Девушка из Бруклина

      Я знаю, что это была авантюра, но что я теряла? Ничего. Вряд ли кто-то из моих знакомых забредет послушать музыку в район, где, по их мнению, живут только бедняки, да еще и ходят цветные. Конечно, первое время и я к этому привыкнуть не могла, но все же стала спокойно относиться к тому, что негритянки заходят к нам в магазин.       Я вовсе не девушка с юга, да и меня не воспитывала няня с черной как смоль кожей, хотя на Манхэттене можно было встретить таких гувернанток, прогуливающихся с белыми детишками. Нет, все в моей семье было намного сложнее: мама сразу же после того, как я родилась, начала искать няню, ведь ей самой было совсем некогда заниматься ребенком. Она полагала, что в первую очередь женщина должна быть женой, а потом уже матерью, после того, как она исполнит свой долг перед мужем и обществом. Я часто за это на нее обижалась, особенно когда стала старше, но моя старшая сестра Роуз всегда говорила, что я ничего не понимаю и только когда вырасту и сама стану женой, перестану ее осуждать за то, что ей нет никакого дела до своих детей.       Став взрослее, я все равно не поняла ее; может быть, только сейчас, прожив пару лет в Бруклине, начинала скучать по ее нотациям, что часто помогали принять правильное решение. Хотя я больше скучала по Роуз, которой писала письма; ее рассказы о моих племянниках, своем муже, родителях вызывали грусть, которая вообще часто находила на меня. В последний раз я расплакалась перед Джеральдом, а во всем было виновато письмо Роуз о крестинах ее дочери Лилии. Я знала, что Роуз никогда не расскажет родителям, почему я ушла тогда и где нахожусь сейчас. Она думала, что однажды наступит тот самый момент, когда я снова окажусь в отчем доме и родители простят мое бунтарство, разрешив жить так, как я хочу.       Однако пока я не хотела подобной жизни. Мне опостылел весь этот блеск Манхэттена, разговоры в светском обществе, дорогие вещи, окружавшие меня, ведь во всей этой обстановке я совсем не ощущала себя свободной. У меня был другой пример перед глазами — семьи, проживающие в Бруклине. Здесь матери каждое утро прогуливаются со своими детьми, покупают им разноцветные леденцы и яркий жевательный мармелад. В выходные все ездят на карусели или на море. Жаль, что этого милого уютного счастья не было у меня.       Наверное, это ощущение я и нашла в Джеральде. Для меня он был другом. Может быть, и не таким, как Салли, но он имел для меня большое значение. Я любила с ним беседовать, чего нельзя было сделать с Джорджем Ньюменом-старшим. Мы говорили во время прогулок о многом: о книгах, работе, музыке, кино, актерах, детстве. Правда, в последней теме я не была искренней, но надеялась, что все же однажды поделюсь с ним правдой. Расскажу ему, что девушка из Бруклина — всего лишь беглянка из фешенебельного Манхэттена. Этот день однажды наступит, и я очень надеюсь, что Джеральд поймет меня.       Он окрылял меня, поверил, что я смогу хотя бы иногда петь в клубах по вечерам. Признаться, его друзья из музыкальной группы «Бруклинский рок-н-ролл» думали, что я ни на что не годна, но оказалось, что у меня прелестный голосок. Они решили, что мне нужно исполнить несколько песен Эллы Фицджеральд [1], которой я всегда восхищалась, а мама и папа говорили, что в этой негритянской музыке нет ничего привлекательного, словно весь мир не рукоплескал ее таланту.       Втайне от Салли я купила шелковое темное платье в цветочек, похожее на нечто такое, что часто можно увидеть в светских журналах. Конечно, оно стоило намного дешевле, но это неважно, может быть, через полгода вообще перестану петь. Джеральд верил, что все это надолго, и почему-то передумал застроить Бруклин своими домами, решив, что вместе будем добиваться успеха на большой сцене, чего я совсем не хотела.       В тот первый вечер я нервничала, как никогда. Питер, пианист с прекрасными светлыми кудрями и зелеными глазами, предложил мне выпить немного бренди, который у него был всегда с собой для особых случаев. Пока Джеральд не видел, я немного пригубила из бутылки для храбрости.       Бояться было нечего, как и повода для волнений не было. Когда полились первые аккорды, все растворилось в мелодичной музыке. Я не видела, как люди реагировали на мое исполнение, не видела, как один парень предложил своей девушке танцевать. Я ничего не замечала, слышала только то, как музыка льется, словно тихая речка.       Наверное, это был успех, если это так можно назвать. По крайней мере, Джеральд именно так назвал мое первое выступление. Он рассыпался в комплиментах и похвалах, а я просто улыбалась ему, считая, что он просто льстит мне.       — Ты понимаешь, что это значит?! — спросил он, когда после душного прокуренного бара мы оказались на улице. — Вив, ты знаешь, что может быть дальше?       — Еще одно выступление, — спокойно заключила я, накидывая на плечи цветной палантин. — Вряд ли сейчас будут устраиваться в очереди все знаменитые импресарио, желающие сделать меня звездой. Нет, никому я не нужна.       — Однако многие с удовольствием послушали бы тебя еще раз, — не унимался Джеральд. — О, ты просто еще не поняла, что произошло. Ничего, со временем все станет ясно.       В ту ночь я не спала. Все думала и думала, смотря в потолок, чувствуя себя как-то странно. Мне казалось, что снова звучит музыка, медленный джаз, и повсюду сияют огоньки. Мелодия была похожа на пузырьки шампанского, налитого в высокий бокал: они щекотали веки и мелкими каплями оседали на щеках. На языке ощущался вкус дорогого шампанского, что наливали у нас дома, когда собирались важные гости. На минуту мне показалось, что я в Метрополитен-опера, стою на огромной сцене, стараясь не смотреть на собравшихся людей.       Все было так реально и так правдоподобно, что мне казалось, будто я просто вижу эту далекую мечту, однако утром я поняла, что это был всего лишь сон. Странная иллюзия, которую создал для меня Джеральд, зачем-то вселив в меня уверенность в том, что все это может принадлежать нам двоим. Глупости, ибо сказок на самом деле не бывает, девушка из Бруклина остается девушкой из Бруклина.       — Где ты вчера была? — спросила Салли утром, когда миссис Клеманс ушла в кухню, чтобы проверить утреннюю почту.       — Я была с Джеральдом, — отпивая горький кофе, ответила я. — Просто мы загулялись, пошли к набережной.       — Далеко вас занесло, — прошептала Салли. — Надеюсь, что вы…       Она замолчала, подбирая слова, словно боясь меня обидеть. Я поняла, на что она намекала и о чем подумала. Конечно, она прекрасно знала, что мы с Джеральдом просто дружим, но почему-то все остальные девушки из пансиона сомневались в этом. Хотя у многих были парни, и, конечно, они, как приличные девушки, просто разрешали себя целовать. И при этом думали что-то неприличное о нас Джеральдом.       — Нет. — Я покачала головой для большей убедительности, и Салли облегченно вздохнула. В этот момент она мне так напомнила Роуз. Она тоже любила задавать подобные вопросы, заранее зная ответ и вздыхая от радости.       — Фух, а то я подумала, что столько пропустила. Ты очень часто стала с ним пропадать. — Салли положила на кусочек черного хлеба ветчину, потом помидор и огурец.       — Ты ревнуешь? — прошептала я, провожая взглядом входящую в кухню Кэрол Адамс, тощую как жердь, с веснушками и рыжими волосами.       — Как же мне не ревновать. — Салли опустила глаза и тихо засмеялась, потом бросила взгляд на часы. У нас осталось не так много времени — пора идти в «Барточчис» продавать купальники цветным женщинам.       Последующие дни я не видела Джеральда, кажется, он был занят на работе, ремонтируя трубы да раковины. Салли, когда видела меня дома, только странно улыбалась, явно думая о том, что Джеральд давно нашел себе другую и гуляет с ней по ночам, но я знала, что это не так.       В четверг вечером я услышала, как камушки стучат по подоконнику. Конечно, это пришел Джеральд. Время было позднее, у миссис Клеманс комендантский час наступал в полночь, правда, очень многие нарушали это правило и, аккуратно сняв туфли, бесшумно крались к себе в комнату. Правда, никто в такое время не выходил из своей спальни.       Я подошла к окну и увидела внизу Джеральда. Подняла раму, ощущая легкое раздражение. Можно было и днем во время моего обеденного перерыва увидеться.       — Вив…       — Тише, — попросила я. Уж очень не хотелось, чтобы миссис Клеманс услышала, как я тут разговариваю с парнями по ночам. — Ты сейчас весь дом разбудишь.       — Мне надо поговорить с тобой. — К счастью, я жила на втором этаже, и Джеральду не нужно было кричать, чтобы я все расслышала.       — У Миссис Клеманс слух как у совы, — строго сказала я. — Говори быстрее и уходи.       — Тебе предлагают петь в «Candy» в эту субботу. — Боже, неужели это не могло подождать до завтра? — Что ты на это скажешь?       — Скажу, что хочу спать. — Я опустила раму и быстро подошла к кровати.       Конечно, я была согласна, просто меня возмутило поведение Джеральда. Утром я, когда одевалась на работу, давилась от смеха, вспоминая всю эту ситуацию. Все же он забавный, даже слишком. А еще большой мечтатель, чего не скажешь обо мне: я приземленная птица, высоко не взлетаю, иначе была бы уже замужем за Джорджем Ньюманом-третьим, воспитывала общего ребенка и думала, какую шубку заказать себе из Европы.       Джеральд пришел в мой обеденный перерыв. Мы пошли в ближайшее кафе за углом, где могли выпить чаю и съесть сэндвичи с курицей и мягким сыром.       — Так ты согласна? — спросил он, когда мы оплатили свой скромный заказ.       — Конечно, — ответила я.       — Тони нашел девушку, которая пишет песни. Поет она плохо, но тексты очень красивые, — начал рассказывать Джеральд.       — Осталось найти того, кто музыку сочиняет, — несерьезно произнесла я. — Это плохая идея.       — Думаю, что прекрасная. — В Джеральде опять заговорил романтизм. Он хоть и старался копировать Марлона Брандо, но совсем на него не похож: того называли бессердечным сердцеедом. — Мы уже ищем музыкантов. Коллектив складывается всегда не из тех, с кем ты был когда-то в начале пути. Возможно, я, Тони, ты уйдем в другую группу.       — Все это розовые мечты, — сделала вывод я. — Ты вообще слышал, как я ужасно пою?       — Однако тебя ищут и ждут.       Я не поверила ему, но, как оказалось, я ошибалась. Иногда нужно мечтать, тем более когда все вокруг тебя это делают.