Горе мне, если мои убеждения будут колебаться в зависимости от биения моего сердца. © И. Ф. Шилле
У меня было ужасное настроение — я перестала спать из-за того, что каждый раз в кошмарах видела смерти Фили, Кили и Торина, которые пыталась предотвратить. Сны начались, как только мы выплыли из Эсгарота и до сих пор непрерывной чередой преследовали меня, каждый раз становясь всё ужасней и подробней, поселяя в сознании уверенность, что любое моё действие приведёт к краху. Отчаянье начинало мерно захлёстывать сознание. Никто этого не видел — или не хотел видеть. Не знаю, может, я просто и до этого большую часть времени была такой, как сейчас… Почти никто не видел. — Будь бдительней, — тяжело вздыхает остроухий, всучивая мне подозрительно звякнувшую упитанную сумку на тесёмках, — и не лезь на рожон, хотя бы пока меня нет. Как раздам указания на границе — вернусь сюда. В синих флакончиках — болеутоляющее, в красных — кровоостанавливающее, прозрачные — обеззараживающее, — а зеленые — заживляющее. По капле на одну средней величины рану, болеутоляющее внутрь… всё ясно? — Ты как мамочка, — ворчу я, обнимая принца за талию и уткнувшись ему куда-то в грудь. Отстойно всё-таки быть низенькой. — Но я буду скучать. — Лисса, — Леголас понизил голос, осторожно приподнимая мой подбородок, — если там окажется живой дракон — забейся в самый дальний угол и не суйся к нему. Я знаю, ты можешь не последовать моему совету, но всё же не стоит. Подобная глупость точно станет твоей последней. — И не надейся от меня избавиться, придурок! Ткнув остроухого под рёбра, я отскочила, размахивая руками и издавая странные звуки. Эльф рассмеялся и потрепал меня по голове. — Никогда не меняйся.***
Я замоталась в кофту, и, задрав голову вверх, стала ловить ртом особо крупные капли воды. Дождь шёл сегодня весь день, неимоверно холодный и мерзкий, забирающийся за шиворот и морозящий всё тело. Торин не хотел отставать от графика, а мы ещё даже не знали, сколько времени уйдёт на переход Пустоши и что мы там встретим — орков, или просто суровый камень, оставшийся после того, как дракон пришёл на эти земли. На этом малоутешительном фоне чувствовать себя нахлебником мне не нравилось, но попытайся я отнять у гномов вёсла, чтобы грести самой, меня б этими вёслами и избили, ещё и обидевшись за то, что я не ценю их в качестве мужчин. Гномы классные. Несмотря на недоверчивость, некоторую грубость и местами неопрятность, они невероятно преданные, и, если копнуть поглубже, дружелюбные. Мне невероятно повезло так легко освоиться. А может, я попросту прохлопала адаптационный период в меру своей слоновьей шкуры или простой рассеянности. — Устала? — участливо спросил Фили, присев рядом со мной — гребли поочередно (исключая меня) и сейчас он законно отдыхал. — Но не я же гребла несколько часов, — хмыкаю, осторожно растерев костяк — на днях больно ушиблась во время сна-кошмара и обрабатывала потом, вытаскивая все занозы. — Если тебе так уж не сидится — можешь усладить слух мужчин какой-нибудь музыкой, — пропыхтел сзади Бофур, оптимизм которого, судя по всему, вообще не убиваем. — Играешь на лютне? — Не, я не умею, — отмахнулась я, чем привлекла внимание Кили. — Можно же научиться, — подсел к нам младший принц, поплотней натянув капюшон. — Я себе руки снова раздеру до крови, — сообщила я, чихнув и почесав ухо, — быстрее, чем разучу хотя бы пару нот. — Почему же? — удивился Кили, перегнувшись через плечо брата и получив от меня по лбу. Ибо нефиг. — Потому что, если ты не заметил, у меня, в отличие от вас, перчаток нет. — Стой, погоди, — удивленно произнес лучник, уставившись на мои руки, словно бы впервые их увидел — я бы не удивилась, окажись это правдой. — Ты все это время шла без защиты на руках и ничего так и не сказала? — Ну да, а что? — Я пожала плечами. Ладони уже давно не болели от мелких ссадин, которые я сажала почти каждое утро. Ногти более-менее подзажили за время устроенной передышки, да и лекарственные средства, которые щедро выдал Леголас, помогли привести руки в более-менее живой вид, а то смотреть на них до этого было даже больно — не руки, а какой-то шмат окровавленного мяса. — Я уже привыкла. — Ну-ка дай-ка, — оживился Фили, осторожно беря меня за запястья, — ты их хоть лечишь? — Да, — улыбнулась я, — хочешь верь — хочешь не верь, но это они ещё здорово выглядят. — Не дело это, — ворчливо произнес гном, подтягивая к себе мешок и начиная там что-то искать, — у девушки должны быть аккуратные, красивые руки. — По твоей логике мне тогда нельзя ни готовить, ни стирать, а если это буду делать не я, то тогда кто? — спросила я, выгнув бровь. — Вода в Средиземье холодная, таскать каждый раз чан с ней, чтобы подогревать, я не могу, потому что маленькая и слабенькая, вот и выходит, что руки в любом случае красивыми у меня не останутся. — Неправда, — обиженно буркнул Фили, словно бы я задела его самого лично, — в Синих Горах у нас вода всегда подогретая — мы заботимся о своих женщинах, да и они придумали какие-то средства, чтобы кожа была мягкая и шелковистая. А так как по походам они не шляются, то и руки у них красивые. — Ох, — усмехнулась я, забрав свои конечности, — не нуди. Вот отвоюете Эребор и выберешь себе жену с аккуратными нежными руками, не то что у меня. — Я сощурилась, давя внутреннее недовольство. — Или уже есть счастливица на примете? Фили ничего не ответил, лишь вытащил из сумки бинты и какую-то баночку и выгнул бровь, как бы намекая положить руки обратно ему на колени, где он до этого их держал сам. Обреченно вздохнув, я осторожно положила ладони на грубую ткань, позволив ему делать, что душе заблагорассудится. Упрямей гномов быть очень сложно, а у измотанной меня совсем нет на это сил. На каждую ночёвку мы причаливали к берегу, разводили костёр. Сейчас все дружно сушили и прогревали вещи, потому что с каждой минутой становилось холоднее, а ночь впереди предстояла длинная. Я тоже сбросила кофту и плащ, оставшись в одной рубашке. Довольно глупо, если учесть тот факт, что я начинала потихоньку заболевать и чихала уже который час подряд. Хотелось или не хотелось мне что-либо поменять в своей жизни, я уже не осознавала. Принять предложение Саурона значило бы предать не только сторону относительного света, но и саму себя. Можно ли убивать ту единственную хорошую часть себя, которая каким-то чудом до сих пор выживала? Я всегда считала, что близкие люди для меня дороже, чем любая условная моральность и даже моя сохранность. Что же изменилось теперь? Вот они, передо мной — существа, принявшие меня такой, какая я есть. Не требующие меняться и готовые рискнуть своей жизнью ради меня. А я не в силах пойти на сделку с Дьяволом ради их спасения? Неужели эта трусиха — я? Казалось бы, Средиземье должно было меня закалить, а вышло так, что оно пока что прививает мне страх и нерешительность. Качества, которыми никто из достойных существ здесь похвастаться не может. Относиться к людям так, как они относятся к тебе, — золотое правило, которое долго вертелось у меня в голове в Жизни до Смерти. Я всё же иногда его нарушала — просто так, потому что сердце чувствовало по-другому. Даже моя подруга Яра — она никогда не признавала свою вину, злилась на простейшую правду, кричала на меня, вела себя как ребёнок, ничего не знающий о мире, но уже корчащий из себя невесть что, однако я все равно с ней сошлась, несмотря на явный эгоизм, который она не признавала, но и не скрывала. Я выбирала её сердцем — пеклась о ней, вылавливала те редкие моменты, когда мы были просто счастливыми друзьями, смеялись вместе и приходили друг другу на выручку — я ночевала у неё, она у меня, когда были какие-то проблемы дома. И сколько бы нервов она из меня не вытаскивала, я всё равно не переставала этого делать, как бы разум не спрашивал, зачем мне это нужно, потому что чтобы любить кого-то — необязательно знать, за что ты его любишь. Любят за просто так, не за внешность, деньги и власть. Любят просто потому, что иначе не могут. Разве вообще возможно объяснить, что такое любовь? Всех слов мира не хватит для того, чтобы это описать и понять — для всех она разная, для каждого своя, словно всё и ничего в одном флаконе. Я люблю этих гномов — как обычно, в своей извращённой манере, по-особенному, но люблю — потому что они теперь — моя семья, даже если пока этого не знают. Я смогу преодолеть страх, ведь в конце-концов это не так уж и трудно. Точнее, трудно, но… но я справлюсь, потому что всё, что произойдет дальше, накладывает определённую ответственность на меня, как на хранителя знаний о будущем. Не спали только я и дежуривший первым Фили. Я упорно делала вид, что всё «О’кей», якобы дремала, отвернувшись от костра и пустым взглядом глядела на окрестности. Если я усну — меня ждет кошмар и ещё одна череда сомнений, побеждать которые с каждым днём всё сложнее. Интересно, если Тёмный Властелин так уверен, что без его помощи гномы помрут, то зачем ломает меня? Неужели боится того, что у меня получится, если… воля моя не ослабнет? Какой же он, прости Эру, говнюк! Эта лживая сволочь специально меня травит и мучит, чтобы к битве Пяти Воинств я даже руку нормально поднять не могла… и что, я просто сдамся? Скажу «ну и ладно», лягу и ничего не буду делать? Я растерла руки и чихнула, решив, что притворяться дальше бесполезно, поднялась на ноги и пошебуршала в сторону гнома. — Доброй ночи? — спросила я, присаживаясь рядом и вытягивая руки к теплу, блаженно млея. — Ты совсем не спишь, — невзначай заметил Фили, а я удивленно замерла, поняв, что кто-то из гномов внимательнейшим образом за мной наблюдает. — И явно не потому, что тебе просто не хочется. — Я в порядке, — дёрнув плечом, отворачиваюсь к тёмному небосводу, усеянному тысячью звезд. Я, как завороженная, поняла, что не смогу сосчитать, сколько бы не старалась, и десяти. Звёзды мягко кружились, перемещались, сливались и вообще усеяли небо так густо, как никогда — в нашем мире. — Хватит сверлить меня взглядом. — Ты не в порядке. — Фили осторожно обхватывает меня за плечи, притягивая к себе. — Ходишь, словно призрак какой-то. Бледная, с мешками под глазами и хмуришься почище дяди. Что происходит? Упёртая гномья головешка! Ну почему я не могу послать его куда подальше и жить счастливо своей холостяцкой жизнью? Идиотизм, да и только. — Кошмары. Мне страшно спать, доволен? Я поджала губы и отвела взгляд на трепещущее пламя. — Лисса, — требовательно позвал меня Фили. Я тяжело вздохнула, словно бы собиралась кинуться вниз прямо с обрыва, и посмотрела на него, чувствуя тяжелеющие веки и глаза, отказывающиеся фокусироваться. — Иди сюда. Эта фраза стала почти коронной в наших взаимоотношениях. Он всегда подставляет своё плечо, когда мне это нужно, я не могу ему солгать, или оказать хоть мало-мальски достойное сопротивление. Я послушно присаживаюсь ближе и Фили сжимает меня в медвежьих объятиях, почти укладывая на себя и накидывая сверху свой плащ. — Теперь закрой глаза и расслабься, — монотонно произносит он и тыкает меня под рёбра, не успеваю я и возмутиться по поводу того, что не собираюсь спать. — Я не подпущу к тебе ни один кошмар — и если что разбужу, хорошо? Я подняла голову с широкой груди, впервые, наверное, глядя на него снизу вверх, а не наоборот, и внимательно впилась взглядом в серые спокойные глаза, стараясь не соскальзывать на губы. Чёрт возьми, приди в себя, идиотина! — Хорошо, но моё мрачное настроение поутру, в случае чего, будет на твоей совести.***
Странное дело — кошмары ушли в тот же вечер, словно бы ничего и не было. Я вернулась в свою обычную стезю укуренного болвана, тормоша всё, что можно. Или нельзя. Мы прибыли в конечную точку своего водного путешествия пару дней назад и теперь уверенно топали по пустынной земле. Торин объявил, что этим вечером мы уже будем в Дейле, а значит хоть как-то сокроемся от этого могильного, леденящего ветра, из-за которого я не отогревалась, и, следовательно, доставала кого-нибудь. Торину доставалось поболее других — он был хмурым, стал больше кричать и почти не спал — каждый раз, когда я вставала ночью, он сидел у костра, даже если сам назначил перед отбоем сторожевым кого-нибудь другого. Из-за чего я хоть как-то старалась поднять ему настроение. Я устало скинула рюкзак, и, кинув что-то про «прогуляться» ближайшему гному, гордо утопала в руины, перепрыгивая или взбираясь на особо валяющиеся камни, поросшие каким-то мхом… или лишайником. Было бы очень обидно, если бы это и впрямь оказался лишайник, но, слава всему проклятому, пока я не чесалась. Руины всегда вызывали у меня странное липкое чувство, похожее на смесь страха и благоговения. Покинутые места, казалось, хранят память о своих хозяевах, и их дух всё ещё блуждает по разрушенному дому, запертый в своём вечном горе и страдании среди покинутых пыльных стен. Бррр… мороз по коже. Я забралась на очередной валун и благополучно там распласталась, глядя на яркие звёзды. Наверное, это странно — бояться руин и идти в самое их сердце. Но я настолько хотела побыть одна, обдумать всё ещё раз и промотать дальнейшие планы действий на все вероятные исходы ближайших событий (те, в которых я каким-то чудом выживала…), чтобы быть хоть сколько-нибудь готовой к близящемуся пиздецу. — Ну и как тебе славный город людей Дейл? Я подскочила, чуть не упав, но сумев удержаться на камне и очень выразительно взглянула на гнома, неспешно приближающегося к моему пристанищу. — Холодно, — сообщила я, — и пусто. — Когда-то он процветал, — вздохнул Торин, садясь рядом с валуном. — Вон там была лавка с тканями, лучшими на всём Севере, где я покупал для Дис кружева. Он неопределённо махнул рукой в сторону полуразрушенного здания на другом конце улицы, по которому я незаинтересованно скользнула взглядом, не желая будить воображение и представлять это место хоть сколько-нибудь живым. — Это страшно, наверное. Летящая с неба громадина, сжигающая всё на своем пути. А впрочем, скоро я сама это узнаю. — Ты не веришь, что дракон мёртв? — А сам-то? — вздохнув поглубже, перехожу в наступление я. — Нужен был бы тебе взломщик, если бы ты верил, что дракон мёртв? — Ты права, — тяжело произносит Торин, доставая трубку, — я в это не верю. Но вот откуда такая уверенность в тебе, ведь за всё время похода ты всегда старалась видеть только хорошие стороны в ужасных ситуациях. — Знания — это сила, — с важнецким видом продекламировала я, — но избыточное знание может привести к катастрофе. Я хочу рассказать тебе очень много, но сейчас не время и не место. Быть может, когда разберёмся с драконом, я поделюсь с тобой всем, чем только пожелаешь. — Хорошо, Лисса, — негромко говорит Торин. — Я подожду, но если что вдруг — я всегда готов тебя выслушать. Иди-ка сюда. Я спрыгнула вниз, бухнулась рядом с гномом, заинтересованно положив лицо на ладони и окинула его вопрошающим взглядом. Тяжело вздохнув, дав мне подзатыльник и развернув к себе спиной, он принялся расчёсывать пряди моих волос гребнем (неизвестно откуда взявшимся), сплетая волосы во что-то, понятное ему одному. Когда он закончил, непоседливая я тут же запустила грязные ручонки в шевелюру, в которой появились тонкие косички, забравшие верхние пряди и закреплённые заколкой, чуть ниже затылка там, где начиналась шея. — Ну, и что ты сделал? — поинтересовалась я, ощупывая сие творение на своей голове. — Торин? — Я обернулась через плечо, удивлённо смотря на нерешительного гнома. Ухтыж, Мелькор меня раздери — смущённый Торин Дубощит! Очешуеть, не думала, что хоть когда-нибудь увижу что-нибудь подобное, а вот поди ж ты… — Я… — он поднял глаза к небу, явно не зная, как реагировать на мою офигевшую физиономию, — подумал о том, что семьи у тебя в этом мире нет, а к своей ты не особенно хочешь возвращаться… и если бы ты согласилась, я бы хотел взять тебя в свой клан… воспитанницей. — Ты что, меня в дочери берёшь? — ошарашенно переспрашиваю я. — Если ты не против… — совсем уж растерянно произносит Торин. Я не удерживаюсь от умильного писка, заголосив на грани фальцета и нормального голоса: — Ой, Божешь ты мой… давай обнимемся, а? — Я притягиваю его к себе, уткнувшись носом в широкую грудь и уже нормально добавляю, уставшим тихим голосом — Спасибо. Я вернулась в лагерь в приподнятом настроении, тут же дав пня зазевавшемуся Фили, дабы он не просиживал свою задницу, покуда тут королевишна мимо шляется. Шучу. — Лисса? — Фили резко развернул меня к себе спиной, прежде чем я успела что-то вякнуть с очень слащавой улыбочкой в его адрес и быстро перебрал сплетение прядей у меня на голове. — Это откуда? — Торин заплёл, — сообщила я максимально беспечно, потом извернулась, стукнула Фили по рукам и попрыгала к костру, — так что считай, что я теперь твоя косвенная кузина. — Кузина? — словно бы попробовал слово на вкус Фили, а потом вдруг поднял меня на руки, и, легко подкинув в воздухе, чтобы перехватить поудобнее, потащил в сторону фонтана, запримеченного мной на главной площади, вода в котором (что странно) до сих пор не пересохла, правда только в главной чаше, конечно же. — Ну что ж, дорогая кузина, вам стоит принять водные процедуры! Он разжал объятия, дойдя до намеченного места и стоя прямо над водой, но так как я вцепилась мёртвой хваткой в его шею, вышло так, что я повисла на нём, офигевающе уставившись на фонтан и на Фили, отражающегося там. — Ты серьёзно? — страдальчески вопрошает гном, снова меня подхватывая и относя к ближайшему валуну. — Шалость не удалась! — пожав плечами, сообщаю я.***
Мы добрались до подножия горы. Вид открывался шикарнейший — огромная, каменная громада смотрела на маленьких нас, давя всей своей мощью и внушительностью, как бы спрашивая, какого Балрога мы тревожим её покой. Похожие чувства, судя по всему, посетили и Бильбо, но он быстро нашёл себе занятие — искал дверь вместе с парой разведчиков, покуда все остальные обустраивали лагерь на неопределённый срок. В любом случае, мы точно собирались тут отужинать. Или отобедать — как повезёт. — ТОРИН! СМОТРИ, ЛЕСТНИЦА! Я вздрогнула и немного удивленно уставилась на орущего полурослика. Если честно, горланить во всю глотку в этом месте было даже для меня кощунством — вокруг на несколько миль простиралась Пустошь Смауга — без единого деревца или травинки, мертвая почва серела тут вот уже сто лет. Похоже, пламя дракона такая штука, после которой даже я со своим неожиданным бонусом не смогу выжить. — У вас острый глаз, мистер Бэггинс, — похвалил хоббита с какой-то мрачной решительностью Его Величество. Гномы радостно загорланили, правда, не так громко, чтобы горные склоны сумели подхватить эхо и разнести его повсюду. Я же в свою очередь радостно вскинулась и протанцевала по лагерю, от одного края до другого и обратно, параллельно напевая под нос что-то радостное и обнимая всех стоящих и попавших под руку. Гномы, мягко говоря, прифигели от такого резкого наплыва радости и благодушия, покуда я, воодушевленная такой реакцией, подхватывала свои вещи. — Ты ведь в курсе, что не идёшь с нами наверх? Я села там, где стояла, непонимающе уставившись на Торина и внимательно провожая внутренним взором улыбку, медленно сползающую с лица. — В каком смысле? Моё удивление и возмущение не то чтобы наигранно, однако признаться, на такой случай у меня тоже был более-менее план. Ну, как план… Короче, сейчас мне следовало сделать очень возмущённый вид, поцапаться с предводителем и «проиграть» это словесное сражение, оставшись здесь. Мысль, пришедшая в мою голову, была глупой и опасной — в конце-концов, гномы бы не пострадали… Но пылающий город и жертвы среди людей меня тоже изрядно волновали. Как-то я сказала Бильбо что-то навроде того, что даже маленький и незначительный человек может стать героем и повлиять на великие дела. Смогу ли таким героем стать и я? Хватит ли мне мужества, смелости и решительности, чтобы хотя бы выйти на встречу с драконом? Я не знала, очень надеялась, что хватит. Это был один из тех редких моментов, несвойственных мне, когда я во что-то верила. — Ты не идёшь, это слишком опасно. — невозмутимо произнёс Торин, подавая знак остальным готовиться и накидывая на плечи плащ. — Торин, — дрогнувшим голосом произношу я, — ты ведь помнишь наш разговор в Дейле? О знаниях? — Помню, но ты всё равно не идёшь, я даже остроухому это пообещал. Гном сверит меня тяжёлым взглядом, явно понимая, что словесная схватка сим не кончится. — Но ведь я могу повлиять на ход событий! — возмущаюсь я, встав на ноги и уперев руки в бока, так и продолжив сжимать лямку рюкзака. — Кто-то умрёт? — тихо спрашивает Торин. Я хмурюсь, и, пожав губы, отрицательно качаю головой. — Тогда ты и на десять шагов не подойдёшь к горе, пока я сам тебе не разрешу! Последнюю фразу Дубощит почти прорычал, и, развернувшись на пятках, покинул поле нашего импровизированного сражения. Просто замечательно — меня, похоже, официально оставили под «домашним арестом» в почти пустом лагере, и то остальные сейчас тоже уйдут к лестнице. Интересно, не будь у меня примерного плана действия, что бы я делала, когда дракон полетел бы сжигать Эсгарот? Прыгала бы на месте в попытке привлечь его внимание? А что, вполне в моём стиле. Я демонстративно разжала пальцы на руке с рюкзаком, лениво следя за тем, как он медленно скользит вниз, дабы бухнуться на землю в лучших законах физики. Кстати интересно, все ли законы физики действуют в магическом мире, или тут в принципе можно помахать волшебным колечком и изменить само мироздание, исковеркав всё и вся, в том числе и закон всемирного тяготения? Хм… — Лисса? — Фили ловко подхватил падающий рюкзак, появившись по обыкновению тихо и с обыденным вопросом. — Ты чего? — Я здесь подожду. Торин, пожалуй, прав. Парень удивленно поднимает брови, после чего простецки пожимает плечами, словно бы и так это знал, хотя немного ошарашен тем, что и я до сего допёрла. — Я думал, — начинает он, зачем-то всучив мне вещи, — что ты продолжишь спорить, будешь рваться наверх до тех пор, пока тебя не свяжут… — Если ты не забыл, — закатила я глаза, про себя отметив, что даже связанная поползла бы в гору, — я не в ладах с высотой. Ко всему прочему… мне не настолько отшибло мозги. Варг с драконом — это разный уровень опасности. Не хочу испытывать судьбу. Уж простите за слишком бабское заявление, но мне страшно. — Эй, — Фили приобнял меня одной рукой, — всё нормально. Женщина слабее мужчины и не должна лезть в битвы, как это делала всё время ты. И я рад, что ты будешь в относительной безопасности. Я улыбнулась, старательно пряча ложь и страх на дне души, чтобы никто из ещё не ушедших не догадался (в особенности, некоторые блондинистые индивиды), что именно я замышляю. — Это прозвучало успокаивающе-оскорбительно, но я, пожалуй, промолчу на сей раз, — сообщаю я, скинув его руки и, вспомнив навязчивую мелодию, принялась насвистывать её себе под нос, развернувшись к костру, всем видом своим показывая, что мне вообще до лампочки, куда там уходят гномы нестройной цепочкой. Оставшись одна у полупустой кастрюли, я поднимаю взгляд на медленно алеющее небо, прокусив изнутри щёку до крови и судорожно сжимая-разжимая ладони. Знаю, отступать уже поздно, да даже если бы я и решилась на подобное, то не смогла бы нормально жить с осознанием, что ведая канон… будущее наперёд, я так ничего и не сделала, не изменила, позволив многим просто умереть. Возможно, у меня просто мания величия на фоне острого психоза, и вмешательство одной букашки не так и важно — так, пшик на полотне Судьбы, но вдруг… вдруг… вдруг… В злобе я подхватываю своё небогатое оружие, встаю, пинаю ближайший камень и иду к парадному входу, разрушенному драконом, прочь от лагеря. Я попробую всё изменить. Сейчас или никогда.