Кто жизнью не рискует, тот никогда её не обретет. © И.Ф. Шиллер «В жизни мы можем совершать много ошибок. — сказал адвокат. — Кроме одной: той, которая для нас разрушительна.» ©Пауло Коэльо. «Вероника решает умереть»
Я подтянулась на руках, ввалившись на площадку и оглянулась назад. На сожжённый Дейл, далёкий Эсгарот и теряющееся в тумане Долгого Озера Лихолесье. Пока я лезла по обломкам, гора содрогнулась и я чуть было не сорвалась вниз, но вовремя сумела уцепиться за уступ, пока на голову сыпались осколки камней и пыль. Вообще странно, как человека могут менять обстоятельства — порой смотришь на него и думаешь: «Да ничего он в жизни не добьется», а потом оказывается, что в определённый момент он показал свою лучшую сторону, сделал то, чего раньше не мог… чего бы ты не смог. Так вот, я — ненавидящая высоту, не умеющая лазать по горам и тому подобному, сейчас забралась на разрушенные драконом в своё время огромные гномьи ворота без страховки. Уму непостижимо! Мелкая самоубийца — вот кто я. Конечно, я вроде не могу умереть пока, потому что вторая половина не моего-моего сердца вытянет мою задницу обратно в мир живых… или Азраэль даст святого пенделя — я не знаю, что быстрее окажется, — но всё же переться на огромную огнедышащую ящерицу с «ножичком» за поясом — это высший уровень идиотизма. Молодец, Сашка, этого от тебя никто не ожидал. Гэндальф просил быть осторожней и не лезть в неприятности. Леголас наставлял не лезть на рожон, пока его нет рядом. А что же делаю я? А я собираюсь идти через гномье царство по пыльным осколкам былой славы Эребора навстречу смертельному жару. Почему меня вдруг отпустили все сомнения? Где мой страх и ужас от всего происходящего? В какой момент путешествия я научилась отключать чувства и разум (хм… было бы что ещё отключать) в сложных ситуациях? Я иду против первого инстинкта человека, главенствующего над разумом. Почему-то это тоже не вызывает должной реакции или здорового возмущения — я просто сжимаю пальцы в кулаки и мутно оглядываю тёмные коридоры, ведущие внутрь горы. Просто идти туда, где рёв дракона громче — это не сложно и не страшно. Самое простое в моей личной версии «Миссия невыполнима». Это странно — я чувствовала себя неживой в тот момент — ни одна мысль не задерживалась в мозгу дольше чем на секунду и я просто шла… даже не осознавая, куда иду. Просто словно бы знала, что вот там, за поворотом, тот, кто отдал мне сердце. Если это наваждение или морок, то сбрасывать его мне не с руки. Я вхожу в пустой пока ещё зал, где гордо стоит закованный в отливочную форму и ещё не готовый Трор, что по замыслу Торина должен убить дракона. Но в воспалённом сознании бьётся даже не точное знание будущего, а всего навсего выписка из книги (если тебе будет так угодно): «Дракона не может убить огонь». Гордо подняв голову, окидываю взглядом все близлежащие колонны, потому что остановить гномов я не успею, а быть залитой раскалённой волной — то ещё удовольствие. Особенно учитывая тот факт, что я-то как раз не дракон, а значит, вполне могу быть обожжена или сожжена. Я вздыхаю и шебуршу к ближайшей возвышенности, подпрыгнув и зацепившись за выступ узора, испещерившего примеченную мною колонну. Оттолкнувшись от земли, я подтянулась на первую свою «отметку» и мысленно задалась вопросом: а до куда поднимется золото? Исходя из моих скудных познаний и представлений, дракон — тварюга немаленькая, а значит, чтобы его затопила волна, уровень жижи должен быть высокий. И ещё вопрос: когда я залезу ещё выше, насколько больнее будет приземляться, ежели я, ну вот вдруг, полечу вниз? Подавив тошноту, возникшую из-за образа своего тела в виде перемолотых кровавых костей и мяса, я выдохнула и продолжила путь наверх. Когда сбитые в кровь пальцы (в который раз уже!) решительно отправили меня к чёрту, отказываясь искать дальнейшие выступы, я решила, что хватит и осталась на выбранной высоте. Что я, собственно, собиралась делать? Сама не знаю. — Не останавливайся, Бильбо! Беги! Я чуть было не грохнулась с колонны и во все глаза уставилась на вползшую в зал огромную бордово-красную тушу. Настоящий дракон, черт возьми! Температура воздуха знатно подскочила, что и неудивительно, ведь Смауг — это одна большая печь, как однажды подметил Бофур, которая, к сожалению, потухнуть явно не спешит. — ТЫ ОБМАНУТЬ МЕНЯ ВЗДУМАЛ, ЕЗДОК НА БОЧКАХ? — зашипел Смауг, из-за чего мелко задрожали стены и начал осыпаться камень с особо старых частей зала. Я до боли прикусила губу — выпендривайся — не выпендривайся, но такое… к такому жизнь меня не готовила. Да пауки в сравнении с драконом — так, детский лепет, а я попрошу заметить, что членистоногие меня таки в тот раз прикончили. Какие же шансы у меня здесь? — ТЫ ПРИШЁЛ ИЗ ОЗЁРНОГО ГОРОДА. ЭТО ВСЁ ГНУСНЫЕ ПЛАНЫ ЭТИХ ГРЯЗНЫХ ГНОМОВ НА ПАРУ С ЖАЛКИМИ ОБОРВАНЦАМИ С ОЗЕРА! ЭТИ ГНУСНЫЕ ТРУСЫ СО СВОИМИ ЛУКАМИ И ЧЁРНЫМИ СТРЕЛАМИ… БЫТЬ МОЖЕТ, МНЕ ПОРА НАНЕСТИ ИМ ВИЗИТ? — О, нет! — услышала я тихое восклицание, после чего прямо под лапы зверю выскочил Бильбо, расставив руки в умоляюще-запрещающем жесте. — Они здесь ни при чём! Стой! Не надо лететь в Озёрный город! «Ты настоящая кучка дрожащего дерьма, Саша, — обвиняющим тоном сообщил внутренний голос, презрительно скривив губы, — глянь на полурослика — едва ли он достаёт тебе до подбородка, однако, храбрости в нём явно больше — он даже впрягается за тех, кого толком не знает. А ты не можешь сделать того же ради тех, кто тебе дорог! Ты просто жалкий комок сомнений, не способный переступить через саму себя. Ты отвратительна!» — О, ОНИ ТЕБЕ ПО ДУШЕ, НЕ ТАК ЛИ? ЭТО ХОРОШО. ПОСМОТРИ, КАК ОНИ УМИРАЮТ! Дракон стремительно хлестнул крыльями, явно собираясь покинуть огромную залу. — Я здесь, ты, безмозглый червяк! Я посильнее вжалась в колонну, чуть выглянув из-за широкого массива — Торин стоял в другом конце залы на отливочной форме, и, хоть я и не видела его лица, но легко могла догадаться, насколько презрительно оно скривилось в тот момент. — ТЫ… — Я заберу всё, что ты украл. — Голос Короля звучал спокойно, уверенно, и я невольно подалась вперёд, желая вобрать в себя этой уверенности, этой страсти, этой храбрости, потому что моих собственных было ничтожно мало. — НИЧЕГО ТЫ НЕ ЗАБЕРЁШЬ У МЕНЯ, ГНОМ. ЭТО Я ПОЖРАЛ ВСЕХ ВАШИХ ПРОСЛАВЛЕННЫХ ВОИНОВ. Я ВСЕЛИЛ УЖАС В СЕРДЦА ЛЮДЕЙ! Я ТЕПЕРЬ — КОРОЛЬ ПОД ГОРОЙ! — Это не твоё королевство! Это земля гномов! И золото гномов. И настанет час нашей мести. Приказ на кхуздуле, и Торин вместе с цепью легко поднимается вверх, в то время как каменные блоки, до того возвышавшие его над Смаугом, распадаются, являя миру искусную золотую статую, словно бы резко вобравшую в себя весь свет из помещения. Смауг пораженно замирает, вглядываясь в собственное отражение, которое кажется даже плывёт… не кажется, действительно плывёт. Золото, не успевшее как следует схватиться, лопает тонкую плёнку, мощной волной сшибая зверя с ног, унося и погребая его тушу под собой. Несколько секунд в зале стоит относительная тишина, в которую уже начинают пробираться радостные вскрики, но я-то знаю, что дракон не мёртв, а потому судорожно пытаюсь собраться с мыслями. — Дракона нельзя убить огнём… — шепчу я, вглядываясь, словно зачарованная, в золотистые блики, из которых в следующую секунду с ревом восстает Смауг. — МЕСТИ! МЕСТИ! Я ПОКАЖУ ВАМ, ЧТО ТАКОЕ МЕСТЬ! «Ну же, Саша, давай!» — гаркает внутренний голос, побуждая к действию. И то ли я так внушаема, то ли мною снова что-то управляет, но я безоговорочно слушаюсь, беря руки в ноги и переползая на край барельефа, встав к колонне спиной. — Эй, ящерица-переросток! — кричу я на всю мощь своих лёгких. Испуганные взгляды. Блеск раскалённого золота на полу. Бешеный пульс в ушах, в каждой клеточке тела. Рык разозлённого дракона: — ЧТО ЭТО ЕЩЁ ЗА МАЛЕНЬКАЯ ГАДОСТЬ?! — Твой новый наездник! — рявкаю я, поудобнее устраиваясь на своём небольшом уступчике, чтобы спрыгнуть вниз, прямо на приближающуюся морду. — Сыграем в «приручи дракона»? Невероятно — огромный разумный дракон, от которого веет магией и древностью! Даже эльфы не вызвали у меня столько восторга, сколько одна хищная, явно жаждущая меня сожрать красная морда. Я закрываю глаза и прыгаю вниз, прямо на закрытую пока пасть монстра, судорожно стараясь удержаться на ногах по приземлении, потому что чувствую, как подскальзываюсь на чешуе, в конечном итоге больно падая и продолжая скользить. Я оцарапываю живот и руки, что ужасно больно, но всё же остаюсь на морде разъярённого зверя. — Лисси! Смауг яростно ревет, устраивая мне скачки на быках, а я изо всех сил цепляюсь за острую чешую, углубляя раны на ладонях, но все равно чувствуя, как меня сносит всё ниже. На глаза наворачиваются от боли и перенапряжения слёзы, однако я нахожу силы чтобы подтянуться и забросить себя выше. В этот момент дракон как раз дергает мордой вверх, из-за чего я нечаянно отпускаю руки, следуя инерции, и, перелетев ему, фактически, через голову, больно приземляюсь рядом с гребнем уже на шее, вцепившись в отросток со всей силы и устроившись по-удобнее. — Злобная зверюшка, — ворчу я на автомате, с ужасом осознавая, что не могу ни убить, ни управлять им. — Я — ЭТО ПЛАМЯ. Я — ЭТО… СМЕРТЬ! Я, судорожно цепляясь за чешуйки, попыталась припомнить тот момент своей жизни, когда читала о слабых местах драконов. На ум пришёл только детский мультик (пусть для тебя это тоже будет история), из-за чего захотелось плакать. Знания по биологии у меня тоже как-то незаметно испарились, злобно оскалив зубки на прощание. Я прикрыла глаза, склонившись к шее чудовища, потому что ветер на высоте был просто жуткий; переход, занявший у нас почти неделю, дракон был в состоянии преодолеть за пару часов, а значит, времени на размышления у меня почти не было. Я судорожно нашарила на поясе кинжал, сжав холодную сталь. Сколько бы я не ругалась — это не обычный нож. Это чёртов кинжал из ангельской стали, а значит — он вполне себе магический и прочный. Возможно, прочнее мифрила из этого мира. Ладно-ладно, не всё так страшно… ладно, всё именно так страшно. Ну почему я не в состоянии продумать хотя бы наметки на план действия? Нет, вот теперь я однозначно побила все рекорды по глупости, прыгнув на дракона и даже не зная, как его ослабить… Почему-то у нормальных людей в критической ситуации мозг вспоминает даже те факты, которые человек слышал лишь вскользь, пробуждаясь к действию и вырабатывая план, как выкрутиться из западни. Мой же мозг бился в конвульсиях, будучи не в состоянии выдавить из себя хоть что-то суразное. Вообще, есть ли предел идиотизму? А если и есть, то где он? Смогла ли я когда-нибудь представить, что совершу такую необдуманную глупость, как попытка оседлать дракона? Боже мой, живой, настоящий дракон! Это было бы круто, если бы не было так страшно. «Возьми себя в руки и напряги несуществующий мозг!» — рявкнул рассерженно внутренний голос — если честно, его своеволие меня пугало, заставляя всё больше задумываться о своём психическом здоровье. Я сжала челюсти и утёрла слезящиеся глаза, чуть выглянув из-за шеи Смауга. Совсем уже близко виднелся Эсгарот, заставив меня внутренне похолодеть — если я не сделаю хоть чего-нибудь, погибнут невинные люди и виновата в этом буду только я — не успела, не спасла, ничего не сделала. Я прикрыла глаза и выдохнула, успокаивая внутренний ураган. Так. Та-а-а-ак. Смауг — типичный представитель виверн — рукокрылых драконов, — чья слабость, кстати, в этих самых крыльях, но вряд ли я до них доберусь. Если рассуждать здраво — у него невероятно прочная чешуя, особенно укреплённая на брюхе. Но у меня есть ангельская сталь, и, возможно, будь его броня потоньше… например, на голове я могла бы добраться до чего-то особого важного… Стоп-стоп-стоп! Как давно это было, и не упомнить, но вот один интересный факт — играя в одну игру про охотника на монстров, королевскую виверну, дальнюю родственницу драконов, я могла убить точным ударом в голову. Да это же даже логично — потому как с воздуха на дракона вряд ли кто-то нападает и оттого-то защита там не должна быть такой уж прочной — ко всему прочему будь на голове много тяжёлой брони, он не смог бы ей так подвижно шевелить… Мне нужно выше — решила я, чуть выпрямляясь и упираясь ногами в предыдущий растущий шип, подтянувшись на том, за который прежде цеплялась и начала медленное продвижение в верх. Металлический грохот совсем рядом — стрелы, отскакивающие от зверя и чудом не задевающие меня летели одна за одной, словно бы способные хоть что-то изменить. Не способные. Только не обычные стрелы, только не там, где броня крепка. В тот момент, когда я почти добралась, внезапно всё вокруг начало раскаляться, обжигая все более-менее не защищенные участки моей кожи. Чисто инстинктивно я сжала руки на гребне, не выпустив его, как того требовало все страдающее тело. Дракон дышал пламенем. В ту же секунду воздух разрезали крики, стенания, жуткий смрад и невыносимый жар — мне стало бы тошно, если бы не собственное не сильно завидное положение. Я заорала от боли, но каким-то чудодейственным способом сумела заставить себя двигаться дальше, поднявшись наконец на череп своей будущей жертвы. Хватит. Хватит. Хватит! Жар стал чуточку терпимее, и хоть меня знатно подрубало а вокруг бушевал едкий чёрный дым, уверенная фигура мужчины и жмущийся к нему мальчонка на смотровой башне были для меня вполне ясно различимы. — КТО ТЫ ТАКОЙ, ЧТО ВСТАЛ У МЕНЯ НА ПУТИ? — Дракон не переставал двигаться, рокоча при этом так, что, казалось бы, слышали аж в Лихолесье. Слава Эру, что я не заскользила. Вообще странно, что это чешуйчатое до сих пор не засекло, что по нему кто-то шарится. А может ему просто всё равно? Не то чтобы я жаловалась, ты не подумай. — ТЫ ПРОСТО ЖАЛОК. ЧТО ТЫ БУДЕШЬ ДЕЛАТЬ, ЛУЧНИК? ТЕБЯ ВСЕ БРОСИЛИ, ПОМОЩЬ НЕ ПРИДЁТ. А вот нихренашечки, злобная тварь. Я сжала губы, чувствуя, как мутнеет в глазах и вытащила из-за пояса клинок — единственная чудесно холодная вещь в этом грёбаном огненном аду. Почему он холодный? Неужто и вправду — этот кусочек металла, который я по первости приняла за глупую насмешку, сейчас меня спасёт? — ЭТО ТВОЁ ДИТЯ? ТЕБЕ НЕ СПАСТИ ЕГО ОТ ПЛАМЕНИ. ОН СГОРИТ В НЁМ! Наверное, Бард меня видел. Трудно не заметить фигуру в черном из-за копоти плаще на алой чешуе дракона. Именно поэтому, ткнув сначала в живот, а потом в Смауга, я измученно усмехнулась куда-то вперед, потому что поступающие из-за гари слёзы мешали видеть. Я на подгибающихся ногах сделала шаг, отходя от гребня твари и почти тут же рухнула на колени, отметив про себя, что чешуя тут и правда выглядит не так прочно, как на шее до этого. Возможно, все получится. Возможно, дракон не успеет спалить ещё пол Эсгарота, прежде, чем Лучник его убьёт. Меня здорово тряхнуло, но я удержалась на коленях, увереннее перехватив клинок. Смауг, если осмелиться так выразиться, «побежал» к семейству. Вокруг летели обломки разрушаемых зданий, огромные бревна, кровля, щепки, но каким-то чудом меня они не настигли. Сейчас или никогда. — СКАЖИ, ГАДЁНЫШ, КАК ТЫ СМЕЕШЬ БРОСАТЬ ВЫЗОВ МНЕ? ТЕБЯ НЕ ЖДЁТ НИЧЕГО, КРОМЕ СМЕРТИ, КАК И ТВОЮ ПРЕДШЕСТВЕННИЦУ! ОТЧАЯННЫЕ ЖАЛКИЕ ЛЮДИШКИ! — Ошибаешься! — рычу я, замахнувшись и вонзив клинок по самую рукоять на стыке чешуек, которые с противным треском стали ломаться под лезвием и чернеть, резко выкручиваю рукоять налево, из-за чего, жутко взревев (я чудом не слетела с драконьего вроде-как-лба), Смауг дернулся как раз так, как то было удобно выжидавшему момент Барду. Параллельно дракон попытался скинуть меня, ещё больше выпятив брюхо, задрав шею и голову назад… Что, в принципе, тоже сыграло лучнику на руку. Я плохо помню, что было после — дракон разогрелся так, что меня всю, до нутра обожгло, и, верно от боли, я вылетела из реальности, придя в себя лишь когда почувствовала под собой ужасающую пустоту, сопровождающую ощущение полёта. Дракон был мёртв. Впрочем, мне тоже осталось не так уж много — я ощутила просто адски болезненный удар о поверхность озера и услышала — уже на самой грани Тьмы — противный вымораживающий хруст. Хруст моего позвоночника. Я широко раскрыла рот, в попытке то ли крикнуть, то ли просто вдохнуть, но внутрь лишь полилась вода, окончательно подписывая мне приговор, ибо спасения ждать было неоткуда. Легкие загорелись пламенем, всё тело дёрнула конвульсия и я наконец-то ушла во Тьму, перестав ощущать.***
«Ты бесполезна, и все погибшие сегодня — твоя вина.» Я хмуро попыталась оглядеть себя, но кроме окружающего мрака ничего не увидела, да и не ощутила. — Отвянь, — безрадостно отозвалась я, пытаясь вспомнить, о чём говорит такой мерзостный и отвратительный голос, и с чего бы это я должна его слушать? «Твой наречённый думает, что ты мертва и никому нет дела до несчастной Сашеньки.» Сашенька. Саша. Моё имя, да. Это точно оно, хоть и кажется, словно бы произносить его неправильно и… неприятно. — Разочаровала так разочаровала! — фыркнула я в пустоту. Впрочем, была ли пустота такой уж пустой — тот ещё вопрос. — Что ещё хорошего скажешь? «Ты — моя!» Чёрные, ещё чернее, чем всё остальное вокруг (хотя куда уж), клубы дыма обступили меня, резко сдавив тело, которое я начала ощущать (вовремя, ничего не скажешь). «— Я думаю вы тоже ощутили её способность… пробираться под кожу. Так вот — за короткий срок я увидел и почувствовал рядом с ней больше, чем за последние сто лет и успел привязаться, как к хорошему другу, а друг она действительно хороший, так что мне хотелось бы верить, что мы всё же продолжим общение.» Остроухий. Друг. Мой друг. «— Я… подумал о том, что семьи у тебя в этом мире нет, а к своей ты не особенно хочешь возвращаться… и если бы ты согласилась, я бы хотел взять тебя в свой клан… воспитанницей.» Приёмный отец. «— Лисси!» Любимый. Фили! — Нет, не твоя! Что-то разбилось и я вдруг почувствовала, что могу дышать, что подо мной что-то холодное и мерзкое, но такое реальное и живое, что чёрт с ним — пускай будет каким угодно, главное что не противно-тёмно-никаким! Я резко села, откашливаясь и отплёвываясь, ошарашенно оглядывая песчаный пляж, окружённый обломками. Просто супер-класс! Сама же моя тушка счастливо болталась в воде, где-то совсем недалеко от берега — вода в сидячем положении едва ли доставала мне до шеи, учитывая тот факт, что сидела я на чём-то… мягком. Громко вскрикнув, попыталась быстро встать, но тут же чуть не упала заново, запнувшись о. О разбухшую руку мертвеца с полуобгорелым лицом, с которого успела слезть кожа и мышцы аж до самой кости. В тот миг мне показалось, что мертвец недовольно щурится на меня и скалит пустой, без кожи, рот, явно намереваясь утащить за собой за прегрешения лично перед ним, так что я заорала и рванула к берегу, уже сейчас предчувствуя, как меня стошнит — благо, было нечем. Я упала на песок и затихла, зажмурившись, но всё равно видя страшное лицо. Заплакать так и не получилось. Немного придя в себя, уже на суше, я приподнялась, отряхиваясь от песка и выбирая направление, где были люди. Уж это-то было не сложно. Идя среди относительной толпы, я слышу мерзкое шипение Тьмы в подсознании: «Ты бесполезна, и все погибшие сегодня — твоя вина.» Будь все эти люди просто погибшими, мне наверное было бы легче — не видеть их мук, не видеть страшных ожогов, мёртвых тел детей и плачущих над ними родителей, вой раненых смертельно, но ещё не умерших. Моя вина. Вынырнувший из-под руки и мертвой хваткой вцепившийся в край опалённой рубахи ребёнок напугал меня чуть ли не до смерти, однако я не смогла вырвать руку, как того хотелось и требовалось. — Тётя, там мама… Сжав плотнее губы, я пытаюсь вспомнить есть ли у меня с собой какие-нибудь из Леголасовых лекарств, но увидев обуглившийся по большей части труп рыжеволосой женщины, понимаю, что они не понадобятся. Я дергаю ребёнка на себя, проигнорировав все болевые ощущения и тащу его обратно к толпе, закрывая его тёмную головку руками и пытаясь подобрать какие-нибудь успокаивающие слова, кроме судорожного: — Не надо, не смотри. Меня бы кто успокоил. — Внучок! Мальчишка легко вырывается из недообъятий, рванув к невысокой сгорбленной старушке, в старой и уже раз по сто перезаплатанной одежде. — Баба! Баба! Я вымученно улыбаюсь, наблюдая за воссоединением семейства, но сразу чувствую, как холодный пот прошибает меня — их мать не будет рядом, не поможет старенькой бабушке и не утешит ревущего сына. — Спасибо, что привели его, милая! Вам бы перевязаться. Я испуганно шарахаюсь в сторону, чувствуя, как щиплет ожоги, полученные от раскалённой чешуи на загривке и мотаю головой, начиная уходить туда, куда глаза глядят. Моя вина. Удивительно, для всех конечно, но не для нас с тобой, что я не умерла. На мне было много царапин, ран и ожогов, но я пока не ощущала их боли в полной мере, наверное, из-за шокового состояния организма, или, быть может, из-за очередного хождения за грань. Мне ничего не хотелось — стенания людей, лишившихся половины города, конкретно и лично из-за того, что я тупила, звучали одним большим упреком и я не желала его слышать. Усталость накатывала волнами, хотелось отмыться и лечь спать. Я отошла на достаточное расстояние от выходящих из воды горожан, собирающих свои пожитки, и снова вошла в воду, совершенно не осознавая, что именно хочу сделать — утопиться, или всё же отмыться?***
Леголас нашёл меня, когда я уже минут двадцать «плавала» на спине, глядя в серое небо и желая, чтобы вода окончательно лишила меня слуха. Не слышать. Не видеть. Не чувствовать. Вода на удивление не была холодной. Хотя, не на удивление, ведь Смауг упал именно в озеро. Никогда не любила плавать, но сейчас, находясь среди обломков разрушенного Эсгарота, всплывающих то там, то здесь, я расслаблялась, насколько это вообще было возможно. Тяжелый ком скопился в горле, отдавая тупой и ноющей болью куда-то в район грудной клетки, заставляя меня хватать ртом воздух, потому что дышать становилось трудно, и это была не паника вызванная тем, что здесь глубоко (я и на глубине-то не была, бултыхаясь возле берега, подальше от причитающих горожан), а чёртово давящее чувство вины. Похоже, у меня развивается синдром Оливера Куина Что ж, весьма несвоевременно. — Я думала, что смогу их спасти, — хрипло произношу я, наблюдая, как на обломок камня рядом опускается Леголас, сдвинув светлые брови на переносице, явно беспокоясь за моё душевное состояние. — Но я не смогла. — жёстко бросила я, устремив взгляд на бледное предрассветное небо, с которого ещё не убрались сияющие огоньки звёзд. — Я никого не могу спасти! В последние слова я выложила столько нерастраченной ярости, что сидящий на ближайшем от Леголаса кусте дрозд со стрекотом сорвался в полет, подальше от ненормальной меня. — Никто не смог спасти всех. Не кори в этом себя, — подбирая слова произнес остроухий, явно не так уверенно себя в этом чувствуя, как, например, на поле битвы. Внутри меня была пустота. Пустота разрастается медленно, год за годом, выжигая всё светлое и счастливое внутри, пока не остается ничего из того, что делало тебя человеком. Я знаю это, потому что оно во мне, растёт, подгоняемое отчаянием и горечью, не желающее останавливаться ни на миг. Стоит ли бороться, если в конце тебя всё равно ждёт одно и тоже — неизбежная, словно волна, накроющая тебя в любом случае, Пустота? Люди с пустыми лицами. Люди с пустыми глазами. Люди без души и сострадания. Пустые люди. Как я, или сотни случайных прохожих в моём мире, в глазах которых ничего уже не найти. Говорят, что внутри каждого человека живёт частица Бога — душа. Светлая, чистая и непоколебимая. Но судя по всему, Пустота заволакивает и забирает всё. Тогда не остаётся ничего и бороться бесполезно… Или всё-таки стоит? Ради пьянящего ощущения жизни, ради радости и света в родных глазах, наверное стоит бороться с Пустотой и сохранять свою душу. До последнего. Нерешительность эльфа меня позабавила и вывела из состояния «угнетающее само себя чмо», а посему я с громким «бултых», нырнула под воду, чуть было не пропахав брюхом, когда перевернулась, несимпатичное серое и унылое дно с каким-то бледным подобием песка, и вынырнула в метре от Леголаса, оперевшись на вытянутые руки, позволяя остальному телу качаться на воде в относительной невесомости. Эльф явно подвоха от меня не ждал, а потому лишь заинтересованно окинул взглядом, видимо предполагая, какую гадость прибило к моему мозгу на сей раз, и чем это грозит конкретно ему в ближайшем будущем. — Как считаешь, диверсия в чертоги Эребора одной отсталой девицы в красной шапке вызовет бурю негодования со стороны достопочтимого населения, считающего, что она бесславно подохла в попытке оседлать дракона? — Я довольно сощурилась, сдувая мокрые волосы, бывшие когда-то чёлкой, павшей в неравном бою со временем, и растянула губы в провокационной усмешке. — Если ты придёшь с наследником Эрин Ласгалена под руку, то это точно вызовет негодование. Леголас склонил голову на бок, ответив мне не менее провокационной усмешкой. Эх, порчу я досточтимое население Средиземья, жутко порчу. — Не льсти себе, — фыркнула я, садясь прямо в воде — воздух казался до неприличия холодным и я решила пока не вылезать. — В отличии от твоего отца, тебя-то не каждый в лицо знает. Хотя, если брать в расчет то, что ты их бывший тюремщик, они не обрадуются нам ничуть не меньше, чем при предложенном тобой варианте. Хорошо уклоняешься от тяжелых предметов, летящих в голову и другие части тела? И знаешь, что? Более оскорблённого взгляда святой невинности я в жизни никогда не видела. Однако, отпустило меня не так уж и надолго. Мы с остроухим шли между людьми, потому что его лошадь осталась у кромки лесочка. Меня перспектива нахождения в толпе людей не радовала — было больно как физически, так и эмоционально, — так что я даже была не уверена, что не хочу, например, вернуться обратно в озеро и всё же утопиться. — Раз дракон мёртв, то все сокровища Горы теперь наши! — Я вздрогнула и затормозила, глядя на какого-то оборванного мужичка в серых тряпках и тошнотной шапке цвета болотной коряги… хах, похоже свою шапку я таки потеряла. Ну и ладно. Что-то я не припомню, чтоб кто-то так ярко и живописно требовал идти к Горе, захватывать гномье золото. — Мы пострадали больше всех! Наши дома разрушены, а семьи убиты! — Продолжил разглагольствовать индивид, вызывая у меня волну раздражения. Он словно бы в открытую сейчас высказывал все мои грехи и от того было тошно и дурно. — И всё из-за гномов! — Не надо приплетать сюда гномов, — вдруг громко произнесла я, — не их вина, что дракон сговорился с Некромантом из Дол Гулдура. Думаете, сейчас вам плохо? Посмотрела бы я на вас, когда тёмные силы взяли нас всех в плотное кольцо, истребляя и выжигая всё под корень. Я тут же захлопнула рот, поняв что слышало меня слишком много народу, который сейчас очень активно передавал сказанное остальным, кто вообще был не в курсах. Меня не оплевали, я полагаю, лишь потому, что за спиной внушительно маячил остроухий. И я была ему чертовски благодарна. Эти люди потеряли всё — в них сейчас разума и сострадания едва ли больше, чем в голодном волке, а я тут защищаю их врага номер два, после Смауга, конечно. Молодец, Санёк, бьёшь все рекорды, как обычно. — Что за вздор ты несёшь? — презрительно скривил губы мужик, подходя ко мне с таким видом, словно бы он король, а я ничтожество. — Небось сама-то ничего не сделала. Сидела и молилась где-нибудь на отшибе. Вона, и мордашка почти не обгоревшая. — Да кто она вообще такая? — прошёлся недовольный ропот по толпе. Я пристыженно сжалась, желая сбежать из поля зрения толпы. Все их беды — моя вина, напополам с драконьей. Вот только дракон-то мёртв, а я отчего-то нет. Какая жалость. Выросший за моей спиной Леголас, вцепившийся мне в печи, план побега воплотить не дал. Я уже раз десять пожалела, что вообще открыла рот. — Она оседлала дракона и направила его на стрелу Барда Лучника. — Эльф обвёл толпу вокруг таким взглядом, что было ясно — напади кто, он всех изобьёт до полусмерти и мучаться угрызениями совести не будет. — Да, — раздаётся громкий голос Драконоубийцы, вынырнувшего из толпы каким-то неведомым образом в самый нужный момент и вставшего подле меня, — вы не можете упрекнуть её в бездействии или трусости. Она рискнула жизнью ради вас и ранила чудище прежде, чем я его добил. — Драконья наездница… — Она его оседлала… — А ростом-то едва ли выше гнома… — А фигуркой на эльфа похожа… — Я видел её, это она Альфрида с моста скинула… Я попыталась смотаться, но эльф снова схватил меня за плечи, удерживая на месте. — Слава Драконьей наезднице! Это неправильно. Я не смогла спасти и сберечь столько людей, их дом разрушен и всё, что они сейчас делают — это славят меня. Уж лучше бы побили. Так и вправду было бы легче… мне так было бы легче. А вот остроухому легче бы отнюдь не было. Я не вытерпела и нырнула в толпу, затерялась там, петляя между рядами. В этот раз эльф меня не остановил. Все эмоции — это лишь химические реакции в организме — я хотела бы так считать, хотела бы себя контролировать, но что с того? Это всё равно была бы ложь. Лгать самой себе — дело пропащее, это я уяснила уже давно. Каждый человек — набор определённых условностей, ничего, возможно, и не значащих для других. Конечно, если порыться, можно и откопать человека, который тебя поймёт, вот только не потеряешь ли ты себя, пытаясь найти его и раз за разом напарываясь на «не тех»? Я знала, что нужна в этом мире, у меня было к кому стремиться и кого оберегать. Вот только была ли я сама прежней, той, к которой они привязались? Смотря в своё отражение, я не узнавала эту девушку, хотя, уже скорее женщину, с серьёзными серыми глазами и обожжённой кожей. Кто эта незнакомка? Узнают ли её близкие? Вопросов много, ответов — ноль. — Лисса? Я даже не обернулась к эльфу. Это было и не нужно, он просто уселся рядом и начал обрабатывать мои руки, показав мне мой же рюкзак. Откуда он здесь? Неужели я с ним сиганула на дракона? Не помню. После того, как наложил тугую повязку, Леголас спустил со спины ещё одну сумку и достал оттуда два хлебца, отдав один мне. Ни расспросов, ни упрёков — вот, что значит настоящая дружба. А возможно, он просто понимает, что сейчас со мной разговаривать бесполезно. Я вдруг рассмотрела пропитанный кровью край рубашки на руке и схватила остроухого чуть повыше локтя, разглядывая некрасивый рваный порез. — Откуда это? — Мы с Тауриэль на границе гнались за отрядом орков, среди который был Болг, сын Азога. Наверное, там зацепило, — Леголас сделал как можно более безразличное лицо и пожал плечами, мол «пустяки, дело-то житейское». Я вздохнула и, уже самостоятельно выпотрошив свою сумку, достала всё необходимое — эльф-не эльф, а отраву на орочьем оружии никто не отменял. — Ты мог бы вернуться к своим. Далась тебе больная человечка, прущаяся в самое пекло? Я осторожно промокнула ссадину на длинной и узкой ладони. Получалось немного неловко — перебинтованные пальцы слушались выборочно и плохо гнулись, но хотя бы уже не болели. Эльф сидел с каменным лицом, не реагируя вообще ни на что. Отвечать он, похоже, не собирался, так что я плотно перевязала порез и начала собирать свой рюкзак обратно. Он был затёртый, местами залитый чем-то чёрным (мне даже не хотелось вспоминать, чем именно), но на удивление живой. Надо же, пережил три года школы, поездок на природу и экстремальный тур по Средиземью. — Тауриэль была кое в чём права, — вдруг произнёс лихолесец, смотря на плывущий мимо труп. Меня передернуло. Я вообще старалась не смотреть по сторонам, а потому сосредоточилась на лице остроухого. — Битва со злом идёт уже сейчас. И кем я буду, если спрячусь, как трус и позволю Тьме выиграть? — Ага, ясненько. Но причём тут я? — недоумённо вопрошаю, пытаясь собрать свои мысли в кучку. — Я не главный поборник за справедливость, если ты не заметил, да и великим героем меня не назовёшь. — Ты оседлала дракона, — отрезал эльф. — Рискнула всем ради людей. А ещё ты можешь убедить Короля под Горой пойти на союз с другими королевствами против чёрных тварей, идущих из Гундабада. — И Дол Гулдура, — тихо заметила я, больно закусив губу, — у орков две армии, помнишь? Эльф сжал моё плечо и развернул в сторону Одинокой горы. — Тогда нам ещё больше нужна поддержка Эребора, понимаешь? Если люди, хотя бы они, объединятся с гномами и засядут в горе, то есть шанс, что они выдержат продолжительный натиск. — Почему ты даже не предполагаешь союза твоего народа с гномами? — я поднимаюсь на ноги, отряхивая одежду и с грустью понимая, что кинжал остался в голове Смауга, похороненного на дне озера. — Ты ведь знаешь, что обида гномов и эльфов так велика, что уговорить Торина и Трандуила почти невозможно, так что идея подобного договора только между эльфами и гномами — полнейшее сумасшествие, — заметил блондин, поднявшись вслед за мной. — Хочешь сказать, что люди должны выступить как подушка безопасности между эльфами и гномами? — спросила я, удивленно поднимая брови. — Не знаю, что значит «подушка безопасности», но полагаю, что аналогия верная. — Леголас поправил на плечах лямки сумки с провиантом. Потом, словно что-то вспомнил, притормозил и, чуть помедлив, достал из-за пазухи красный клочок ткани. — Вот, держи. Вынесло на берег. Моя шапка! Бог мой, эта хрень была всё ещё жива — и пережила даже встречу с драконом, не каждая тканевая вещь может таким похвастаться. Ирония судьбы, что этот кусок красной материи не пострадал в пламени огня. Впрочем, как и я. Ну что ж, старая шапка — новые проблемы.