Реальность, в которой у нас нет никаких шансов

      – Ты очень повзрослел, – взгляд его мамы ласковый и одновременно грустный. И почему она всегда говорит такие вещи при его друзьях?       Вспыхнув, Лэнс отводит глаза в сторону и ворчит с демонстративным раздражением:       – Неудивительно, ма-ам. Мне сегодня исполняется четырнадцать.       – Я не об этом, милый. Да ты и не поймешь.       – Вот и не говори загадками, если хочешь, чтобы я что-то понял!       Надувшись, Лэнс принимается уничтожать содержимое своей тарелки с нарочитым энтузиазмом. Пидж и Ханк бросают друг другу многозначительные взгляды, а отец Лэнса возмущенно басит с другой стороны стола:       – Ты не грубишь своей матери, МакКлэйн-младший!       Не пойти ли им всем… Лэнс позволяет своей вилке опуститься обратно в тарелку с особенно громким лязганьем. Свинина с овощами, фирменное блюдо его мамы, сегодня вышла еще вкусней обычного, но есть совсем не хочется. Аппетита нет. Настроения нет. Да вообще ничего нет. Не день рождения, а разочарования сплошные.       Услышав тихую вибрацию, Лэнс с надеждой хватается за мобильник, но там всего лишь короткое поздравление от кого-то из класса. И на часах уже половина пятого… Черт.       Возможно, заметив его копошение в телефоне, а, может, просто по глупости или вредности Мэтт интересуется:       – Ну и когда заявится гвоздь программы?       – Мэттью, пожалуйста…       Мама Лэнса осекается, когда тот, оторвавшись от мобильника, посылает сидящему напротив Мэтту свирепый взгляд. По-хорошему, этого парня сюда вообще никто не приглашал.       Мэтт старше Пидж, да и их всех, на целых три года и наверняка бы даже носа не сунул на эту детскую вечеринку, если бы не Тайлер, старший брат Лэнса. Эти двое не разлей вода, и после праздничного обеда их обоих уж точно и след простынет в известном только им направлении.       Не то чтобы Лэнс не любил Мэтта. Он один из тех взрослых парней, к которым Лэнс питает тайный восторг – веселый, иногда занудствует, в точности как Пидж, но зато умеет играть на гитаре и приводит вместе с Тайлером к ним домой симпатичных подружек, стоит родителям уехать на выходные. В общем и целом, Мэтт в полном порядке. Но только не сегодня. Сегодня Лэнса бесит один только вид его ухмылки.       Он снова бросает взгляд на часы на дисплее телефона. Время продвинулось ровно на одну минуту, хотя Лэнсу кажется, что прошел час, а то и два. Он все еще ждет звонка от Кита или хотя бы сообщения. Чего угодно. Ведь он обещал…       Лэнс вспоминает, как осветилось лицо Кита, когда он пригласил того на свой день рождения неделю назад. Кит, казалось, был смущен, но в то же время рад – настолько искренне рад, что у Лэнса внутри мгновенно потеплело от одного только его взгляда. Может, это вообще самый первый раз, когда кто-то приглашает Кита на свой день рождения, подумалось ему тогда, и он тут же твердо решил про себя: «Моя вечеринка будет классной. Такой классной, что Киту потом обязательно будет что вспомнить».       Но теперь та самая классная вечеринка, о которой он мечтал уже всю неделю, такая тухлая и натянутая, что даже уроки математики по сравнению с ней – развлечение в чистом виде.       Лэнс снова лезет в свой телефон и пролистывает сообщения в чате до диалога с Китом. Кит единственный из его друзей, у кого на профиле даже аватарки не стоит – только стандартный серый кружок с белым схематичным человечком внутри. Чертов пришелец!       Лэнс скрипит зубами. После их разговора той ночью на берегу горного озера он долго думает, думает обо всем, в чем признался ему Кит, и о том, в чем признался Киту он сам, но так и не приходит ни к какому определенному выводу. Да, верить в то, что твоя мама с другой планеты – это дико, но ведь и считать, что можешь видеть будущее, тоже ничем не лучше. Они оба хороши. Два сапога пара.       Вот бы Кит просто пришел. Пусть и с опозданием на три часа. Хоть как, главное, чтобы он появился здесь. Пусть без подарка, пусть даже на пару минут…       Мэтт растерянно и довольно виновато оправдывается перед Пидж – наверное, он это и действительно по глупости ляпнул – а Лэнс возвращается к сообщениям.       Я немного опоздаю. Начинайте без меня. Извини.       Это Кит написал сегодня утром – Лэнс еще раз сверяется со временем отправки сообщения: без пятнадцати десять. Тогда он, разумеется, даже и не представлял, что это «немного опоздаю» может затянуться на два с половиной часа. Но Кит все равно ведь придет, правда?       Лэнс почти уверен, что злится. Что он страшно зол. И что, вероятно, не будет разговаривать с Китом, когда тот все-таки объявится. Но вместе со злостью что-то другое, что-то болезненно тревожное скребется внутри. От этого чувства даже подташнивает немного, и Лэнс почти лихорадочно опрокидывает в себя больше половины стакана с черничным лимонадом.       – Черничный лимонад?       – Ага, у моей мамы он получается просто класс! Ты сам не заметишь, как выпьешь три литра.       Чья-то теплая ладонь ложится на его предплечье, и Лэнс машинально вздрагивает, но это всего лишь его мама. Спрашивает, не хочет ли он добавки. Лэнс молча мотает головой, с трудом удерживаясь от того, чтобы прокричать на всю комнату: «Оставьте меня в покое! Оставьте, черт возьми, меня в покое!»       – Хорошо, милый. Я все поняла, – Лэнс не смотрит на свою маму, но чувствует, что та успокаивающе улыбается. Иногда ему кажется, что она умеет читать мысли. А что, не так уж и странно, если учитывать, что его самого вот уже как несколько недель преследуют видения из будущего. Не семья, а «Паранормальное явление 2» какое-то. – Гостиная в вашем распоряжении. Ничего страшного, если Кит придет чуть позже, я уже поставила шоколадный торт в холодильник.       – Шоколадный торт? – невольно вырывается у Ханка, но, получив от Пидж локтем, он моментально затыкается. Только постанывает – то ли обиженно, то ли от боли. Это настолько комично, что Лэнс смеется – но смеется только губами, внутри уже назревает колючий холодный комок, которому не рассосаться, не раствориться, сколько черничного лимонада ни пей.       Когда они перемещаются в гостиную, на часах уже почти шесть. Ханк с Пидж набрасываются на «икс-бокс», словно голодающие на кусок хлеба. Мэтт присоединяется к ним, и вскоре они уже втроем с восторженными криками сражаются с армией зомби среди лежащего в руинах города. В любой другой день Лэнс бы уже давно был с ними, да еще и в первых рядах, потому что шутеры от первого лица – это исключительно его фишка, в этом лучше него в их компании не найдется никого, но не сегодня.       Он садится на диван и, откинувшись на спинку, смотрит в потолок.       Самый поганый день рождения в моей жизни, неожиданно думает он. Кит так и не пришел, остальные, увлекшись игрой, делают вид, что его не существует, даже Тайлер – и тот прислонился к стене неподалеку и старательно строчит что-то в своем телефоне. По дебильной улыбке можно понять, что переписывается с какой-нибудь из своих подружек – их у него около миллиона, и Лэнс уже давно не утруждает себя тем, чтобы запомнить имя хотя бы одной из них.       Он инстинктивно, хотя и без особого энтузиазма переводит взгляд на свой собственный мобильник, лежащий рядом. Вяло активирует дисплей и пару секунд пялится в него. Десять минут седьмого. От Кита, конечно, ничего.       Смуглая худая ладонь охватывает его телефон и аккуратно убирает его куда-то сторону. Тайлер садится на диван и шутливо тянет Лэнса за ухо.       – Хэнна передает тебе привет. И поздравления, конечно. – Хэн-на? – задумчиво переспрашивает Лэнс, и брат с садисткой радостью щелкает его по лбу. – Ау! За что, придурок?!       – За твою дырявую память. И за то, что ты забыл одну из самых шикарных девушек, с которыми я когда-либо был знаком. И еще за то, что ты сегодня такой кислый. Как мамин лимонад…       – Мамин лимонад не кислый!       Тайлер, ухмыляясь, поднимает руки вверх, будто собрался сдаваться. На огромном экране плазменного телевизора Мэтт успешно расстреливает целый отряд жутких мертвецов, и вся команда разражается победными воплями. То еще веселье.       Лэнс смотрит на своего старшего брата и думает о том, что все почему-то всегда сравнивают их друг с другом. Да уж, внешне они, пожалуй, и действительно очень похожи, но разве это не обычное дело для братьев? Пидж вообще мини-копия Мэтта, и это притом, что она девочка.       Тайлер внимательно осматривает его в ответ со всех сторон: совсем не так, как Кит, который при разговоре всегда смотрит куда-нибудь не туда – в противоположную стенку, например – а потом перегибается через подлокотник дивана и вытягивает откуда-то гитару. Мэтт косится на него, отрываясь от своего контроллера, и его персонаж сиюминутно подвергается нападению недобитого мертвеца.       – Мэтт, не зевай!       – Пидж, не умничай!       Тайлер глупо лыбится, наигрывая какие-то простенькие аккорды.       – Концерт по заявкам телезрителей! – объявляет он, и Лэнс зажимает уши ладонями. Мэтта, похоже, окончательно вышибли из строя, поэтому он оборачивается и просит:       – „Девушка с Коачеллы“*.       – Великолепный выбор, Мэттью Холт! Я бы даже сказал, практически классика! – Тайлер продолжает кривляться и говорит голосом телеведущего. – Ваша заявка принята.       Он подмигивает Лэнсу и перебирает струны, а тот вспоминает вдруг, как Тайлер уже однажды играл эту песню. И сказал еще тогда: «Если хочешь завоевать девушку, сыграй ей что-нибудь на гитаре. Неважно, как средненько или даже фальшиво ты играешь, если это что-нибудь милое и сопливое, она будет твоей».       Неужели он когда-нибудь станет таким же? Неужели он станет, как его брат? Лэнс морщится и мотает головой. На сегодня с него точно хватит мрачных мыслей. Кит вряд ли еще появится, но ждать его он точно больше не собирается. С него достаточно.       За окном еще не темнеет, но солнце уже неумолимо катится под откос. Тайлер играет одну песню за другой. И играет довольно хорошо – этого у него не отнимешь. Сначала Лэнс еще пытается следить за похождениями отважной тройки среди руин, но постепенно устраивается удобнее и удобнее, пока окончательно не сползает вниз и, положив голову на горку из диванных подушек, проваливается в сон.       Он просыпается оттого, что ему страшно приспичивает. Мочевой пузырь надулся, будто смертельная опухоль, и нестерпимо болит. Лэнс моргает и выбирается из-под подушек – Пидж с Ханком все еще торчат перед «икс-бокс», но Тайлер и Мэтт, разумеется, уже умотали. Понятно, по каким делам.       На улице сумерки – удивительно даже, что его друзья до сих пор здесь, а не разошлись по домам. Они сидят, притершись друг к дружке, и разговаривают вполголоса, наверное, чтобы не разбудить его.       Лэнсу удается выкрасться из комнаты незамеченным – на его удачу Пидж и Ханк переживают жестокую атаку со стороны зомби, и им не до него. Облегчив страдания своего мочевого пузыря, Лэнс идет на кухню и почти на автомате открывает холодильник. Шоколадный торт – гигантский и совершенно девственный – смотрит на него оттуда, и он снова захлопывает дверцу. Они все так не притронулись к десерту.       Лэнс думает о шоколадной глазури, стекающей по краям торта, и уже даже начинает тянуть руку обратно к двери холодильника, как вдруг слышит приглушенный звонок в дверь. Такой короткий, что сначала можно решить: ему только почудилось.       Еще один звонок. Лэнс вздрагивает и напряженно смотрит в направлении входной двери. Тайлер уже пришатался обратно? Да еще и ключ умудрился потерять?       Преодолев расстояние от холодильника до входной двери в одно мгновение, Лэнс открывает и понимает, что на пороге никого. Он морщит лоб и делает несколько шагов за дверь прямо в домашних тапочках.       – Тайлер? Тайлер, это ты?       Никого. Лэнс ежится, вертит головой из стороны в сторону и через пару секунд осознает, что у стены дома кто-то стоит.       – Эй… – начинает он – его голос ломается и становится противно тонким, но фигура почти сразу отделяется от тени дома. Это Кит.       Ему не мерещится. Кит стоит в полутьме, но это точно он – в своем фиолетовом лонгсливе, а к груди прижимает какой-то большой сверток.       Облегченно выдохнув, Лэнс закатывает глаза:       – Вау, я думал, это местный психопат. А это всего лишь ты.       – Извини.       – М-м, не принимается. Ты и есть местный психопат.       Кит не смеется. Даже не улыбается. Только сверток к груди еще крепче прижимает, будто бы это что-то драгоценное.       – Я хотел поздравить тебя.       – Правда, что ли? С чем?       Лэнс слышит, как Кит вздыхает. А потом выступает из тени здания и протягивает ему сверток на вытянутой руке – так, словно Лэнс болен чумой, и Кит не хочет приближаться к нему ближе, чем на несколько метров.       – Это твой подарок, – бормочет нечленораздельно он. – Пожалуйста, возьми его.       – Мне всегда казалось, что подарки дарят немного по… – ядовито начинает Лэнс, но слова застревают в горле, потому что он видит, видит лицо Кита, и внутри все обрывается ко всем чертям.       Правый глаз Кита окаймлен синяком – таким большим, что тот перекрывает половину скулы. Сам глаз припух и кажется до смешного непропорциональным по сравнению со своим левым близнецом. Та же дрянь творится и с нижней губой, под которой расползается гадкое синевато-красное пятно.       – Кит, ты…       Лэнс видит, как изуродованное синяками лицо одноклассника искажается. Он делает поспешный шаг назад, но Лэнс оказывается быстрее – он крепко сжимает запястье Кита и тянет его к себе:       – Куда ты собрался?!       – Я не буду…       – Меня не интересуют твои «не буду»!       Лэнс тянет Кита за собой – тот сопротивляется только вначале, да и то несильно. Прижимая сверток свободной рукой к груди, он послушно следует за Лэнсом в дом и позволяет беспрепятственно протащить себя через небольшую прихожую, кухню и коридор в гостиную. Пидж и Ханк оборачиваются на шум и, как по команде, роняют свои контроллеры на пол.       – Кит!       – О господи…       На несколько долгих, как часы, секунд в гостиной воцаряется глухая тишина, нарушаемая только жутковатым хрипением движущихся на экране теней. Лэнс понимает, что все еще держит Кита за руку.       От шороха, раздающегося слева, вздрагивают все четверо. Мама Лэнса в домашнем халате щурится на свет. Несколько мгновений она словно не совсем осознает, что происходит, будто человек, который видит во сне странные вещи, но не воспринимает их всерьез, но потом прижимает ладонь ко рту:       – Боже мой… Бедный мальчик… Лэнс, – ее голос вдруг становится строгим и жестким, – что здесь случилось?       – Мам, я…       – Все в порядке, мэм, – говорит Кит, хотя остальные смотрят на него, будто он умом тронулся. «Ты уверен, что все в порядке? Точно-точно?» – говорят их лица. – Я просто ударился в темноте о край полочки. Ничего страшного…       Но мама Лэнса явно не обращает внимания на это жалкое, очевидно лживое оправдание, она испускает долгий тяжелый вздох и, прошептав «подожди немного», кидается на кухню.       Лэнс ошарашенно выпускает руку Кита из своей, и она с громким шлепком возвращается к телу своего хозяина – безвольная, словно неодушевленный предмет.       – Ударился о полочку в темноте? Серьезно?       – Лэнс!       – Да что?!       Они с Пидж несколько секунд смотрят друг на друга – оба испуганы и сбиты с толку, но продолжить спор не успевают, потому что в гостиную возвращается мама Лэнса с пакетом искусственного льда, заботливо обернутым в белое вафельное полотенце, в руках.       – Я могу посмотреть на твое лицо, дорогой? – тихо и ласково просит она Кита, хотя тот поначалу отшатывается от нее, будто загнанный в угол раненый зверь. – Не бойся, я знаю, что больно. Но сейчас будет лучше, обещаю.       Нагнувшись, мама Лэнса осторожно убирает темные длинные пряди с лица Кита, заправляя их за уши. Тот смущенно и растерянно моргает, но не противится, только отводит взгляд в сторону – как и всегда, когда кто-то незнакомый пытается заглянуть ему в глаза.       – Бедный мальчик, – повторяет мама Лэнса и легонько касается его щеки, на что Кит вздрагивает всем телом. – Бедный мой мальчик…       Она прикладывает пакет со льдом к его синяку вокруг глаза, показывая Киту жестами, как он должен держать его, и тот покорно прижимает ладонь к пакету.       – Спасибо…       – Ерунда, милый. Уже лучше, ведь так?       Лэнс замечает, как плечи Кита начинают вздрагивать. Сначала мелко, едва заметно, потому что он все еще борется с собой, но потом все сильнее и судорожнее. Здоровый глаз Кита краснеет, а упорно сжатые губы мучительно кривятся.       Но раньше, чем Кит умудряется разреветься перед его друзьями и его мамой, раньше, чем с искривленных губ срывается хотя бы один звук, Лэнс успевает прижать его к себе и почувствовать, как мокрое от слез лицо утыкается ему в волосы, а пакет со льдом больно обжигает ухо невыносимым холодом. В его объятиях Кит всхлипывает уже по-настоящему, и Лэнс не видит, как остальные смотрят на него. Но ему и все равно.       – Эй, все хорошо, – он пытается шептать в ухо Кита, но шепчет ему куда-то в затылок. – Ну не реви так… Господи, Кит…       Лэнс чувствует, как ему самому на глаза наворачиваются слезы, и это плохо, очень плохо, но он ничего не может поделать с этим.       – Извини, извини, извини меня, – без остановки принимается бормотать Кит у него под ухом, и Лэнсу остается только прервать его:       – За что вообще?! Ты ничего не сделал, идиот!       Кит отстраняется от него – это очень вовремя, потому что ухо Лэнса настолько заледенело, что тот уже не чувствует его – и перечисляет сквозь слезы:       – Я опоздал. Я вообще не пришел. Я… реву у тебя в гостиной, – он делает глубокий вдох и шмыгает носом, прежде чем продолжить. – Я испортил твой день рождения.       – Неправда! – возражает Лэнс, может быть слишком резко и слишком поспешно. – Ты ничего не испортил. Это классный день рождения…       Кит недоверчиво смотрит на него из-под своих длинных ресниц, на которых все еще висят слезы, а из его ноздрей свисают сопли, которые он с жалким всхлипыванием втягивает обратно, и Лэнс говорит – негромко, но четко, явственно отделяя каждое слово друг от друга:       – Лучший. День. Рождения. В. Жизни.