На что жалуетесь?

- Нагнитесь. Дверь в комнатку-смотровую так и остается приоткрытой, и я имею удовольствие наблюдать за осмотром, если еще немного отклонюсь влево. Вот так совсем замечательно. Докторша еще копошится, что-то ища, как я замечаю позже – медицинский вазелин, хех. Гизмаев стоит лицом ко мне перед столиком, доходящим ему ровнехонько до лобка. Однако непривычно лицезреть Гиза таким тихим и главное – молчаливым. Могу поспорить, что он еще оторвется за эти минуты, когда мы покинем кабинет. Наконец, шумно выдохнув, мой дорогой наклоняется, отставляя зад. Без напоминаний раздвигает ягодицы и сверлит меня взглядом неотрывно все то время, пока докторша смазывает затянутые в резиновые перчатки пальцы вазелином. Ах, женщина, в таком количестве смазка излишня, поверьте мне, уж я-то знаю. Один палец в растраханную дырочку входит со свистом сам по себе, колечко только чуть обхватывает его приятно. Двумя пальцами Гиза уже можно трахнуть, и тут начинается самое интересное – он просит еще, больше. Ох, что-то я не о том задумался. Едва докторша дотрагивается до колечка сфинктера, Гиз морщится, подаваясь вперед, дальше от ее рук, но стол ему отпрянуть не даст. Легко улыбаюсь милому, жалобно глядящему на меня. Терпи теперь. Для врачихи такая реакция, похоже, привычна. - Мужчина, не дергайтесь, – рявкает и, похоже, едва не с размаха вставляет палец обратно в его анус. Блядь. Я знал, разумеется, что она так делать будет, но смотреть, как чужие пальцы нахально, грубо копаются в заднице, принадлежащей мне вместе с прилагающимся Сигизмундом, крайне неприятно. Собственнические инстинкты изрядно крошат психику, и мне хочется сгрести это недоразумение в охапку и уволочь отсюда. Возможно, трахнув по дороге. - Расслабьтесь, – снова подает голос врач, после чего Гиз багровеет дальше некуда и закусывает губу. Хм, зажимается он, что ли, так сильно? Сбоку снова доносится смешок, бросаю взгляд – медсестричке все хиханьки да хаханьки. Полагаю, ей так же забавно наблюдать за мной сейчас, как мне – неприятно за Гизом. А он тем временем кривится, чуть поворачивая голову и косясь на происходящее с тыла. Что-то нащупав или, наоборот, не нащупав, врач вынимает, наконец, палец из любимой моей задницы. Но дорогой рано радуется, намереваясь уже разогнуться. Та самая мясничья рука ложится ему на поясницу, удерживая в положении «раком». Легкое недоумение на его лице мгновенно сменяется правильной догадкой. Холодная железная трубка, ага. В ход идет принесенный докторшей с того же «сервировочного» столика расширитель. На мое удивление она не раскладывает Гизмаева на столе, может, нововведения в медицине, хех. Давненько у проктолога был я. Врачихиных манипуляций с расширителем мне не видно, но гизмаевская морда, сначала было страдальчески скривленная, а затем сладко покрасневшая бесит изрядно. Мой придурок, рыпнувшись поначалу, «распробовал» холодный твердый металл. Стоит вон, ноги шире раздвинул для удобства, глаза бесстыжие закатывает довольно, лыбится, губы облизывает, пока проктологиня шерудит в его заднице. В мою сторону только взгляд не кидает, ему и без того прекрасно известно, как раздражаюсь я. Ощущения-то там не сказать что приятные, но у Гизмаева повышенная чувствительность и ебнутость, не удивлюсь, если у него уже стоит. По крайней мере, он мне всем своим видом это старается показать. Теперь трахнуть его мне хочется, не отходя от «кассы». Жестко и грубо. Заметив странную тишину, поворачиваю голову, отводя взгляд от приятной, конечно, картинки довольного Гизмо, но неприятной ситуации в целом. Медсестричка, видимо, закончив с писульками и не найдя для себя другой работы, пялится на меня. Ну, хоть хрюкать в кулачок прекратила, теперь просто рассматривает, подтверждая свои догадки насчет гейства нашей парочки, пф. А докторша тем временем заканчивает осмотр. - Одевайтесь, – бросает Гизмаеву, бухая расширитель на подносик для использованного оборудования и стягивая перчатки, и возвращается из смотровой в кабинет. Однако Гиз что-то там опять мнется, своим подтормаживанием убеждая меня в догадке касательно его стояка. А врачиха, бля, весь обзор загородила, плюхнувшись в кресло. Посверлив меня суровым взглядом, принимается что-то писать на бланке для рецептов. Молчание затягивается, мне уже морду свело от стягивания ее в благопристойное выражение, на заднем плане пыхтит Гиз, вытирая задницу от вазелина, натягивая-таки штаны и выходя, наконец, из смотровой. Снова присаживается на край стула, складывая руки на коленях, всем своим видом изображая… да хуй его знает, кого он разыгрывает сейчас. Сказать, что я в бешенстве – не сказать ничего. Краем уха улавливаю «диагноз» – незначительные анальные трещины, а вот это уже интересно. Впериваю в спешно начавшего косить милого взгляд, он прилежно кивает, принимая рецепт на мазь и, наверное, еще и свечи, на меня старается не смотреть. И, бьюсь об заклад, спешно придумывает, как будет объяснять свои завывания болезненные мне. Раньше надо было думать, милый. Видать, не ожидал, что я всерьез обеспокоюсь твоим самочувствием, особенно в таких важных местах. Зараза. Сделав еще одну запись в карточке, медсестра выходит из-за столика, широко улыбаясь, вручает оную Гизу в подрагивающие лапки. Прием окончен, следующий. - В ближайшее время постарайтесь воздержаться от нагрузок и анального секса, – добавляет врач, когда мы с Гизмаевым уже направляемся к двери. В спину доносится очередной смешок медсестрички, а я с трудом сдерживаюсь, чтобы не наподдать под задницу с незначительными трещинами, блядь. - Всенепременно, – громко бросаю через плечо, – спасибо, доктор. – и выпихиваю Гиза за дверь.