Реальность, в которой у нас нет никаких шансов

      После дня рождения Кит еще довольно долго – неделю, не меньше – не появляется в школе. Наверное, из-за синяков на лице, решает Лэнс. Настоящую причину Кит ему не объясняет, но пишет периодически короткие сообщения, в которых упоминает, что с ним все в порядке.       За Кита можно не переживать, зато с ним самим что-то явно не ладится. И это не только из-за видений с комнатой.       Через несколько дней после того, как Кит ночует у него и спит в его кровати, Лэнс видит сон. Еще с самого начала он понимает: это не просто сон, а один из тех самых снов, которые начали сниться ему больше года назад. Все во сне говорит об этом: духота, расплывчатость предметов, давящее, но в то же время приятное чувство в паху и растущее, растущее, как атомный гриб после взрыва, возбуждение.       Но даже со всеми этими привычными вещами сон неправильный. Он не такой, как обычно. В нем не происходит ничего неприличного, но в нем есть Кит, и он очень близко. Так близко, что от этого тесно и душно. И Лэнс вроде бы хочет оттолкнуть его, но будто и не хочет на самом деле.       Просыпаясь в поту посреди ночи, Лэнс понимает, что это все-таки случилось. То, что происходит обычно после этих снов, и ему стыдно и даже страшно. И одновременно хорошо.       Он встает с кровати и, выскользнув из комнаты, пробирается в ванную, где стягивает с себя всю одежду – испачканные пижамные штаны включительно – и с отвращением запихивает ее в корзину для грязного белья. А потом, уже переодевшись в чистую пижаму, растягивается на кровати и невидящим взглядом пялится в потолок. И не знает, что ему делать дальше.       Этот сон ничего не значит, заверяет себя наконец Лэнс через несколько дней. Мало ли что приснится. Ведь, если подумать, ничего такого во сне не произошло, а эрекция… Это и без Кита случается довольно часто.       Он краснеет, вспоминая, как это случилось прямо за обеденным столом. А еще на уроке географии и на уроке математики, кажется. Будто бы его тело не могло выбрать более удачное для этого место.       Просто идиотизм какой-то. Может, с Китом тоже такое случается?       Лэнс возвращается из мыслей к реальности, когда понимает, что случайно столкнул локтем учебник со стола. Сидящая рядом Пидж уже оторвалась от своей пииспи и нагнулась за лежащей на полу книгой. Она протягивает ему учебник, и Лэнс понимает, что ее взгляд какой-то непривычный. Какой-то странный.       В классе почти никого, пара девчонок болтает на передних рядах, а Ханк задерживается в столовой. Они, можно сказать, одни.       – Ты что-то хотела сказать?       Лэнс тянет учебник на себя, но Пидж внезапно почти вцепляется в него. Она прищуривает глаза.       – В тот вечер, на твой день рождения… вы с Китом смогли поговорить друг с другом?       Лэнс закусывает губу. Он тянет книгу на себя еще сильнее, и Пидж поддается, ослабляя хватку.       – О чем вы говорили в тот вечер? – не унимается она.       Лэнс вздыхает.       – Тебе прямо все подробности нашей интимной жизни рассказывать?       – Интимная жизнь – это кое-что другое, Лэнс.       – Как знать, как знать.       Пидж громко фыркает, а Лэнс растягивает губы в ухмылке, хотя про себя думает, что ничего смешного в его собственных словах нет. Это не смешно, а скорее жутко. Особенно оттого, что это практически правда.       Но Пидж вряд ли знает об этом. По ее скептическому, раздраженному взгляду понятно, что она принимает все за очередную глупую шутку. Наморщив нос, она цедит сквозь зубы:       – Просто хочу, чтобы ты знал, что наш канадец…       – Чего ты к этой Канаде привязалась?! – не сдержавшись, взрывается Лэнс. – И чтобы ты знала, Кит вообще не из Канады.       Глаза Пидж за стеклами очков предупреждающе округляются.       – Лэнс, я совершенно точно знаю, что Кит…       – Что Кит что? – Ханк появляется будто бы из воздуха и заставляет их обоих содрогнуться всем телом. Пидж поспешно бормочет: „ничего“ и, схватив пииспи, снова ныряет в свой собственный мир, в который ни Ханку, ни ему прохода нет. И попробуй только пойми, что она собиралась сказать.       Глядя то на нее, то на недоумевающего Ханка, Лэнс понимает, что долго он так не протянет. Если Кит не придет в школу завтра, он сам пойдет к нему домой. И все выяснит. Все, что нужно.       Он не верит, конечно, в телепатию и прочую чушь из любимой Пидж научной фантастики, но на следующий день, будто бы услышав его мысли, Кит заявляется в школу. Он опоздал на первый урок и приходит прямо на середине второго, но учитель как будто смотрит сквозь него и даже не удостаивает его и словом.       Лэнс провожает Кита округлившимися от удивления глазами до его стола, а тот, заметив его взгляд, слегка поднимает ладонь в знак приветствия. Лэнс немного обалдело машет ему в ответ. Где синяки?       Лицо Кита снова выглядит совершенно нормально – так, словно ничего и не происходило. Он в футболке с накинутой сверху спортивной кофтой из тонкой ткани, и, наблюдая за ним со своего места, Лэнс вдруг думает, что никогда не видел его в одежде без рукавов. Никогда. Даже если от жары плавятся пальмы на улице.       Тоже, блин, чертова загадка. Нахмурившись, Лэнс кладет локти на парту, а подбородок – на руки и смотрит в спину Кита весь урок. До тех пор, пока не наступает перемена, и Кит сам не походит к ним. Сконфуженно улыбаясь, он говорит:       – Привет всем.       Лэнсу кажется, что у него сейчас челюсть отвалится от изумления. Привет всем? Может, это не Кит вообще, а какой-нибудь его двойник? Нужно что-то сказать, лихорадочно думает про себя он, пока остальные пялятся на Кита с таким же откровенным шоком.       В голове одна ерунда. Лэнс выдавливает из себя полузадушенную ухмылку.       – Кит! А мы уже думали, тебя продали в рабство в страны Восточной Европы.       Пидж изо всех сил пихает его под столом в лодыжку – так больно, что почти слезы из глаз, а Ханк непонимающе уточняет:       – Почему Восточной Европы?       Лэнс взвывает.       – Ты что, «Хостел» не смотрел?       – Смотрел, но…       – Тогда не тупи, господи боже!       Они спорят всю перемену, отчаянно жестикулируя и размахивая руками, а Кит только стоит в стороне, но Лэнс чувствует, что он рядом, чувствует на себе его взгляд, и от этого ему только еще больше хочется сделать что-то глупое. Неважно что, главное, чтобы Кит смотрел на него и дальше. Не отрываясь.       – Спасибо.       Кит пожимает плечами, откусывая от своего шарика мороженого. Он всегда ест именно так, откусывая от мороженого приличные куски, и у Лэнса самого при взгляде на это безобразие начинает нещадно ныть в зубах. Но у Кита болевой порог будто бы выше, чем у обычных людей, поэтому он ест мороженое только так и никак иначе. И даже не морщится.       Лэнс опускает взгляд на свой картонный стаканчик. Шоколадный шарик в нем уже расплылся от жары в неприглядную лужицу, а карамельный соус начинает вытекать наружу со всех сторон. Нужно упоминать о том, что есть ему совсем не хочется?       Поставив стаканчик на ступеньку рядом с собой, Лэнс бурчит с некоторым смущением:       – Я и сам мог бы заплатить. Давай я тебе деньги отдам…       – Не надо, – обрывает его Кит. – Это все равно не мои деньги.       Лэнс зажмуривается. Солнечные лучи беспощадно барабанят по сомкнутым векам, а на висках уже начинают собираться капельки пота.       – Твой отец офигенно богатый, да?       Приоткрыв левый глаз, Лэнс косится на Кита, но выражение лица того даже не изменяется. Он только откусывает от мороженого громадный кусок – такой, что даже чудо, что у него не отваливаются разом все зубы.       – Он не жалуется.       Как и всегда, когда речь идет о его отце, Кит настолько немногословен, что Лэнсу кажется: больше двух предложений из него можно вытянуть только под пыткой. Но ведь мы друзья, со странным упрямством думает Лэнс. Лучшие друзья. Кит сам так сказал.       Собравшись с силами, он ловит худое запястье в кольцо своих пальцев и тянет рукав спортивной кофты вниз:       – Это тоже от него?       Кит вздрагивает, а потом смотрит на Лэнса несколько секунд, не мигая. Он рефлекторно разжимает пальцы правой руки, и рожок с недоеденным мороженым размашисто плюхается на асфальт, оставляя на нем омерзительно влажный след.       Лэнс ожидает все что угодно. Например то, что Кит начнет все отрицать, защищая своего отца-садиста, или же наоборот во всем признается – всего что угодно, но только не это. Не это долгое равнодушное молчание. Кит будто бы уходит в себя – настолько далеко, что можно подумать: он никогда не вернется оттуда.       Лэнс стискивает запястье еще сильнее и нетерпеливо встряхивает его.       – Кит!       – Я не знаю, о чем ты.       Вернувшись обратно, Кит словно становится другим – из его темных глаз пропадает всякое выражение. Лэнс видит только отраженный свет.       – Твой отец издевается над тобой?       – Издевается?       Кит странно хмурится. Он будто бы действительно не понимает, что Лэнс имеет в виду, но при этом напрягается, словно встревоженный нехорошим предчувствием. Его лицо искажается – Лэнс вспоминает, что уже точно видел это выражение – морщинки сползаются на лбу, а ноздри раздуваются. Кит рывком выдергивает запястье из пальцев друга.       – Какое вообще твое дело?!       – Какое мое дело?!       Хоть и завороженный изменениями в лице Кита, Лэнс заставляет себя огрызнуться в ответ. Он смотрит в сощуренные от ярости глаза друга, на его перекошенное лицо и искривленные дрожащие губы и понимает, что его собственная рука сжимается в кулак.       – Если он… если он еще раз сделает это, если он посмеет это сделать, я клянусь, я убью его.       Лэнс понимает, что вообще сказал, только тогда, когда слова срываются с его губ. Глаза Кита широко раскрываются.       – Ты серьезно?       – Серьезней не бывает!       Лэнс чувствует, как сердце колотится быстро-быстро, а кровь стучит в висках. Он смотрит в лицо Кита и видит, как сползшиеся брови медленно расходятся в стороны, а морщинки на лбу постепенно разглаживаются. Глаза больше не сверкают и снова становятся матовыми. Кит поднимается со ступенек, распрямляется и поправляет рюкзак на плече, а потом Лэнс слышит какой-то непонятный звук. Похоже, Кит фыркает.       – То есть ради меня ты готов убить человека? – уточняет он, и Лэнс ощущает, как капельки пота, скопившиеся у него на висках, становятся холодными. – Ты такой дурак, Лэнс. Думай, прежде чем что-то сказать.       – Я подумал!       Выдыхая это, Лэнс сам вскакивает со ступенек, но Кит уже разворачивается и идет прочь. Совсем как тогда, когда они в первый раз заговорили друг с другом. От чувства дежа вю, а может и еще от чего-то другого, в животе все сжимается и перекручивается, словно кто-то хочет выжать его внутренности насухо. Лэнс сглатывает и, перекинув сумку через плечо, кидается вслед за Китом, который идет так быстро, будто за ним погоня.       Они проходят много кварталов, почти не останавливаясь. Кит не разжимает губ, смотрит исключительно под ноги и не обращает на идущего за ним Лэнса никакого внимания. Они минуют знакомую забегаловку, потом перекресток, на котором обычно расстаются, потом незнакомую широкую улицу… Лэнс понимает, что впервые следует за Китом так далеко и что тот, как ни странно, не прогоняет его. Хотя как можно прогнать того, кого и так не замечаешь?       Внутри все еще огромная неразбериха, поэтому слова – какие угодно, просто чтобы снова наладить все между ними – не находятся, как не ищи. Тем более что извиняться Лэнс уж точно не собирается. Да и за что? За то, что пытается помочь этому неуравновешенному идиоту?       Кит сворачивает за угол, и перед ними открывается длинная тихая улица. Солнце блестит, отражаясь от капотов дорогих автомобилей. Заборы вокруг домов становятся выше, и ошеломленный Лэнс то и дело натыкается взглядом на камеры, подвешенные прямо над въездом. Людям здесь определенно есть что скрывать.       Он ежится. И все равно, что жара страшная. В безлюдной улице, застроенной невероятно дорогими виллами, чудится что-то зловещее, что-то, от чего в горле собирается ком.       Лэнс прокашливается. Кит снова заворачивает куда-то, и перед ними, словно мираж в пустыне, выплывает уже знакомый бампер черной громадины. Широ!       Кит резко затормаживает, из-за чего чуть не врезается в Лэнса, идущего сзади. «Лэнд-ровер» припаркован возле белой, уходящей вверх стены, а его владелец не за рулем, а снаружи, увлеченно болтает с высокой блондинкой – настолько ослепительной, что Лэнсу кажется, что у него перед глазами начинают плыть разноцветные круги.       – Эй, Кит, Лэнс!       Широ поднимает руку в знак приветствия, а Кит почему-то пятится в сторону, словно собирается обойти и его и «лэнд-ровер» с шикарной блондинкой за километр. Но Широ оказывается быстрее.       Он подходит к ним, широко улыбаясь, и, перекинувшись с Лэнсом парой ничего не значащих фраз, переключается на Кита и кладет руку ему на плечо.       – Я могу поговорить с тобой? – спрашивает он.       Кит молчит. Что его молчание означает – непонятно, но Широ – вероятно, потому что они знают уже друг друга уже целую вечность – истолковывает его как согласие. Еще раз улыбнувшись Лэнсу, он отводит Кита в сторону и говорит с ним таким тихим голосом, что ничего разобрать. Он говорит очень долго и, судя по мимике, то и дело задает вопросы, но Кит не открывает рта ни на секунду и смотрит куда угодно, кроме как в его лицо.       Как только можно быть таким упрямым?       – Вы с Китом в одном классе?       Лэнс почти подпрыгивает на месте. Он слышит негромкий приятный смех над собой и ощущает сладкий запах – так пахнут разрезанные на дольки тропические фрукты, оставленные после полудня истекать соком на веранде. Запах проникает ему в ноздри и проходит по телу тяжелой дурманящей волной.       – Боишься меня, что ли?       Стремительно вскинув голову, Лэнс встречается с чужими глазами. Голубые, как леденцы с ментолом, они смотрят на него прямо, раскованно, даже и не пытаясь скрывать собственный интерес.       Он не знает, что сказать. Нет, он знает.       – Вы просто такая красивая… мисс.       Слова сами приходят на ум, словно старательно вписанные в память кем-то. Узкие брови блондинки взлетают высоко вверх. Она снова смеется.       – Какой милашка!       Вытянув тонкую руку, она ерошит ему волосы, заставляя зажмуриться. Запах тропических фруктов становится в несколько раз сильнее, и Лэнс чувствует, как холодный обруч браслета на запястье девушки соскальзывает вниз, мазнув по его щеке.       – Вы… подружка Широ?       – Кончай с этим «вы», хитрюга, – поправив браслет на запястье, блондинка подмигивает ошарашенному Лэнсу, – я ненамного старше тебя, между прочим.       Она сладко потягивается и откидывается на капот «лэнд-ровера». Ее тело выпрямляется, как выпущенная пружина, и Лэнс строго запрещает себе на него пялиться. Но не может сдержаться.       Он нервозно оборачивается в сторону, ища глазами Широ, но тот настолько погружен в свой таинственный разговор с Китом, что даже и не смотрит на них. Зато – и Лэнс понимает это только через несколько секунд – на них смотрит Кит. Он порывисто отворачивается обратно.       Блондинка все еще полулежит на капоте «лэнд-ровера» – такая красивая, что дыхание перехватывает. Она изучает его глазами так, как не делала еще ни одна взрослая девушка до этого, и Лэнс понимает где-то на уровне инстинкта, что он для нее не просто милый забавный мальчик, как для бесчисленных подружек Тайлера, которые иногда снисходительно болтают с ним. Да и куда подружкам Тайлера до нее.       Он сглатывает. Восторг от осознания этого настолько сильно охватывает его, что ему чудится: еще немного и он не выдержит. Взорвется изнутри, заляпав все вокруг своими теплыми внутренностями.       В машине приглушенно играет радио, и Лэнс будто сквозь туман слышит начало знакомых аккордов.       – «Девушка с Коачеллы», – говорит он.       Блондинка изгибает бровь, в ее взгляде непонимание.       – Песня эта, – поясняет Лэнс и напевает неожиданно для самого себя, подражая мягкому голосу Торе Бойстена:       «И как только загорелся свет, она исчезла навсегда.       Никогда не доверяй девушке с Коачеллы».*       Блондинка хихикает.       – Я это на гитаре могу сыграть…       – Так ты еще и на гитаре играть умеешь?       – Ну, у меня много талантов.       Он понимает, что украл фразу у своего брата, но ему все равно. Все равно, потому что это работает, потому что он видит, как ментоловые глаза немного расширяются, а изящные локти отрываются от капота «лэнд-ровера». Блондинка подается к нему, и Лэнс понимает, что вырез ее платья оказывается на уровне его глаз, и он, конечно, не может не смотреть туда. Потому что, ну, любой на его месте бы сделал это.       Вырез аккуратный, хоть и довольно глубокий, как раз такой, что открывает не только гибкую шею и выступающие ключицы, но и полукруглые загорелые груди. Стиснутые корсетом платья, они кажутся такими упругими, что Лэнс невольно думает о зреющих на солнце апельсинах в соседском саду – идеально округлых и сверкающих, сверкающих, сверкающих…       Он снова проглатывает скопившуюся во рту слюну. А потом снова и снова. Его будто бы заклинивает, в горле поселяется спазм, и он больше не может перестать глотать. Пока не слышит голос Широ:       – Кит!       По телу словно проходит электрический разряд.       – Кит, куда ты?       Лэнс оборачивается и видит только спину Кита, который уходит куда-то так быстро, что времени думать нет.       Широ разводит руками.       – Он не сказал мне ни слова, – сокрушенно обращается он к блондинке, и та вздыхает. – Ни одного слова.       И тут Лэнс понимает, что должен идти за Китом – что это не поддается никаким сомнениям, тут и думать ни о чем не надо. И срывается с места.       Он догоняет Кита только через минут пять, задыхаясь, потому что пришлось не только ускорить шаг – пришлось по-настоящему бежать. Дорога поднялась в гору, и «лэнд-ровер» вместе с Широ и его подружкой уже остались далеко позади. Чтобы хоть как-то затормозить Кита, Лэнс хватает его за руку, заглядывает ему в лицо и тут же почти шарахается в сторону от испуга.       Черты лица Кита до такой степени перекошены от гнева, что поначалу Лэнс даже не узнает его. Словно это не его друг, а кто-то совсем другой.       – Что с тобой?!       Кит выдирает свою руку из его ладони.       – Отвали от меня!       – Кит, кончай валять дурака! Кит!       На секунду Лэнса охватывает настоящий страх. Он забывает ослепительную блондинку, забывает собственный восторг и волнение, которое испытал, глядя на нее, и думает только о том, почему Кит так сильно злится. И похоже, что на него.       – Что я такого сделал?       Зрачки Кита сужаются, будто перед ним источник невероятно яркого света.       – Ты флиртовал с девушкой Широ! – выплевывает он.       – Ч-что-о? Я ни с кем не флиртовал…       Лэнс запинается, понимая, что Кит больше не бежит куда-то без оглядки, а остановился и смотрит прямо ему в глаза. И от этого взгляда Лэнс вдруг ощущает, как внутри него рождается упрямство.       – И вообще, что с того? С кем хочу, с тем и флиртую! – парирует он вызывающе, и Кит мгновенно вскипает:       – Но не с девушкой моего друга!       Он будто бы хочет добавить что-то еще, но, передумав, стискивает зубы, и Лэнс пользуется этой паузой:       – Ревнуешь, потому мы – я и она – созданы друг для друга?       Кит оторопело округляет глаза.       – Вы что?       – Созданы друг для друга.       Повторяя собственные слова еще раз Лэнс больше не чувствует такой уверенности. Более того, он чувствует себя глупо.       Кит раздраженно складывает руки на груди.       – Угу, все может быть. В таком случае тюрьма по ней плачет.       – Вау, следи за тем, что говоришь, придурок!       Кровь приливает к щекам – Лэнс понимает, что Кит прав и что вообще все с самого чертового начала с этим чертовым днем пошло не так, но упрямство, рожденное внутри, расправляет плечи, и ему все мало, мало.       – Если уж на то пошло, то тюрьма плачет по кое-кому другому, Кит, – Лэнс продолжает, хотя глаза Кита становятся такими круглыми, будто теннисные мячики, – и ты прекрасно знаешь, по кому! Но знаешь что? Можешь молчать и дальше. Как тебе захочется. Только в таком случае мне тоже будет все равно, если тебя… если ты…       На плечо Кита ложится широкая мужская ладонь. И это не Широ. Кто это, Лэнс еще не знает, но предчувствие – самое жуткое, самое худшее на свете предчувствие – отбирает у него дар речи.