Не обличай безумного, чтобы не возненавидел он тебя. © Ионн Дамаскин Мне пустоты и тишины все хочется. Без шуток. Ужели много так прошу? Когда душа в конец источится, Не обвини, что якобы грешу. К земле всё тянет беспокойной яростью. Откуда, отчего и почему? Открыв глаза, живу младою старостью И ничего от жизни не прошу.
Часто в жизни меня нагоняло состояние «ничего не хочу — ничего мне не надо», когда я даже карандаш в руки брать ленилась, а все дела делались как-то совсем автоматически и от того ещё более неправдоподобно, чем прежде. Знаешь, говорят в приличных семьях рождаются лучшие лжецы. По моему скромному опыту (и как бы я это не отрицала) заявление оказалось вполне себе правдивым, даже если брать в расчёт одну только несчастную меня. Я умела лгать, могла делать это хорошо настолько, насколько вообще способен человек. Однако же, даже у меня были границы — те люди, которым я никогда не врала. Но так уж случилось, что круг их был непомерно мал, да плюс ко всему из моей родни в этом круге была только та самая младшая сестрёнка, а остальное, как мог ты понять, составляли небезызвестные тебе трое — Диана, Алина и Яра. Странно, что в этом мире моё доверие легко и без боя завоевало сразу несколько…нелюдей. Однако давняя привычка всё равно заставляла кривляться — если ты ведёшь себя как идиот, то твоих страданий никто не увидит. Так вот, об этом поганом состоянии — мы ехали несколько дней кряду, остановившись на привал лишь дважды. Остроухий меня насильно усаживал, заставляя есть и пить, кормил лошадь, ждал, пока она отдохнёт. И иногда ехали, иногда шли с ней рядом, дальше. Без сна, без нормального отдыха — мне всего этого попросту не хотелось. Чувство вины не притуплялось, разъедая меня изнутри, и даже если бы я очень захотела, то не смогла бы от него избавиться. Однако держала лицо, как могла. Уж не знаю, насколько хорошо эльфийское чутьё, но, кажется, принцу надоели мои выкрутасы и он махнул рукой — мол, захочет — сама заговорит, и тем, видимо, успокоил свою совесть. Теперь к горе мы подъезжали с другой стороны, прекрасно видя разгромленные, но от того не менее впечатляющие главные ворота. В прошлый раз как-то было не до разглядывания ландшафта и прочей либерды, по типу архитектуры, так как мне, вроде как, грозила масштабная жопа, да и вообще мозги плыли (хотя когда это было по-другому?). На исходе очередного дня (я снова сбилась со счета) мы подошли к Эребору. Решив, что пугать гномов мешками под глазами будет уже чересчур, я всё же попросила о стоянке и почти моментально бухнулась спать, даже не надеясь на то, что увижу хотя бы блаженное ничего. Крики людей и дикий жар. Я снова была в горящем Эсгароте, но на этот раз наблюдала за всем с земли. Мимо пробежал горящий человек, не разбирая дороги и чуть меня не сбив, а я… просто проводила его равнодушным взглядом. Боги! Как же так? Ведь я не умею спокойно смотреть на чужие страдания, но почему-то сейчас было так пусто и равнодушно внутри, что мне абсолютно не хотелось просыпаться — а зачем, если тут меня ждёт спокойствие, а там лишь новая порция переживаний и боли? Я так… так устала. Всю жизнь я училась скрывать свои проблемы — таков закон современного общества: твои задушевные переживания или никого не волнуют, или их выкручивают так, что думаешь, зачем вообще что-то ляпнул? Но этот мир… я никогда бы не призналась, но пройти мимо нуждающегося человека я не могла. Что бы я не говорила, как бы не кичилась по поводу того, как не люблю людей, я всё равно не могла им не помочь. «Зачем? Почему?» — кто б знал ещё. Мне было стыдно и неуютно, если я не могла помочь человеку с чем-то серьёзным или же и вовсе отказала. Казалось бы — кого волнует, что ты кому-то там не помог? Тебе в любом случае нашли замену, да и все взрослые люди, у всех свои заботы… Весомые доводы разума шли мимо. В ущерб себе, своему сну, здоровью и прочей, вроде как, существенной дребедени я бралась за то, о чём просили. И тихо ненавидела себя за это. Да кому я вообще нужна со своим милосердием и состраданием в том чёртовом мире?! Как я уже сказала, доводы разума имели мало действенности. Но сейчас у меня, откровенно говоря, сдали нервы. Признаться даже себе было уже огромным подвигом. Пусть даже и во сне. Вздрогнув, я села на скатке, недоуменно оглядывая пустующий лагерь. Вот же ж…! Я подскочила и принялась судорожно собирать вещи, морщась от «боевых ранений» и матеря одного небезызвестного эльфа. Ну, если так уж подумать, он поступил даже отчасти правильно — пошёл разведать обстановку, дабы блудную меня не прибил ополоумевший король. Только вот хрена-с-два я это признаю, скорее уж побью эту ушастую скотину за самоволку… да и вообще, он давно напрашивался. Закинув сумку за плечи и порадовавшись, что большая часть моих вещей давно расфасована по гномам (да и вообще половина имущества печально канула где-то в гоблинских горах), я припустила к «тропинке» до Эребора, мысленно помолившись, дабы не свалиться с этих камешков… ну, куда-нибудь в воду, например, которая тут как-бы везде, ведь, как известно, река Бегущая у нас выходит из-под Одинокой горы, аккурат у главных ворот, которые, к сожалению, порушены Смаугом. Это затрудняет естественный ход воды, не говоря уже о том, что когда-то нормальная дорога сейчас вся искорёжена да потоплена. В общем-то, в этот раз мою молитву всё же не проигнорировали, и я нормально добралась до горы, влетев туда на весьма интересной ноте чужого разговора. — …решительно не понимаю, что ты тут делаешь, эльф. — Почти что прямо посреди дороги стоял Торин, скрестив руки на груди и недовольно разглядывая Леголаса, который, впрочем, по пренебрежительной позе от нашего лидера не отставал. Дав себе зарок, что когда всё кончится, свалю нахрен от этих монашеских личностей с их ненормальными замашками, я поспешила к месту разгорающегося конфликта. Моё появление, конечно же, остроухий проворонить не мог. Ну ещё бы — от меня яростью несло так, что наверное Саурон сейчас от зависти локти грызёт, чтоб ему икалось до скончания века, пидриле поганому. — Мы вернулись! — радостно гаркаю я, наскочив со спины на эльфа и одарив лучезарным оскалом Торина, разодетого в корону и что-то напоминающее золотой доспех. Меня такое сочетание не обрадовало, но я пока не решилась устроить Вашеству головомойку. Стоит отметить, что Леголаса мой выпад вообще не удивил. — Я не мог позволить себе оставить её одну на Пустоши, — произнёс спокойно лихолесец, сложив руки на груди и не скрывая насмешку. К кому, правда, я так и не поняла, но это было и не столь существенно, как, например, в миг не устроившее мои несчастные нервы состояние короля. — Да и не должен был, — громко возвестила я, выпустив эльфа и шагнув навстречу королю. — Вашество, он хороший, давай его оставим, а? Я слышала, как Леголас за моей спиной подавился воздухом — от возмущения или ещё от чего я не знаю. Торин удивлённо меня рассматривал, словно бы силился вспомнить моё лицо или ещё что, но выглядел он… пугающе? Я не боялась Торина с первого нашего разговора. Так что же случилось сейчас? Изменилась я и моё восприятие, или же изменился Дубощит под действием драконьей горячки? — Лисса? — Наконец хрипло спрашивает гном, взглянув на меня даже почти осмысленным взглядом. Мысленно, я облегченно выдыхаю, подумав, что моего нерадивого «папашку» можно ещё спасти. — Кого вы каждый раз ожидаете увидеть в моём теле? — Возмутилась я. — Я это, я. Иди сюда и обними блудную дочь, папка! Торин усмехнулся, почти совсем как прежде, до нашего расставания, и резко прижал меня к себе. — Добро пожаловать в чертоги Эребора, Лисса Красная Шапка, Наездница драконов!***
Оставив остроухого в выделенной комнате, я направила свои стопы на поиски остального отряда, так как Дубощит вернулся обратно в сокровищницу, в которой в столь ранний час ещё никого не было. Даже несмотря на то, что носилась я по витиеватым коридорам вскользь и вообще, аки в одно место ужаленная, не заметить в одном из ответвлений поникшую белобрысую макушку я не смогла бы при всём желании, которого и не было. Однако же, гном куда-то целенаправленно топал, удаляясь от зависшей на секунду меня. Осознание факта сего дало мне вполне весомый пендель, мол, нефиг тут прохлаждаться. Ощутив невероятную радость, я сбежала со ступеней, оказавшись на одном уровне и чуть ли не взвизгнув при виде гнома. — Фили! Фили! — Я перепрыгнула через ступеньку и наскочила на него, обняв со спины и чмокнув в затылок. — Чудесный день! Самый чудесный день! — Лисса? — Удивился Фили, обернувшись ко мне, а после обеспокоенно прошёлся руками по моему лицу, то ли подмечая ожоги, то ли небольшие царапины, которые щедро рассыпались по всему телу. — Махал и вправду хранит безумцев! Гном рассмеялся, словно какой-то умалишённый (и я-то безумная, ага) и прижал меня к себе, судорожно сжав пальцами мои плечи, на которых теперь возможно будет синяк, даже, скорее всего, не один. Я должна была испугаться, как и любой нормальный человек пугается безумия, но только крепче прижалась к сильному телу. — Посажу тебя на цепь. — Глухо пообещал Фили куда-то мне в шею. Я рассмеялась, отстранившись от него и заглядывая в серые блестящие глаза. — Сейчас-то от этого никакого толка нет. Дракон мёртв, всё кончено. — Я обняла гнома за шею, разворачивая к тёмному коридору, в направлении по которому он шагал до этого. — Можешь себе представить? — Да уж… — пробормотал Фили смущённо, — кончено. Что теперь думаешь делать? — Я теперь твоя кузина, забыл? — Рассмеялась я, чмокнув гнома в щёку. — Я ещё вам тут понадоедаю! — Лисса, я хотел тебе сказать… — неуверенно начал блондин, как вдруг из-за поворота с громким радостным криком вылетел Кили. — Живая, зараза! — Гаркнул он. — Мелкий, иди в пень, — возмутилась я, попытавшись его треснуть, но Кили ловко перехватил мою руку, и, подтащив к себе, обнял до хруста костей, — ничего нормально сделать не можешь! Даже радость выразить не в состоянии. — Ой, да ну тебя, — фыркнул парень, отпустив меня и дав подзатыльник, — пошли, ребята нашли бочонок вина, отметим твоё возвращение. Кили, насвистывая что-то под нос, поскакал дальше по коридору. Я прикусила губу, недовольно покачав головой и обернулась к блондину. — Ты вроде хотел что-то сказать? — Произнесла я, всё же улыбнувшись. — Да… я рад, что ты жива и здесь, с нами. Гном вымучено улыбнулся и подал мне руку. Я ему не поверила, но всё равно позволила себя повести, решив, что раз он не хочет со мной делиться — значит, лезть ему в душу не надо. Гномы любят пить и праздновать. Уж что-что, а это даже такое чебурашело, как я, уяснило раз и навсегда. А вот остроухому пришлось пережить некий моральный шок, почти тут же сменившийся, впрочем, нешуточным интересом и азартом. На смену лохмотьям, в которые превратилась моя одежда, гномы надыбали где-то платье, которое я, хоть и скрипя зубами, надела на себя, прокляв тот день, когда родилась бабой, которая обязана носить эти орудия пыток. Конечно, мне уже не пять лет и я могу смириться с неудобствами в одежде, но чёрт возьми, если мне что-то не нравится, как я уже вроде упоминала, я буду шипеть и плеваться до последнего. Вещь должна быть практичной и удобной, иначе, извините, это уже не вещь, а какое-то издевательство. В итоге я всё же была в платье, что несколько омрачало и так упавший к вечеру настрой. Ко всему прочему — я зареклась не пить, а следовательно, придется весь вечер отгонять от себя излишне настырных гномов, которые праздника без выпивки не представляли. — Если думаешь, что сделав такое лицо, отгонишь от себя всех, то ошибаешься. — Замечает Фили, присаживаясь рядом со мной и протягивая кружку с чем-то хмельным. Я отрицательно машу головой, глядя, как играют блики на светлых волосах парня и вздрогнув от внимательного пристального взгляда серых глаз, отворачиваюсь к противоположному концу стола, за которым на спор пили Кили и Леголас. Идиоты. — Ну, ты-то у нас в любом случае тёртый калач, так что в счёт не идешь, — изрекаю я, разминая пальцы, которые болели просто неимоверно — эльфийские настойки помогали в этот раз слабо. Оно и ясно — драконий жар. Конечно, под пламя я не попала, так что всё со временем затянется, однако же вот она я — покоцанная и побитая жизнью, как одна несчастная собака, брошенная своим хозяином, сижу и корю себя за все смертные грехи, но всё же морщусь от боли, потому что, вот уж прости, как бы меня не тренировали и не натаскивали, я, «сталбыть» всё же баба, а у нас чуть ли не на жизненном пути прописано ныть и жаловаться, какие мы несчастные и бедные, — а вот на остальных всё же действует. — Что случилось в Эсгароте? — Фили хмурится и кладёт мне широкую ладонь на плечо, словно бы желая обнять, но не зная, насколько мне больно от ран, а потому не хочет приносить ещё большие страдания. Пол года назад всё было проще. Я бы пошутила, он бы тут же откликнулся и в шутливой перепалке пролетела бы добрая половина вечера, потом, устав, мы разошлись бы с лёгкой душой и на спокойной ноте, уснув сладкими и счастливыми снами. Вот только теперь всё не будет как прежде — мы пережили слишком много… боли? А на моих руках слишком много крови. Не будет больше беззаботных вечеров и счастливых снов. Как я и говорила, боль не уходит никогда. — Я оплошала, — медленно проговариваю, словно бы вообще сомневаясь в правильности того, что что-то произношу в слух, — и погибло много народу. Никакая я не драконья наездница. — Не каждый мужчина, даже будь он хоть трижды безумец или герой, решился бы прыгнуть на дракона в попытке защитить невинных. — Блондин говорил медленно, словно бы объясняя и разъясняя мне, от чего так, а не по другому. — Я уверен, не сделай ты того, что сделала, погибло бы куда больше. А ещё, я знаю, что ты помогла Барду перед решающим ударом и этого никто не забудет… из гномов-то точно. Если и искать виноватых, то скорее всего это мы, а не ты. — Не говори так! — Горячо воскликнула я и чуть было не привлекла всеобщее внимание, схватив Фили за свободную руку. — Вы возвращали свой дом… — Не думая о последствиях… — Что неважно, ведь дракон не сговорился Некромантом и теперь Север в относительной безопасности. — Лисса, — усмехается гном, отставив эль и взяв моё лицо в ладони, — ты так стараешься видеть в других добро, так отчего же не хочешь разглядеть того же в себе? Я отшатнулась, чувствуя, как мне почти физически больно и подскочила, коротко попрощавшись со всеми, направившись к своим комнатам. Довольно на сегодня откровений. Неужели он действительно так фатально заблуждается? Не видит очевидного? Они поступали, как должно, а вот я… я всё испортила, впрочем, как и всегда. Не по тебе, Сашка, богатырские доспехи оказались. Надеюсь, что если есть искупление, однажды я его добьюсь… но даже если в конце меня ждет Ад, он будет вполне заслуженный, хоть и не желанный. Я закрыла дверь комнаты, мутно оглядев обстановку и поплелась к камину, у которого кто-то заботливо уложил поленья. Все мои шмотки лежали на кровати, в целости и невредимости. В груди вдруг затянуло с удвоенной силой, заставляя, вопреки предыдущему упадническому настрою, появиться на лице вымученной улыбке. Слабо осев прямо там, где стояла, я попыталась хотя бы задержать себя в подобии вертикального положения одной рукой. Не слишком-то вышло, но всё же… Я дома. Леголас появился через пол часа, когда я смогла наконец-таки отрыть не порванные шмотки из своего барахла и уселась у камина зашивать остальное. Что ни говори, но необходимость порой искореняет криворучие. Эльф принёс еды, а я только сейчас вспомнила, что вообще-то не ела. Гений драмы недобитый, блин. Мы устроились на кровати, и эльф терпеливо выжидал, когда я соблаговолю доесть всё принесённое, чтобы, видимо, высказаться о моей выходке. — Хватит на меня так смотреть, я не вскипячусь от этого, как бы тебе не хотелось. — Ты идиотка, — в слух сообщил Леголас, ткнув меня в бок, на что я громко и по-поросячьи взвизгнула, скатившись на пол и оставшись там лежать в позе трупа морской звезды. Леголас фыркнул и положил перед моим лицом ноги, явно не собираясь хоть как-то влиять на моё положение. — С каких пор ты такой злой? — Жалобно спрашиваю я, перекатившись на пузо и подтянув к себе колени, чтобы нормально (относительное понятие) сесть. — Я не злой, но тратить сейчас энергию на твои выходки не намерен. Я надула губы и сложила руки на груди, демонстративно выгнув бровь. — Скажи ещё что обиделась. — Тяжело вздохнул эльф, откинувшись на мою кровать. А я тут на полу сижу, ага. Я отвернулась от него и безучастно скользнула взглядом по выделенной с барского плеча комнате. Ещё одна головная боль для моего измученного сознания — Торин. Торин был странный. Какой-то слишком безучастный и холодный… Безумный. На секунду в его взгляде на меня проскользнуло облегчение и даже вроде радость, но на словах он был довольно официален, несмотря даже на то, что я старалась выдавить из себя максимальное количество идиотизма. Ради него, собственно. — Драконья болезнь поглощает его, да? — тихо спрашиваю я, обняв себя за плечи. — Да, это уже становиться довольно заметным, хотя он странно-спокойно воспринял моё здесь появление. Я же лихолесец, а он нас сильно не жалует. Как же прекрасно, что эльф такой чуткий собеседник, чувствующий моё настроение и подыгрывающий любой выбранной теме. — Хорошо ещё, — подметила я, — что он не знает, чей ты сын. — Ой-ой, — шутливо фыркнул остроухий, резко поднявшись на ноги и протянув ко мне руки, чтобы вздернуть в вертикальное положение и меня, — ты прямо так взяла и рассказала ему. — Да ну, нет, — смущённо признала я, — он сейчас под Драконьей горячкой ходит, а ну ещё захочет в Ивана Грозного поиграть? — В кого? — переспросил удивлённо Леголас. — Нева-а-ажно, — простонала я, замахав руками и запнувшись о собственную ногу, рухнув снова на пол, да так и оставшись там лежать, завороженная игрой свечи на каменном своде комнаты. — Удобно? — ехидно прокомментировал эльф. — А то. Люблю полы, особенно каменные.***
Леголас не пробыл в Эреборе и двух дней. Рано утром он собрал свои вещи, и, оставив короткую записку о том, что идёт к Гундабаду на разведку, исчез из чертогов Одинокой горы. Я злилась, но что с того? Моё мнение уже ничего не решило бы и не изменило. Так что я более-менее начала вливаться в жизнь опустевшего королевства. Вливаться, правда, было особо не во что. Я шла по балкону, вдоль сокровищницы. По идее, надо было восхищаться открывшимся видом богатств, а вот на деле же выходило, что мне только хуже от одного взгляда на всё это. Была ли тому причиной моя «любовь» с Тьмой, или же ещё чего, не знаю, но факт на лицо — в сокровищнице Эребора мне не нравилось от слова совсем. Ещё издали я заметила странно напрягшуюся спину Фили. Он стоял с глубоко опущенной головой и смотрел куда-то в даль золотого моря, тяжело дыша и сжимая кулаки. Не на шутку встревожившись, я ломанулась к ближайшей лестнице, соскочила прямо на зазвеневшие монеты, которые тут же начали соскальзывать, увлекая меня в безрадостное падение. Ругнувшись на то, что из-за «мягкого» приземленьица у меня открылись только зажившие раны на руках, я поднялась и стала активней пробираться к гному. — Фили! — окликнула я его, будучи уже в десяти шагах. Реакции не последовало, из-за чего лёгкие затопил чуть ли не леденящий ужас, который я с переменным успехом запинала обратно. Плюнув на всё, я преодолела последние метры и схватила гнома за руку, обеспокоенно оглядывая в серые, подернутые каким-то туманом глаза. — Фили, всё хорошо? — заметив, как гном обретает ясность рассудка и уже осмысленно меня оглядывает, я несколько успокоилась, хотя страх никуда не ушёл. Будто бы было куда. — Отряд меняется, — констатировала я, качая головой, — на Торина даже глядеть страшно… Фили, пожалуйста, хотя бы ты останься прежним, ладно? Я закусываю губу и часто-часто моргаю, не хватало мне ещё тут расплакаться. Гном тяжело вздыхает, то ли заметив мокрые глаза, то ли ещё от чего и осторожно притягивает меня к себе, позволяя уткнуться в плечо и поглаживая по голове. Мы все натерпелись страху. Нам всем плохо и тяжело. — Всё будет хорошо, — наконец произносит он, — я рядом. И не изменюсь, насколько это возможно. Обещаю. Я улыбаюсь, сжимая его рубаху пораненными пальцами и как-то отчаянно жмурясь, желая сохранить то тепло, которое разливается в душе сейчас. Тем же вечером я выбираюсь из чертогов к Главным воротам, дабы устаканить чувства и мысли. Подумать только — сколько крови пролито, сколько жизней загублено. Я, раскрытыми от ужасного восторга глазами, смотрела, как падало за горный хребет бордово-красное солнце. Переливаясь лучами на белых верхушках, припорошенных снегом. Играя на листве чернеющего огромного леса, больше похожего на море. Едва-едва переливаясь бликами по воде, подсвечивало оно Долгое озеро, превращая его во что-то чарующе-прекрасное и недосягаемое. Закусив губу, я спрыгнула с парапета обратно за стену, отряхнула одежду от каменной крошки и скользнула безразличным взглядом по скупой на изыски серой стене не обработанной части горы. По глупости вобрав в лёгкие холодный вечерний воздух, я безрадостно почапала на кухню. Ну, то есть, в то огромное помещение, которое когда-то было кухней. Как я уже упоминала — руины редко вызывали у меня положительные эмоции. И хотя назвать Эребор руинами язык поворачивался слабо, всё же дух тут витал похожий. Свернув за очередной поворот, я остановилась, как вкопанная, во все глаза уставившись на сгорбленную фигуру в тяжёлом меховом плаще у стены. Внутри всё похолодело. Одного Фили моей психике было и так сегодня много. Я рванула к Торину, бухнувшись рядом с ним на колени, судорожно начав ощупывать разгорячённый лоб и трясти гнома за плечи. — Торин! — Гаркаю я, после чего гном нехотя раскрывает глаза, словно бы не узнавая меня и не понимая, где он. — Что с тобой? Что-то болит? — Лисса, — выдыхает он почти удивлённо, поднимаясь на ноги, — что случилось? — Тебе бы поесть, — жалостливо произношу я. — Пойдём на кухню. — Нет! — Гаркнул гном, оттолкнув мои руки от себя. — Мне нужно в сокровищницу. Золото… золото должно быть под охраной. — Под охраной… от кого внутри горы ты хочешь его защищать? — спросила я, чувствуя, как мне становится дурно и горько. — Мы — твои соратники… твоя семья. Иди поспи, Торин. Твои сокровища никто не тронет за пару часов. Я развернулась на пятках и пошла в противоположном направлении тому, которое выбрала изначально. Сейчас у меня не было сил и мне надо было успокоиться. Руки тряслись. Нырнув в очередной чёрный коридор, я вдруг резко затормозила, чувствуя, как колотит уже всё тело. Ой-ёй. Я попыталась нормально вдохнуть, но вырвался лишь судорожный свист. Что, вообще, в сущности, паника? Для меня, это всегда дикое состояние расстройства, включающее беспокойный и беспричинный страх, мешающий думать и действовать. Такое состояние было очень трудно перебороть, особенно в одиночку, но что удивительно в человеческой природе — ты привыкаешь ко всему. Со временем привыкаешь. — Лисёнок? Я вздрогнула, полуобернувшись на застывшего Фили и вдруг почувствовала, как сладко-грустно затянуло сердце. Ненавижу чертовы чувства! Не подумав и секунды, я бросилась к гному, обняв его крепко-крепко и зарывшись носом в светлую шевелюру. Я редко искала у кого-то поддержки. Это казалось слабостью, чуть ли не самой худшей на свете. Ненавижу быть слабой в чужих глазах, но этот мир… Он ломает меня ещё больше, чем это делали мои родители. — Всё хорошо, — горячо зашептал гном, прижав меня к себе, — всё будет в порядке. — Я так боюсь за него… — отвечаю я тоже шёпотом, — он словно бы ничего не видит и не слышит, кроме поганого золота! — Чшшш… — тихо произносит Фили, обняв меня ещё крепче, — дыши глубже, хорошо? Вот так. Молодец. — Пойдём на кухню. Я отстранилась от гнома, хватая его за руку и сплетая с ним пальцы. Всем нужна поддержка — пускай порой мы не желаем этого признавать.***
— Крысы из Озерного Города! — Бушевал Дубощит, швыряя пустые тарелки и миски в разные стены кухни, пока Фили с братом пытались угомонить меня. Прошлый вечер не был радостным ещё в большей степени. Как только мы с Фили перешагнули порог кухни, Торин, на удивление там отыскавшийся, велел племяннику следовать за ним на стену. Мой вопрос: «Что же стряслось?», был успешно проигнорирован царственной особой, гордо задравшей нос и ушедшей на стену. Как оказалось — Дейл наводнили наконец-таки добравшиеся до сюда жители Эсгарота. Решив, что тут и без моей помощи обойдутся, я, плюнув, пошла спать. Нервы и завтра помотать успею. А «завтра», точнее, сегодня, я благополучно проспала, выкатившись на свежеотстроенную стену уже к концу диалога Барда и Торина. Что, в принципе, не помешало мне преисполниться праведного возмущения и попытаться накостылять королю прямо там. Нас не очень дружной толпой отконвоили в кухню, дабы не смущать людей по ту сторону стенки. — Я защитила тебя перед этими «крысами»! — Рявкнула моя светлость, в который раз вырвавшись от принцев и представ перед королевские очи. — Тогда, когда Смауг пал! Они пришли теперь с миром к твоим вратам. За помощью. — Я нахмурилась, понимая, что спокойно говорить у меня не выходит, как бы я того не хотела. — А что делаешь ты, а? Отворачиваешься, подобно так не любимому тобой Трандуилу? Торин, да очнись же ты! — Молчи, девчонка! — Зарычал гном, подняв на меня руку, которую, впрочем остановил Двалин, кивнув парням, чтоб те меня снова уволокли. — Ты ничего не знаешь! Всё, что важно, это… это золото… Меня перетряхнуло. Вырвавшись из держащих меня рук, я вышла из зала, устав это слушать и надрывать глотку. Он меня в упор не видит и не слышит. Какой смысл? Больше я старалась с гномами особо не контактировать, шатаясь по отдалённой части королевства. Больно, плохо, бесполезно. Казалось, что это не кончится никогда. Дабы отчаянье не затопило окончательно всё мое существо, я каждый вечер стала выбираться на Ворота, привычно сидя в тишине с дежурившим там гномом. Что странно — люди медлили, всё ещё не собираясь на нас нападать, как впрочем не делали этого и эльфы, хотя Трандуил в вопросе собственности особым терпением по моим куцым знаниям не отличался. Это было настоящим затишьем перед бурей, не хорошим (потому что фактически ничего вообще не делалось) и не плохим (от того, что я не пересекалась с Торином). Ветер обдувал верхнюю площадку, восстановленную по приказу Торина ещё позавчера. Что не говори, а работают гномы оперативно. Сегодня дежурил Фили, мрачно прикладывающийся к фляжке и смотрящий в серую стену напротив себя. — За что пьём? — Спрашиваю я, садясь рядом с ним на плиты. — Просто пьём. — Усмехнулся гном, прикладываясь к фляге ещё внушительнее, чем прежде, и всё так же не глядя на меня. — У-у-у, алкоголизм, — издевательски протянула я, перехватывая фляжку и сунув в её многострадальный нос, — ты тут самогон без закуси хлебаешь, что ли? Непорядок. — Садись на плащ, простудишься ещё, — огрызается гном, скидывая свою накидку рядом, а я непремину воспользоваться предложением, потому что кожу морозит даже через плотную ткань штанов. Никогда не могла пройти мимо страдающего. Даже не умея утешать, даже будучи двести раз профаном в любых человеческих отношениях — я всё равно пыталась и пыхтела кому-то как-то помочь. Впрочем, об этом я, вроде как, тоже уже говорила. — Так, я не мастак речи лирические городить, так что будь любезен поделиться, что думы твои светлые омрачает, да выпивкой их заглушать заставляет. Фили прикрыл на секунду глаза, улыбнувшись каким-то своим мыслям и подгрёб меня к себе в тёплые объятья, явно что-то взвешивая и обдумывая. Он молчал, а я не тропила, рассматривая серебрящуюся в неверном свете уходящего солнца паутинку, которая тут каким-то чудом вообще осталась — столько движухи, а она похоже тут не первую неделю. Воспоминание о пауках заставило неприятно поёжится. Фили расценил это по-своему. — Иди спать, становится ещё прохладнее. Я возмущенно завозилась, усевшись прямо перед лицом гнома и вопросительно выгнула бровь, намекая, что даже ежели он меня палкой погонит, я отсюда не свалю. — Давай, колись, Штирлиц проклятый! — Кто? — Как-то уже устало переспросил гном, аналогично выгнув бровь и сложив руки на груди. Зараза. — От темы ты не уйдёшь, — спокойным тоном сообщаю я, взъерошив челку, упавшую на глаза и оправив на себе перештопанную в очередной раз рубашку Фили, которая так и не вернулась к своему обладателю. — Когда ты вернулась, то… — сдался таки блондин, припав к отобранной фляжке, — сказала, что всё кончено. Дракон мёртв, и казалось, что теперь-то всё будет в порядке. Вот только всё стало ещё хуже, чем до того, как мы вошли в гору. Гном поднял на меня тяжёлый чуть захмелевший взгляд, поразивший своей серьёзностью и мрачностью. Раньше Фили никогда так не смотрел… ладно, смотрел, но очень редко, когда вокруг было так опасно, что шутить даже у меня язык не поворачивался. Это было странно и придавало моему внутреннему состоянию ещё большую негативность, а я, попрошу заметить, и так радугой не блевала. — Раньше мы были счастливее, беззаботней, всё было как-то проще. — Фили осторожно положил мне руку на плечо, чуть оглаживая большим пальцем ключицу и хмурясь, под стать дяде. — А теперь я смотрю тебе в глаза и не вижу даже искры той весёлости, что была прежде. Ты ведь так и не сказала, что именно произошло у Эсгарота. Размытая фраза про «не справилась» и бегство. — Фили… — я накрыла его пальцы своими, упрямо сжав губы и отведя взгляд в сторону. Смотреть в кристально-серые глаза было выше моих сил. — Я впервые в жизни так боялась, как тогда. Я впервые увидела, как из-за чей-то ошибки гибнут люди. Видела горе вблизи. Видела боль, слышала чужие крики отчаянья, мольбы о пощаде и милосердии. Видела скорбь и саму Смерть в глазах детей, оставшихся одних… а теперь представь, что это была твоя ошибка. Что будь ты умнее, быстрее или выносливее и никто бы не пострадал? — Лисса… — Это я виновата, не надо ничего говорить. Я повзрослела за один миг. Просто… — Я сложила на лице нелепую неестественную усмешку, будто бы была в силах что-то сделать или изменить. — Просто дай мне время, ладно? Я смогу с этим справиться… и с Торином тоже всё будет хорошо. Ты мне веришь? — Верю, — покладисто говорит гном, хотя мы оба знаем, что всё, что сейчас сказано — лишь попытка друг друга обнадежить и успокоить. При том, весьма жалкая попытка, надо сказать. Мы просто пьём, пока Фили не приходит менять Бофур, единственный, помимо неунывающего пока Кили, кто остался так же беззаботно весел. Он кивает и улыбается нам обоим и поднимает вверх свою фляжку, и в глазах видно — ему не лучше, чем нам, но если он впадёт в отчаянье, то точно свихнётся. Маски, чтобы держаться. Фальшивые обещания и утешения — что ещё остаётся, если ты предчувствуешь, как страшная неизбежность под именем «война» дышит тебе в затылок своим смрадным дыханием. Я никогда не хотела оказаться на войне. Мне хватало чужих рассказов и воспоминаний. Вот только судьба решила иначе. Вот она я — маленькая девочка из другого мира, почти сломанная и едва ли способная сейчас хоть на что-то сложнее, чем шастанье по пустым залам. «Отбрось отчаянье, всяк сюда входящий!» — Иронично подметил внутренний голос, стоило мне только переступить порог кухни, где мирно дремало пол отряда, в таких забавных позах, что в пору было бы расхохотаться. Кое-что всё же неизменно. Сам по себе взгляд натыкается на похрапывающего Кили. Я улыбнулась, растирая холодные руки и глядя на дремлющего младшего принца. Я никогда не хотела себе младшего брата, потому что даже сестёр мне было много, но если бы уж он был… хотелось бы верить, что он был бы похож на этого сорванца. Ведь не смотря на то, что он меня бесил, постоянно подкалывал и доставал, он всё равно обо мне заботился, пускай странно и незаметно, но разве я была лучше? Я не умею о ком-то заботиться в том нежном и милом смысле, в котором обычно умеют это делать окружающие. Моя забота извращённая — я могу вдруг орать на человека, потом пнуть его и натянуть шапку, потому что увидела мёрзнущие уши. Я скользнула по помещению взглядом, зацепив на столе стопку пледов, которую отыскала и притащила сегодня утром сюда, покуда все ошивались в сокровищнице, и, вытащив один, накинула его на Кили. — Балбес, — тихо ворчу я, глядя, как принц кутается в ткань. — Лисса? — Тише! — Шикнула я, схватив Фили под локоть, и потащила его прочь от малой Каминной залы, которую занял отряд, опасаясь разбредаться по пустому и холодному королевству. Ну, все кроме меня были такими разумными, конечно же. — Почему ты всегда холодная? — Интересуется гном, когда мы останавливаемся за поворотом, задумчиво рассматривая наши сплетенные руки. Мы не так давно разошлись, но чувствуется, что он уже успел умыться и протрезветь, так что более приподнятое настроение для меня объяснимо. А может, он просто не хочет ещё больше меня тормошить и внял моей просьбе о времени для восстановления душевного здоровья. — Я достаточно горячая, для человека, конечно же, но полагаю, что с гномами дело обстоит иначе, так что не удивительно, что тебе я кажусь холодной, — на одном дыхании протараторила я, улыбаясь чему-то своему и принимая его правила игры. На сегодня действительно хватит депрессухи. Фили сдержанно приподнял брови, а после тяжело вздохнул и потянул меня за руку, куда-то в сторону главной библиотеки. Библиотека — вообще отдельная тема. Это был стеклянный купол — здание внутри горы, чуть правее тронного зала, все заставленное сверху донизу стеллажами с книгами и освещенное световыми колодцами, а так же кристаллами, скапливающими свет днём и отдающими его ночью. Я наткнулась на это место, когда гуляла из-за бессонницы одна, и была поражена до глубины души — огромная светящаяся полусфера, лежащая как на ладони с того места, откуда я её увидела. Она отбрасывала свет на естественные скаты горы, опутанные тончайшими ниточками разных руд. Настоящее волшебство наяву, хотя я даже на секунду подумала, что сплю, однако же нет. Всё было реальным и настоящим. Гном осторожно выглянул за угол, словно бы чего-то опасался, а потом затянул меня в библиотеку, прикрыв дверь и проверив нет ли кого. Тааак, похоже депрессуху никто не отменил. — У тебя паранойя, — сообщила я, пройдясь вдоль полок и высматривая какую-нибудь книгу на всеобщем, — что-то хотел спросить? — Я… — Фили устало присел за стул, сложив большие ладони на коленях, — Торин не спит и не ест. Ты права, это действительно жутко. Я говорю ему, но он не слышит и только ищет Аркенстон — днём и ночью… я боюсь стать таким же. — Ты ведь обещал мне, помнишь? — Усмехнулась я, в два прыжка оказавшись рядом, присев на корточки и сжав большую ладонь. — Обещал не меняться, я верю, что долг в тебе пересилит безумие. Гном вздохнул, подняв на меня глаза. Он смотрел на моё лицо, словно бы что-то искал, а потом чуть склонился вперёд… и тут прозвучал сигнальный рог. Я дернулась назад, больно ударившись задницей с локтями и тяжело вздохнув. — Ну ни секунды покоя! — Ворчливо бормочу я, поднимаясь с пола и отряхивая одежду от пыли. — Идём? — Ты без доспеха, — недовольно произносит гном, поднимаясь на ноги и придерживая меня за локоть, видимо, дабы я не уфинтилила прямо сейчас обратно на стену. — Доспех на переговоры? — Приподняв одну бровь вопрошаю я, сложив руки на груди и с удивлением гляжу, как блондин достаёт из-за пазухи какой-то сверток, весящий, судя по всему, как ещё одна я… ладно, поменьше, иначе бы он не поместился за пазуху, но всё же. — Это что, кольчужная рубашка? — Надевай и идём. Ну что же, видимо, скоро грянет гром.