Ко мне, упыри! Ко мне вурдалаки! © Вий Уродство — это то, что растёт внутри: подлость, жестокость. © Прислуга (The Help)
Вопрос о том, как я осталась жива, был до ужаса актуален и не давал мне нормально отдыхать. Я мысленно звала Азраэля, пару раз даже помолилась, один раз даже сделала это так, как и полагается прилично верующей… но куда там. Я так и не поняла скрытый посыл его молчания, но могла предположить, что это было что-то вроде: «живи, молчи и будь благодарна за то, что не отправилась к праотцам». Такой расклад не устраивал ни в каких рамках… но хах, кого это волновало? — Всё нормально? Кили подлез ко мне справа, а слева возник его братец, до неприличия расслабленный на этой каменистой, скользкой и непредсказуемой местности. С того момента, как вчера прошёл ливень и всё стало мокрым и размытым, неудобства, похоже, испытывала только я да несчастный Бильбо. — Да. Неожиданно нахлынули воспоминания о доме. Я любила бывать в нашей квартирке совершенно одна, когда никто не видел и не контролировал меня, и включать музыку себе под настроение на полную громкость… Танцевала в одиночестве, ловя любимые ритмы пока никто не видит, потому что как-то в детстве меня убедили — танцы — это не моё. И я свято в это верила, так же, как верила, что не умею петь, так же, как верила, что всегда всё порчу. Это было неоспоримой истиной, пока мама не разошлась с отцом, в тот раз уж точно окончательно. Мне не хватало музыки — раньше она, наравне с рисованием, лечила меня, помогала забыться и развеселиться. Я могла слушать её часами, порой повторяя одну и ту же песню по многу раз, и не уставать от этого. Теперь это была недостижимая роскошь. Как и много других простых вещей из моего мира, которые навсегда ушли из моей жизни. Как и многие… люди, к которым я привязалась. Это было странно — впервые за столько времени снова чувствовать тоску и опустошение, а не эмоциональный подъём, преследовавший меня даже в минуты усталости в этом мире. Даже чёртов страх при схватке с варгом и ужас от собственной недосмерти были лучше того, что вернулось сейчас. Осознание своей ненужности, напускное равнодушие, фальшивые заверения для тех, кто по сути своей о тебе вроде как заботится, но ты не хочешь признавать, что можешь быть нужна им в той же степени, в которой они нужны тебе — всё это было моими спутниками в Жизни До Смерти. Могло ли случиться так, что умерев во второй раз здесь я вернула себе ту худшую часть себя, которую потеряла за месяцы тренировок в загробном мире? Сейчас в моих мыслях не было Азраэля, чтобы дать ментального пенделя и вывести из затяжного уныния. А все остальные, более материальные и видимые, не понимали, что я стою на краю обрыва перед своим маленьким адом отчаянья и почти что с головой готова туда нырнуть. — Точно? — обеспокоился Фили, приобняв меня за шею и тряся из стороны в сторону. — Хватит меня шатать, мой вестибулярный аппарат и непереваренный завтрак тебе спасибо не скажут. Особенно, если мы всё же пизданёмся отсюда прямо на те нелицеприятные скалы внизу. — Я не знаю, что такое «пизданёмся», но полагаю, это что-то из разряда ругательств, означающее «упадём», я прав? — Блондин дождался утвердительного кивка с моей стороны и всё же прекратил насилие, продолжая непринуждённым тоном — Ты невероятно много ругаешься, особенно в разозлённом или расстроенном состоянии, хотя и сдерживаешься при старших. Это не кажется тебе недостойным девушки? — Чувак, — убеждённым тоном начала я, убирая чужую конечность со своего плеча. — Если бы в душе я была девушкой и имела зачатки совести, то, возможно, и согласилась бы с тобой. Но так как в душе я — прокуренный сорокалетний байкер с бутылкой пива и в широченных испачканных шортах, а совесть моя, единственная и неповторимая, осталась в другом мире, то дам один совет: никогда не занимайся такой неплодотворной деятельностью, как обращение меня в цивилизованную леди. Я сама легко могу скрываться под её личиной, когда это необходимо. Сейчас это не необходимо, и я буду вести себя так, как посчитаю нужным. — Интересно, как это воспримет твой будущий муж, — ехидно вставил Кили, ткнув меня под лопатку и заставив недовольно шикнуть в сторону, что чуть не стоило мне равновесия и чистых штанов — вся земля превратилась в месиво из грязи и я вполне могла «полетать» и проверить, насколько эта жижа нелицеприятна. — Ты сейчас в точности, как моя подруга, — вздохнула я, поправив лямку от рюкзака. — Раньше я бы ответила, что у меня никогда не будет мужа, так что париться не о чем, а сейчас… какая ему разница, матерюсь я или нет, если я готовлю, стираю, убираю… короче, исполняю свои супружеские обязательства без нареканий, да и к тому же — сам выбрал ведь, и нечего теперь жаловаться. — Ты так говоришь, потому что явно не любила, — буркнул лучник, пнув камень, чудом оказавшийся на поверхности земляного болота. — Все меняются ради своих любимых. Я резко тормознула, чуть не навернувшись на месте. Он ударил прямо по больному. Я знала, каково это — любить кого-то и меняться ради него. Это в точности описывало мои взаимоотношения с мамой и… когда-то с папой. Ведь я ломала себя ради них, расшибалась в лепёшку, чтобы мной гордились. И всё равно оставалась разочарованием №1 в их жизни, вечной преградой на пути к счастью и свободе. Они часто говорили мне, что я не умею любить и лишь обманываю их, потому что, якобы, недостаточно стараюсь быть исполнительной и услужливой. Что я лгунья, которая родилась быть обреченной на одиночество, потому что такую никто не полюбит. А я изо всех сил старалась доказать обратное, проглатывая обиду раз за разом и не замечая, кем становлюсь. Поломанная кукла с прожженной душой. И, о, какой сюрприз, любившая так сильно, что лишилась своего сердца. — Ага, только не факт, что этим «любимым» нужны твои перемены, как впрочем и ты сам. Гномы обеспокоенно переглянулись, но больше ничего не сказали, просто наблюдая, как я прохожу мимо и останавливаюсь рядом с Двалином. Очаровательный мужик, с ним-то всегда есть о чём… помолчать. А ещё, помолчать. И, конечно же, помолчать.***
Ближе к вечеру дождь пошёл снова. Последний раз такое обилие влаги выпадало, когда мы ещё ехали на пони где-то в самом начале пути. Дорога превратилась в неширокую тропинку, ограниченную с левой стороны почти отвесной стеной. Идти теперь приходилось друг за другом и я уже сбила себе все пальцы, цепляясь за мокрый камень, чтобы не соскользнуть, утянув за собой кого-нибудь идущего позади. Пока что это был Кили, а впереди бодренько топал Фили, как будто бы ливень ему был нипочём. Они оба были странно-притихшие в последние несколько часов, что, впрочем, не мешало им обмениваться улыбками и взглядами. Как можно в такой кромешный погодный ад оставаться жизнерадостными и веселыми? Вот лично на меня один только вид серого неба навевал тоску и меланхолию, не говоря уже о том, что я давно промокла до нитки, ветер постоянно норовил сбить меня с ног, а зубы уже даже не стучали, потому что на это потребовалось бы много энергии, а мой резерв на сегодня был и так почти исчерпан. Неожиданно сверкнула молния. Как раз в этот момент я, запутавшись в ногах, налетела на Фили, схватившись за скалу и часть его одежды, удерживая нас обоих от падения из-за моей ошибки. — Лисёнок, ты в порядке? — спросил он, не оборачиваясь и продолжая идти. — Я… Да, — я уцепилась за его ремни и выровнялась, всё еще скользя по грязи, как будто бы выпила литр гномьей самогонки. — Извини. — Потерпи немного, скоро найдем какую-нибудь пещеру, — подбодрил меня Кили, придержав от очередной попытки упасть. Раздался грохот, озаривший всё вокруг — земля затряслась, сверху на нас посыпалась каменная крошка и все очень оперативно вжались в скалу. — Я з-з-знаю, — слабо огрызнулась я, вглядываясь в чёрную, туманную даль, где сражались два великана. Их мощные фигуры поражали воображение. Ни одно высотное здание, которое мне приходилось видеть когда-либо вблизи не было так завораживающе величественно, как эти ожившие глыбы камня. Поистине, зрелище будоражащее кровь в жилах. Никогда не думала, что мне выпадет шанс столкнуться с чем-то подобным в жизни, но вот она я здесь — замёрзшая, уставшая и испуганная, глядящая на огромных каменных великанов, которых посчастливилось видеть даже не всем жителям Средиземья. — Будь я проклят! — заголосил Бофур, утирая рукавом струи воды. Он стоял совсем рядом со мной — через Фили, впереди, а потому его я ещё могла разглядеть. — Легенды не лгали, это Каменные Великаны! — Это не просто гроза, это грозная битва! — послышался где-то Балин, после чего что-то крикнул Торину, однако предводитель ничего не успел предпринять — скала под нами заходила ходуном. Порой я поражалась гномьей ловкости — при всей своей комплекции они с поражающей быстротой и лёгкостью выполняли те или иные трюки, иногда настолько невообразимые для человеческого мозга, что я даже не успевала их осмысливать. То, что проделал Фили за доли секунды, было совершенно невозможно. Каким-то чудесным образом он умудрился обменяться со мной и Кили местами, протолкнув вперёд, подальше от разлома, образовывающегося в скалах. Никогда прежде и после этого не видела, чтобы кто-то, используя настолько маленькую площадь для манёвра, смог перескочить аж через двоих на скользкой горной тропке, оказавшейся ногой ещё одного великана. Мы были на второй, но по стечению счастливых обстоятельств она на несколько секунд оказалась рядом с «безопасной» частью скалы. Это слово в кавычках, потому что нам на голову летели булыжники, порою даже величиной с жирного тролля, но на удивление я даже не словила один такой головой, хотя имела все шансы, с моим-то коэффициентом везучести. Однако, нам было лучше, чем второй половине отряда. Никогда не думала, что процесс самовнушения может пройти для меня так паршиво. Знаешь, всю жизнь считала страх своим самым страшным пороком, но так ничего и не смогла с собой поделать. Я испугалась, словно это меня мотало из стороны в сторону, и это я не ведала своей судьбы. Откуда мне было знать, что события, известные мне ещё из моего мира, окажутся правдивыми, или же я сама не повлияла на них так, что… в тот миг половина отряда могла погибнуть. Я едва не заголосила вместе с Торином, когда колено поверженного великана пронеслось прямо перед моим носом и впечаталось за поворотом. Внутренний голос взывал к моей рациональной части и требовал взять себя в руки, перестав напоминать подобие половой тряпки. Площадка за поворотом была достаточно широкой, чтобы можно было пройтись вдвоем-втроём за раз. Найдя глазами копошащиеся живые макушки я с облегчением выдохнула, привалившись к стене и разрываясь от желаний истерично засмеяться или врезать Фили по носу за то, что я за него переживала… стоп, что? Я тряхнула головой, отгоняя навязчивый образ серых глаз, едва различимых за дымкой дождя и камней. То, что происходило с моим организмом в последнее время мне не нравилось. — Где Бильбо? — вдруг всполошился Бофур, а я чуть не ударила себя по лицу за забывчивость, сиганув к обрыву и хватая хоббита за руку. Я тут же начала скользить по мокрому камню, да ещё и масла в огонь подливало то, что полурослик продолжал выскальзывать. Я вытащила клинок и воткнула его глубоко в почву рядом с пропастью, давая себе надежный якорь. Потом изо всех сил потянула Бэггинса вверх, заставляя его цепляться за многострадальный кинжал. Тут уже подоспели и остальные. Откуда у меня взялись силы, чтобы подтянуть хоббита, пусть маленького, но всё же довольно увесистого? Нас оперативно вытащили, я же сама неожиданно оказалась в руках у Дубощита, который смотрел по меньшей мере так, словно бы я его любимую собачку в детстве придушила… или с чем он там играл из живности? — Я уж думал, мы потеряли нашего хоббита, — пробасил Двалин, опустившийся на камень совсем недалеко от входа в пещеру. — Он уже потерянный. Потерян с того момента, как покинул дом, — выплюнул Торин, отпустив меня на волю. Как я поняла — меня просто убьют попозже, потому что сейчас и так проблем хватает. — Не надо было его брать. Ему не место среди нас. Король развернулся к старшему племяннику, а я лишь сдержала идиотское «ну и мудак же ты, Вашество», чтобы не разжечь ещё больше негатива в свою сторону и просто угрюмо проводила поблескивающие на спине гнома ножны с Оркристом, отошла к Бильбо и положила ему руку на плечо. — В глубине души он уже сожалеет о сказанном, Бильбо, — мягко произношу я, глядя в удивленные серые глаза, чей цвет был на удивление светел и лёгок, — и на самом деле так сказал, потому что испугался за твою жизнь. — Он прав, — тихо и печально возвестил хоббит, убирая мою руку. — Я ведь совершенно бесполезен в отряде. — Никогда не позволяйте себе верить в чужие обидные слова. Не обязательно быть великим героем или сильным воином, чтобы проявить себя. Вы ещё покажете, на что способны, мистер Бэггинс, в это верю уже я. Я не знаю, почему сказала так, но на удивление всё впервые казалось правильным и нужным, так что я просто пожала плечами на удивлённый взгляд и отправилась прямиком к Фили, всё же решив, что сначала попробую его придушить в объятиях и поблагодарю, а потом ударю и назову идиотом. Он стоял уже на входе в пещеру рядом с Кили, когда я налетела на него, сжав со всей оставшейся после сегодняшнего силы. — Спасибо, — едва слышно произнесла я и, прежде чем он успел приобнять меня в ответ, вмазала ему по голени и отстранилась, — но ты всё равно идиот, и если ещё хоть раз так сделаешь я самолично тебе что-нибудь сломаю, чтобы думал хоть немножко! — Знаешь, ты очень странно выражаешь волнение, — задумчиво заметил Кили, а я, кинув на него злой взгляд, шагнула под каменный свод, намерено задев Кили плечом. — Я за него не волновалась.***
— Хочешь сказку? — спрашивает шатенка лет шестнадцати, откинувшись на кровати и заложив руки за голову. Крашенная в брюнетку девушка лет четырнадцати совсем по-детски улыбается, пошире открыв каре-зелёные глаза, и поудобнее усаживается на кровати, уставившись в ожидании на сестру. На самом деле они были лишь кузинами по крови, но никогда об этом особо не голосили, потому что здорово было быть настолько близкими. — Хочуууу, — проныла младшая, обняв белую плюшевую собаку в нелепой красной шапке за то место, где должна была находиться шея. — Осторожней, эта псина и так на соплях держится, — пренебрежительно бросила сероглазая, состроив что-то навроде ехидной улыбки. Брюнетка метнула в неё искренне обиженный взгляд и посильнее сжала несчастного далматинца. — Это пёсик! И вообще, отстань от него уже! — Ладно-ладно, — примирительно поднимает вверх руки старшая и, чуть поёрзав на подушке, начинает размеренно говорить, не обращая внимания на завывание бури за окном. — Жила-была одна идиотка. И было у неё в подчинении тринадцать гномов, служивших ей не по своей воле. А звали ту идиотку Мэри Сью. И под проклятием этой Мэри Сью пали все жители Средиземья. Ни у кого уже не осталось надежды на спасение, пока однажды… не заснула Великая Амёбка Ксюша. Она очнулась в Средиземье совершенно одна, поражаясь тому, как прекрасно место вокруг неё. Пойдя по миру, она нашла Мэри Сью, и, увидев бесчинства, оттаскала ту за космы, чем спасла весь магический сброд, и изгнала идиотку-Сью за пределы Арды. И теперь все жители Средиземья, от орка до хоббита, вспоминают великую Амёбку, а она из-за этого постоянно икает. Вот и сказочке конец, а кто слушал — молодец. Спи давай, Амёбка. Я проснулась резко, поражённая внезапным воспоминанием о моей сестрёнке. Я редко когда виделась со своими сводными младшими сёстрами, из-за того, что папа от них ушёл к нам, как когда-то от нас — к ним. Это тебе, наверное, покажется диким, но таков мой мир, я уже об этом говорила. Так вот, с Ксюшей, моей двоюродной сестрой, мы виделись настолько часто, насколько это вообще было возможно, находясь в разных концах города и частях семьи. Разница в возрасте между нами не была колоссальна, всего лишь два года, а потому найти общий язык для тех, кто много был вместе, не составляло труда. Чем-то наши отношения напоминали отношения Кили и Фили, притом я была скорее вторым, потому что всегда защищала её, а она подбивала меня на шалости, порой ну просто идиотские. А ещё я была для неё примером — сколько нас помню, она всегда повторяла за мной, а не за своей родной старшей сестрой, Настей. Всегда радовалась мне, как самому лучшему подарку на Рождество, и чуть ли не ломала мне кости, обнимая до тех пор, пока я не начинала хрипеть. Почему она приснилась мне сейчас, в этой холодной и жуткой пещере? Гномы ещё не уснули, хотя все и были вымотаны после бури и великанов. Я не переставая тряслась у самой дальней стенки, закутавшись в кофту по самые уши, но она слабо грела, потому что, так же как и плед и спальник, просто не смогла остаться в стороне от этого потопа. — Ты чего не спишь? — слышится шёпот справа от меня, а в темноте едва различимо поблескивают бусины на усах. И когда он только их заплетает, а? У меня лично на голове вечно что-то страшное и кривобокое на скорую руку, чтобы не мешалось. И не потому, что я не умею заплетать, а потому, что чтобы мне заплести себя саму, нужно, как минимум, зеркало с пол лица, а в походе такое особо не потаскаешь — ещё разобьётся ненароком, а это, как известно, к несчастью. — Только проснулась, — медленно выговариваю я, чтобы голос не дрожал от холода. Выходит, судя по-всему, скверно, потому что королевич тяжело вздыхает и придвигает меня ближе, распахивая свой плащ. Он у него добротный и не промокающий, так что то, что гном под ним спит, вполне себе оправданно. — Иди сюда, беда, — зовёт Фили, а я слишком замёрзшая чтобы возмущаться, поэтому послушно ползу под накидку и тёплый бок, проворчав что-то насчет того, что вся мокрая и вообще противная. Гном приглушённо смеётся и укрывает нас обоих, подоткнув полы плаща за моей спиной и притянув меня куда-то себе в подмышку. Так даже лучше, если честно. Нос у меня был заложен и отморожен из-за дождя и я дышала ртом, а потому запаха, если он и был, не чувствовала. А тепло моего дыхания быстро отогревало меня саму и Фили заодно. Но заснуть у меня так и не вышло. Гном уже минут десять упоённо похрапывал, а я вслушивалась в жуткие скрежещущие звуки под нами. Скоро начнётся, а это значит, что у меня есть шанс либо выжить, либо по-дурацки умереть. Второе, кстати, вероятнее. Как думаешь, насколько была бы нелепа смерть от удара о скалу в жутком скате в Гоблинский город, при учёте, что это даже не самое страшное в этом походе? — Куда это ты собрался? Я вздрагиваю от неожиданности, случайно задев Фили локтем. Гном дёргается и просыпается, мутно оглядывая встревоженную меня. — Лисси, ты чего? Кошмар при… — шепчет он обеспокоенно. — Чшшшшш! — Обратно в Ривендейл, — я чуть выглядываю из-за гнома, ухватывая кусочек открывшейся картины — Бильбо нервно теребит в руках свой посох, а Бофур удивлённо хмурится. — Неее. Нет-нет-нет. — Гном ловит полурослика за плечо, разворачивая его к нам. — Ты не можешь сейчас уйти. Ты участник похода. Ты один из нас! — Это вовсе не так, — с ощутимой горечью произносит Бильбо. — Торин сказал, мне не место среди вас, и он прав. Я не Тук. Я Бэггинс. Не знаю, о чём я только думал. Надо было остаться дома. — Что вообще происходит? — шёпотом спросил Фили, выбив у меня точку опоры, так что я больно грохнулась на бок, лицом к лицу к упёртому королевичу. — Да тише ты! — недовольно бормочу, нащупывая за спиной своё снаряжение. — Не порти им разговор по душам. — Если это разговор по душам, то почему ты его подслушиваешь? — Фили скептично поднял бровь. Я уже открыла рот, чтобы что-то сказать, да так и подавилась воздухом, скривив лицо, словно съела лимон. — Отнесём это к нелогичности женского поведения, ладно? — наконец нашлась я. — А теперь помолчи! — Ты скучаешь по нему. Я понимаю. — Тем временем, Бофур и Бильбо и не думали прекращать свой диалог. Я почувствовала, как мой внутренний паникёр, задаваясь тысячью «а что, если…» начинает активно пинать меня по мозгам. — Нет, не понимаешь. И никто из вас не понимает. Вы гномы. Вы привыкли к такой жизни. Постоянно в дороге, кочевать с места на место, не иметь своего дома. — Бильбо взглянул на перекосившееся от боли лицо Бофура и спохватился. — Извини, я не хотел. — Нет, ты прав, — быстро справился с собой наш весельчак. — У нас нет своего дома. Я желаю тебе удачи, Бильбо. В добрый путь!.. Что это? Послышался треск ломаемого камня. Я покрепче перехватила сумку, чувствуя, как меня обхватывают руки Фили. — Подъём, просыпайтесь!!! — гаркнул Торин, вот только спохватился он поздно. Все уже начали чудовищный спуск. — Гоблины! — Держитесь, парни, держитесь! — Ах ты ж епт! — заорала я со всеми наравне, чувствуя, как немею от страха, и вряд ли способна сейчас на адекватные действия. Фили, крепко прижавший меня к себе, смягчал большинство неровностей горки, по которой мы летели вниз. Было похоже на аквапарк, вот только воды тут не было и стены ската были неровными и шероховатыми. Я точно поставила себе несколько царапин, тут же начавших кровоточить, но это была ерунда — было бы куда хуже, если бы не мой Средиземский хранитель. Мы приземлились на остальных членов отряда. Кто-то больно зарядил мне локтем под дых, однако я успела скатиться вниз, прежде чем сверху на отряд приземлился Бомбур. Дышать было тяжело, перед глазами мельтешили чёрные пятна, так что я не сразу сообразила, что меня кто-то держит и пытается что-то объяснить. — …поднимая голову. Держись за кем-нибудь из наших и пригибайся. Не высказывайся и не лезь на рожон, — продолжал Фили, глядя прямо мне в глаза и накидывая мне на голову капюшон плаща… — всё поняла? — Что? — Лисси, нас сейчас возьмут в плен. Ты не представляешь, что гоблины делают с женщинами, — гном обеспокоенно оглянулся через плечо и выправил мои волосы вперёд, соорудив из конца хвоста что-то вроде бороды, — держись за мной и не поднимай голову, хорошо? — Х-хорошо, — кивнула я, уловив какое-то движение сбоку, после чего меня схватила чья-то мерзкая ручища с искривленными пальцами, вся в нарывах и каких-то наростах, и дернула с такой силой, что чуть не выбила сустав. Фили тут же налетел на моего обидчика, врезав ему, а Кили, удачно появившийся рядом опрокинул его через ограждение прямо в пропасть. Я никогда не задумывалась, откуда берутся орки и гоблины… нет, откуда пошли первые я помню, но не мог же Саурон наворовать столько эльфов! Даже при условии, что нечисть живёт вечно, как и перворожденные, как объяснить тот факт, что сколько бы их не резали, их становится всё больше? Теперь ответ очевиден. Они не просто нападают на человеческие деревни, веселья ради. Женщины. Им нужны женщины для продолжения их поганого рода. Жутко представить, как это происходит, что переживают несчастные… что могу пережить я. «Средиземье — не сказка, детка, » — как-то сказал Уфир. Несмотря на то, что он был демоном, разговаривать с ним было интересно, да и выражения брезгливости, которое порой вываливали на меня демоны с верхушки (благо, встреч с ними было очень мало), я не замечала. Что ж, похоже, он был прав. Конечно, выбирая этот мир, я осознавала, что тут опасно, что меня могут убить или запытать до смерти, но, как свойственно бывает подросткам, я не воспринимала риск насильственной смерти должным образом… но вот она — вся мерзость мира, где, казалось бы, царит справедливость и добро побеждает зло. Вот только справедливость у нас оказалась вещью однобокой и кто сильнее, тот и прав — закон моего мира — чудесным образом оказался и в этом. Но чего уж теперь удивляться. Я шла точно за спиной Фили. Отовсюду сыпались мелкие тычки, на которые я не реагировала вообще никак. Если я допущу ошибку, начав огрызаться, это может стать причиной моей смерти. Или чего похуже. Вонь стояла такая, что у меня глаза слезились. Уже не помню, писала ли я о том, что у меня жуткая восприимчивость резких запахов, но вот сейчас точно об этом упомяну, потому что голова у меня начинала кружиться. Еще и эти дурацкие волосы, лезущие в нос, из-за которых хотелось расчихаться. Этого я себе, кстати, тоже позволить не могла. В какой-то момент мы остановились. Я почти ничего не осознавала и не видела, но вокруг стоял такой шум, что не сложно догадаться, сколько нас окружило врагов. — У меня есть песня. По случаю, — произнёс чей-то мерзкий громкий голос, заставив меня содрогнуться. Интересно, Средиземцы просто такие музыкальные, или они специально каждый раз готовятся, чтобы покрасоваться друг перед другом? — Бей, жги, всех круши. Плоть рви, кровь пусти. Кости ломай, пусть корчатся они «Ай-ай-ай»! Цап, хвать И все наза-а-ад. В ад, в ад, в ад, в ад — в Гоблин-гра-а-ад! В ад, в ад, в ад, в ад — в Гоблин-гра-а-ад! Если честно, я никогда не страдала особой музыкальностью, но голос ГГ (главного гоблина) резанул по ушам не хуже острой бритвы. Не говоря уже о том, что отсутствие рифмы добивало меня морально — я любила поэзию, просто обожала, и это было не мимолётное увлечение — я учила, читала, писала сама, закупалась книгами по самые уши и всё никак не могла пресытиться. Песни тоже не остались без внимания. Большинство вымораживающих современных «произведений» слушалось мной исключительно в порядке ознакомления и изредка под настроение — а основным содержанием моего списка музыки были баллады. Почему-то никто из моих знакомых не понимал смысла этих песен, хотя мне он казался очевидным. Они не вслушивались, чтобы услышать историю, не погружались в музыку по самое основание, и это безмерно меня печалило. Короче, когда я вынырнула из своих душевных терзаний, песня уже кончилась (хотя вряд ли можно ЭТО назвать песней, но всё же). — Навязчивая, не так ли? Эта песня моего собственного сочинения. — Это не песня! — возмутился Балин. Из-за того что я пригибалась мне его видно не было, но голос старого гнома был красноречив сам по себе. — Это издевательство! — Издевательство, надувательство, наплевательство. Всё это ждет вас здесь. Кто это осмелился прийти с оружием в мои владения? Шпионы? Воры? Убийцы? Почему-то эта фраза показалась мне смешной. Да, это жуть как неуместно, но я не могла не заметить тот факт, что эта жирная туша, угрожая нам расправой, умудрилась ещё и обвинить нас же во всех (ну, или почти всех) смертных грехах. Какое вообще дело воплощению зла до того, какая у нас была жизнь до этого? Как я уже упомянула, Средиземье было для меня изначально сказкой — вполне определённые злодеи, которые всегда поступают плохо, потому что… так и должно быть. Но разве всегда должно быть так? Истории-историями, конечно, но в шестидесяти процентах прочитанного мной главные злодеи изначально были главными жертвами. Да, они не смогли найти силы преодолеть себя и начать жить по-новой, но разве они виноваты, что оказались слишком слабы? Да, орки и гоблины — жуткие твари. Я прекрасно понимала, что их нельзя ни спасти, ни исправить, но в тот миг мне вдруг вспомнилась Диана. Эта чудесная девушка, которая от чего-то была уверена, что способна спасти всех. «— Ты входишь в жуткую пещеру, покрытую слизью и чем-то кровавым. Где-то в её недрах тебя ждёт жуткий и ужасный лич, которого нужно убить. — Стоп, а зачем мне его убивать? — девушка растерянно оглядывает меня, пригибаясь ближе к парте. Учитель пока не видит, что мы страдаем откровенной фигнёй, так что я, напустив на себя ещё больше таинственности, продолжаю вещать замогильным шёпотом: — Одна старуха обещала тебе щедро заплатить, рассказав при этом, что лич похитил десять невинных душ, десять невинных детей… — Слушай, ну, он, наверное, не хотел… — Хотел. Ему больше двух сотен лет, он заключил сделку на вечную жизнь и теперь утаскивает невиновных в ад, — произношу я, краем глаза подмечая, как нам что-то вывели на электронной доске. — Но с ним ведь можно договориться? — Да он уже мёртв… — Вот видишь, и проблемы нет. — Просто он воскрес в роли нечисти. НЕЧИСТИ. Тёмной, злой нечисти. — Ой, ему, наверное, так одиноко! Может, у него совсем нет друзей. Может, я с ним подружусь и попрошу отпустить несчастных? — Подружишься с личем, — медленно произношу я, теряя самоконтроль и спокойствие. Уж не знаю, что меня так раздраконило, но я твердо решила показать подруге, что мир на самом деле сер и невзрачен, а люди вовсе не законченные добряки. — Нет, ты сейчас серьёзно? Да он тебя убьёт, даже глазом не моргнешь! Либо он тебя, либо ты его! — Тогда я умру.» Зачем мне это надуманное сострадание? Оно не моё — никогда не было моим, я всегда видела мир в худшем из светов, поэтому мне так нравились книги и стихи. Добро побеждает зло и всё легко и правильно. Никаких трудностей и оттенков. И вот я в самой настоящей истории — есть злодеи, есть герои, и всё верно и правильно. Так что никаких раздумий. Когда придёт Гэндальф, я убью столько, сколько смогу. — …Один мой знакомый хорошо заплатит за твою голову. Но только голову — ничего лишнего. Уверен, ты знаешь о ком я говорю. О твоём старом враге. Бледный орк, верхом на белом варге. Торина выволокли вперед, я едва видела его макушку впереди. Я знаю, что сейчас было, несмотря на то, что большую часть времени отчаянно размышляла о чем-то отдалённом и чуждом в этом мире, потому что так было проще… проще не чувствовать мерзких пальцев, выискивающих у меня оружие, не слушать ругани гномов, не видеть как они защищают меня. Почему меня? Я не ценна. Как странно — в этот момент кто-то будто бы дёрнул переключатель в моей голове. Словно бы вырубился инстинкт самосохранения — один из главенствующих инстинктов в организме человека. Я распрямилась во весь рост, безразлично бросив взгляд на вздрогнувшую спину Фили, который несомненно почувствовал мои манипуляции. Что-то другое сейчас руководило мной. А может и нет, и я всегда была именно такой — безразличной и холодной? — Азог Осквернитель был уничтожен. Убит в битве давным-давно. — Торин сказал это так, словно бы доказал самую сложную теорему в мире. Возможно, я должна была рассказать ему заранее о том, что произойдет, ведь он мне верит, даже несмотря на мою явную несговорчивость. Но я… я боялась пошатнуть чёртов космический баланс, итак уже раздолбанный моим появлением, боялась что он с племянниками может погибнуть раньше, прихватив с собой кого-нибудь ещё. — Ты думаешь, его так легко убить, да? Пошлите весточку бледному орку. Скажите, я нашел его трофей. — Я вдруг нащупала спусковой механизм — гоблины не отняли мои наручи с ножами… Что ж, это их вина, а не моя. Никогда после я не умудрялась повторить подобный бросок — перерезать веревку, которую ты даже не видишь в толпе народа да ещё и на расстоянии ста метров — это нужно быть сверхчеловеком… или эльфом. Я не была ни тем, ни другим, однако мне удалось. Удача это была, или же вмешательство высших сил — я не знаю. Но факт налицо. Когда я обернулась к ГГ, в наступившей тишине мой голос звучал очень убедительно: — Никто ничего не пошлёт, утырок. И-и-и! В номинации самый тупой поступок всей жизни! Только что начал лидировать именно этот! Кажется я побила все рекорды по тупости во Вселенском масштабе. — Так-так-так, — справившись с шоком просюсюкал ГГ, подав знак, чтобы гномов оттащили в стороны, дав ему дорогу до меня. — Что это тут у нас? Неужто человеческая шлюшка? — Закрой рот! — Да как ты смеешь? Гномы всполошились, пытаясь прорваться ко мне даже сейчас, понимая всю тщетность своих попыток и полностью осознавая, что всё происходящее сейчас — моя вина. Милые, добрые и верные гномы. — Так-так-так, — нараспев протянула я, сузив глаза. — Что это тут у нас? Неужто мерзкий жирный шмат мяса без мозгов? А не взять ли тебе свой жирный член, и не засунуть ли в свою заплывшую задницу, ммм? Воздухом, похоже, подавились все. Даже самая неприличная девушка Средиземья ни за что бы такого не сказала. Да что уж там — любой здравомыслящий человек бы такого не сказал. Но я — не здравомыслящий человек. Какая жалость. — Чтоооооо?! — взвизгнул ГГ, замахнувшись своей лапищей — не успею увернуться, и он переломает мне все кости. — Да как ты по…! Его отбросило яркой волной света. Я припала на колени, прямо там где стояла, пытаясь не ослепнуть. Что было с остальными — тайна, покрытая… светом. — Берите своё оружие, — прозвучал голос Гэндальфа. На меня словно ушат холодной воды вылили. Я с легкостью поднялась, почувствовав, как мерзкая вонь, дурманившая рассудок отступает. Мой кинжал лежал совсем близко, я подобрала его. — Сражайтесь! В бой! Последнее послужило сигналом для всех и сразу. Я на удивление ловко проскользнула мимо двух гоблинов, схватив своё оружие прямо на лету и воткнув прямо в глаз стоящего рядом же уродца. Вот оно. Вот оно, господа. Теперь я — убийца (тот раз с варгом даже в расчёт можно не брать). Тёмная кровь вперемешку с лопнувшим белком потекла мне прямо на руку. И как же это было мерзко, чёрт возьми! — Лисси! — меня схватили за плечо, разворачивая к себе, в то время, как кинжал с забавным «чпок» вынырнул из вражеской глазницы. Ладно, это не забавно, у меня просто нервы расшатаны. — Какого Балрога? Фили был зол, ещё хуже чем тогда, когда мы уходили из Раздола. Я видела это просто прекрасно, но сейчас было не время и не место для разборок, о чем я почти успела сообщить гному, но Гэндальф меня опередил: — Все за мной! Быстро! — Ой, — заведомо невинным тоном произнесла я, — кажется, нам пора уходить. Потом договорим! — А ну-ка стой! Ненавижу бегать. И ненавижу высоту. Две эти вещи вместе вообще нереально вымораживают! Мы бежали, бежали и бежали, а я даже не разбирала дороги. Временами особо наглые гоблины спрыгивали ко мне, но шедший след в след Фили разрубал их своим мечом с такой яростью, что я была уверена, гном просто замещает свою злость на меня злостью на врагов. И страшно представить, что он чувствует в этот момент ко мне. Мы перепрыгиваем на какой-то помост, и я слышу приказ Торина рубить канаты. Мне ближе остальных и я не занята, я это знаю, а потому ни секунды не колеблюсь, кидаюсь туда, где пышет вражеское море, секундой назад замкнувшееся за спинами гномов. Но вдруг меня дёргают назад за злосчастный капюшон плаща, который я до сих пор не сняла. — Совсем ополоумела? — шипит на ухо Фили, прижимая меня к себе, в то время как Кили перерезает канат и нас начинает качать из стороны в сторону, как на гребаной адской карусели с возможным смертельным исходом. — Боже, Боже, Боже… — шепчу я, вцепившись до побеления костяшек в его руку, — Прости меня, ладно? Не знаю, что со мной происходит, но твоя злость на меня не добавляет оптимизма ситуации в целом. — Лисса… — Прыгайте! — Ой, нет, — скулю я, нервно дернувшись. Благо, Фили с легкостью меня удержал, и, перекинув через плечо, сиганул с шатающегося помоста. Я зажмурилась, чтоб не видеть мелькнувшей под нами пропасти. К счастью, приземлились мы всё же нормально. Меня тут же опустили на грешную землю. Уверена, что кинжал в той мясорубке я не выронила лишь потому, что пальцы свело судорогой. — Хоть сейчас от меня не отходи! — рыкнул Фили, разрубая подошедшего слишком близко ко мне гоблина на пополам и хватая меня за руку, чтобы нагнать остальных. Как же ноют ноги — в прежней жизни я бы свалилась и не вставала бы ещё пару суток точно, но тут это значило бы сразу же лишиться жизни и подставить дорогого мне гнома… — Это не от меня, знаешь ли, зависит! Мы влетаем в остановившихся остальных — я прекрасно вижу, как Гэндальф стоит напротив гоблинского короля с обнаженным мечом. Не хочу на это смотреть, но всё равно ловлю каждое движение и слово, словно зачарованная кем-то. — Думали, что сможете улизнуть? И что же ты будешь делать, волшебник? — Гэндальф бросается на противника, проводя обманный маневр с жезлом, временно ослепляя его и вспарывая ему брюхо. Гоблинский король падает на колени, и волшебник эпично перерезает ему то, что вместо глотки. — Тоже вариант. ГГ падает и помост под нами трещит. Вся моя выдержка уходит на то, чтобы не заорать и не начать носиться в панике по помосту. Фили снова прижимает меня к себе, видимо почувствовав, как я прямо-таки излучаю ужас. И мы падаем. В разы хуже чёртового «парашюта» из моего мира — это такой аттракцион, где тебе дают почувствовать ощущение полёта, сбрасывая и поднимая в кресле с большой высоты. Один мой друг затащил меня на такой, когда мы праздновали его день рождения. Две минуты ада и пол дня заиканий. Как оказалось, на тот момент я плохо переносила стрессы. Встреча лицом к лицу с главным страхом, как оказалось, это трындец какой стресс. Ну что ж, кто-то там наверху явно был на нашей стороне, потому что мы приземлились относительно благополучно, хоть и придавили друг друга… И вот же странность — мы, похоже, перевесили жирного гоблинского короля, потому-что он приземлился прямо следом за нами. Наблюдать за этим со стороны когда-то было весело, но сейчас, чувствуя, что перестаю быть уверенной в прочности своих костей, я была согласна с Двалином: — Да вы издеваетесь!***
Солнце бьёт по глазам, но я даже рада этому. Могло быть хуже, могло быть гораздо хуже, учитывая тот факт, что за нами гналась целая армия гоблинов. — Где полурослик?! Ладно, исключая тот факт, что мы потеряли Бильбо, на тот момент всё было просто шикарно. К тому же я знала, что он вернётся, и довольно-таки скоро. — Ты как? — Кили плюхнулся рядом со мной, потрепав за коленку. Сведённые мышцы тут же завыли от боли, и я сдавленно шикнула, переводя взгляд на нарушителя своего спокойствия. — Если бы ты так не делал, было бы просто прекрасно. — Ты ранена? — тут же появился Фили. Я тяжело вздохнула и демонстративно закатила порванную при втором падении штанину. Царапина, оставшаяся от деревяшки, которая порвала её (штанину) едва ли могла называться раной. А вот синяки и закаменевшие мышцы, наверное, выглядели и вправду пугающе, потому что гномы обеспокоено переглянулись. — Вы выглядите так, как будто бы у меня сейчас нога самовольно отвалится, — сообщила я, подгибая под себя выше названную конечность. К слову, я уже минут пять вполне себе уютненько восседала на выгнутом корне близстоящей сосны, который от чего-то решил, что в земле ему не уютно. Хотя, если учитывать, кто водится тут в подземных пещерах, я начинаю понимать этот корень. — Как ты вообще бежала? — задал вопрос Кили, продолжая пялиться на мою ногу. — Если в неё не тыкать, она почти не болит, — разъяснила я. — К тому же, меня готовили к подобному. Когда я только попала на тренировки в загробный мир, Уфир заявил, что мы начнем с выносливости. Кто же мог подумать, что мы будем развивать выносливость с моими переломанными и перебитыми конечностями и органами. Мой и прежде не то чтобы низкий болевой порог стал неимоверно высоким. Это было больно. Я мечтала о том, чтобы всё прекратилось, но отчего-то ни разу не попросила прекратить. Возможно, потому что в глубине души понимала, что если облажаюсь, если сдамся, то больше шансов у меня не будет — я кану во Тьму, и там меня уже никто не спасет, а страдания станут вечными. — Ты ведь ни разу не говорила о том, как именно тебя готовили, — произнес Фили, глядя на меня с нечитаемой эмоцией в глазах. Это была не жалость и не сочувствие, я так и не смогла до сих пор понять что же это было. Возможно, однажды, когда я перестану зацикливаться на себе, то смогу лучше понимать людей. И не людей. — Будем считать, что это одна из тайн, которые я счастливо унесу в могилу. И тут послышался голос Гэндальфа. — Бильбо Бэггинс! Я никому в жизни так не радовался! Наша троица синхронно обернулась к двум деревьям, между которыми стоял, переминаясь с ноги на ногу, немного потрепанный, без пуговиц на пиджаке, но живой и невредимый полурослик. Что-то перемкнуло во мне снова в тот момент — я чуть было не расплакалась от облегчения и умиления. Всё, что произошло в гоблинских пещерах ударило по моему сознанию снова, с такой силой, будто бы на меня накинулось эмоциональное цунами, уничтожающее прежнюю меня. Я убила. Да, это был не человек, но всё же существо вполне разумное. Вдруг Ди всё же была права, и я попросту лишила жизни того, кто мог бы исправиться? Всегда же есть оттенки… или тут их нет? Какой-то я неправильный попаданец — сижу тут и жалею гоблина, вместо того, чтобы слушать, как вершится великий КАНОН. Не помню я что-то, чтобы хоть кто-нибудь терзался муками совести из-за того, что убил какую-то мерзкую тварь. Они ведь — зло в этом мире. Мне разве не должно быть легче? Вой, раздавшийся вдалеке, отрезвил меня. Стоп, как они нас нашли, если я не дала доставить сообщение? — Ну вот, — произнёс Торин, в то время как его старший племянничек вздернул меня на ноги и заставил на себя опереться, — из огня… — Да сразу в полымя! — закончил вездесущий Гэндальф, и припустил вниз по склону, словно бы ему и не было хрен-знает-сколько тысяч лет. — Бежим! И мы бежали. Снова бежали, и казалось, что это никогда не кончится. У меня на родине была поговорка: «На том свете отоспишься». Так вот, похоже, гномы её полностью поддерживали. Потому что несмотря на то, что мы на ногах один хрен знает которые сутки подряд (в пещере у меня как-то время сбилось), гномы вполне себе бодренько бегут по склону. Трудно не бежать бодренько, когда здоровенная зверюга в троих тебя размером мечтает тебя же и выпотрошить. Я не помню, как взобралась на дерево. Кажется, мне помогли, потому что сама я была похожа на ослепленного котенка, которому непременно нужна помощь. То, что всё это было лишь последствием появления моей связи с существом, поделившимся со мной сердцем, я узнала намного позже. И о том, что кое-что пить не стоило, тоже. В тот же момент я лишь отчаянно пыталась привести себя хотя бы в относительный порядок, потому что в противном случае я была бы обузой, из-за которой кто-то мог погибнуть. Кто-то ведь мог, да? Мне удалось вернуться в себя, лишь когда опора подо мной качнулась со страшной силой. Я испуганно вцепилась в сосновый ствол, найдя напротив взглядом Фили и Кили. Огромные варги, желающие отгрызть мне хоть что-то, выглядят довольно пугающе. Я буквально чувствую, как липкая лапа страха сжимает мне сердце. Дышать становится всё тяжелей, а проклятое дерево, словно подливая масла в огонь, наклоняется сильнее. Я цепляюсь за ветки до побеления костяшек и зажмуриваюсь. На большее меня не хватает. — Лисса, прыгай! — кричит кто-то, а я не в состоянии даже открыть глаза, не то что сигануть на другое дерево. Меня хватают за шкирятник и куда-то швыряют. Я понимаю, что разлепила веки, лишь когда осознаю себя вцепившийся в ствол другой сосны, обдирающей локти до крови об кору. Возможно, боль стала ещё одним фактором, подействовавшим на меня отрезвляюще, потому что я, собравшись с духом, начала прыгать уже сама. Оказавшись на последнем дереве, я перелезла повыше, к парням, как раз в тот момент, когда сверху к нам полетели горящие шишки. Я пожалела, что у меня нет перчаток, но тут же вспомнила о наручах с ножами. Спусковой механизм оказался в прекрасном состоянии, несмотря на постоянные экстремальные условия и частичную неухоженность из-за нехватки времени. Нож привычно лег в ладонь, я замахнулась на автопилоте, как тогда, в пещере гоблинов, и не задумываясь метнула его в ближайшего варга. Я помню, как по нескольку часов выстаивала с грузом в руке, не смея поменять положения кисти или ног, которые мне установил Уфир. Он вообще странно меня обучал, но, должна признаться, весьма эффективно, потому что внутри была стойкая уверенность — не прикасайся я к ножам даже несколько лет кряду, всё равно смогу попасть в цель с первой попытки. Отряд ликовал, ведь варги отступили перед огнём. Но недолго музыка играла. Последняя сосна, тяжко заскрипев, начала крениться к обрыву. Нас всех подкинуло и перевернуло, кто как успел зацепиться, меня едва не снесло прямо в зияющую бездну, если бы не… пам-пам-пам — Фили. Если честно, он за последние время мне столько раз жизнь спасал, что я до гроба с ним не расплачусь. — Мистер Гэндальф! Я дернулась на звук, с ужасом наблюдая, как в последний момент Дори и Ори успевают схватиться за протянутый посох Гэндальфа. Всё происходило слишком быстро. Едва ли я осознала, как начала подтягиваться на ветке, к которой меня успел прицепить Фили. Уцепившись за ствол ногами, я изо всех сил потянулась к гномам. И, черт возьми, не знаю как, но я смогла втащить Дори на дерево. Тот уже помогал Ори сам. Зато я прекрасно поняла, когда услышала крик Торина, что спешить мне надо было совершенно не в ту часть отряда. Они бы в любом случае не пострадали, но вот предводителю доставалось, и очень сильно. Огромный белый варг жевал его, мотая своей уродливой мордой из стороны в сторону, словно бы гном был не живым, а всего лишь плюшевой игрушкой. Второй раз за несколько часов (мне все же нравилось думать, что прошли часы) я совершила тотальную глупость. Точнее, я повторила ту глупость, которая не удалась ещё на подступах к Ривенделлу. Я, блять, снова кинулась на огромного наездника на варге с одним блядским кинжальчиком. Говорят, молния не бьёт в одно место дважды. Что ж, я, похоже, ни в одной из прошлых жизней молнией не была. Вот только сейчас эффект неожиданности не сработал. То ли Азог такой непрошибаемый, то ли я не достаточно по-идиотски выгляжу. Зверюга, разозлённо взревев, бросилась на меня, раскрыв огромную пасть, полную острых смертельных клыков. Кое-где виднелась кровь… это была кровь Торина, и один этот факт вышиб из меня последние мозги. Я прыгнула за секунду до того, как это сделал варг и легко ступив на кончик носа, оттолкнувшись от него с ноги, вынесла из седла Азога Осквернителя. О. Мой. Бог. Это было совершенно невозможно, даже несмотря на тот факт, что я, вроде как, научилась драться за время загробной жизни. И осознавая всё это я снова впала в ступор. И единственное, что меня спасло, это огромные-огромные когти, швырнувшие прямо в пропасть. Я даже не заорала от страха, да и не успела — почти сразу же приземлилась на жесткую спину, проскользив по перьям чуть ниже, пока не вцепилась в орла руками и не захохотала, как ненормальная. Хотя, почему как?