***
День был холодный. А если конкретнее, то это было утро, просто проводив старших из дома, что направлялись в аэропорт, Чангюн, сонно потирая глаза и плечи, вернулся под своё одеяло, где смог спокойно поспать ещё несколько часов. И снилась ему золотая бабочка, которая порхала над некошеными полями пшеницы, где такие же золотые колосья танцевали на ветру, а бабочка рассыпала на них блестящую пыльцу, словно муку, и летела так, будто плыла по воздуху, плыла, плыла… Когда Чангюн перевернулся на другой бок, никак не в состоянии найти удобную позу, от чего спина его заболела, где-то внизу послышались настойчивые шаги, и мальчик понял, что он, кажется, приплыл. Он спешно подскочил на кровати, озираясь по сторонам и придерживаясь за голову (болит, у него такое случается): в комнате вроде порядок, достаться не должно быть. Лишь только тогда, когда за ручку его двери по ту сторону кто-то посторонний хватается своей рукой, Чангюн замечает время на электронных часах, а потом в памяти всплывает то, что сегодня родители уехали. — Эй ты, сопляк, — вместо доброго утра по привычной традиции. В пороге комнаты показывается высокий и широкоплечий Хосок в чёрной безрукавке и чёрных кожаных штанах, от тона которого Чангюн настороженно сжимает пальцы на ногах и притягивает одеяло поближе. — Совсем офигел? Тебе мать ещё когда сказала на кухне убраться? Чангюн выдыхает, вдыхает и снова выдыхает. Ничего необычного. — Сейчас уберусь, какая разница когда… — негромко огрызается, боясь нарваться на лишние неприятности. Только он открыл глаза в выходной, как на него бросается Хосок со своей противной ухмылкой и наглым тоном, и вместо добрых слов или даже ласковых родительских поцелуев, от которых он был давно отучен, он получал очередную гору заданий и испорченное настроение. Ему до безумия обидно, но делать нечего. Приходится терпеливо сжимать зубы, тая в себе детские обиды на старших и ещё кучу не разбрызганных эмоций на стены этого дома, словно краски на холст. Чангюн натягивает на себя штаны, сидя на кровати, поправляет футболку, которая во сне вся измялась и задралась, оголяя плечо. Одеяло всё сбилось, приходится повозиться с направлением кровати, напряженно чувствуя на себе взгляд Хосока, который так и застыл в дверях, словно желал что-то сказать. — Не слушаешься указаний мамы? — не без ехидства слышен голос прямо над ухом, когда Вонхо щурит глаза и хватает младшего за руку, застревая с ним в проёме двери. — Я всегда выполняю поручения, — спокойно отвечает Чангюн, зная, что старший брат будет злиться ещё больше на его расслабленность. Внутри всё закипает как под высоким градусом, но Чангюн научился держать всё в себе. На Хосока это, кажется, сегодня не действует, но, может быть, оно и к лучшему. Парень отпускает тонкую руку из хватки своих пальцев и на миг складывает руки на груди, а затем догоняет Има младшего уже на лестнице, ведущей вниз. — Ну вот и умница, малышка, — самодовольно хмыкает Хосок и позволяет себе хлопнуть младшего по ягодице, от чего тот застывает на месте и, взглядом полным отвращения, провожает Хосока, уходящего дальше, впиваясь пальцами в деревянные перила. У Чангюна глубокая тяжесть на душе, но ещё тяжелее кажется драить не просто одну кухню, раковина в которой заставлена грязной посудой доверху, а практически целый дом. Корячиться с тряпками несмотря на больную спину, несомненно, мечта каждого. Чангюн невольно вспоминается старую сказку из своего детства о Золушке, прекрасной и доброй девушке, которая всё детство выполняла всю нелёгкую работу по дому, прислуживая своей злой мачехе и злобным двум сестрицам. Правда Золушка верила в чудо и чудо к ней пришло: и были у неё и платья, и чудесные балы, и принц с туфелькой, и любовь огромная и счастливая, которая один раз и на всю жизнь. Правда в сказке Чангюна всё совсем по-другому, да и не в сказке он ни в какой вовсе. Здесь у него не будет ни туфельки, как минимум потому, что он вообще-то мальчик и гоняет в кедах, ни того бала, о котором он мог бы мечтать, чего уж говорить о каком-то принце и вечной любви. А в глубине души Чангюн чувствует, что богат. По истине богат тем, чем смог нажить за свою короткую жизнь, и искренне был бы рад разделиться это с дорогим человеком, взаимно дорогим — ему не жаль. У него чистый взгляд и холодная голова, несмотря на возраст, и это помогло ему оценить свои силы и перспективы оставаться здесь. Нужно было всего лишь потерпеть пару годиков и можно было бы сбежать куда подальше, с одним рюкзаком за спиной и без малейших представлений о том, что он будет есть и где будет спать. Всё, чего хотелось юному сердцу — свободы и лёгкости, а вообще лёгкость мог обеспечить только родной человек рядом. Хорошо было бы, если бы к тому времени он нашёлся, но, а если не найдётся, то не беда. Наверное. После того, как все предметы были убраны на свои места, а уборка закончена, Чангюн смог облегченно вздохнуть и присесть отдохнуть на стул. Дела в доме на сегодня закончены: посуда вымыта и расставлена, бельё проглажено и разобрано, полы ещё слегка влажные от воды. Стараясь не отдыхать, чтобы лишний раз не задерживаться и не привлекать к себе внимания, Чангюн, потирая поясницу, резво собрал рюкзак в своей комнате и переоделся. Как обычно пойдёт гулять куда глаза глядят, сядет с книгой на качель, да и вообще не плохо было бы на минутку заскочить к хену по соседству, проведать его и котёнка. Но перед этим предстояла важная миссия, которую в уме Чангюн называл «фэйсконтроль». В периоды отсутствия старших, парень вынужден был отчитываться перед столь нелюбимым Хосоком. У того гости сегодня, и в сердце младший тешит сладкую надежду на то, что обойдётся без происшествий. — Хосок, — тихо зовёт голос, когда костяшки пальцев несмело стучат по двери комнаты, а затем руки слегка подталкивают её внутрь, и лучше бы Чангюн этого не делал. В большой комнате Хосока царит едкий дым. Не сигаретный, скорее, вейп, но вкус у него настолько отвратительный, что Гюн на миг тормозит и теряется, забываясь. В нос бьют смешанные запахи: смесь ананаса с кокосом, никотин, к этому всему добавляется алкоголь. Чангюн готов покляться, что Хосок снова стащил бутылку дорогого виски у отца, чтобы похвалиться перед гостем, который, наверное, старше него самого. Хосок, явно что-то обсуждающий со своим другом, байк которого Чангюн замечал из окна на заднем дворе, повернулся в сторону двери, сидя на своём кресле, и сощурил глаза, выдыхая изо рта дым. Его темноволосый приятель хмыкнул и не менее заинтересованно взглянул на дверь, откидываясь спиной на мягкую обивку кресла. — Чего тебе? — опередил брат, словно специально перебивая, замечая, что Чангюн мнется и собирается зашевелить губами. — Я закончил, а теперь мне нужно идти в библиотеку, — поборов смятение, оповестил младший, стараясь говорить как можно спокойнее и независимо. Повисла мимолетная пауза. Друг Хосока снова задымил, словно теряя интерес после слова «библиотека». Не дожидаясь ответа, Чангюн едва заметно кивает сам себе и разворачивается, желая поскорее выйти из дома, чтобы подышать свежим воздухом. — Детка, разве сегодня не закрыто? — подал голос Хосок, замечая небольшой рюкзак на плечах подростка. Опустошив бокал, он с характерным звоном приземлил его на стол, со скрипом вставая с места. Чангюна раздражало его похабное поведение, особенно, явные показательные выступления перед другом. — Куда собрался? Сегодня все отдыхают, — сильная рука снова хватает за руку, перебегая выше. Чангюну кажется, что дай ему волю, так Хосок взял бы его за горло и с превеликим удовольствием задушил. — Мне нужно сделать доклад, — упрямо цедит младший, заглушая в себе все чувства. Он сдергивает руку Хосока со своего плеча и спешит обуться. Хосока уже зовут обратно, слышно как приглушенный и немного сиплый голос доносится из открытой двери, на что названный Вонхо только машет рукой, и словно лис наблюдает за тем, как спешно младший завязывает свои шнурки, и из-за этого они путаются и не хотят слушаться. Пальцы тонкие, чуть подрагивают. Волнуется? Боится? — Эй, Хо! — вдруг громко окликивает старший своего приятеля, который, кажется, идёт к ним без большого желания. Чангюн зачем-то вспоминает ненужную сейчас совершено деталь, что именно этот самый чел на байке набивал Хосоку тату на плече. И ещё у них принято давать друг другу всякие дополнительные прозвища, где Хосока и прозвали Вонхо. Байкер хренов. — Чего тебе, Вонхо? Не справляешься со своей маленькой сестрёнкой? — ухмыльнулся тот, появляясь в поле зрения. — Да в жопу тебя, — фыркает брат, перехватывает непослушного Чангюна за плечи и с размаху впечатывает в стену прямо около двери, — тебя же как раз баба бросила. Не хочешь развлечься? Почти одно и тоже. Хосок крепко держит, вызывающе смотрит, от чего у младшего холодок по коже и колени начинают дрожать. Из-за встречи со стеной, затылок недовольно ноет и спина вновь напоминает о себе, но у Чангюна не хватает сил даже на то, чтобы вцепиться в руки одурманеного старшего, чтобы попытаться оттолкнуть. Гость некрасиво облизывает свои губы и сверкает глазами из дальнего угла, словно притаившийся волк, но смеётся и, говоря «не, пасиб» желает вернуться, чтобы продолжить своё дотошное веселье. Хосок хмыкает, словно почти проиграл, но выдаёт «ну тогда я сам» и уже тянется к шее зажатого в капкан Чангюна. Младший почти уверен, что Хосок лишь пугает, хочет напугать, показать себя сильного и главного в доме, но это переходит все границы, которых они достигали ранее. — Хосок… — растерянно лепечет Чангюн, в глазах которого застывают слёзы. Не смотря ни на что слышать и терпеть такое невыносимо больно. Ему хочется не верить, хочется тряхнуть головой, чтобы смахнуть это дурное видение прочь, хочется ущипнуть себя за руку как можно больнее, чтобы проснуться и избавиться от этого кошмара. Раздается звон звонка и Чангюн пихается, когда понимает, что это реальность, и у него есть всего пара секунд, чтобы в надежде ухватиться за ручку двери. Вряд ли кто-то пришёл спасти именно его. Кто-то просто пришёл, значит, он может этим удачно воспользоваться. Если Вонхо позволит себе открыть дверь. Но он не позволяет ни себе, ни ему. Чангюна больно обжигает удар по руке, который звонко отбивается от стен. От его спокойствия мало что осталось: выраженная ненависть и обида преобладают в нём. Он вскрикивает и прячет руку в другой руке, но Вонхо зажимает ему рот, приказывая не нарываться. За дверью знакомый голос требует открыть дверь, потому что присутствие в доме людей обнаружено, а у Чангюна не смотря на слёзы глаза по два чайных блюдца. Хен? Брат прочищает горло и, словно расслабляясь, отворяет дверь, не ожидая увидеть соседа с какой-то красной папкой в руке. Неловкая пауза длится недолго. — Какими судьбами, сосед? Соль кончилась? — вместо приветствия Вонхо виснет на двери. Чжухон, полный изумления, не обращает на него никакого внимания. Лицезрея Чангюна в таком виде он, кажется, в корни забывает зачем изначально пришёл. Ли готов сделать шаг вперёд. — Что происходит? — шипит он, подозрительно щуря глаза, оглядывая собравшихся в одном месте. Чангюн ловит взгляд и долго задерживается ответным, и выглядит он так больно, что у Чжухона что-то ёкает внутри и ему хочется надавать этой красной папкой, что у него в руке, непутевому старшему брату по роже. Чангюну словно и страшно, и радостно одновременно, и стыдно, и грустно. — Детей воспитываю, — Хосок складывает руки на груди и закатывает глаза. Он пропускает тот момент, когда Чангюн выскакивает из дома в щель, образовавшуюся между ним и дверным косяком, и смеется на то, как Чжухон прячет его за своим плечом. — Так вот ты куда собрался. Сосед, водишь дружбу с малышами? — Вожу дружбу с теми, кто умнее тебя, — без капли страсти проговаривает Хон, многозначительно кивая на Хо с бутылкой в руках, — мы пойдём, а вы тут уж сами развлекитесь, ребятки. Он хватает младшего Има за руку и уже готовится уйти. Но не так просто. Хосок рычит в ответ и хватает Чжухона за край футболки, на что Чангюн пугается, ведь он не хочет никакой драки, но Чжухон предельно спокоен. Он всем корпусом возвращается к порогу двери, на что Чангюн цепляется за руку ещё сильнее и негромко просит не продолжать, остановиться. — Нам ведь обоим не нужны проблемы, — Чангюн впервые в жизни видит хена таким, говорящего столь уверенно железно, что Хосок, кажется, позволяет дать слабину, — поэтому мы уходим. А Ещё Чангюн готов поклясться, что слышит скрежет ногтей Хосока по двери, и теперь, когда Чжухон держит его за руку, уводя за собой, ему гораздо сложнее сдержать все свои эмоции в себе.five
19 января 2018 г. в 19:42
Чжухон злится сам на себя с каждым днём все сильнее. Происходит это вследствие непонимания происходящих в нём изменений. Он не в состоянии с достоинством описать, какие именно, но он чувствует их в себе и жмёт кулаки: это на него так влияет какой-то внешний фактор или, быть может, наконец, сквозь толстую гущу тёмного слоя внутри скромно, но упорно пробивается он настоящий? Если да, то каков он истинный? Не будет ли он хуже, чем сейчас и действительно ли он настолько плох?
А фактором этим был Чангюн.
По сути дела, с появлением странного соседа в жизни Ли Чжухона координальных изменений не произошло. Разве что игрушку новую закачал на комп, с которой слезть оказалось довольно трудно (Чжухон и не спешил с этим особо), да животинкой обзавелся. После долгих раздумий было принято решение назвать маленького котёнка Рич, это имя Чангюн знал из своего англо-американского словарного запаса. Чжухон с таким названием знал только сок, и то из рекламы, но кличка ему понравилась, поэтому он одобрил своего нового сожителя. Родители были удивлены, но аргументов против не высказали. Чжухон помнил, как в тот вечер они с младшим ещё долго сидели за компьютером и читали в интернете статьи и о кошках, о том, что необходимо маленьким котятам, чтобы расти и развиваться, о том, как правильно их следует купать. На помощь как всегда пришла мама Чжухона, имеющая дело с семейством кошачьих и ранее: она помогла приобрести лежанку для малыша и даже миски. На следующий день Рич уже пытался привыкать спать на своём месте, а не у головы Чжухона, как он делал это в первую ночь, щекоча нос парня своим маленьким хвостом. Когда котёнок немного освоился и стал более уверенно себя чувствовать в новом доме, Чжухон заметил за ним тягу тянуться лапками к мебели, поэтому было решено в скором времени прикупить и когтеточку. Во всяком случае, она обойдется выгоднее, чем упрёки мамы или замена хорошей мебели.
За прошедшие недели две Чжухон на подсознательном уровне выявил то, что Чангюн оказался далеко не глупым школьником, а довольно-таки интересным и начитанным малым. Несколько раз Чангюн зависал у него в гостях, это было в первые дни того, как Чжухон приютил у себя найденыша Рича. Они много разговаривали о делах, и Чжухона даже развезло как-то заикнуться о том музыкальном будущем, о котором он мечтал с самого детства. Чангюн, даже не смотря на то, что он младше по возрасту, ни разу хена не осудил и более того, согласно поддержал. Чжухону это придало сил. О своей жизни Чангюн вообще не говорил или распространялся очень мало и почему-то почти всегда недосказано. Чжухону удалось узнать лишь то, что он мог хоть и в малом количестве, но сберечь: Чангюн хорошо учится, но делает это не потому что хочет или любит школу, а просто потому что он умный; ему нравится творчество и пару раз он даже представлял себя в роли известного по всему миру исполнителя; когда он жил в штатах, то Хосок посещал концерт группы, которая Чжухону очень нравилась, но Чангюн был тогда слишком маленький, и его не пустили. Ещё Им любил животных и частенько подкидывал Чжухону всякие сладкие мелочи вроде карамельных конфет, мармелада в виде жевательных червяков или пачки крекеров, что было весьма необычно и мило с его стороны. Чжухону он казался ещё более закрытым душой от посторонних, чем он сам: Ли был бы рад узнать побольше о жизни или интересах младшего, а Им и рад рассказать, но только вот кажется, словно за его спиной стоит смерть с косой и подсчитывает на своих страшных и костлявых пальцах сказанные слова, приставляя острое лезвие к горлу тогда, когда Чангюн близился исчерпать опасный лимит.
Из-за этого Чжухон даже задумался один раз: а смог бы он говорить так же, если бы слова на день были ограничены столь до невозможности малым лимитом? Он отвечал тогда сам себе, что нет, вряд ли бы он удержался, потому что такой интересный и чем-то таинственный собеседник тоже имеет право получить должное.
Обители их совершенно отличались друг от друга, наверное, как и они сами (хотя после совместно проведенного времени казалось, что у них есть много общего). Дома у Ли относительно всегда тишина и покой, за исключением тех часов, когда он врубает музыку на всю катушку, чтобы расслабиться.В доме семьи Им всегда либо подозрительно тихо, словно все живущие там поголовно вымерли, либо как минимум три раза за день (Чжухон считал) стоит шум и гам, да такой сильный, что можно его хорошо расслышать с одной открытой форточкой. Один раз это случилось пятикратно: тогда в доме Им были слышны споры, из которых было сложно что-то различить, но Чангюн явно голоса не подавал. Затем что-то с грохотом падало, билось, с характерным звуком разбивалось о пол, и после этого вновь шло то, от чего у Ли мурашки по коже и вообще очень неприятные ощущения.
Такие же ощущения у него были и тогда, когда мама попросила его забежать к соседям, чтобы передать что-то для отца Чангюна от отца Чжухона, пока он не улетел по важным рабочим делам. В руках у Чжухона красная папка с проектами, перед носом тёмная тяжёлая входная дверь, а за дверью какое-то копошение.