ongniel. сборник

      Сону крепко хватается гибкими, тонкими, но чертовски жилистыми пальцами за черную кожу ошейника. Он впивается в кожу и давит. Даниэль подаётся навстречу ведущей руке и смотрит широко распахнутыми глазами. Глазами, в которых наигранная невинность смешивается с ветвистой тенью от ресниц. — Хен? — Хриплый голос рвёт тишину, оседая сладостью на языке. — Ты ведь прекрасно понимал, что я сделаю с тобой, когда разрешал напяливать эту чёртову штуку, так ведь?       Знал, безусловно. Иначе и не согласился бы вовсе. Послушным псом прямиком следом за Сону — хрупким внешне, но чертовски властным по натуре своей. Даниэль не говорит ничего против — да и не может толком слова из себя выдавить — когда Сону загребает ошейник пальцами и дёргает на себя излишне сильно.       А после языком по губам. Ниэль аж рот приоткрывает в ожидании поцелуя. Но нет, не так быстро. Такое ведь заслужить ещё надо. С этим хёном все тяжело априори, зато как сладко потом.       Сону издевается. Намерено медленно касается каждого кусочка любимого, крепко сбитого мышцами тела. Даниэль. Чертовски властный и всепоглощающий на сцене, ныне ласковым котом выгибается в немых просьбах. А Сону это нравится. В груди все клокочет довольно от одного только вида очерченных под светлой кожей мышц; кучи родинок на полуобнажённом теле; парочку бледных следов былых засосов. — Хен! — Хрипло, жалобно.       Кан дёргается и тут же давится хрипом от контраста: одной рукой Он крепко сжимает все тот же чертов ошейник, а другой оглаживает каждый изгиб его тела.       Сону это нравится. Удовольствие отпечатывается едва заметно приподнятыми уголками губ на его лице. Тёмные глаза хватаются крепко за образ, линии, детали. Так, будто бы не видел до этого никогда в жизни, хотя на деле изучил вдоль и поперёк. Кан Даниэль под ним — чертово совершенство.