На что жалуетесь?

- По одному заходите. Едва захлопываю за нами дверь, как докторша вперивает в меня угрюмый взгляд, отрываясь от заполнения каких-то своих бумаг, должно быть, проставляя диагнозы. Вот прямо как мне она сейчас без созыва комиссии ставит диагноз клинического идиота. Будь я повпечатлительнее, меня бы обязательно проняло. Осталось бы только, смущенно шаркая ножкой, попятиться на выход. Однако я отвечаю ей невозмутимым взглядом и подтверждаю свои намерения. - Мы вместе, – ухмыляюсь, видя, как она удивленно приподнимает брови. Ручаюсь, что мадам доктор за свою обширную практику многое успела повидать, но смею надеяться, что я еще в состоянии произвести впечатление, хех. Гизмаев мой тоже в растерянности замер посреди кабинета, краснеет вон снова, глазами бегает и семафорит мне, мол, выйди, не позорься. Невозмутимо гляжу на него, как он давеча, делая вид, что совершенно ничего не понимаю. Когда дело касается демонстрации его задницы кому ни попадя, я желаю при этом присутствовать и контролировать процесс. Мало ли чего Гизу в его дурную голову взбредет. Оборачиваюсь на звон – это молоденькая медсестра, хихикая, раскладывает расширители и щипцы какие-то. Забавляют милую девочку два гомика, что уж тут сказать. - Снаружи подождите, – с нажимом повторяет врач, скрипнув ручкой по чьей-то медкнижке. - Благодарю, – доброжелательно улыбаюсь, всем своим видом показывая, что не стою этих беспокойств. – У вас здесь тоже достаточно комфортно. Нагло усаживаюсь на обтянутое кое-где лопнувшим уже дерматином потрепанное кресло, откидываясь на тут же скрипнувшую-хрустнувшую спинку, и закидываю ногу на ногу – устраивая щиколоткой на колене. Вот уж не знаю, что думает врачиха – хотя возможных вариантов у меня предостаточно, – но хмыкает и, смерив меня оценивающим взглядом, углубляется в свои писульки. А медсестричка, наоборот, следит за нашей парочкой с плохо скрываемым любопытством. Вернее даже, вовсе не со скрываемым. И мне вот тоже любопытно, что это мой милый так на дверь косится. Стоит неприкаянный, мнется, наверняка в очередной раз жалея о своей жалобе на боли в заднице в самый ответственный момент, и мечтает малодушно сбежать. - Присаживайтесь, – обращается доктор на этот раз к Гизу и, не отрываясь от записей, кивает на стул возле своего стола. А девочка-медсестра, с трудом стараясь держать лицо невозмутимым, протягивает руку, ловко выдергивая из пальцев моего дорогого его бумажки, которые он держал у паха, словно прикрываясь. Ему остается только проводить шуструю девицу ошалелым взглядом. Снова оборачивается ко мне, переступая с ноги на ногу, и кивает на дверь. Нет уж, милый, лечиться так лечиться. Качаю головой и в свою очередь указываю ему на предложенный стул. Повздыхав немного и поизображав великомученика, Гизмаев все же плетется обреченно к сиденью, устраивая на нем свой горемычный зад. Сидит на самом краешке, как будто готовый вот-вот сорваться и удрать-таки, и, насупившись, следит за тем, как медсестричка, расположившись за небольшим столиком у другой стены, удивленно хлопает глазами, любуясь на его карточку. Ну да, забавно выглядит сиротливая запись о предыдущем посещении проктолога, не спорю. У милого там, по-моему, даже простуды какой не записано для разнообразия. - На что жалуетесь? – равнодушно бросает докторша, отодвигая медкнижку в сторону и складывая руки на столе перед собой, и вперивает в Гизмаева усталый немигающий взгляд. На отсутствие чувства меры и слишком вкусную задницу, хмыкаю я про себя. Жаль, милый ко мне боком сидит, и я не могу полностью насладиться выражением его пунцового до корней растрепанных волос лица. Замечаю только, что глаза его тут же начинают бегать, а брови ползут вверх, мой дорогой сидит, беззвучно шевеля губами. - Нууу… я… эмм, у меня… - Боли в заднем проходе, – произношу громко, прерывая мучения Гизмо, отчего тот багровеет, и кажется, что сейчас дым из ушей у него повалит. Гробовой тишине после моего заявления не дает наступить отчаянный кашель медсестры, которым она безуспешно пытается замаскировать смех. Получается плохо, и с головой ее выдает совсем уж бессовестное хрюканье в кулак. От Гизмаева я на это получаю убийственный взгляд. Все-таки он неплохо научился моим замашкам, хех, ну или это у него от избытка чувств прорезались испепелительные наклонности. - Инночка, не отвлекайтесь, – ледяным тоном одергивает сестру докторша, но смотрит тоже на меня. Ох, блядь, я прямо теряюсь, что мне делать – осыпаться в кресло кучкой пепла или обмерзнуть и раскрошиться на кубики льда. Сладко улыбаюсь этой объединившейся сейчас против меня парочке и пялюсь в ответ, излучая добродушие и невозмутимость. В стороне что-то усердно скрипит ручкой в карте Гиза Инночка, и я добавляю: - Кровянистых выделений нет, венерических заболеваний нет, половая жизнь регулярная. Хм, наверное, я все же перегнул палку, не удивляюсь, если благоверный в меня сейчас чем-нибудь кинет. Вон там как раз на краю стола полнехонькая подставка для бумаг… - Проходите в ту комнату, – все таким же бесстрастным тоном выдает врачиха и указывает на приоткрытую дверь за своей спиной, – и раздевайтесь. Видимо, поняла, что лучше сразу перейти к делу, чем провоцировать пациента на смертоубийство, хе-хе. Медсестра хихикает, уже не скрываясь, и строчит свои записи в медкарте. Уверен, это один из самых – если не самый – ярких и запоминающихся приемов в ее практике. Гизмо вскакивает со стула так резво, что впору заподозрить у него запущенный геморрой, однако, тут же и замирает, перетаптываясь на месте и вцепившись пальцами в брючный ремень. Ну, что ты, милый, как будто впервой… Наконец, еще раз яростно сверкнув на меня глазами, он шагает по указанному направлению, чуть задерживаясь на пороге. - Брюки и белье спустите, – кидает через плечо докторша, вставая из-за стола и подходя к «сервированному» медсестрой столику. Мне с расстояния не очень хорошо видно, но на лбу Гизмаева мелким шрифтом во множество строк проступает все то, что он сейчас думает по поводу врачей вообще и проктологов в частности, а так же о кое-чьем неуемном аппетите наверняка. А я что? Это не я ору каждый раз «сильнее», «глубже» и «еще». Ну, вот будет тебе сейчас, дорогой, и глубже, и сильнее… Надев перчатки, врач берет со столика расширитель, и Гизу не остается уже ничего, кроме как расстегнуть ремень и молнию на брюках и спустить их вместе с трусами до щиколоток.