Красная шапочка или письма одной попаданки

— А умываться как? — А так! Надо меньше пачкаться! ©Каникулы в Простоквашино

      Никогда не обходилась столько без помывки. НИКОГДА.       Я отчаянно материлась, стоя по колено в ледяной воде под таким ветрюгой, что мой последний жир скукоживался до милипиздрических размеров, и отстирывая грязные штаны.       Моя рубашка уже «сушилась» на ближайших кустах. О да, я была в нижнем белье: розовом (чтоб он провалился) спорт лифчике и чёрных труселях. Хорошо хоть рубашка достаточно плотная, а то, боюсь, моральной травмы в виде дикого розового исподнего, местные не пережили бы.       Кроссовки, постигшие все тайны бытия, начиная с момента начала этого чёртового похода, пытались обсохнуть на пляжике, тщательно мною промытые.       Ты спросишь, сколько прошло времени? Ну, достаточно. А такой большой промежуток между событиями оттого, что именно это воспоминание наиболее важное из списка пережитых. Потому что оно, в отличии от стальных, как и первые несколько, не было рутинно-обычным, подобным тем, что я оставила в том мире, то есть целый день, как заведённая: подъём-завтрак-помощь-путь-помощь-ужин-отбой. Не люблю я однообразие, хотя и в нём есть определённое очарование.       Мокрые волосы долбались по спине, вылезая из-под резинки на лицо. Я продолжала мрачно тереть пятно от пролитой на меня миски похлебки. И нет, это не я такая криворукая, а Кили слишком эмоциональный. — Лисса! — Я поскользнулась на песке и села в воде, попытавшись резко обернуться и одновременно прикрыться мокрыми брюками. Ох, кажется, у меня мозги проело от холода. Ну, знаешь, когда… а, да, ты-то как раз не знаешь. Ладно, объясню попроще — брал когда-нибудь сосульку в рот? Это тоже плохой пример, пожалуй… — Лисса, ты чего, плачешь? — Нет, млять! — рявкнула я, жмурясь и даже не пытаясь подняться, потому что все конечности нещадно сводило. — Я ржу с того, как мне холодно. Вот прям сижу в ледяной воде и угораю! — Лисса… — Отвернись, Мелькор тебя задери, сейчас же, ошибка генокода!       Ладно, возможно, я была в тот момент излишне груба. Но епт, попробуй контролировать свой речевой аппарат, когда по горло сидишь в ледяной воде.       Фили отвернулся, старательно глядя куда-то в кусты. Я осторожно встала, подрагивая на ветру и прижимая к груди мокрую тряпку. Так фигово, что прям плакать захотелось. Почему, собственно, всегда я, а?       Моя вязанка была аккурат около ног гнома. Я, мужественно сцепив челюсти, ступила на холодный и сырой песок, позволив себе передернуться всем телом. От хныканья меня удержала мысль, что я вообще-то тут суровая сибирская баба, а не нимфетная размазня. — Какого черта ты вообще приперся? — бухтела я, подбирая вязанку и цепляя на мокрое тело. Меня это не согрело совершенно. Я быстро зашнуровала себя и подобрала кеды и брюки в одну руку. — Тебя не было почти два часа, Торин просил проверить… — Вы полоскались всё утро, придурки, почти четыре часа! Я тут мерзла всего два! — я повернула его к себе и обвинительно ткнула ему под нос два пальца. — ДВА! — Ты чего такая холодная? — вдруг произнес Фили, схватив меня за руку.       Я чуть не бросилась перед ним на колени и не начала целовать край коричневой рубахи — настолько он был теплый.       Нет, не так. Он был ГОРЯЧИЙ.       По руке прошлись приятные мурашки, и я была не совсем уверена в их природе — от холода или чего ещё, но от уточняющего вопроса в сторону своей конечности благоразумно удержалась. Не стоит выставлять себя ещё большей дурой, чем есть в действительности. — Ты мои пламенные речи мимо ушей пропустил? Вода ледяная, погода отстойная, я тут два часа бултыхаюсь, не обтиревшись до сих пор… А еще я босиком и исподнее у меня мокрое! Благодаря тебе, между прочим! — я вырвала руку и демонстративно потопала к рубашке.       Которая тоже была мокрой и мерзкой. Фу, блин.       Сзади послышался смешок. А я тут страдаю, между прочим. А ему смешно. А я страдаю, ага. — У нас девушки смущаются сказать мужчине в лицо о своем исподнем, если он не их муж, конечно. — Что, — щёлкая зубами от холода проворчала я, буквально сочась ядом, — хочешь исправить это жуткое упущение? — Иди сюда, лисёнок. — Меня сгребли в охапку и прижали к горячей груди.       Я запрокинула голову и застонала от счастья и тепла, выронив свой нехитрый скарб. Даже не возмутилась на противное «лисёнок», которое они с братцем мне торжественно вручили давеча. Хотя правильнее было бы сказать: нарекли недавно, буквально третьего дня… Но где я и где грамотность написания и красота речи, да? — Всё, всё, прости меня, я больше не буду тебе грубить и огрызаться, сегодня точно, — выдохнула я, прижимаясь всем телом к гному. — Только отогрей мои хладные телеса-а-а! — Ого, как все легко! — я явственно расслышала, как Фили усмехается. Несмотря на то, что парень был просто отличной грелкой, половина меня продолжала мерзнуть, от чего меня трясло, аки последний осиновый лист. — Тебя нужно отогреть. И одеть.       Гном легко усадил меня на траву под деревом и стянул через голову свою рубашку… под которой была ещё одна рубашка. Я ослаблено прыснула. — А со штанами ты тоже так можешь? — Ты обещала мне не грубить. — пристыдил меня Фили, отдавая вещь в мои озябшие ручонки. — Я быстро схожу до лагеря и вернусь. А ты пока сними всё мокрое и одень мою рубашку, ладно? — Ладно, — недовольно произнесла я, проглатывая все колкости. Фили кивнул и утопал в сторону лагеря.       Я послушала его удаляющиеся шаги, и, аккуратно отложив сухую вещь, стала стягивать почти сухую кофту. Потом стыдливо стащила с себя лифчик и натянула рубашку, которая больше походила на платье. Повздыхав, стянула мокрые труселя, содрогаясь всем телом и краснея от абсурдности ситуации и подтащила к себе вязанку, попытавшись закутаться в неё, как в кокон, пряча оледеневшие пятки под тканью и притянув к себе ком с мокрой одеждой.       Через пять минут, когда у меня даже не хватало сил клацать зубами и я полностью ушла в содрогание всем телом, послышался треск ломаемых под тяжёлыми сапогами веток, а после появился и Фили. На самом деле, я думаю, что он специально топал, потому что как воин, парень был обязан ходить бесшумно. Нет, даже не так — он ходил бесшумно и это чёртов факт. — Ты совсем посинела, — вздохнул блондин, присаживаясь рядом со мной и складывая рядом стопку каких-то вещей. На нем была уже другая рубаха, темно-зеленого цвета, вместо коричневой на мне. — Я отвернусь, переодевайся.       Фили поднялся на ноги и демонстративно отвернулся к деревьям. Я, стараясь подавить чисто женское смущение, потянулась к вещам, обнаружив, что там лежат брюки, пара теплых носков и плащ. — Фили, ты растапливаешь моё чёрствое сердце, — улыбнулась я, натягивая шерстяные брюки, а за ними и носки.       Как-то незаметно опустились сумерки, а я всё проворонила.       Конечно же, про сердце я шутила, ведь мои пост. смертные наставники ясно дали понять, что у меня его нет в духовном плане, но вот мое отношение к гному явно становилось теплее — от чего-то я не так сильно сопротивлялась и огрызалась на него, чем, к примеру, сопротивлялась и огрызалась на Торина. Хотя они оба неожиданно стали обо мне заботиться, Подгорный Король вёл себя как озабоченный папаша, из-за чего я бесилась, как порядочный подросток, за которым никогда не присматривали, а Фили воспринимался как… я не знаю, может быть, старший брат? Но даже мой двоюродный брат никогда обо мне так не заботился, а ведь носился со мной почти всё детство и брал играть со своими друзьями. Благо, хоть ему за меня стыдно никогда не было. — Мне приятно это слышать. Закончила? — Да, поворачивайся.       Гном послушно обернулся, и, шагнув ко мне, вцепившейся в свой мокрый шмот, оценивающе прошёлся взглядом по моей трясущейся тушке. Потом тяжело вздохнул и поднял меня на руки. Я испугано вскрикнула и левой рукой вцепилась ему в шею. — Опусти меня на землю, надорвешься же! — Лисёнок, ты весишь меньше моей поклажи, — весело заулыбался Фили, перехватив меня поудобней.       Впрочем, я была готова простить ему все грехи — даже то, что я находилась не на любимой земле — потому, что он был чертовски теплый. Хотелось счастливо всхлипнуть и прижаться к нему поближе.       В лагере он усадил меня на расстеленную лежанку и утопал в сторону костра, подхватив мои постиранные вещи, не взирая на сопротивление. — Эй, кроха, держи! — рядом плюхнулся Кили и впихнул мне в озябшие руки дымящуюся кружку, — Дори сказал выпить все.       Ну вот, ещё одна кличка. Почему, собственно, кроха? Я не такая уж и маленькая — выше гномов, так уж точно. Конечно, здесь мой рост под критерий модельного не был приемлем, в отличии от прошлой жизни, но всё же я спокойно взбиралась на лошадь и ещё ни разу с неё не упала, правда, ничего быстрее прогулочного шага мы с ней так и не освоили. — Дори? — Ага, — заулыбался младший принц. — Фили минут двадцать назад примчался на поляну, сказал, что ты свалилась в реку, когда отстирывала свою обувку, и вымокла вся, а теперь замерзаешь из-за погоды, и попросил Дори сделать что-нибудь согревающее, захватил сменную одежду, плащ и убежал обратно. Вы, кстати, мило вместе смотритесь… — Вали отсюда! — гаркнула я, попытавшись дать ему подзатыльник.       Кили подскочил и с гоготом умчался в сторону Бофура, который разговаривал с Глоином.       Я на них плохо влияю. Или они уже такими были? А Фили-то у нас знатный врунишка, оказывается. Что он там сказал, «свалилась в реку», да? — Отвар нужно выпить, — произнес Фили, садясь рядом и прижимая меня к себе, закутав в свой плед. Помяни черта, называется. — Если он не сладкий, я могу выплюнуть всё обратно, — пригрозила моя светлость, поднося кружку к губам, но мои руки остановили теплые пальцы. — Он же только с огня — обожжёшься.       Я откинулась на плечо Фили и заползла поглубже в тёплый кокон из плаща, пледа и кофты. Постепенно дрожь прекращалась, хотя все, что было не покрытым мерзло. Сейчас моя совесть молчала той блаженной тишиной, когда ты слишком измотан, чтобы трезво оценивать ситуацию или чувствовать стыд, и единственное, что действительно волнует — собственный комфорт и удобство. — Кто-то, кажется, только что сказал его выпить, — не удержалась я хотя бы от маленькой колкости, что, впрочем, мне на этот раз простили. — Лисёнок, сколько тебе лет? — вздохнул гном, отобрав у меня тару и начав дуть на отвар, чтобы тот побыстрее остыл. — А… сколько мы уже идём? — Как я уже упомянула ранее, счёт дням я потеряла, а потому не могла с уверенностью сказать сколько мне лет. — Три недели. — Так, когда я слегла, был конец ноября, плюс четыре месяца, и еще три недели… пока еще семнадцать. — Подытожила я, а парень сунул мне кружку обратно в руки. Конечно, остыла она не шибко сильно, но мне было всё равно. — Пока ещё?       Я хлебнула подостывшей жижи и скривилась — это было каким-то издевательством над вкусовыми рецепторами. Но я стоически сглотнула, а потом залпом допила оставшееся. Порой, лекарства моего мира были куда гаже на вкус. — Ну, у нас был первый день марта, если я не ошибаюсь. Ты сказал, что мы идем уже порядка трех недель, а мой день рождения должен быть в конце этого месяца, то есть, получается, через неделю. И я не понимаю, почему тебе это рассказываю, если мы знакомы всего лишь три недели.       Я задумчиво нахмурилась, окинув гнома подозрительным взглядом. Это что, какая-то специальная доверительная магия кхазадов, а? — Просто ты не можешь мне отказать, — промурлыкал мне на ухо гном, обхватывая руками поперек талии. — Самомнение, — фыркнула я, скинув очередной табун мурашек на контраст холода и тепла. — Слушай, я сейчас на твоей скатке валяюсь? — Да, — насторожился Фили, почуяв громадный подвох.       Вообще, у мужчин, похоже, очень развито чутье на любого рода выкрутасы со стороны женщин, я не редко наблюдала подобное со стороны. Самой, правда, никогда не доводилось устраивать такой ситуации, где мужику пришлось бы искать подвох, но всё может быть в первые, так ведь? — Ну, тогда я пойду расстилать свою. — пожала я плечами, попытавшись выбраться из плена покрывал и рук.       Получилось фигово. В принципе, весь день можно было так описать — «фигово». — Сиди, — раздраженно шикнул гном, сжав меня в медвежьих объятиях, — сегодня спишь со мной. — Фили, — мученически простонала я, чувствуя, что краснею.       Как бы там ни было, но бабушка железной палкой вдолбила, что спать вместе с малознакомым мужчиной неприлично. И что с того, что я знаю о его будущем больше, чем он сам? Зато я не знаю его детства и в курсе лишь поверхностной реакции на некоторые ситуации! Как можно доверять почти незнакомцу?       Мозг, ау, ты куда свинтил? — Успокойся. Если будешь спать одна, то простынешь. — Я не простыну, честное идиотское, — отозвалась я, попытавшись перевернуться, чтобы увидеть лицо гнома и взглянуть в предположительно наглые, бесчестные глаза. — Фили, у меня на родине климат куда суровей вашего, а мы с друзьями не раз выбирались на природу. Как-то раз я на спор одна заночевала лишь с одеялом, хлебом и водой на озере, где вода почти постоянно холодная, а другого берега вообще не видно. Всю ночь был жуткий ветер, утром пошёл дождь. Костёр развести возможности не было, ну, а спать на песке то еще удовольствие. Но я, между прочим, даже не заболела! — Ты спишь со мной, и точка, — тяжело вздохнул гном, ловко меня перекидывая, чтобы достать еще один плед (мой, видимо) и укутать уже нас обоих, прижав меня к своей теплой туше. — Так не честно, — уткнувшись холодным носом в изгиб шеи гнома прогундосила я, обнимая его одной рукой и пытаясь пристроить другую, чтобы она не слишком быстро затекла. — Кто говорил о честности?       Действительно, блин, кто говорил о честности?