Наверное, это ужасная идея

Не то чтобы Кирка никогда не смущало поведение Спока. Не то чтобы это было совершенно необъяснимо — его абсолютно мудацкий поступок в ситуации с «Кобаяши Мару», презрительный изгиб губ, когда Пайк повысил Кирка, то, как он выкинул Кирка на долбаный айсберг, — все это могло быть результатом особенностей вулканской культуры в сочетании со старой доброй человеческой завистью. По крайней мере, он думает так до того момента, пока другой Спок, более старый и проблематичный, не кладет руку на лицо Кирка, запуская пальцы в его мозг, и вот тогда он, наконец, видит. Спок влюблен в него. Кирк почти смеется в голос прямо там, в пещере. Спок не просто холодный, расчетливый, амбициозный остроухий ублюдок — он холодный, расчетливый, амбициозный остроухий ублюдок, у которого на него стояк. И кто бы мог его винить, в самом-то деле? Кирк ведь чертовски обворожителен, всегда был (и если воспоминания того, старого и проблематичного Спока хоть что-то значили, то он с возрастом станет только обворожительнее). Он даже несколько удивлен, что не замечал этого раньше. Многое можно было сказать о Джеймсе Т. Кирке, но вот о его скромности — никогда. И если уж начистоту — даже для самого Кирка не стало потрясением то, что он даже не колебался, раздумывая, стоит ли пользоваться ситуацией. Он сделал бы это даже в том случае, если бы Спок не был столь очевидно сексуально привлекателен (Кирк так и не может решить, снижает ли чопорность Спока его оценку по шкале сексуальности или наоборот является бонусом). В любом случае, легко не будет, зато будет весело. Очень, очень весело. Другой Спок сказал, что этот Спок очень уязвим после гибели Вулкана. В сочетании с прилюдным эмоциональным срывом в отношении Кирка, Кирк полагает, что Спок, возможно, просто раздавлен чувством вины за то, что вышвырнул его в ледяную пустошь. Когда он вернется на борт, достаточно будет одного пристального пронзительно-синего взгляда, ну, может, двух, чтобы все наконец-то завертелось, как нужно. Спок был бы вне себя от радости, увидев Кирка живым, может, даже поражен его навыками выживания и способностью соображать в трудной ситуации. Затем Спок сложил бы полномочия капитана, они бы быстренько освободили Пайка, а потом, на этой волне воодушевления, плавно перетекли к обжиманиям в турболифте. Это должно было стать лучшей миссией на свете. Кирк не может перестать ухмыляться, пока добирается до «Энтерпрайз», — обнаружив базу Звездного флота и чиня транспортер, старый и проблематичный Спок почти самоубийственно решителен в своем намерении остаться на замороженной планете, и это заставляет Кирка улыбаться еще сильнее: все-таки Спок — ничто без своей незыблемой стойкости. Он даже не слишком обеспокоен заплывом Скотти по трубам системы охлаждения. Ничто не может заставить его отступить. Неа. Джеймс Кирк вернулся на «Энтерпрайз», и теперь он намерен найти этого серьезно эмоционально скомпроментированного вулканца и приказать ему нахрен свалить из капитанского кресла (лучше сразу в джимову койку). Но потом все катится к чертям. Завидев его, Спок не выказывает ни малейшего признака радости. Бога ради, он отыскал настоящего гения, или даже двух, если считать старого и проблематичного Спока, они подарили Звездному флоту технологический прорыв как минимум на десяток лет вперед, а затем опробовали экспериментальный метод на самих себе! Он сделал все это только ради того, чтобы вернуться сюда, на свой корабль, к своей команде, и реагирует на все это зеленокровый ублюдок хоть как-то кроме поднятой брови? Нет. Единственное, что он выказывает, — это раздражение. Даже Скотти не достается от него ни единого слова похвалы, а уж он-то их полностью заслуживает. Это все просто выбешивает. Отлично, — думает Кирк, пока Спок с пристрастием пытает Скотти. Хочешь поиграть? Не слишком-то хорошая идея пытаться жестко играть с парнем, который любит, когда ему задают трепку. А Кирк действительно, реально любил, когда ему задавали жару. Стоит ему об этом подумать, и он тут же осознает, что если все будет жестко — то это будет куда круче, чем слезливое воссоединение или тисканье друг друга за задницу в коридорах. И как он и ожидает, заставить Спока взбеситься и почти задушить Кирка — это чуток почти чересчур весело — частично из-за чувства мести и ностальгии, но в основном из-за того, что это просто дешевая разводка на острые ощущения. Но потом, потом, когда уже кажется, что вот-вот все пойдет именно так, как и предполагалось, когда они стоят на платформе транспортатора, ожидая спуска на корабль Нерона, — появляется Ухура, чертовски, невыносимо прекрасная, и она, похоже, пришла попрощаться и затем…Бог ты мой, она тянется к Споку и целует его Кирк не в силах перестать пялиться на них. Что же ты делаешь, Спок? И вот теперь до Кирка окончательно доходит, что, хотя ему и удалось относительно легко развести Спока на эмоции, вся эта задуманная им игра в соблазнение будет куда более сложной задачей, чем предполагалось. И этот короткий самодовольный взгляд, которым одарила его Ухура, ему точно не нужен. Затем они спасают Пайка, убивают Нерона, вселенная не погибает, Спок встречает более проблематичного себя, вселенная снова не погибает, и жизнь продолжается как-то так, как ей и положено. Спок, ко всеобщему удивлению, (исключая Кирка, который полагает, что ему, блин, пора уже привыкать к этому ощущению) отвергает логичный вариант возвращения к своему народу и присоединяется к экипажу. Поначалу Кирк думает, что это его второй шанс на жаркое и жесткое примирение, но несколько миссий спустя Спок все так же не выказывает ни малейшего признака какой-либо эмоциональной вовлеченности. Кирк начинает сомневаться в своей первоначальной оценке и задумываться — а может, несмотря на затопившие его чрезвычайно компрометирующе-эмоциональные воспоминания старого и проблематичного Спока, этот Спок просто по-другому устроен? К тому же одно дело закрутить со своим старшим офицером во время чрезвычайной ситуации, пока вы оба лишь временно в одной команде. И совсем другое — домогаться подчиненного во время пятилетней исследовательской миссии. И хотя Спок не тот восторженный старший помощник, которого хотел бы видеть рядом Кирк, он, по крайней мере наполовину, избавился от проглоченного аршина и постепенно превращается в весьма классного парня, опытного и уверенного. И Кирк решает, что лучшее, что он может сделать во имя той великой и эпичной дружбы, что им обещана судьбой, — это полностью забыть про то слияние разумов, случившееся однажды в глубине пещеры. Нет, ну полностью, конечно же, не получится — это было бы невозможно даже для Джима Кирка, с легкостью способного получать золотые медали в соревнованиях по отрицанию. Эти буквально десятилетия воспоминаний с участием того, кто практически является им самим, и того, кто чрезвычайно походит на коммандера Спока. Они бороздят космос на корабле, слишком сильно напоминающем тот, что командование Звездного флота отдало под джимово начало, и он бы соврал, если бы сказал, что это не произвело на него впечатления. И соврал бы снова, сказав, что это не доставляет ему удовольствия. Во-первых, все эти воспоминания почти сразу же заставляют его еще больше симпатизировать Споку, который, судя по всему, делает лучше жизнь всего экипажа «Энтерпрайз». А во-вторых, воспоминания, похоже, так или иначе включают в себя всю команду корабля, и Кирк даже не пытается притворяться, что все те вещи, которые он знает о своем новом экипаже, не приносят ему славу самого проницательного капитана во вселенной. Так что, по большей части, все хорошо. Но после того, как несколько недель превращаются в несколько месяцев, после того, как развеивается пыль после атаки Нерона, а оставшиеся вулканцы мирно оседают в своей новой колонии, после первых сражений в этом новом мире с его пост-геноцидом и путешествиями во времени, после того, как Кирк наконец-то стал чувствовать, будто и вправду заслуживает капитанского кресла, — вот тогда и начинают выползать на свет куда более опасные воспоминания. Поначалу это просто вспышки эмоций, как дежавю, только сильнее. Дурные предчувствия перед миссиями, внезапное отвращение при звуках чьего-либо голоса, странная реакция на пару коричневых домашних тапочек, которые дипломат оставляет в своей каюте. Это подавляющее чувство, но оно, в основном, кратковременно. А потом ему начинают сниться сны. Некоторые из них, как ни странно, оказываются пророческими — он знает, что это его разум смешивает известное ему настоящее с тем, что могло бы произойти в будущем, и выплевывает в него эту полуправду. Некоторые из них полезны, некоторые — забавны. Но многие из них просто душераздирающие: капитан Кирк, которым он никогда не станет, человек, который знал своего отца, который полон шарма и сопереживания, но без импульсивности. Спок любит этого человека. Но Кирк — не он. А затем, все потому, что его нервная система — бессердечная сука, его сны наполняются похотью — Спок, полураздетый, с зеленым румянцем на угловатой груди; Спок, раздетый полностью, вжимающийся тазовыми косточками в бедра Кирка; Спок, абсолютно, совершенно открытый, обхватывающий руками горло Кирка с низким рычанием: «Ох, Джим, прошу тебя». Кирк просыпается в поту. Его день начинается с холодного душа. «Так будет проще», — сказал он. «Эмоциональный перенос — побочный эффект слияния разумов», — сказал он. Преуменьшение года, блядь!