Незабытое прошлое.

Я уже говорил что этих горцев нельзя было держать без боя? Если хоть на неделю затянуть марш то все села, которые мы проезжали чувствовали на себе всю их дикую ярость. Война для селян это хуже смерти. Сначала у тебя рекрутируют сына, потом отберут всю еду, потом когда она кончиться у тебя отберут дочку или жену, а то и обеих. А потом когда у тебя ничего не останется у тебя сожгут дом и еще могут ради разнообразия повесить. А могут и не вешать и тогда в окрестных лесах на одного бандита будет больше. Благо меня и мой полк сразу сослали на передовую, затыкать бреши в обороне. Мы действовали методом точечного удара и отсечения части линий обороны врага от тылов. Если простыми словами то находили слабое место в обороне, прорывались, проходились вихрем по близлежащим тылам и вновь прорывали из оборону, но уже с неприкрытого и незащищенного тыла. Итого несколько десятков километров их обороны было на время отрезано от тылов. Я повторяюсь да? Ох вы бы видели как бежали враги видя километрах в семи от линии фронта желтые знамена с белой короной. Сами подумайте — в мятежниках в основном крестьяне и бывшие рабочие — шахтеры, заводчане, столяры. А против них вылетают настоящие воины, которые с рождения с ножом в руках. Ох это просто незабываемые моменты скажу я вам — когда ты летишь на своем коне впереди ватаги бесстрашных воинов на врага. А враг видя вас, ваши знамена, ваши лица, перекошенные от дикой радости и полного бесстрашия понимает что он проиграл. Даже по сути не вступив в бой он проиграл. И они бежали. Не всегда конечно, но чаще всего. И знаешь что — бегущих убивали всех, до одного Кого догоняли конечно и кого находили. А вот тех, кто принял бой, выжил и был окружен горцы отпускали. Как они говорили «незачем хорошему воину умирать, еще ведь встретимся быть может». Хотя большинство бунтовщиков было не готово умирать. И тогда уже неважно сколько там этих так называемых «серогвардейцев» как они себя называли — они бежали. Называли они себя так если что по названию района, в котором начались первые шатания — серые равнины. Этот район был так сказать стальной житницей страны — шахты, заводы, сталеварни. И этот недоумок на троне додумался там повысить цены на еду. В стране, к которой социальный кризис, на которую зарятся соседи и в которой его, в отличии от отца ненавидели за его так сказать стиль власти. Конечно рабочие подняли бунт. И у них было все — оружие, патроны, даже танки как я и говорил. Крестьяне с близлежащих земель и на пути их следования сами отдавали им еду, да и присоединялись к ним многие — за народную власть же шли. Да и заграница им помогала как могла — обмундированием, инструкторами и даже своей техникой списанной, в основном старой артиллерией и снарядами. Но сколько бы не было оружия, сколько не было снарядов один ляд не было такого боевого духа. Кадровым военным было что защищать — от будущего страны зависело их будущее и будущее их детей. То же и со всякими аристократиками — надо уметь защищать свое, иначе оно может оказаться чужим. Так или иначе за полгода мы сумели оттеснить смутьянов до их серых равнин и загасить пламя мятежа. И после этого я делал как раз то, про что говорил — руководил казнями. Сотни в тюрьмы, десятки на эшафот или на столб. Знаете выражения «пролил реки крови». Про меня такое можно говорить с полной уверенностью. И знаете что было потом? Я ведь сказал что соседи порывались поделить сию страну? Да, говорил. Месяца не прошло как соседние страны осудили действия короля, объявили экономическую блокаду и заморозили все иностранные счета короны. А потом они приступили к разделу королевства путем военной интервенции. Приграничные районы были взяты практически без боя, что не удивительно. Нам же, как и большинству лояльных короне сил было приказано стягиваться к столице. Только она была от нас крайне далеко и надо ли говорить что мы не успели? Мчали через полстраны обгоняя обозы пехоты, колонны танков и пушек. Горцы видели в короле чуть ли не бога, так что не удивительно что они хотели прибыть на защиту его высочества как можно быстрее. Я конечно такими чувствами не полнился, но контракт отрабатывать надо и я вел их за собой летя первым. К великой горести архартов мы не успели. Столица была занята вновь воспрянувшими мятежниками, совершившими переворот и перебив почти всю царскую семью. Подробностей много не знаю, но то, что король мог эвакуировать свою семейку я знал наверняка, так что он либо не успел, либо что более вероятно не хотел подыхать один думая что весь этот хаос не его вина. Он ошибался, виноват был он один, по крайней мере формально. Приказы о расстрелах, арестах, пытках, отъеме имущества, нескольких волнах мобилизации населения, «непроцентной» фуражировке — считай тот же полный отъем еды у крестьян. Все это было подписано им. Вопрос только один — кто ему эти документы подавал и кто их составлял? Но даже если вы захотите я не знаю, честно. После этого известия пошли следом приказы крайне быстро сформированного временного правительства о сдаче оружия всем военнослужащим, о расформировании армии короны и о создании народной добровольной армии и предложении всем желающим, имеющим военный опыт вступить в нее. Если коротко — то старую армию желали просто перекрасить в новую быстро и без затрат. Конечно на такое пошли далеко не все, особенно после следующего приказа, отменяющего «старую» сословную статью и уравнивании в правах и свободах всех, исключая каторжан и заключенных, но только до их освобождения. Тут вспыхнуло все дворянство, и их легко понять. Вы бы хотели чтобы вас, образованного умного и богатого человека из высшего общества сделали равным с вчерашним сыном шлюхи, что только научился стрелять и не умеет читать? Я бы тоже был не согласен. В итоге социальное расслоение окончательно дало трещину и дворяне, объединившись с той частью армии что не желала предавать присягу начали новую войну против временного правительства и интервентов. Что же до меня, моих ребят и горцев-архартов спросите вы? Мы стояли в трех днях пути до столицы как нас настигла вся эта кутерьма. Мнения старост разделились. Одни говорили что надо ехать на Архар, своих предупредить и отвадить тех, кто захочет горцев на свою сторону перетащить и втянуть горные кланы в новую войну. Другие говорили что надо бы самим занять столицу и перебить всех кто посмел убить короля и править вместо него. Третьего мнения — встать на сторону новой власти ни у кого не возникло, думаю понято почему. Брать столицу мы не могли, самих горцев осталось человек четыреста, да моих от силы две сотни. Приписанные к нам пехотную роту и пушечную батарею пришлось оставить далеко позади, так что столицу мы быть может и взяли бы, но вот что-то путнее сделать навряд ли. Я понимал что лично мне и другим наемникам надо было валить из страны как можно быстрее. Но бежать от горцев я не мог, с ними я прошел на той войне очень много. Да и несмотря на то, что я был моложе большинства архартов меня считали старостой «клинка», как они называли мой отряд. А значит мой голос был ровней голосам других старост и я мог предложить свой план, что я и сделал. План мой был сложен, но казался мне наиболее уместным — я шел с горцами до их гор, где они расходились по домам, а я и те кто захочет примкнуть ко мне из их числа отправятся за кордон, искать новую работу ратную славу. Обсуждали мы это часа два, со всеми нюансами. В итоге я таки смог их уломать на этот план, сумев им доказать что умирать в бою за столицу смысла нет. На утро мы выдвинулись к горам, до которых было неделя пути верхом, или три дня если загонять коней. Но время нам уже никак не поджимало, и мы не торопились. Зря. Это случилось на третий день, вдалеке я увидел хорошо организованную линию обороны — окопы, доты, проволочные заграждения. Дальше явно, за холмиками стояла артиллерия. Такое место нам надо было обходить, ведь что-то подсказывало мне что по нам огонь откроют без предупреждения. Пришлось делать крюк. На следующий день узкую лесную дорогу нам перегородил брошенный конвой техники. Автокаты, мелкие и грузовые, бронемашины и танки. Большинство были перевернуты, так что мы пройти не смогли и пришлось поворачивать. После еще нескольких таких вот сюрпризов мы оказались в западне — слева укреп. район, справа оказались бронетанковые войска интервентов, а за спиной широкая и глубокая речка без брода. А спереди ждала гордость нового правительства — так называемая стальная дивизия генерала Брайласова, три тысячи штыков, пулеметы и пушки. А у меня неполные шесть сотен. Но нападать они не хотели. Я знал чего добивался Брасайлов. Во время мятежа я под его командованием был в числе сил, что прорывал оборону серых равнин и благодаря мне и моим бойцам правый фланг всей линии обороны врага был уничтожен и окружен. Он хотел присвоить это достижение себе, но просчитался — король знал точно благодаря кому это было сделано и наградил меня и горцев. С тех пор генерал был на меня в глубокой обиде и сейчас отыгрывался. Знаете что он додумался сделать? Послал к нам переговорщика с предложением о сдаче. Он либо хотел меня так опозорить либо он был крайне глуп, но думаю что оба варианта. горцы услышав требования о капитуляции самовольно закололи бедолагу и отрезали ему голову, а из головы отрезали язык. Жестоко, но ребятам надо было выпустить пар. После выход был один — прорываться с боем. После полного сбора горцы сели молиться, да и многие «клинки» тоже. Я подумав что не мешало бы и мне напоследок перед таким изощренным самоубийством услышать свою богиню и сев перед костром я глядя в пламя начал читать молитву. Зажги огонь. И пусть пылает он вовек В сердцах все тех, Кто тебе верен. Даруй мне силы, Что спасут меня. Даруй мне знания, Что спасут других. И повторив это несколько раз я увидел в пламени ее взгляд. Эральдра услышала меня тогда и в голове возник мягкий, добрый голос: — Любовь моя, чемпион мой, первосвященник мой. Я рада слышать твой голос. Ты снова идешь на встречу смерти? — Да, и поэтому я прошу твоей помощи. Не откажи мне, прошу. Нас мало, а их снова слишком много. Я прошу сохрани жизни тем, что идут за мной. Тем, чья храбрость не знает границ. Их ждут дома, и их война должна закончиться. — Я не смогу спасти всех, я ведь не всесильна. Но я помогу вам так, что ты вновь войдешь в историю, а твои соратники обретут славу, которой и не ждали. Так садись на своего коня, они тебя ждут. Веди их, это твой путь. Я только после последних ее слов понял что меня трясут за плечо. И действительно — все шестьсот человек ждали меня. Я заскочив на коня осмотрел свое войско. «Клинки» казалось лишились своей удрученности, что преследовала наймитов последние дни и на их лицах появились улыбки, в глаза сияли. А горцы смеялись и хлопали друг друга по плечам предвкушая славную битву. Достав саблю из ножен я поднял ее над головой я прокричал: — КАК ГОВОРИТСЯ — ЛИБО ГРУДЬ В КРЕСТАХ, ЛИБО ГОЛОВА В КУСТАХ. У КАЖДОГО ИЗ ВАС ГРУДЬ В ОРДЕНАХ, ТАК НЕ ПОСРАМИМ ЖЕ МЫ СЛАВУ И ЧЕСТЬ СВОЮ!!! И пришпорив коня поскакал вперед. Я не видел, но знал что горцы подняли знамена с белой короной, а мои ребята подняли знамена отряда и мое знамя алый дракон на красном полотнище. Нас и дивизию разделял длинный холм. Можете себе представить удивление солдат, когда на них с диким криком вылетает конница? Не можете, и это хорошо. Когда я слетел с холма на коне понял, что их позиции метров через четыреста. Видел их окопы, блиндажи, пулеметы. Видел все это все лучше и лучше приближаясь. Как он тщетно пытались зарядить пушки. Только все это было уже бессмысленно. Конечно они стреляли, только большинство их стрелков брали сильно вверх, что я тогда понять не мог. Спустя пару секунд мой конь уже перепрыгивал траншею и сабля моя нашла первого несчастного, рассекая ему лицо. конница влетела в палаточный лагерь словно смерч. Я бил по обеим сторонам по кому мог, отбивал редкие выпады, но не останавливался. Нельзя. Отовсюду я слышал какофонию звуков — крики, стрельба, пулеметные очереди в небо, стоны умирающих, проклятия горцев, матерщина на нескольких языках. А я все летел вперед и будто сердце мое наполнено было огнем. Я несколько раз сделал круг по лагерю дивизии пока не осталось никого кто сопротивлялся и только тогда дал команду уезжать. Остановиться я себе позволил только через полтора часа. Следом за мной остановились и те, кто выжил. После недолгого привала стало понятно что нас осталось чуть меньше четырехсот, а стальная дивизия — гордость нового правительства перестала по сути существовать. На пути к Архару нас больше ничего не могло сдержать. Прибыв на Архар горцы не позволили мне уехать без праздника. В их глазах я стал чуть ли не бессмертным — староста, что ехал посади меня видел как несколько пуль влетели в меня не убив, а удары штыками или саблями он и не считал. Меня приняли в крепости одного из погибших на войне молодого горского князя, и сказать что праздник был шикарный значит ничего не сказать. Неделю мы гуляли, танцевали, пили и смеялись над врагами. Да, вот так надо праздновать победу. Многие молодые горцы, что вернулись с войны стали завидными женихами, а трофеи, что привезли выжившие стали достойными украшениями в их домах и напоминанием об их подвигах. Что насчет меня? Ну меня задарили отличным вином, богато украшенным оружием, и что самое главное — они придумали песню, в которой были воспеты наши смелость и храбрость, их верность королю, что сохранили даже после его смерти. Сейчас, подождите, вспомню… Мы не знаем страха Не боимся смерти Нас ведет в атаку Смелый Эмеральд. Шашки наточили Для вражьих мы голов И весь Архар нас помнит Гордись, Белый Король! Вновь Корона созывала С гор наездников лихих. Тесной дружбою сковала Нас, архартов молодых. Белоснежные вершины Гор Архара вам привет Я не знаю исполины Вас увижу или нет? Так пой архарт пока поется. Славу, честь не забывай. На Архаре так ведется Песню горца подпевай! Рано утром на рассвете Полк в атаку поведут. А быть может после боя Меня в хумке принесут. Так пой архарт пока поется. Славу, честь не забывай. На Архаре так ведется Песню горца подпевай!