…В деревне хочется столицы… В столице хочется души… И всюду человечьи лица Без человеческой души. Как часто красота уродна И есть в уродстве красота… Как часто низость благородна И злы невинные уста… © Анна Ахматова
Как часто это бывает — думаешь об одном, делаешь другое, говоришь вообще третье. У меня такие ситуации были раз через раз, и, что уже совсем не странно, полностью не соответствовали нормам логики и морали. Я пришла в себя в просторной, хоть и воняющей сыростью, комнате, где помимо кровати сиротливо ютился ещё тазик, что-то худо-бедно напоминающее стул и широкое, завешенное подгнивающей тканью окно на полкомнаты, из-за которого доносился противный гул нескольких десятков людских голосов, чем-то торгующих и о чём-то спорящих. События вчерашнего дня были в таком тумане, что я едва ли могла хоть что-то разобрать в той свалке, что творилась в моём сознании. Первая мысль пришедшая в мозг была: «Куда меня снова занесло?», но она почти сразу была отброшена шагами из-за ненадёжной на вид двери — я вскочила на ноги, выхватив в качестве оружия… подушку. Мда, разум я явно давным-давно где-то потеряла. Видимо, вошедший подумал так же, когда я кинулась на него с перьевым имуществом наперевес… — Лисса, ты что творишь?! — я офигевающе уставилась на лежащего подо мной Фили, такого же очумевшего от моего решительного настроя и видимо поэтому позволившего сбить себя с ног. — Я… не знаю, — честно отозвалась я, отметив, что сижу на наследном принце в одной длинной рубашке. Почти полностью покраснев, я вмиг слетела с него и спряталась за дверь. Потом шарахнулась об неё затылком, чтобы мозги пришли на место. — Блин, из вчерашнего почти ни черта не помню. Где мы? — Как где, в Эсгароте, — послышалось из-за деревяшки, — ты нормально себя чувствуешь? — Нет… Да. — неуверенно отозвалась я, взлохматив волосы, которые, как ни странно, похорошели за время пребывания у эльфов и перестали напоминать птичье гнездо. По крайней мере, не так сильно. — Больше с остроухими не пью. — Эм… — неуверенно произнёс Фили. — Я позову к тебе служанок, они предоставят что-нибудь из одежды. И спускайся вниз — там завтрак уже полным ходом идёт, как бы не съели всё без тебя. Мне, как человеку привыкшему к какому-никакому равноправию и вечному самообслуживанию, было дико воспринимать кого-то в роли «служанки», поэтому как-то легко и незаметно всех, кого пытались ко мне приставить, я так или иначе отваживала, что сейчас, что потом. И в результате, когда девушка лет пятнадцати только просунулась ко мне с намерением помочь, я со скоростью урагана выхватила у неё из рук кувшин с водой, мыло, кусок какой-то ткани и вроде как сменную одежду, коротко поблагодарила и отправила её в долгосрочный отдых, заявив, что я пока не инвалид и со всем управлюсь сама. Ага, хрен там. Почти все виды Средиземской женской одёжки были для меня сродни пыткам, а каждое переодевание во что-то более-менее женственное превращалось в эпичное сражение с застёжками. И благодаря природной находчивости, в прошлом помогавшей мне разбираться с новомодной техникой без инструкций, я кое-как справлялась где-то на троечку. Эх, мне б мужскую рубаху и штаны… мечты-мечты. Более-менее пригладив волосы и заплетя их во что-то напоминающее косу, я толкнула дверь и вышла в коридор, заполненный абсолютно одинаковым дверями напротив, с окном в правом конце и, вроде как, лестницей в левом. Туда-то я и поскакала, напрочь проигнорировав тот факт, что мне трындец как холодно, потому что выданное мне платье вряд ли можно было бы использовать для хождения в пору наступающей зимы. Но мне-то грех жаловаться — служанка, которую мне послали, была одета куда хуже… Весёлый гномий гомон, запах табака и алкоголя, стук кружек друг об друга и ложек о тарелки… почему-то возникло чувство дежавю, тут же, правда, выселенное чувством голода. И я, не размышляя больше ни секунды, спустилась к пирующим и внаглую грохнулась между Бомбуром и Бофуром, стащив у последнего из-под носа кусок хлеба. Возмущенное «мффм» с набитым ртом совершенно не помешало мне впиться зубами во вкусный мякиш. Есть хотелось зверски. — О, наша маленькая укротительница эльфов! — радостно воскликнул Кили. — Я тебя выше, вообще-то! — возмутилась я, бросив в него ближайшее подвернувшееся под руку яблоко, и, о чудо, угодив точно в лоб. Все вокруг весело рассмеялись на мою выходку, а принц обиженно выкатил губу. День начинался в общем-то неплохо. Как я позже узнала, Леголас обо всём договорился с бургомистром ещё до появления гномов в Эсгароте, а невероятно красноречивый Торин просто растопил и завоевал людские сердца, пообещав предварительно часть сокровищ Одинокой Горы. И всё это покуда я счастливо дрыхнула. После завтрака гномьи принцы потащили меня на прогулку в город, хотя я и пыталась отпираться. Сопротивление было с лёгкостью сломлено, к тому же их было двое и они явно сильней. Обидно. И вроде началось всё не так уж и плохо, если исключить вонь, грязь и постоянную толкучку. Было даже здорово снова оказаться среди людей, на таком чудном месте, как рынок… хотя то, что здесь продавалось, очень сильно отличилось от того, что я видела у себя, у лавочек со всякими милыми побрякушками ручной работы я чуть ли не сворачивала себе шею. — Такая красивая девушка, а ни одного украшения на себе не носит! По закону жанра, меня тут же взяла в обиход какая-то бойкая старушка, торговавшая ожерельями и амулетами… моя слабость из того мира — никогда не могла пройти мимо. Парни как-то потерялись, а тем временем женщина бойко тащила меня к своему прилавку. У меня уже разбегались глаза, однако одна тревожная мысль не давала покоя — я запросто могла потеряться одна, без сопровождения. А опыта с лесом мне, если честно, хватило уже на всю оставшуюся жизнь. — Пойдём, милая, я тебе такие украшения подберу — парни глаз оторвать не смогут. «Они и так не могут, от меня отвлечёшься — я тут же в неприятность влипну,» — подумала про себя я, продолжая давить вежливую улыбку и стараться вырвать руку, но куда там — меня словно клещами держали, показывая всё новые и новые побрякушки. Конечно, какие-то из них мне очень даже нравились — например, классная деревянная сова на верёвке, или нежный искусно вырезанный цветок на тонкой цепочке… круче всего был ощеренный волк из металла, который тут же напомнил мне об одной истории, которую я любила в другой жизни, однако именно это украшение мне не предлагали. Видимо, оно было из «мужской» половины «модной коллекции». — Послушайте, мне нужно найти своих друзей, они будут волноваться, когда не обнаружат меня рядом! — я умоляюще скосила взгляд на невысокую — чуточку выше меня — торговку, одетую в серое длинное платье и подшитый где только можно заплатами платок. — Всего одно украшение! Неужели такой чудесной леди ничего не приглянулось? Женщина вцепилась во вторую мою руку, умоляюще посмотрев в глаза. Жалость всколыхнулась как нельзя не вовремя, ведь у меня совершенно не было денег, или чего-нибудь хоть сколько-нибудь ценного. Кроме, разве что, цепочки с крестиком — символа моей веры, но я давно носила его в карманах под одеждой, потому что на надёжность цепочки рассчитывать не приходилось. Видимо, сомнения на моём лице приободрили торговку, потому как она с удвоенной силой начала впаривать мне товар: — А вот, например, какая фенечка, для вашего любимого — отличный подарок. Ведь у такой девушки точно должен быть любимый, правда? Или вот ещё — обручальное ожерелье… — Мы возьмём кулон с волком и браслет с синими цветами, — послышалось у меня из-за плеча, а я с облегчением вздохнула, почувствовав, как на меня накидывают приятно тёплую ткань. — Тебя и на секунду нельзя оставить! — Она сама меня нашла! — пробормотала я, чуть обернувшись к Фили, который довольно щерился на вышедшее из облаков солнце. — Спасибо, это мне? — Ты вся чуть ли не синяя ходишь, так что пожалуйста. — Отдавая торговке две монеты произнёс гном, забрав небольшой свёрточек. — Ах, какая красивая из вас пара! — воскликнула женщина, умилённо приложив руки к груди. А потом, хлопнув себя по лбу, снова нырнула в прилавок, так что я даже не успела возмутиться по поводу «красивой пары». — Вот тут у меня два браслета с неразлучниками — один без другого погибает… — Да мы не… — краснея, произношу я, беспомощно оглянувшись на парня, который явно не собирался вмешиваться, с наслаждением наблюдая за развернувшейся сценой. — …мы не пара! Он мой друг! — Ох, детонька, сердцу-то не соврёшь, — покровительственным тоном произнесла старушка, перейдя на пару тонов ниже, чтобы, по-видимому, парень нас не услышал — хотя было видно, что поганец различает каждое слово, как, впрочем, и вся площадь. — А между вами так искры и летают, так и летают! Мой старый так же на меня глядел, покуда смелости не набрался и замуж не позвал, как на тебя твой поглядывает. — Да он не поглядывает, — почти умоляющим тоном произнесла я, начиная справедливо опасаться того, что стану настолько красной, что превращусь в помидор, — вам кажется! — А браслетики-то возьмите, — отмахнулась от моего лепета торговка и оперативно нацепила один из них мне, а другой — ничему не сопротивляющемуся гному, — за даром возьмите — и так больше уж мне заплатили, чем надобно было. Когда мы отошли на достаточное расстояние от лавки, я резко затормозила и врезала Фили кулаком по плечу. А он начал безудержно хохотать, прикрыв ладонями лицо. — Какого чёрта ты ржёшь, идиот?! — рявкнула я, пиная его по голени и в бессильной ярости складывая руки на груди, потому что не могла причинить этой груде мышц и малейшего вреда. — И ведь даже не пытался её переубедить! — Да ладно тебе, Лисёнок, — протянул парень отсмеявшись и притянул меня к себе одной рукой, — таких старушек нельзя в чём-то разубедить, раз уж они один раз что-то для себя решили — значит для них так и будет. — С тебя рубашка, — сообщаю я, подняв вверх глаза и следя за тем, как, плавно кружась в воздухе, опускается на землю золотистый лист, не ясно как здесь оказавшийся. — Это ещё почему? — удивился королевич. — Потому что я — злая, злопамятная сволочь и едва ли терплю все эти платья, а так как из-за твоего молчания пол Эсгарота теперь думает, что мы возлюбленные — я требую моральной компенсации! — Рубашкой? — медленно переспрашивает Фили, укрывая улыбку в уголках губ и стараясь выглядеть максимально серьёзно. — Да, рубашкой! — насупилась я, почувствовав, как мне в руку что-то вкладывают и с удивлением отмечая свой амулет, который оставляла вообще-то Леголасу. Ох, чёрт возьми, точно… Но вернувшиеся воспоминания о вчерашнем подслушанном не помешали мне удивленно выдать: — Откуда? — Остроухий вчера передал, — недовольно признался гном, а я, слишком осчастливленная, чтобы разводить лекции о дружелюбии, обняла его за шею и радостно нацепила побрякушку на себя. — Обоим спасибо, — отмахнулась я, поправив волосы и спрятав их под капюшон. — Ладно, где ты брата-то посеял? Мы прошлись до ближайшей таверны, где Кили, оказывается, держал нам столик, чтобы выпить местного пива, от которого мне не дали отказаться. — Ну с эльфами же ты выпивала! Железный аргумент, вот только с эльфами я выпивала в безопасном опрятном месте, а тут было грязно, шумно и полно народу, не знаю, что делавшего тут в такой ранний час. Но то, что произошло дальше, могло бы с достоинством войти в мой список идиотизма, сотворённого в Средиземье. Определённо не стоило выходить из дома, предоставленного нам бургомистром в этот день. Проблем было бы куда меньше.***
— Зачем ты вообще сбросила его с моста? — спросил устало Торин, уже вечером, когда я отогревалась у камина и злобно зыркала на притихших Фили и Кили, которые оставили меня одну второй раз за день. — Он меня выбесил. Я сложила руки на коленях, сверля настойчивым взглядом миску с кашей, которую заботливо втюхал мне Бомбур — единственный, видимо, осознающий, что для человека купание в конце осени — не есть хорошая затея. Торин тяжело вздохнул и присел рядом. — Я тебя не осуждаю, но эти люди дали нам приют и скидывать с моста помощника их бургомистра — не самый вежливый ответ на гостеприимство. — Вот люди-то как раз так были довольны! — возмутилась я, поджав губы. — С этим, — подняв глаза к потолку, произнёс подгорный король, — трудно поспорить.***
Фили и Кили, разгорячённые пивом, дружно свинтили куда-то в сторону барной стойки — то ли за добавкой, то ли ещё за чем. Я же рассудила, что ещё немного в душном помещении и меня не спасёт ни одно лекарство в мире, и по-быстрому свинтила на улицу, с удовольствием вдохнув свежий осенний воздух. Хотелось, если честно, плюнуть на всё и свалить в место, заменяющее нам на время дом. Но так как я — кретин, и, вопреки обыкновению, не запомнила дороги обратно, идти одной было сравни самоубийству, потому что мир людей на то и мир людей, чтоб быть одинаковым во все времена и во всех мирах. — Отчего такая прекрасная девушка грустит одна? — спросил кто-то совсем рядом, когда я, остановившись на ближайшем от таверны мосту, разглядывала волны и ждала гномов, чтобы наконец-то отдохнуть. — Девушка не грустит, а вам лучше пройти дальше, — коротко отрубила я, даже не взглянув на возможного ухажера, вызвавшего во мне одним лишь голосом — мерзким и поскрипывающим — волну раздражения и ненависти. — Моё имя Алфрид, — не отстал мужчина, положив руки мне на плечи. Мне уже не нужно было смотреть, чтобы понять, кто это — образ помощника местного правителя и так достаточно явно высветился предо мной во всей красе и со всей его лживостью, так что меня заворотило с удвоенной силой. — А как зовут столь чудесный цветок? — Мужик, я серьёзно, — максимально угрожающим тоном произнесла я, сбросив чужие руки со своих плеч и ничуть не удивившись тому, что увидела, хотя поглядеть было на что: сросшаяся бровь, мерзкие усики, общая бледность и скрученность навевали ненужные ассоциации со слизняком. — Иди куда шёл. — Да знаешь ли ты, с кем говоришь? — уперев руки в бока, произнёс Алфрид, стараясь придать себе таким образом значимости, но лично меня это рассмешило. — Я — заместитель бургомистра! — Да хоть конь в пальто — ты меня не интересуешь! — скривилась я, развернувшись и собираясь идти обратно в таверну, чтобы найти Кили и Фили и надавить на остатки их сострадания. Однако меня схватили за кисть, тормозя на месте. Тем временем вокруг моста собралось достаточно народу, привлечённого шумом. — Как ты смеешь меня оскорблять?! — заверещал мужчина (тьфу-тьфу-тьфу называть его мужчиной, но, к сожалению, природа решила именно так), замахнувшись на меня. Это стало последней каплей — я, не думая, вывернула руку, что умела делать ещё до своей смерти в том мире, и, подставив помощнику бургомистра подножку, перекинула его через хлипкие перильца моста, прямо навстречу ледяной воде. Однако, это же я, и ничего у меня не может получиться нормально — этот слизняк успел ухватиться за подол моего платья (лишнее доказательство, что платье — зло), дёрнув так, что я подскользнулась на то ли мхе, то ли гнили и полетела прямёхонько за ним. Да что ж за день такой. Мокрую и злую меня выловили сердобольные горожане, сдавшие на руки тут же появившимся Фили и Кили, что под моим испепеляющим взглядом даже как-то присмирели. — Лисса, что случилось? — спросил первый, когда понял, что инициативы от брата ждать не приходится. Чем и заслужил очень выразительный и хмурый взгляд, потому как сказать я пока ничего не могла — у меня от холода зуб на зуб не попадал. — Нахалка! — тут же невдалеке заголосил надорванный голос Алфрида. Вот уж и правда говно не тонет. — Бургомистр узнает об этом! Гномы очень выразительно уставились на меня, а я, за неимением других вариантов, перешла в наступление: — Ч-ч-ч-т-т-то?! — гаркнула я. — Эт-т-тот-т м-муд-дак-к к-ко м-м-н-не п-пр-рес-с-т-тов-вал-л! И… и вооб-б-бщ-ще, эт-т-то в-вы в-вин-нов-ват-ты! Господи, как это по-женски сбрасывать проблемы на других.***
— Это мерзко. Я проводила печальным взглядом огрызки яблок, которые скинули прямо в озеро пару минут назад из окна дома над моей головой. Не знаю, кому я сообщала своё мнение, но высказаться хотелось очень. Город людей не производил никакого впечатления. Я не могла бы сказать, что он восхищал или отвращал от себя, потому что город был однотонно-одинаковым, как хрущёвки в России в своё время. Хотя вряд ли ты представляешь, что такое хрущёвки. Конечно, глупо ожидать чего-то другого от людей, насмотревшись на эльфийское убранство. Людской век короток, а жизнь на севере всегда трудна, потому что почва промерзает, дни короче и вообще климат не располагает к каким-либо постройкам — сырой и холодный, он медленно разъедает дерево. А строить каменный город на озере было бы слишком неподъёмно для народа, гонимого своим же правителем, и, как я уже успела углядеть, тяжело болеющего в большинстве своём. После того случая мне выдали мальчишескую одежду, в которую я с удовольствием влезла и теперь, не опасаясь быть замеченной в роли одинокой девушки, шарилась где попало, открывая и запоминая различные маршруты. — Здравствуй, mellon nin! Меня хватают за плечи и прижимают к столбу ближайшего дома. Я чисто автоматически выбрасываю руку вперёд, сумев остановиться в последний момент и накрывая таким образом чужие губы, и судорожно пытаюсь придать себе хоть сколько-то целесообразный вид. Люблю идиотизм, а идиотизм любит меня. — Ты какого чёрта творишь? — отняв руку от чужого лица, спрашиваю я, наблюдая, как Леголас недовольно отряхивается и отходит от меня на шаг. — Это ты мне чуть в лицо рукой не зарядила! — обвинительным тоном сообщает остроухий. — Ты меня напугал, — оправдываясь, я в знак примирения подняла руки вверх и удивлённо окинула взглядом его фигуру. — Чего ты тут шаришься? — За тобой приехал, — сообщил эльф уже спокойней, и, заметив мой ошалевший взгляд, дополнил: — Чтобы забрать тебя в Лихолесье. — Ты чё, треснулся? — с ощутимым наездом спросила я, вспоминая тот момент, когда «проспойлерила» остроухому часть сюжета. — Нет, но встречи с драконом ты не переживёшь! — решительно заявил королевич, хватая меня за руку и явно собираясь, если продолжу корчиться, тащить меня за собой силой. — Остроухий, блин, стоп! — гаркнула я, вырывая конечность. — Я, конечно, ценю тот факт, что ты так веришь в меня и в мои силы, но я думаю, что Торин тоже достаточно разумен и запрёт меня где-то на время танцев со Смертью. — А ты так и смиришься с этим фактом? — задрав бровь спросил принц, не делая, впрочем, попыток снова меня куда-то повести. — Ну, — подняв взгляд на серенькое небо произношу я, — я не настолько больная и безрассудная, как может показаться и в пасть к дракону самостоятельно не полезу. Они и без меня, к тому же, справятся. — Что-то мне слабо верится, — вздыхает Зеленолист, но всё же кивает куда-то в сторону нашего временного жилища и предлагает руку. — Но пойдём я тебя хотя бы до гномов провожу. — Уши спрячь, а то местные тебе прохода не дадут. — Я дома! — оповестила я всех обитателей, только переступив порог жилища и стаскивая на ходу шапку, чтобы расшупонить сбившиеся за день в колтун волосы. Навстречу тут же высунулся Торин, с чем-то серым и тканевым в руках, да так и остановился в проходе. — Остроухий? — недружелюбно, заметив за моей спиной Леголаса, спросил Дубощит. — Мне что, от эльфов тебя теперь отбивать? — Ну, вообще-то, я и сама неплохо справлюсь с отбиванием кому-то и чего-то, — пробормотала я, выставив вперёд руки в примиряющем жесте. — Да, и между прочим он нам сильно помог, так что давай-ка убавим враждебности, хорошо? — А ты не думала, что у него есть корыстный интерес? — фыркнул гном, сложив могучие руки на груди, на что Леголас отзеркалил его позу, недовольно скривив губы. Но, слава Эру, пока ничего не сказал. Напряжение ощутимо возросло и мне как-то неожиданно неприятно стало находиться между двух огней. Хотелось психануть и оставить их разбираться между друг другом самостоятельно, но при таком раскладе я не могла ручаться за сохранность обоих особей королевских кровей, которые вполне могли перейти на силовое выяснение отношений. Печалька. — Блин, Вашество! — выругалась я, подавив желание столкнуть их лбами, связать по рукам и ногам и оставить в тесном холодном чулане, пока не подружатся, потому что при таком раскладе они скорее всего сговорятся на время, совместно выберутся и накостыляют мне за «непримерное» поведение. — Он же не требует пол горы или путёвку в наш тур — всего лишь просит не дать мне убиться по мере возможностей. — Тебе бы и так никто не дал убиться, — проворчал Торин, немножко оттаивая, насколько это вообще с ним возможно, и переставая метать молнии взглядом во всё, что движется. — Почему тебя так волнует её безопасность? — Я думаю, вы тоже ощутили её способность… — остроухий на секунду замолчал, прищуриваясь, а я с интересом полуобернулась к нему, желая знать, какая у меня есть способность, помимо той, что капать на мозги. — Пробираться под кожу. — Торин нахмурился, явно понимая о чём идет речь. А вот ничего не понимающая я волновалась рядом. — Так вот — за короткий срок я увидел и почувствовал рядом с ней больше, чем за последние сто лет и успел привязаться, как хорошему другу, а друг она действительно хороший, так что мне хотелось бы верить, что мы всё же продолжим общение. Ух, главное не возгордиться… ладно, гордиться я собой могу — зацепить эльфа, да ещё и за столь малое количество времени — это надо ещё умудриться. Интересно, что привлекло его во мне — идиотизм или прогнившая до невозможности душа? Или, быть может, и то и другое, приправленное поверхностным состраданием, которое я изо всех сил прятала и скрывала? В какой момент жизни из видавшего виды клоуна я превратилась в очаровашку и душку, за которую стоит волноваться и переживать? Ладно, очаровашкой и душкой я, конечно, не стала, но ты сам посуди — что Торин, что Леголас — оба мне по сути никто, а пекутся и беспокоятся как о родной. Ну, или у меня фантазия разыгралась… стоп. Эти не хилые рассуждения натолкнули меня на мысль, довольно здравую и даже в некотором роде адекватную. Что, если именно Дубощит — счастливый обладатель второй половины сердца, так благородно отданного мне? Ведь если рассудить логически, то Торин почти идеальный кандидат, ведь как бы я его не выбешивала, мне всё прощалось, да и в тот вечер… он впервые меня чему-то учил. Как дочь. Как собственную дочь. Что если сын Траина в тот день окончательно признал меня частью своей жизни и… о Эру! Я сглотнула, и, нервно улыбнувшись обоим спорившим, тихо пожелала им доброй ночи и скоропостижно шмыгнула наверх в свою комнату, панически заперев дверь. Я — самый непроглядный тупень из всех тупней! Всё это время это был Торин, а я тут как слепая идиотина этого не замечала. Отеческая любовь — что может быть сильнее и неподкупней, особенно если она вызвана к постороннему человеку? Странно слышать это от той, что жила в мире, где отцы даже своих-то детей могли не любить, что уж говорить о чужих… но ведь существовали и такие, как Дубощит. И каким бы конченым пессимистом я временами не была, не стоило бы забывать о светлой стороне мира, так мною не любимого. О настоящей дружбе, на которую мне посчастливилось наткнуться ещё там, и о добром отношении от совершенно посторонних людей. Каким бы человеком была я сама, перестав творить хоть и местами ёбнутое на голову, но всё же добро? Ужасен был не сам мир — просто большинство людей в нём решали отчего-то быть ужасными. Поговорить с Торином стоило бы, но я почему-то решила, что отложу это на потом, потому что сейчас — в круговерти похода и иже с ним было совсем не до подобных разговоров. Это может подождать, а новообретённая неуязвимость к смерти была очень полезным бонусом, потому что учитывая мои хреновенькие способности и несуществующую удачу — схватить насморк и помереть для меня было раз плюнуть! А через день мы дружно отплыли из Озёрного города, навстречу неизведанному и опасному.