяков на теле Кита и того, как он напрягся, стоило Широ – тому накачанному парню за рулем «лэнд-ровера» – упомянуть о его отце. И ведь все это как-то связано друг с другом. Совершенно точно…       Лэнс внезапно успокаивается, понимая, что верит Киту. Пусть и не полностью, пусть только частью его сознания, но он верит ему. В этом никаких сомнений.       – Мои родители не инопланетяне, конечно, – с ухмылкой протягивает Лэнс, – но они с Кубы. Это практически одно и то же.       Кит вздыхает.       – Ну просто очень смешно.       – Это не шутка вообще-то!       Лэнс возмущенно округляет глаза, пихает Кита в бок так, что тот стонет от боли, а потом, перевернувшись обратно на спину, долго смотрит в ночное небо.       По словам Кита, его мать исчезла, когда ему было четыре. Не тот возраст, в котором много запоминается, но Кит отчетливо помнит ее голос, рассказывающий ему о далеких планетах, об иноземных цивилизациях, о кровопролитной войне, разразившейся в ее родной галактике и заставившей ее покинуть дом и отправиться навстречу неизвестности. Он помнит не только это, но и ее запах, ее нежные прикосновения и длинные волосы такого абсолютно черного цвета, что понятно сразу – этот цвет космический, не имеющий к нашей планете никакого отношения. Мать укачивает его в своих руках и обещает, что вернется. Вернется за ним, как только сможет.       Кит рассказывает ему все это взволнованно, в то же время безо всякого стеснения, будто бы знает его уже целую вечность. Будто они друзья с детства. И чем больше Лэнс слушает его, тем больше стыд за самого себя, за свои собственные нерешительность и безволие, охватывает все его существо. Поначалу чувство стыда, словно крошечный огонек, порождает всего лишь неприятное ощущение в желудке, но с каждым словом Кита этот огонек разрастается, и вот он уже бушует, как неудержимый лесной пожар. Лэнс морщится и с усилием выдавливает из себя:       – Кит… мне тоже нужно тебе кое в чем признаться.       – В чем?       Глаза Кита наивно расширяются. Лэнс не знает, какой тайны тот ждет, но уж точно не того, что он собирается ему сказать. Но все равно признаться надо, теперь ведь не отвертишься.       – Я могу видеть будущее.       Неожиданно. Неожиданно для него самого. Неожиданно для Кита, полуинопланетянские, с необычным разрезом глаза которого распахиваются еще шире, будто бы говоря: «вот это ты загнул». Кит смотрит на него растерянно только несколько секунд, но потом, совладав с собой, спрашивает:       – Это правда? Тогда… тогда ты знаешь и мое будущее, ведь да? Моя мама, она…       – Твоей мамы я там не вижу, извини.       Лэнс и правда ощущает себя виноватым хотя бы за то, что этот невероятный, неземной блеск в глазах Кита угасает в считанные мгновения, и поэтому, чтобы почувствовать себя хоть немного лучше, он поспешно выпаливает:       – Зато нас… Я вижу там нас с тобой!       – И что мы там делаем? – Кит кажется безразличным. Его голос, его лицо такие угасшие, словно кто-то взял и выключил горевшую внутри него до этого лампочку.       – Ну… В будущем мы хорошие друзья, – беспомощно бормочет Лэнс, и это, конечно, никакая не правда. Это, может быть, только частично правда, а может даже и наглая ложь. То, чем они занимаются в комнате, не слишком смахивает на дружбу. Но не все ли равно? Да, Киту все равно, убеждает себя Лэнс, ему плевать на нас. От этого убеждения ему самому неприятно и больно, больно, больно до такой степени, что желудок сворачивается в узел. Лэнс даже садится на земле, чтобы отделаться от этого глупого ощущения, когда понимает вдруг, что Кит смотрит на него.       Он тоже принял сидячее положение, ноги скрестил, будто индийский йог из телевизора, и смотрит Лэнсу в глаза. А потом кладет свою ладонь на его и аккуратно охватывает его пальцы.       – Это хорошо, – говорит Кит. Он слабо улыбается – какой-то далекой, совсем инопланетянской улыбкой и переплетает их пальцы друг с другом. – Друзья навсегда?       Лэнс тупо кивает, будто в трансе.       – Навсегда, – тихо подтверждает он.