my dream is my destiny

Утро Чжухона последнее время начинается тогда, когда нормальные люди заканчивают обедать. В этом нет ничего необычного, он ведь по сути дела ни чем не занят. Чжухон раньше без дела не сидел, постоянно был в каком-то процессе создания чего-либо, будь то починка старого велосипеда в гараже отца или наложение одной музыки на другую. Ему просто некуда было торопиться и спешить. Все шло так, как шло: родители с утра разъезжались на работы, а Чжухон, сонный и вечно уставший (как раз-таки от долгого сна) оставался один в светлом доме, и просачивающиеся сквозь шторы солнечные лучи вновь навевали на него лёгкую сонливость. Мама шутила о том, что он проспит всё лето, но такая перспектива Чжухону определённо нравилась. Обычно, в субботу из отцовского гаража льётся музыка со старых пластинок и запах барбекю. У папы совершенно точно был фетиш на вещи, повидавшие время. Он всё время приглашал сына к себе, и Чжухон чаще всего удобно устраивался на старом кресле с ногами, увлечённо разглядывая дизайн музыкальных коробок того времени, слушая незамысловатые истории своего отца о его детстве и молодости. Одну из них он очень любил, хоть и знал практически наизусть — это была романтичная и полная юмора история, как отец, будучи одиннадцатилетним шкедом, ездил на дачу и там они с мальчишками сшибали яблоки со спелой и щедрой яблони, которая находилась в собственности чужого двора. В этом доме жили три родных сестры, отец их постоянно гонял несносных мальчишек подальше от своего огорода, а девочки хихикали, и в тайне от взрослых нарывали вкусных ягод и яблок, позже угощая ими юных разбойников. Всем тогда досталось по девчонке, отшучивался отец, а он сидел в обнимку с яблоком, откусывая от него сочные кусочки. Тогда ему было обидно, но через несколько лет он ни о чём не жалел, встретив чудесную девушку, которая в последствии стала мамой Чжухона. Младший Ли на это всегда хмыкал и молча внимал, хоть и думал на самом деле в то время о важном (ему казалось, что это очень важно). В школе у Чжухона всегда было много друзей, они тусили вместе в подростковые годы. Было столько нелепых ситуаций, что и вспоминать дорогого стоит: он и родительскую машину бил, и дома дискотеку закатывал, что потом приходилось устранять массовые последствия, и от друга его пьяного мама забирала. Наказывать наказывали, но всегда не так, как других детей: у Чжухона никогда не отбирали телефонов или пк, не запрещали играть в приставку. Лишь один раз отец все-таки посадил под домашний арест (ремонт машины все-таки не дёшево обошелся карману семьи). Когда Чжухону стукнуло восемнадцать, он вдруг начал задумываться: а не избаловали его случайно? Ответа он не нашёл, но склонялся все-таки больше к отрицательному. Мама всегда проводила с ним беседы, очень важные, и никогда не давила на него, хоть и затрагивались серьёзные темы. Наверное, именно это и помогло ему пройти через все трудности подросткового возраста и стать таким, какой он сейчас. Мама ворковала о том, что сын «красивый мальчик», очень добрый и отзывчивый, талантливый, не просто потому что он её сын, а потому что это действительно было так. И Чжухону, поначалу отмахивающемуся и смущенному от таких слов, хотелось верить, что он все-таки не такой ужасный и вовсе не монстр. Друзья друзьями (которых сейчас, к слову, и нет почти), а любовь по расписанию. Только вот и с любовью Чжухон как-то пролетел в этом возрасте: ну не везло ему с девчонками. Одна любила другого, и Чжухон спокойно принял отказ, другая была ничего и внешностью и характером, но вскоре она уехала, да и Чжухон к тому времени для себя осознал, что ему пока не нужно связывать себя отношениями лишь для того, чтобы быть с кем-то. Для него чувства — это нечто особенное, то, чем нельзя просто так разбрасываться, и если они не приходят пока, то не стоит их пытаться искусственно пробудить или сыграть — каким бы хорошим актёром ты не был, выйдет фальшиво и очень некрасиво. На мальчиков Ли внимания не обращал, пускай кто-то встречается, это ведь дело двоих, а у мира есть проблемы и посерьезнее, чем двое целующихся парней. «Утро» Чжухона как раз в эту субботу выдалось слишком необычным и непохожим на другие субботние (да и вообще ни на какие). Во-первых, потому что музыки во дворе не играло и не пахло вкусной едой, мама не кружила в кухне, папа не вспоминал истории своей молодости, так как родители уехали за продуктами — это Чжухон узнал из записки, тактично оставленной на кухонном столе; во-вторых, ему тогда первый раз в жизни пришлось побыть местным доктором. Вздохнув, Ли потрепал свои волосы на затылке и уткнулся лбом в холодный холодильник, в котором закончилось практически всё, что можно было бы употребить в качестве завтрака, чтобы успокоить голодный желудок. Спустя какое-то время тишины, парень смог услышать странные звуки со стороны улицы, которые полностью перекрывали недовольное урчание желудка. Насторожившись, Чжухон медленно подошёл к приоткрытому окну, откуда доносился подозрительный лай соседской сторожевой собаки и громкие голоса. Из своего окна он увидел, как на дороге столпились мальчишки средней школы, быть может по пятнадцать или шестнадцать лет. У кого-то из них был небрежно накинутый рюкзак на одно плечо (Ли сам так иногда носил), у другого в руках палка корявая, да такая несуразная и грязная, что удивительно, как он не побрезговал взять столь нехорошую вещь в руки. Чжухон уже хотел отойти, ибо это всего-лишь пацаны, вероятно, играющие во что-то столпились и увлеченно обсуждают какую-то громкую тему, смеются, хохочут. Но когда он заметил, что в центре образовавшегося круга из шести пацанов запрятана чья-то фигура, которую урезками видно в промежутках между ног сорванцов, Чжухон потерял дар речи. Вероятно, творится что-то неладное, плохое, и эти игры вовсе не безобидные. У Ли перехватило дыхание от злости: ещё с детства его всегда неимоверно бесили люди, которые по каким-то дурным на то причинам обижают и задирают того, кто младше или слабее них. Такие люди лишь пытаются добиться самоутверждения за счёт своей жертвы, и ничуть не достойны уважения других, и юный Чжухон это отлично понимал, поэтому всегда на всех порах мчался выручать кого-то из беды. Возможно, иногда он попадал в передряги из-за этих случаев, выходя из них с выговором от учителей и синяками на коленках, но зато довольный, счастливый и почти всегда с новым приятелем. Вот так и знакомятся, оказывается, в беде. Поэтому, увидев, что человек в центре толпы болезненно скрючился и ему скорее всего нужна помощь, Чжухон рванул к двери и вышел наружу. Синяки и ссадины в прошлом, ведь сейчас он как минимум не десятилетний мальчик в коротких шортах, а крепкий восемнадцатилетний Чжухон, который в состоянии поставить на место это мелкое хулиганье. Правда всё вышло ещё проще, чем казалось изначально, от чего Чжухон даже усмехнулся внутри себя: стоило ему только показаться из дома и грозно окликнуть подростков, как они тут же начали толкать друг друга, зашептались и поторопились как можно скорее дать деру, скрываясь за поворотом, оставляя своего одинокого «друга» сидеть на асфальте. — Ты? — искренне удивился Ли, подходя ближе. Он бы ещё добавил многозначительное «глазам своим не верю», но был слишком повергнут в шок такой встрече, ведь прямо на асфальте в запыленных черных джинсах, с рюкзаком за плечами сидел никто иной как Чангюн, странно держась за область на груди. — Чжухон хен… — ему было ещё более не по себе попасть в такое положение перед своим новым знакомым. Чангюн говорил негромко и словно не решительно, будто опасаясь, что его кто-нибудь услышит. Выглядел он мягко говоря помято: джинсы на коленке разорвал, одежду и руки в уличной пыли запачкал, дышал так, словно пробежал целую дистанцию марафона и до сих пор приходил в себя. Самое ужасное было то, что на одной брови младшего уже красовался один клейкий пластырь, а из ранки на другой сочилась свежая кровь. — Эй, что произошло? Что этим уродам нужно было от тебя? — Чжухон оторопел. Он взволнованно присел рядом и протянул руки к донсэну. — У тебя кровь на брови. Но, казалось, это Чангюна совсем не пугало и волновало в последнюю очередь. На предложение пойти к нему, Чангюн неловко замялся, скромно опустил голову и прошептал тихое «Я не один». Чжухон насторожился: его случайно по голове нигде не ударили? Они сидели на дороге совершено пустой улицы только вдвоём. Лишь только тогда, когда Чангюн отнял руки от груди, и что-то пугающе зашевелилось под его футболкой, а потом милая дымчатая мордашка высунулась наружу, Чжухон понял, что всё это время Чангюн так смело терпел всё и защищал маленького котёнка. Потому что Чангюн, вероятно, не менее добрый и душевный человек. — Пойдём, — слегка улыбнулся хен, подхватывая Чангюна за локти, указывая на него и на котёнка, которого он теперь не прятал под футболкой, а просто любовно прижимал к сердцу, — ты и ты. Дома у Чжухона просторно, очень приятно, потому что так уютно и светло, но ещё и очень спокойно. Так по особенному спокойно, что Чангюн забывается на время, позволяет забрать у себя маленькое животное, которому в блюдце наливают остатки молока, а самого Чангюна ловко усаживают на высокий стол, с которого у него забавно свисают в воздухе ноги. Чжухон чешет себе затылок, рыскает по шкафчикам, пытаясь вспомнить, где мама хранит белую коробочку с красным крестом на случай надобности, который как раз пришёл. Рюкзак Чангюна валяется где-то у порога, а сам хозяин возвышается на столе, немного смущенный своим положением. — Снимай штаны, — серьёзно говорит Чжухон в приказном тоне, от чего младший напрягается и впадает в изумление. — Чего? — непонимающе хлопает ресницами Чангюн, следя глазами за действиями хена, который нашёл аптечку. — Штаны, говорю, снимай, — повторил Чжухон, закатывая глаза, кажется, догадавшись о чём успел подумать непутевый младший, — у тебя коленки разодраны, на джинсах кровь. Выдохнув, Чангюн на миг расслабился, и не без стеснения стянул с себя штаны, закусывая губу. Видок не из лучших: обе коленки поранены до крови, и только сейчас Чангюн понял насколько же ему больно. Чжухон отмеряет на глаз немного нужного количества жидкости и промачивает вату, сначала просто водой, а затем лекарством. Пока влажная вата мягко идёт по коленкам, чтобы очистить от грязи — это ещё ничего, терпимо, но от перекиси водорода хочется издать как минимум очень громкий и истошный визг. Больно. Щиплет. Чангюн напрягается, тихо айкает, дёргает ногой, сжимает зубы и крепко хватается пальцами за плечо старшего. Чжухон, замечая насколько сильно Им вцепился свободной рукой в край стола, поднимает взгляд. — Терпи, герой, — ободряюще улыбнулся Чжухон, быстро обрабатывая коленки, а после складывая губы трубочкой и дуя, загоняя Чангюна в краску. Он послушно терпит, лишь иногда шикая и айкая от резкой боли, которая ещё активнее проявляется при обработке брови. Чжухон предельно спокоен, терпелив и внимателен в таком деле, что категорически отличается от того Чжухона, который был в первую их встречу. Смущенный Чангюн старается по возможности смотреть в пол, не выпуская котёнка из вида, поджимает губы и молча ждёт, пока старший закончит. — Ну вот и всё, — довольно хмыкает Чжухон, наклеивая пластырь на правую бровь Чангюна. Тот жуёт собственные губы и нерешительно тянется, чтобы коснуться, словно удостоверяясь, но тут же одергивает руку. — А откуда пластырь на второй брови? — Ах, это… — младший на пару секунд замолкает вновь, словно думает над ответом, — случайно ударился, не обращай внимания. Чжухон смотрит на него внимательно, думает: врёт или не врёт? Затем вздыхает, косится на время, словно прикидывая через сколько приедут родители и привезут еду, и тащит аптечку на своё место в верхнем ящике гарнитура. — Чангюн, у тебя не лады с одноклассниками? — без всякого напора интересуется старший. Вздох в тишине словно молния разит воздух. Чангюн спрыгивает со стола, спешно натягивая на себя джинсы, стараясь не задеть коленки. — Нет. Немного. То есть, — заикается и путается в своих показаниях Им, подходя к жалобно мяукающему котенку и усаживаясь рядом с ним, — я бы не хотел обсуждать школу. Чжухону кажется, что это бред и он бы с большим жаром поспорил, даже если это вовсе не его дело, но Чангюн выглядит несколько разбитым и озабоченным, что хочется просто замолчать и оказать поддержку. Чжухон искренне не понимает откуда это у него и почему по отношению именно к этому мелкому. — Красивый, — негромко замечает Ли и кивает на котёнка, когда Чангюн удивлённо поднимает на него взгляд пары глаз, — котёнок. Брошенка?

Чангюн тоже красивый и тоже брошенка, как символично.

— Угу, — тоскливо соглашается мальчишка. — Как назовешь? — Никак, хен. Он не мой, — разочарованно вздыхает Чангюн, — мне нельзя заводить животных, у Хосока аллергия на шерсть. Ли облизывает губы и думает, что это как-то несправедливо по отношению к младшему и вообще другим членам семьи. В конце концов, если уж такое дело, то можно завести рыбок или черепашку, или какого-нибудь лысого противного сфинкса, к примеру. Чжухон думает с минуту, не переставая глядеть на младшего с котенком, а потом забирает мохнатую прелесть в свои руки и подносит к лицу. — Тогда как думаешь, какое имя ему подойдёт? — щурит глаза Хон и поясняет для младшего, — ну, знаешь, если он не может быть твоим, тогда я заберу его себе. — Правда? — Чангюн в миг словно оживает, воодушевляется и глаза его начинают светиться в радостной детской надежде, — Чжухон хен, ты действительно возьмешь его себе? — Ну, если ты обещаешь иногда заглядывать в гости к нему, то почему бы и нет. Чангюн вскакивает и, поддаваясь душевному порыву, радостно обхватывает руками хена за спину, обнимая. Всё происходит настолько быстро, что Ли не успевает прийти в себя: не может ни ответить, ни оттолкнуть, и ему даже кажется, что младший хитрит немного и пользуется этим. Он всё так же стоит в недоумении и держит маленького котёнка в руках, а Чангюн уже обнял его, нарушая личное пространство, сбегал в прихожую и уже мчится обратно со своим рюкзаком, откуда он достаёт большой оранжевый апельсин и от всей души протягивает Чжухону. — Подкармливаешь меня, мелкий? — усмехается совпадению Ли, но апельсин с удовольствием принимает. — Тебе ведь нужны будут силы для того, чтобы воспитывать котёнка, — скромно отшучивается Им со своими забавными пластырями на бровях, пожимает своими тонкими плечами и прячет руки за спину. Оно и верно.