Кронос

– Сейчас не слишком опасно? Уже стемнело. Неуверенно поглядывая в окно, Манабу то и дело пытался натянуть рукава пушистого красного свитера на свои тонкие ладони. На город уже опустились мягкие летние сумерки, температура воздуха снизилась, и Казуки настоял на том, чтобы одеться во что-то потеплее. О том, чтобы Казуки пошёл один, Манабу и слушать не желал. Равно как и тот боялся оставить Манабу дома в одиночестве. – Мы быстро, – решил Казуки, – надеюсь, нам повезёт в такое позднее время. На крайний случай одолжу чего у Юуто. После секса они с Манабу долго лежали, сжимая друг друга в тёплых объятиях. Манабу быстро разомлел и уснул, а Казуки не стал его будить, решив заняться домашними делами. Проснувшись, Манабу ощутил себя отдохнувшим. Его тело и разум привыкли к собственному времени, так что хватало даже часа, чтобы достаточно восстановить силы. Мучимый внезапной жаждой, он отправился на кухню, где налил себе воды из-под крана, и там же его обнаружил Казуки. – Юуто не отвечает, связь плохо работает, – пожаловался тот, разочарованно глядя на мобильный телефон. – Хоть электричество дали, и то ладно. Действительно, как стемнело, город погрузился в слабый уличный свет. Манабу он нравился – не такой яркий, как днём, по-своему уютный. Никаких режущих глаз вывесок, портящих эту красоту. После пробуждения надевать что-то кроме всё тех же штанов Манабу не стал. Казуки при виде его обнажённого торса сглотнул слюну, чем заставил смущённо улыбнуться. – Тебе… тебе стоит сходить в душ. Нормально себя чувствуешь? Если его интересовало, не перестарался ли он, то Манабу бы мог скривиться, потому как болела поясница и всё, что ниже. – Да, всё хорошо. Каким-то магическим образом душ помог ощутить себя намного лучше. На Ремине воды было не столь много, но привыкшие жители редко нагревали её для купальных процедур. Потому Манабу вновь и вновь поражался, как чудесно расслаблялось тело под струями горячей воды, как улучшалось кровообращение и даже уменьшалась боль. Это ощущение было для него удивительным. После душа Казуки дал ему чистые футболку и свитер, сообщив, что так соулмейт будет выглядеть приемлемо – в самый раз для их небольшой «разведки». Казуки заранее построил маршрут и вёл Манабу более-менее людными и светлыми районами. Впрочем, людей на улицах оказалось куда меньше, чем обычно видел Манабу. Они старались вести себя заурядно и не выделяться, но трудно было не заметить атмосферу всеобщего напряжения. Некоторые люди нервно оглядывались по сторонам или смотрели на небо, словно ожидая, что на них прольётся кровавый дождь. Однако небо оставалось чистым с бледными звёздами и фиолетовой полоской заката над западным горизонтом. Манабу иногда оглядывался на толпу без особого интереса, прислушиваясь к ощущениям. Какая-то часть прохожих уже давно не была людьми. – Кого ты высматриваешь? – полюбопытствовал заметивший это Казуки, заглянув в его глаза. – Знакомых увидел? – Некоторые из людей – эмпирейцы, – пояснил Манабу, чувствуя, как сложно отвести взгляд от Казуки. В полумраке, освещённое вечерними фонарями, его лицо казалось нежным и удивительно родным. – Ты и сам сможешь их различить по более расслабленным движениям. Эмпирейцы знают, что происходит, и не боятся. Есть и обычные люди, ведущие себя подобно им, но они в меньшинстве. – Эти эмпирейцы, – Казуки задумчиво потёр пальцем нос, – они же типа духов, которые вселились в тело человека, вытолкнув душу, и носят его как одежду, так? – Если сильно упростить, то всё верно, – натянув рукава на ладони, кивнул Манабу. Он слегка мерз, и в его голове клубился сумбур мыслей, за которыми Манабу вдруг не уследил, ляпнув что не следовало, – но некоторые души могут выжить, если окажутся достаточно сильными. – М-м… – рассеянно промычал Казуки. И только затем замер, едва не споткнувшись. – Постой, правда? То есть, это фактически шанс заполучить бессмертие? Как твоя мать? «Я совершил ошибку». Яркие и болезненные воспоминания, словно сладкий яд, наполнили мысли Манабу. «Прости». Глаза Казуки сияли так же, как у Сатоши тогда. И Манабу зло прошипел, напугав Казуки резкой переменой настроения: – Даже не мечтай! Шанс, что твою душу не сожрёт эта тварь, невероятно мала! Он стиснул кулаки так крепко, что ногти впились в ладони. Опешивший сперва Казуки вздохнул и повернулся к нему, нежно взяв за руки. Злость Манабу мгновенно испарилась, стоило только им встретиться взглядами. – Я понимаю твоё беспокойство. Всё в порядке. Манабу сомневался, что из-за их связи у них всё может быть в порядке. Но проглотил свои возражения и постарался сохранить спокойное выражение лица. Потому что жизнь Казуки для Манабу была слишком коротка, чтобы тратить эти драгоценные мгновения вместе на глупые ссоры и обиды. Сатоши, предыдущее воплощение Казуки, Манабу любил не меньше. Менялись лица, тела, цвет волос, но Манабу ни с чем не мог спутать его приветливую улыбку и сияющий взгляд, его чистую душу. С Сатоши они впервые встретились банально: на улице стоял погожий солнечный день начинающейся осени, в голубое небо врезались алые и жёлтые кроны клёнов, а в маленьком парке шумели дети. Манабу просто подошёл к парню, одиноко сидевшему на скамейке и кидавшему хлебные крошки голубям. Ещё до того, как они оказались близко, парень с чёрными короткими волосами резко обернулся и вытаращился на него, явно почувствовав их связь. Всё, что он видел в этом человеке, – это бесконечная доброта ко всему сущему. Сатоши легко принял историю Манабу, хоть и поверил не сразу. Но он принял самого Манабу, не переживая о том, что будет дальше. Будь Манабу даже просто сумасшедшим, наверняка Сатоши возлюбил бы его таким, каким тот являлся. И тогда Манабу поклялся себе, что в этот раз постарается совершить невозможное, чтобы спасти их связь. За долгие годы он дико устал бороться. Иногда Манабу казался себе заключённым в бесконечно крутящемся колесе, из которого нет выхода, и бежал из последних сил. Бежал, задаваясь одними и теми же вопросами: «Что сделать? Как спасти? Как разорвать дурацкий круг страданий?» Но стоило лишь ощутить связанного, заразиться его искренней радостью встречи, как силы для битвы находились вновь и вновь. – Всё в порядке, – зимой волосы Сатоши отросли, он оправдывался тем, что завидует длинной гриве Манабу, а пока собирал их в смешной хвостик на затылке, – тебе надо расслабиться, Манабу. Давай напьёмся? Тогда он впервые попробовал алкоголь. Не вино, которое считали «божественным напитком», а рисовую водку и крепкий ликёр. Раньше Манабу не понимал, почему напившиеся люди ведут себя так странно, а теперь у него самого кружилась голова, а проклятый язык нёс всё, что наболело. Он смутно помнил, но вроде потом даже разревелся, зато в память отчётливо врезалось, как пальцы Сатоши нежно перебирали его чёлку и гладили лоб. Они сидели на полу в темноте перед телевизором, из которого доносились звуки рок-музыки. – Ты совершенно не думаешь о себе, – в ту ночь серьёзно сообщил Сатоши, – не знаю, как правильно объяснить, просто… Ты мог бы перестать бороться, если это не имеет смысла. Жить своей жизнью. – Не могу, понимаешь? – жалко всхлипнув, Манабу тут же отругал себя за слабость. – Я не смогу жить, постоянно ощущая отголоски того, как мои связанные умирают. Это больно. Невыносимо больно. – Прости, – Сатоши склонился, запечатлев на губах Манабу смазанный поцелуй. – Я простой человек, говорю глупости. Но я не желаю тебе подобной участи. Манабу не дослушал. Вцепившись в его плечи, он уже жадно и требовательно целовал в ответ. Несколько безумно прекрасных дней пролетели для Манабу как один миг. Для Сатоши прошёл год или около того, и только благодаря своей половине человек несколько раз избежал смерти. Манабу и впредь собирался делать всё возможное ради него. Тогда он мог признаться себе, что был даже немного счастлив. Сатоши много рассказывал о Земле, о многих повседневных вещах, Манабу, в свою очередь, рассказывал о Ремине и о тех мирах, которые знал. Оглядываясь назад, он лишь позднее понял, что это и стало роковой ошибкой. В то время Манабу задумал план с косой Кроноса. Он отправился на Ремину в надежде узнать, где и у кого она находится, а также как её можно украсть. Джин, верный пёс, поведал, что хранится это оружие обычно у Леды. С радостными мыслями он вернулся на Землю. Уже продумывая план и воображая, как будет жить дальше – прячась от преследования, зато вместе с Сатоши – Манабу не сразу понял, что что-то не так. Что-то определённо случилось и вышло из-под контроля. – Хтон, ты чего? – везде сопровождавший его Джин удивлённо повёл бровью. – Ты побледнел. Живот скрутило так, что он едва не потерял сознание. Сердце учащённо забилось и шум в ушах почти перекрыл обеспокоенный голос пса. Его рисунок змеи на спине поначалу обжёг огнём, а затем похолодел как лёд. Это ощущение было невозможно ни с чем перепутать: невидимые нити связи рвались, беспощадно лопались одна за другой. – Он умирает. Джин понял без каких-либо пояснений. Кивнув, он взвалил Манабу на себя и помог добраться до дома Сатоши. Манабу смутно помнил, как на них оглядывались прохожие, ведь после Ремины они выглядели несуразно в этом упорядоченном светлом мире. Двое юношей в непонятных тёмных тряпках, будто сбежавших со съёмок фильмов про средние века. Квартира Сатоши была открыта, а сам он лежал посреди комнаты на светлом ковре лицом вниз. Манабу ожидаемо боялся увидеть лужу крови, но ее не было. Только беспорядок и кучи цветных камней вокруг. Лишь сильная невыносимая боль в груди подсказывала, что здесь и сейчас жизнь покидает тело соулмейта. – Н… н-не смей! – даже не заметив, как рухнул, сильно ушибив колени, Манабу попытался поднять или перевернуть Сатоши. Второе получилось лучше, чем первое. – Сатоши, слышишь? Ответь! Тот ещё находился в сознании. Раскинув руки в расслабленной позе, он слабо улыбнулся Манабу, не открывая глаз. Сатоши выглядел бледным, даже белым, как мел, под веками залегли тёмные круги. – Прости. – Что ты натворил? Отвечай! – Манабу лихорадило, даже знобило. Пальцы непослушно тряслись, когда он касался холодной щеки Сатоши. – Ответь, ну же! – Я… совершил ошибку. Стиснув зубы, Манабу глухо и бессвязно зарычал. Снова и снова то, что он хотел спасти, исчезало, как песок сквозь пальцы. Что же он делал не так? Тело Сатоши обмякло, но Манабу не хотелось верить, он вновь затряс связанного за плечи. Перед глазами всё затуманилось, а в горле заскребло от неприятной боли. И тогда уже его оттянул назад Джин, грубо и за шиворот. – Ты что, ещё не заметил? – зло рявкнул пёс, но в его голосе звучало плохо скрытое беспокойство. Буквально в следующий же миг на губах Сатоши расцвела неестественная желчная усмешка. Действительно, Манабу почувствовал себя тем, кто никогда ничего не замечает, погрузившись в достижение собственной цели. Он не понимал, каким образом и когда Сатоши успел договориться с эмпирейцем? Когда принял за них обоих тяжёлое решение рискнуть и слиться воедино с духом погибшего мира? «И имеет ли это теперь какое-то значение?» – мысленно вопросил Манабу и не смог найти ответа. В любом случае Сатоши проиграл. – Ах, как приятно чувствовать себя живым! – произнесло существо голосом умершего. Эмпиреец принял сидячее положение, сладко потянулся, осмотрелся и присвистнул, остановив взгляд на Манабу. – Ну надо же, никак сам отпрыск Аида? В былые времена давних сражений твой отец лишил меня моих воинов и головы в придачу. Широко раскрыв глаза, Манабу шагнул назад. Был только один эмпиреец, с которым так поступили: насколько Манабу понял, перед ним явился один из самых сильных духов, некто вроде главного у их народа. – Можешь звать меня Руи, меня тысячу лет никто по имени не звал, – елейно улыбнулся тот. – Хотя сейчас я, пожалуй, отомщу тебе за проступки твоего отца. Эмпирейцы даже без оружия были опасны. Они обладали нечеловеческой силой, прежде убить их представлялось крайне сложным. Теперь же у них имелся весомый недостаток, от которого они не могли избавиться – хрупкое человеческое тело. Сосуд, благодаря которому они могли жить и который берегли сотнями лет. Сглотнув, Манабу понял, что ему предстоит. Но перед ним, ощерив пасть полную клыков, выскочил Джин в своей собачьей форме. – Цербера я, быть может, ещё и испугался, – презрительно скривился Руи, махнув на Джина ладонью, словно отгоняя надоедливую муху, – но щеночек твой мелковат. Связь окончательно угасла, и Манабу ощутил, как боль сменилась глухой тоской. Ему уже не хотелось ни бороться, ни сопротивляться. Убить своими руками Сатоши, точнее его тело, он просто не мог. Опустившись на колени и глядя бессмысленным взором в пол, Манабу сдался. – Что я вижу! – губы Сатоши шевелились, пропуская мерзкие неприятные слова. Он шагнул вперёд, одним взмахом кулака отшвырнув Джина к стене. Пёс тихо заскулил, а Руи ухватил Манабу за шиворот, с лёгкостью дёрнув наверх и заставив подняться на ноги. – Сын великого древнего бога передо мной на коленях. Как там люди говорят… Ирония, кажется? Свободной рукой Руи сжал ему горло. Казалось, это не рука, а стальной капкан. Он поднял Манабу так, что ноги перестали касаться пола. «Если я умру, то и ладно, – мысленно смирился Манабу. Задыхаясь, он инстинктивно обхватил запястья Руи, но это было всё равно что держаться за каменную статую. – Может, оно и к лучшему». Перед глазами поплыли цветные круги, а в голове стало пусто, словно Манабу снова был пьян. Удушье затуманило разум и мир вокруг потускнел. «А что потом? Тело Сатоши так и будет ходить по земле? Сотни лет?» В какой-то момент хватка ослабла, и Манабу, почти смирившийся со своей участью, приоткрыл глаза. Он вдруг узнал это мелькнувшее тревожно-виноватое выражение в глазах Сатоши. Лишь на очень короткий миг связанный будто вернулся, желая помочь. – Оставь его! – зарычал взъярившийся Джин, хотя Манабу его толком не расслышал из-за звона в ушах. Орф всем своим массивным собачьим телом кинулся на Сатоши, сбивая с ног. Рука, сжимавшая горло, тут же пропала, и Манабу упал на пол, как тряпичная кукла. Машинально растирая кожу, на которой потом остались яркие синяки, он попытался сесть и неуверенно поднял голову: почему-то казалось, что шея вот-вот переломится. – Отпусти, тварь! – истошно заорал Сатоши, когда одна голова Джина крепко впилась в бок человека, а другая – в бедро. Орф дико рычал и сжимал челюсти, из пасти пса по одежде Сатоши лилась кровь, и её было очень много. Должно быть, клыки впивались невероятно глубоко. Кровь хлынула изо рта бывшего соулмейта, и тогда Манабу решился. Ноги плохо слушались, в голове по-прежнему шумело и теперь ещё пульсировало тупой болью. Обычно ни один реминец не ходил без оружия, суровый мир, в котором они выживали, приучил и не к такому. Тонкий стилет Манабу всегда носил в небольших ножнах под одеждой, и вот настал случай им воспользоваться. «Но ведь это Сатоши», – рука предательски дрогнула, стоило представить, как он заносит нож и вонзает его в человека, которого безумно любил. И ведь придётся вонзить не единожды, чтобы изгнать ту тварь, засевшую в теле соулмейта. – Хватит стоять! – рявкнула одна из голов Джина, ее морда окрасилась алым по самые глаза. – Действуй! – Ах ты… – наконец извернувшись для удара, Руи оттолкнул пса. Джин отлетел в сторону, вырвав немалый кусок плоти. Стены и пол окрасились алыми брызгами, и Манабу отчего-то очень хорошо это запомнил. Стилет вошёл в бок Руи легко, как в масло, удачно проделав себе путь меж рёбер. Тот вскрикнул совершенно нечеловеческим голосом, но Манабу воткнул клинок ему в рот. А затем ещё и ещё. В душе возникла странная пустота, словно все чувства и эмоции покинули Манабу, а он сам действовал больше машинально. Стилет резал плоть до тех пор, пока тело не перестало шевелиться и ощущение присутствия эмпирейца не угасло. Он умер с открытыми глазами, диким взглядом пялясь в потолок, а рот остался приоткрытым в молчаливом крике. Манабу вновь занёс стилет, невидяще глядя на труп, однако его руку перехватил Джин. Тот уже принял человеческий облик, хотя рот орфа оставался перепачканным в крови. – Всё уже. Хватит, – почему-то тихо прошептал Джин. – Он уже мёртв. Некоторое время Манабу тупо смотрел на распростёртое перед ним тело. Скользил взглядом по тонким рукам, что недавно гладили его и сжимали в тёплых объятиях. Посмотрел на губы, которые прежде страстно целовали его, а теперь их искажала отвратительная предсмертная гримаса. Он убил Сатоши собственными руками и совершенно ничего не чувствовал. – Надо уходить отсюда, – холодный голос Джина доносился будто сквозь вату. Он встряхнул Манабу за плечи. – Хтон, слышишь? Соседи могли услышать крики и вызвать эту их… Полицию! Стражей. Давай, идём. Джину пришлось потрудиться, прежде чем его хозяин встал на ноги. Ничего толком не осознавая и сдерживая подступающую тошноту, Манабу просто молча последовал за орфом. «В этот раз я точно придумаю выход, – оглянувшись на Казуки, Манабу решительно выпрямил спину. – Ни за что не дам ему умереть!» В конце концов, он убедил себя, что в тот раз выхода не было. Кто мог знать, переродится ли душа связанного в случае, если тело живо? Манабу не рискнул это проверить, ведь потом Руи спрятался бы где-нибудь в другом конце мира. Мысли о том, что стоило оставить жизнь телу Сатоши, никогда не покидали голову Манабу, но в последнее время он старался забыть всё, что тогда совершил. – Мы пришли! – радостно сообщил Казуки. Они оказались в каком-то безлюдном жилом районе с тихими освещёнными парками и аллеями. – У него свет горит, значит, он жив! Казуки шумно выдохнул, глядя в окна ближайшего жилого дома и облегчённо улыбаясь. Он рванул вперёд, и Манабу последовал за ним. Вот только приближаясь к жилищу, реминец закономерно ощутил находящегося поблизости эмпирейца – несомненно, Бё тоже был там. – Мы встретим его, – честно предупредил Манабу и добавил, когда Казуки бросил на него вопросительный взгляд. – Не помню, как зовут эмпирейца, но ты говорил, что избил его. – Бё? – почувствовав порыв прохладного ветра, Казуки плотнее запахнул толстовку. – Это сделал не я, а твоя мать. – Считаю, что нам обоим он будет не рад. – Я бы тоже так думал, если бы в меня стулом швырнули, – весело рассмеялся Казуки и осторожно сжал ладонь Манабу. Пальцы человека были такими тёплыми, почти горячими, и Манабу взбудоражило это прикосновение. Он ощутил глупый отчаянный порыв повалить Казуки прямо на траву, посреди тёмной аллеи. – Эй, Манабу, ты чего такой холодный, замёрз? – Я? Вовсе нет, – хотелось ещё чуть-чуть шагать в темноте, вот так сжимая его пальцы. Но Манабу поспешил взять себя в руки и отстраниться, потому как они почти пришли. Казуки встал перед неприметной дверью, готовясь постучать. С лица того сошла улыбка, и он скривил такую серьёзную физиономию, что выдержка Манабу дала сбой. Послав к Семерым правила приличия, он дёрнул к себе Казуки и смело поцеловал. Это сработало, и сначала Казуки попытался удивлённо отпрянуть – Манабу как соулмейт ощутил его растерянность. Но в следующий момент сильные руки Казуки обвили талию, и он вплотную притянул Манабу к себе. – Так, хорош сосаться на моём пороге! – дверь резко распахнулась, явив застывшим любовникам хмурого побитого Бё. Выглядел тот неважно: голова перебинтована, на носу пластырь, а под глазами залегли тёмные круги. Фланелевая красная рубашка на парне была явно не первой свежести. Видимо, он тоже ощутил их приближение и пошёл открывать заранее. Манабу совершенно не знал Бё, лишь явственно чуял в нём мятежный дух эмпирейца. Однако заметил, как вдруг напрягся Казуки. – Что-то произошло? – встревоженно спросил он. Бё настроен был явно недружелюбно и уж точно не на долгий разговор. Судя по его бледному лицу, что-то у него пошло не так. Но вопреки опасениям, что эмпиреец сейчас захлопнет перед их носом дверь, тот мельком заглянул им за спины, потом посмотрел по сторонам, убеждаясь что никого вокруг нет. Будто придя с некими внутренними выводами, Бё молча кивнул и, распахнув дверь шире, приглашающе дёрнул головой. – Заходите, быстро и молча.