Осколки

Отсутствие клиентов в баре Аберфорта было следствием затхлого запаха, дряхлой, в большинстве своём уже вышедшей из строя, мебели, и вековых слоёв грязи и пыли на всём, чего бы ни коснулся человеческий глаз. Сам хозяин, однако, объяснял непопулярность своего заведения тем, что люди в последнее время всё чаще предпочитают сливочное пиво спиртному «для настоящих мужчин», и что истинных почитателей крепкого напитка почти не осталось. Возможно, отчасти он был прав, но один такой ценитель всё же нашёлся. Северус Снейп отдавал должное не только обжигающему горло пойлу, которое Аберфорт называл «чистым ирландским виски», но и атмосферности заведения. Ему нравилось отсутствие света, музыки, шума, людей. В этом баре он чувствовал себя почти так же, как в подземельях. Сейчас он, облокотившись на стойку, вертел в руках стакан, нижняя часть которого слегка постукивала о деревянную липкую поверхность. На дне посудины бултыхалась янтарного цвета жидкость. Такая же жидкость растворялась в крови, вводя его в известное состояние. А мысли практически уже проели в голове червоточину. «Если о её беременности узнают, я вылечу из Хогвартса быстрее, чем ухнет сова. И никто не посмотрит на мои военные награды. Ко всему прочему, я слишком стар для отцовства. Да и где мы будем жить? Не в Паучьем же тупике растить ребёнка! Так и психику ему можно покалечить. И на что семье существовать? Не на учительскую же зарплату! Хотя какую зарплату? Скоро я стану безработным». Рядом на барной стойке лежала толстая папка «Устав Хогвартса», в которой были собраны правила и уложения на любой случай школьной жизни. Снейп специально захватил её с собой. Всё, что ему было нужно — найти лазейку в документах, которая позволила бы ему остаться в должности. Он сделал ещё несколько больших глотков и поморщился. Напиток вошёл раскалённым ножом, неприятно обжигая гортань. Но затем разлился по телу ласковым теплом, окутывая мысли, возвращая их к прошлому, к тому дню, когда он сидел здесь, на том же самом месте, и мучился от чувства вины. *** Неделя была не просто тяжёлой, она была невыносимой: семь дней с момента их разговора у озера. В подземелья Гермиона не заходила, а на верхних этажах Снейп появлялся крайне редко, поэтому вне Большого зала они не пересекались. Да и там она избегала встречаться с ним взглядом, хотя украдкой и посматривала, когда думала, что он не видит. Он видел. И не знал, как совладать с бьющимся о грудную клетку сердцем. С собственным, Мерлин его дери, сердцем. Глупо, крайне глупо было тащить её в постель, ещё глупее было… думать о ней всё время, пытаться поймать её взгляд, вспоминать её руки, губы, глаза… Такое всегда случается внезапно, в то время, когда ты делаешь самые обыкновенные вещи, например, завтракаешь. Ты не замечаешь, как что-то происходит в тебе, долго вызревает, пока в один момент ты не ловишь на себе её взгляд и просто понимаешь: это произошло. То самое — нелепое, глупое, наивное, так свойственное подросткам. А тебе вот-вот стукнет сорок. «Проклятье!» — Снейп рычал от злости и не знал, куда деваться от давно забытых, казалось, умерших навсегда чувств, которые вдруг ожили, воскресли. «Отпираться бесполезно, Северус, ты прекрасно знаешь, что означают эти тяжёлые удары в груди», — зудел в голове циничный голос. «Как? Откуда? Ведь не было же ничего! — протестовал разум. — Ещё вчера ничего не было!» Или было? Сидело внутри, а он не замечал? Не может быть! Да, он хотел её, да, не хватало её тела. Но ведь тела же! А не её самой! Откуда что взялось? Откуда возникло? Он обречённо прикрыл глаза. И главный вопрос встал комом поперёк горла: что теперь делать с этим чувством, которое некоторые романтики обозвали влюблённостью, а сам он считал болезнью. Редкие порывы извиниться перед мисс Грейнджер, или хотя бы поговорить, он душил в себе с волевым упорством, едва они успевали возникнуть. — Чтобы я позволил каким-то чувствам управлять собою! Да никогда в жизни! — гневно бросил он холодным стенам, оставшись как-то один у себя в кабинете. Стены согласно промолчали. Но сейчас, сидя в баре у Аберфорта, приняв на грудь, он был немного не в том состоянии, чтобы стоически сопротивляться чувству вины, звеневшему в голове разными голосами. «Преподаватель для неё — святой человек», — твердило строгое менторское меццо-сопрано Макгонагалл. «И где именно вы перегнули ту самую палку, Северус?» — всё тот же тон. «О той ночи с тобой я жалею до сих пор», — её контральто. «То, что я полюбила тебя, было самой большой ошибкой в моей жизни…» — фраза, которая впивалась в самое сердце. Он зарылся руками в волосы, с силой сдавил ладонями виски, пытаясь унять этот непрекращающийся гул в голове. Снова и снова звенела какофония звуков: невыносимо, разрывая в клочья сосуды, разбрызгивая кровь, царапая черепную коробку. Снейп подвинул к бармену пустой стакан и постучал пальцем по его краю, требуя повторить. Аберфорт сердито помотал головой. — Я лично тащить на себе твою пьяную тушу не собираюсь, — пробасил старик. Он не был Снейпу другом. У Северуса вообще не было друзей, у него был бармен. Младший Дамблдор умудрялся терпеть его несносный характер, при том, что и сам был не менее угрюмым и нелюдимым. В их случае закон «подобное притягивает подобное» работал отменно. Когда от скопившихся разрушительных мыслей не спасала даже окклюменция, Снейп приходил в «Кабанью голову». Вовсе не для того, чтобы напиться, скорее, чтобы выговориться. Про него нельзя было сказать: «Что на уме, то и на языке», поэтому трактирщик внимательно слушал, щуря хитрые глаза и ловя каждое тщательно отфильтрованное слово, пытаясь по ним составить цельную картину произошедшего и изредка вставляя свои комментарии. Но чаще старик молчал, смиренно поддакивая, а порой просто наливал и уходил наверх, оставляя Снейпа наедине с собой. У Аберфорта был талант чувствовать такие моменты, и сейчас он понимал, что оставлять клиента одного нельзя. — Рассказывай, — прохрипел трактирщик после молчаливой паузы, а затем отвернулся и начал вдруг протирать бутылки, на которых жила трёхгодовая пыль. Не то чтобы это было так необходимо, просто он знал: Снейпу проще говорить, когда на него не смотрят. — Ты когда-нибудь извинялся? — он уставился на широкую массивную спину, с которой свободно свисал затасканный шерстяной свитер: Аберфорт ненавидел мантии. — В смысле, перед женщиной, — быстро поправил он себя. — Не раз, и не два, — усмехнувшись, словно о чём-то вспомнил, ответил младший Дамблдор. — И что, помогает? — с недоверием спросил Снейп. — Смотря, что ты натворил, — Аберфорт повернулся и с въедливым прищуром взглянул ему в лицо. В такие моменты он напоминал своего брата: когда смотрел вот так, своими голубыми с коричневыми вкраплениями глазами. Северус невольно сглотнул, вспомнив этот взгляд, а затем красноречиво помотал головой, мол, нечего тут рассказывать, да и долго. Аберфорт не настаивал. Он почти никогда ни на чём не настаивал, довольствуясь тем, что собеседник приносил его заведению хоть какие-то деньги. А ещё он не задавал лишних вопросов. И это подкупало, настолько, что… «К чёрту!» — подумал про себя Снейп. — Я обидел одну свою студентку, — открыл он причину своих терзаний, скрупулёзно выверяя каждое произнесённое слово, стараясь не выболтнуть лишнего. — Почему ты назвал её женщиной? — нахмурил брови Аберфорт. — Кого? — от внезапного вопроса он будто слегка протрезвел. — Свою студентку. Ты сказал, что хочешь извиниться перед женщиной. — Я… оговорился, наверное. Наступила неприятная пауза. Хозяин «Кабаньей головы» о чём-то задумался. Снейп проворачивал в голове его слова. «Ты назвал её женщиной… свою студентку». Гермиона и была для него таковой. Он не осознавал, в какой момент это мелкое инородное тело в заднице, с синдромом отличницы, превратилось во взрослую, довольно сексуальную женщину. Действительно, чем отличается тринадцатилетний подросток от четырнадцатилетнего? Или пятнадцатилетний от шестнадцатилетнего? Ты не замечаешь этих перемен. Да, ты видишь, что за год она немного подросла, однако то, что перед тобой уже не девочка, доходит лишь тогда, когда… Ты лезешь к ней в голову и обнаруживаешь, как она фантазирует о тебе, именно так, да. — Не факт, что простит, далеко не факт, — прервал тишину Аберфорт, — но попробовать всё равно стоит. Снейп склонил голову, уставившись на трещинки в столешнице. Старик дружески занёс руку над его плечом, а затем опустил, так и не похлопав. — Пора бы тебе уже топать в замок, — сказал он, забирая пустой стакан у задумавшегося посетителя и ставя его под барную стойку, даже не протерев. — Чего это ты тут раскомандовался? — беззлобно возмутился Снейп. — До закрытия ещё полчаса. — Я тут раскомандовался потому, что это мой бар, и закрываю я его тогда, когда захочу. Так что давай, выметайся. Некоторым людям, — он зевнул, — уже спать охота. Снейп усмехнулся. — Я бы на твоём месте был повежливее, — с ехидцей сказал он. — Не боишься потерять единственного клиента? — Пошёл к чёрту, единственный клиент! — пробубнил трактирщик без ноты враждебности в голосе. — Сам пошёл к чёрту! — ответил Снейп и, покачиваясь, поплёлся к выходу. Разумеется, он не извинился перед ней. Чувство вины притупилось моментально, когда он распечатал письмо с вызовом на дисциплинарное слушание. *** Всю последнюю неделю Гермиона старалась не думать и не вспоминать, занимая свободное время чтением книг и болтовнёй с друзьями. Гарри был занят подготовкой к экзаменам, он собирался поступать в Аврорат, и зельеварение было единственным предметом, по которому он не добирал баллы. Рон постоянно чихал и сопел носом, что невероятно раздражало, а миссис Уизли прислала целую кипу вязаных шарфов, сетуя, что если бы удалось закончить их раньше, то её сын не заболел бы. В сердце Гермионы жила надежда, что со временем она забудет Снейпа. Она действительно верила, что быстрее избавится от невыносимой тяги к нему, если совсем перестанет с ним видеться, и утреннее письмо повергло её в отчаяние, ибо своим содержанием оно намекало, что разговора не избежать. — Мисс Грейнджер, вам придётся уделить мне пару минут, — поймал Гермиону требовательный голос на лестнице, когда она с друзьями спускалась на завтрак. Гермиона обернулась и не нашлась, что ответить. Форма, в которую Снейп облёк свои слова, этого и не требовала. — Мы подождём тебя внизу, — сказал Рон, чихнув, и дёрнул за рукав немного потерянного Гарри. «Вот всегда он говорит так, будто всё уже решил за тебя», — зло подумала Гермиона, глядя на развевающуюся мантию. Снейп уже удалялся в противоположном направлении, не сомневаясь, что она последует за ним, так что ей пришлось добавить шаг, чтобы нагнать его. Они шли молча, пока он не остановился возле одного из заброшенных кабинетов и не придержал дверь, пропуская спутницу вперёд себя. «Джентльмен остаётся джентльменом?» — язвительно подумала она и посмотрела на него исподлобья. Ответом послужил привычно-обезличенный холодный взгляд. — Вы должны были получить сегодня утром письмо, — перешёл он сразу к делу, едва оказавшись внутри. — Вы с ним ознакомились? — Да, сэр. — Я так понимаю, вы и дальше намерены настаивать на своём? — Если вы о моём заявлении, то да, — с вызовом произнесла она, замечая, как сжимаются его кулаки, в одном из которых виднелся свиток пергамента. Снейп подошёл к окну. Несколько минут он молчал, стоя к ней спиной, будто вовсе забыл о её существовании. Подумав, что разговор, в принципе, окончен, она начала делать осторожные шаги в сторону двери. — Я могу понять, что вынудило вас написать то заявление, — сказал он ровным тоном. — Но представьте теперь молодую талантливую студентку, подающую большие надежды, вынужденную работать официанткой в кофейне Паддифут. Вы такого будущего для себя хотите? — он обернулся и въедливо посмотрел на неё. — Я не понимаю, сэр, при чём здесь моё заявление о нарушенных ВАМИ нормах поведения преподавателя? — Ваше упрямство может сыграть с вами злую шутку, мисс Грейнджер, — предупредил он. — Думаю, вы не понимаете, с какими людьми вам придётся иметь дело. Я пытаюсь вас уберечь. Он смотрел ей в глаза, не отрываясь. «Свою задницу ты пытаешься уберечь, а не меня», — зло подумала она, ощущая странную боль в висках. Снейп усмехнулся. — Это всё так, мисс Грейнджер. Но не только моей заднице грозит быть выдворенной из стен Хогвартса. — Вы… Вы! — вспыхнула она. — Не смейте лезть в мои мысли! — Не моя вина, — ехидно протянул он, — что вы так и не научились надёжно защищать их. К счастью, ни один из попечителей не владеет легиллименцией в достаточной мере, чтобы прочесть ваши воспоминания. Однако форма вашего заявления, мисс Грейнджер, предполагает процедуру допроса с принятием веритасерума, — последнее слово прозвучало из его уст угрожающе, и Гермиона ощутила, как по спине поползли мурашки. — Вы лжёте! — вскинулась она. В голосе звучало больше безысходности и страха, чем обвинения. — Это же... это зелье для преступников, не для студентов! Снейпу даже стало жаль её. — Я бы хотел, чтобы это было так, но, увы, всё намного серьёзнее, мисс Грейнджер, — объяснил он. — Угроза вашего исключения вполне реальна, — с этими словами он отлевитировал свиток прямо ей в руки. Не дожидаясь указаний, она развернула потрёпанный временем документ и стала читать. Это был приказ директора Дамблдора об исключении из Хогвартса некой Лорелин Костильо за (на этом куске предложения колени подкосились) непристойное поведение. Она подвинула стул и села, снова и снова перечитывая последнюю строчку. — У вас есть какой-то план, профессор? — в её взгляде пылала откровенная надежда. — Я предлагаю вам отказаться от заявления, ссылаясь, допустим, на предвзятое ко мне отношение. Глаза Гермионы округлились. Это у неё-то предвзятое отношение?! Снейп продолжил: — Со своей стороны я обещаю, что до конца учебного года вы не услышите от меня ни одного оскорбительного замечания в вашу сторону. Она смотрела на него с раскрытым ртом. Ещё недавно ей казалось, что у отошедшего от дел шпиона уже в печёнках застряла эта работа, что он просто терпел её, воспринимая, как прикрытие для шпионской деятельности. Однако сейчас она видела, что ошибалась, чего-то не угадала, что-то пропустила. — Преподавание действительно так дорого вам? — произнесла она, вставая. — Я бы не находился здесь, будь иначе. — Но вы… — Но я?.. — он вопросительно приподнял бровь. — Переспали со мной, зная, что это грозит вам увольнением, — произнесла она в пол, краснея. — Тогда моё отношение к Хогвартсу было несколько иным, — решил он удовлетворить её любопытство, но этим только разжёг его сильнее. И она в который раз пожалела, что не владеет легиллименцией. Пытаться вытянуть из Снейпа хоть какую-то информацию, касающуюся его мыслей, устремлений и желаний, было сложнее, чем украсть у дракона яйцо. — Что вы решили? — поторопил её профессор. — Как я могу быть уверена в вашем обещании? — Я всегда держу своё слово, мисс Грейнджер, — заверил её он, будто этого было достаточно, и, не дожидаясь ответа, добавил, — в восемь я жду вас у себя в кабинете. Нужно обсудить кое-какие детали перед слушанием. Он направился к выходу, прошествовав мимо застывшей в растерянности Гермионы, еле коснувшись её пальцев, когда забирал из её рук пергамент, на что тело девушки моментально отреагировало приятной слабостью и учащённым дыханием. «Да прекратится это когда-нибудь или нет?!» — вскричала мысленно она, а вслух сказала: — Почему нельзя обсудить это сейчас? В восемь я, возможно, буду занята. Снейп резко обернулся. — Завтра вас могут исключить из Хогвартса. Если у вас есть дела поважнее, что ж… — он демонстративно развёл руками. — Да, у меня действительно есть дела, но к девяти я смогла бы прийти, — Гермиона с любопытством наблюдала, как меняется в лице Снейп. — Мисс Грейнджер, хватить паясничать! — осадил он её. — Никаких дел у вас нет. Вам просто нравится спорить со мной. В чём-то он был прав… — Нет, есть, — упрямо возразила девушка, пытаясь срочно придумать себе дело. — Будь по-вашему! — бросил он и удалился, не забыв с силой хлопнуть дверью. А Гермиона испытала какое-то странное удовлетворение, которое сама себе не могла объяснить. Она подошла к пыльному окну, сквозь которое можно было наблюдать, как над квиддичным полем носились размытые зелёные и синие фигуры, прислонилась лбом к холодному стеклу, прикрыла глаза. Она, конечно, читала об этом в романах, но никогда не думала, что будет способна полюбить человека так сильно, так отчаянно, что любые его действия, любая боль, причинённая им, не будут влиять на силу этих чувств. Между ними творилось что-то невообразимое, чего нельзя объяснить никакими словами. Ни с кем и никогда она не ощущала подобного. Впрочем, стоит ли вспоминать тот скудный опыт в отношениях с противоположным полом? Виктор о ней заботился, но его забота была навязчивой и такой… ненужной. Рон был тем, о ком ей самой приходилось беспокоиться, и очень скоро Гермиона поняла, что не хочет быть второй Молли Уизли. А вот Снейп… Он был не из тех, кто приспосабливается, но из тех, кто требует, чтобы приспособились к нему. Он привык диктовать, приказывать, командовать. От него исходила какая-то неимоверная энергия силы. Хотелось подчиниться этой воле. Раньше ей казалось, что она способна смягчить, покорить её себе, так же, как вода смиряет камень, сглаживая острые углы. Жаль, что камень оказался гранитный.