"It" in Russia: как я встретил вашу маму ;)

— Прошлогодние продукты, — гогочет Марат. — Прошловековые шутки, — фыркает Родион. Мы с ребятами, словно муравьи, рыскаем по «Пятерочке». Что именно искать — пока малопонятно, но занятие не из приятных. Магазины я не люблю, ведь все эти яркие упаковки являются лишь сраной приманкой, а о качестве не идет и речи. Родион обзывает меня занудой и пытается закидать упаковками тампонов. — Я не знаю, что это, — воинственно прицеливается он, — но я тебя остановлю! Шум привлекает охранника, но, к счастью, тот оказывается очередным «братом» Марата, и нас не выгоняют из магазина. Что ни говори, без связей в России никак. — А что мы ищем? — интересуюсь я у Бажены, согнувшейся в три погибели у нижних полок в хозяйственном отделе. — Нам нужны свечи, — отвечает она. — Ректальные?.. — Восковые! Оказывается, сегодняшняя ночевка у Бонифация имеет повод. Ночь с шестого на седьмое января — это Рождественский Сочельник, и Бажена горит желанием узнать всеобщую судьбу при помощи бабушкиных гаданий. — Очень па-хрестянске, очень православна, — комментирует ситуацию Родион и делает вид, что засовывает свечку себе в задницу. Мы корчим одну на всех пренебрежительную рожу. — Нужно торопиться, до закрытия магазина всего ничего! Возле кассы нас атакуют красные ценники. — Приправа «десять овощей», — вслух читаю я названия товаров. — Ага, прямо мои одноклассники, — задумчиво протягивает Родион. Несмотря на поздний час, народу у кассы прилично. Мы, не потрудившись распределить покупательские обязанности, стоим в очереди всемером, то есть кучей. Так я чувствую себя более защищенным от суровых дам с корзинками (и сердцами) из стали. Все идет вполне себе хорошо до тех пор, пока кассирша внезапно, вскочив со своего кресла, не поднимает боевой клич на весь магазин: — Закрываемся! С алкоголем — без очереди! Массовые волнения октябрьской революции, как бы так выразиться помягче… Сосут. Вся наша немногочисленная (и пожалевшая о своем присутствии здесь) кучка оказывается застигнутой врасплох. Мои ребра со всех сторон сдавливаются стальными корзинками теток, когда к кассе, громыхая копытами, несутся несколько мужиков, сметая на своем пути все живое. — Помогите, — крякаю я. Солнечный свет от лампы покидает мое лицо, я теряюсь среди чужих курток, но тут чья-то рука вытаскивает меня на волю — можно сказать, выдергивает из преисподней. Я пытаюсь отдышаться. — Ебланище, — тихо ругается Родион, — хоть привязывай. Мы дожидаемся, пока мужики воссоединятся со своей водкой, а Бажена — со свечками, и отправляемся на ночевку. Салюты на улицах не прекращаются, а я задумываюсь о том, настанет ли конец этим сумасшедшим праздникам. Все мои ночные кошмары сопровождаются запахом мандаринов. Наверное, я все же никогда не перестану удивляться тому, что моя жизнь способна на прямо-таки голливудские выкрутасы. Судьба послала моей маме Владимира Владимировича — ее любовь номер два после Андрея Малахова, — и теперь она сама, так же как и я, не прочь сбежать на ночь из дома. Ох уж эта любовь! Как откроешь «мир других мужчин», так и не знаешь, как закрыть, чтобы эти ебантяи оттуда не сыпались. — А на что гадать-то надо? — На судьбу, будущее… На любовь… — таинственно протягивает Бажена. Стас говорит, что его судьба находится в его собственных руках, а Родион начинает доказывать, что ошметкам кофе на дне кружки виднее. От этих мыслей меня пробивает на дрожь. Мама всегда говорила, что приметы и мистика — чушь, но тон рассказов Бажены и Родиона действуют внушительнее, чем новости на Первом канале. Никуда не денешься, влюбишься и женишься. То есть, начнешь высматривать в кожуре мандаринов свои оценки за летние экзамены. Мы приходим к Бонифацию домой и начинаем готовиться к ритуалам. Бажена варит в турке кофе для гадания, Боня возится с водой и свечами, а мы следим за этим безумием, почти не моргая. — Я такой ебанины в жизни не видел, — бурчит Стас. — Ой бля, принцесса на мандавошине, хватит гундеть! — шипит на него Родион, энтузиазм которого опять берется из каких-то неведомых мне источников, — Ты еще больший зануда, чем Эдик! — Характер такiй, — разводит руками Стас. Бажена раздает нам по фарфоровой чашечке кофе и блюдцу, и мы садимся в большой круг на полу гостиной. Бонифаций выключает свет, оставляя нашу небольшую секту лишь при тусклом свете елочной гирлянды. — Нужно выпить кофе до осадка, — объясняет суть гадания Бажена, — а потом вылить осадок на блюдце. Получаются фигурки, по ним будем будущее определять. Мы обжигаем свои языки горячим кофе и ведем интеллектуальную беседу. — Я тоже одно гадание знаю, — пытается сделать умный вид Родион, — нужна кароче мама Эдика… — Ага, держи в курсе, — перебивает его Стас. — Мы через кофе свяжемся с… ду́хами? — осторожно интересуюсь я у Бажены. Полумрак нагнетает до мурашек. Бажена, хоть и является куда большим экспертом, чем мы, задумывается над моим вопросом. — Конечно! — отвечает вместо эксперта Родион, — Я уже связался! Он ставит чашку прямо перед собой, садится по-турецки и закрывает глаза. — Духи говорят со мной, — начинает шептать он. Не знаю, как остальные, но я задерживаю дыхание. — Они говорят мне… Они здесь… В этой комнате есть человек… Среди нас… У него страшный недуг… В нем злые силы… Этот человек болен… У него… Хохлятство головного мозга! Я хватаю Родиона, а Марат в свою очередь хватает Стаса, чтобы те не устроили бои без правил. «Вот кого надо привязывать», — думаю я. Мы допиваем кофе и наконец приступаем к гаданию. Я, как и все, аккуратно выливаю осадок на блюдце, а потом… С разочарованием понимаю, что внятных ответов не будет — только грязная клякса на белом фарфоре. — Хуйня какая-то! — грустно вздыхаю я. — Это называется «твое будущее»! — приободряет меня Родион. Боря угадывает в своей кляксе дерево, что, по словам Бажены, означает исполнение желаний, Бонифаций видит грушу — комфорт и достаток, а Марат видит Ладу-приору, что Бажена толковать затрудняется. Стасу кофе показывает знак вопроса, то есть его внутренние сомнения, а Родиону… — Глянь, — тыкает тот мне в лицо блюдцем, где расплывается уродливое пятно, — твой портрет! — А у теб-бя что? — спрашивает Боря у Бажены. Она выглядит погрустневшей. — Ничего, — шепчет она, — просто осадок. Мы притихаем, но Бажена вдруг вскакивает и бодро предлагает перейти к гаданию на свечах. Я надеюсь, что хотя бы этот способ покажет, что же мне ждать в своем туманном, как объяснение параболы учителем алгебры, будущем. — Нужно расплавить кусочек свечи в ложке над пламенем, а потом влить воск в блюдце с холодной водой. Тоже увидим фигурки. Это гадание довольно опасное из-за огня, поэтому Бонифаций напряженно следит за каждой свечкой. — Не ссы, епта, — самодовольно хмыкает Родион, — если бы я хотел устроить пожар, я бы просто снял свою футболку. Что бы подумали наши родители, застав нас с ложками в руках, нагревающими над пламенем светлую жидкость? Моя жизнь состоит из абсурда. Мы выливаем воск в воду и ждем, пока эти сопли застынут во что-то приличное. — У меня какой-то круг. — У меня цветок! — У мен-ня какой-то м-м-монстр. Это нормальн-но? Я молча пялюсь на фигурку в своем блюдце. Родион наклоняется, чтобы тоже взглянуть, а затем вскакивает и орет громче, чем это вообще легально: — СУКА! У НЕГО ХУЙ!!! Остальные, рискуя устроить костер на месте моей бывшей мужской гордости, устремляются ко мне, чтобы увидеть сенсацию своими глазами. — Алла! — хохочет Марат, — Реально! — Почему сразу хуй… — бурчу я. — А че тогда? — скептично оглядывает это судьбоносное искусство Стас, — Ракета? — Да! — Пизда! — не унимается Родион, валяясь на полу от смеха, — Ты же гуманоид с планеты «Жопа»! Улетай обратно! Бонифаций фотографирует мое блюдце на телефон. Боря пытается приободрить меня, но все же сам не может сдержать улыбки. Я не обижаюсь, ведь, может, это и есть мое будущее — вызывать припадки хохота у друзей? Если так, то гадание вполне себе верное, о чем я и сообщаю ребятам. — Вот вид-дишь, все х-хорошо, — улыбается Боря. — Ладно, — вздыхает Бажена, закончив толкования знаков в блюдцах парней, — давайте загадывать желания и ложиться. Мы садимся обратно в круг и ставим свечки перед собой. Загадывать желание проще, чем-то могло показаться: главное — неотрывно смотреть на пламя в течение минуты, проговаривая про себя свое самое заветное желание. Сон, приснившийся сегодня, станет ответом. — А если я не знаю, что загадать? — спрашиваю я мнение коллектива. — Как это — не знаешь? — удивляется Родион, а затем поднимает свою футболку, оголяя грудь, и подергивает бровями. — Вот тебе фантазия на все времена. — Я тоже не знаю, что загадать! Знаю, что в кухне меня ждет салат, — объявляет Бонифаций, — пойду поем и подумаю. Мы берем тайм-аут, чтобы подумать о том, чего же мы все на самом деле хотим. Ребята, как и Бонифаций, хотят пожрать и отправляются за ним в кухню. Я задерживаюсь в гостиной, чтобы задуть свечки, и уже собираюсь за салатом, как вдруг замечаю, что Бажена пошла курить на балкон. Ее тонкая фигура в одной легкой майке выглядит совсем одиноко. Я забираю с вешалки наши куртки и тоже иду на балкон. — Я принес тебе куртку, — осторожно говорю я, накрывая озябшие плечи Бажены. — Спасибо, — шепчет она. Она обхватывает бледными губами сигарету, и я вижу, как по ее щеке стекает слеза. — Прости. — Ничего, — вздыхаю я, чувствуя себя бестолковым и маленьким, — тебя расстроило гадание? — Оно тоже. Бажена крутит сигарету между пальцев, пока слезы продолжают катиться из ее печальных глаз. — Если тебе хочется, — тихо предлагаю я, — можешь рассказать мне. Вдруг тебе станет легче? — Да, — отвечает она, — я тоже думаю, что должно полегчать. Я знаю, ты умеешь слушать, а мне пора бы хоть кому-то признаться. Я влюблена. — В кого? — ахаю я. — Ты еще не догадался? Пауза. — В… меня?! Бажена улыбается через слезы. — Боже, нет, — она смеется, а я чувствую самое большое облегчение в своей жизни (пусть даже ее реакция на мое предположение немного оскорбительна), — не в тебя, не переживай. В Борю. — Так чего же плакать? — недоумеваю я, полностью расслабляя мозги и булки, — Ты ему тоже нравишься, это видно. Лайкни ему фотку, или чего там сейчас для отношений надо, и вперед! Но Бажена не разделяет моих фантазий. — Не все так просто, как ты думаешь. Боря из хорошей семьи, он ни в чем не нуждается. А мы с отцом почти нищие, да и репутация у меня… Сам знаешь, какая. — Разве это может быть препятствием? — удивляюсь я. — Еще каким. В Новый год мы случайно поцеловались, когда он отнес меня на руках в другую комнату. Это было… лучше, чем все праздники вместе. Наверное, он был пьян, я не знаю… Мы не говорили об этом больше. Я не хочу портить Борину жизнь. От ее рассказа самому хочется закурить. — Что такое быть влюбленным? Бажена стряхивает пепел, и тот разлетается среди снежинок. — Это, — отвечает она, — когда ты дома. Я с ним нахожусь дома всегда, где бы мы ни были. Я люблю вас всех, но он мог бы всех заменить. Он мой брат, мой друг, мой ребенок. Я не показываю этих чувств, потому что тогда превращусь в ураган. Я чувствую каждое ее слово. — Я выдержу, если мы будем просто друзьями, лишь бы общаться с ним, находиться рядом, смотреть. Но даже когда он далеко и я не думаю о нем — он остается самой большой и важной частью моей жизни. Она смеется и вытирает слезы. — Это так тупо, — улыбается Бажена. Я и не знал, что люди умеют говорить такими словами. Ее голос стоит у меня в ушах. — Не говори ему, — просит Бажена, — и Родиону тоже не рассказывай, пожалуйста. Я даю ей свое обещание, но, если честно, хотел бы заорать об этом Боре прямо в ухо. Если кто-то говорит о любви к тебе такими словами — иди нахуй, тебе надо жениться прямо сейчас. Бажена смеется, потому что я пересказываю свои мысли вслух, и я просто рад тому, что на ее щеках больше не видно слез. Желание для свечки становится очевидным. Мы возвращаемся в квартиру. Ребята, насытившись салатами и (судя по рыганию Родиона) рыбными котлетами, усаживаются к нам в кружок, и я зажигаю свечи. — Всё! — дает Бонифаций старт. Мы пялимся на пламя и скрупулезно молчим. Я нахожусь в самом разгаре своего желания о свадьбе Бажены и Бори, когда в тишину комнаты проникает шепот Марата. Я прислушиваюсь. — Суженый, ряженый… Не битый, не крашеный… Суженый, ряженый… Заниженный, по- — Ты че, — не выдерживает Родион, — снова таз загадываешь?! — Да, а че? — Хуй в очо! Ты это каждый день перед сном делаешь! Давай хотя бы не вслух! Мы продолжаем сверлить взглядами свечки. Мне не жалко тратить свое желание на Бажену — уж с этим я не прогадаю. Закончив, я переглядываюсь с ней, мысленно посылая лучи поддержки. Ее глаза уже не такие печальные. Время переваливает за полночь, а это значит, что пора «давить кемаря». Новые выражения в моем лексиконе наводят на странные выводы. Квартира у Бонифация довольно большая, но спальные места не бесконечны. Боря, Стас и Марат ложатся в спальне матери, сам Бонифаций вместе с Баженой отправляется на кровать в свою комнату, а нам с Родионом стелют чистое белье на раскладной диван в гостиной. — Если ты не выдержишь, — улыбается Боня, — то приходи к нам! Дело в том, что я и сам бы выбрал Родиона, чтобы делить постель. Слушать его молчание — лучше любых колыбельных. Мы укладываемся на диване, и свет в квартире гаснет. Правда, он снова включается несколько раз, потому что Родион опять выпил целую Волгу жидкости, и его мочевой пузырь встал на тропу войны. — Зассыха! — кричат ему изо всех комнат, когда Родион топает по полу и хлопает дверьми безо всякой скромности. Он возвращается, дом наконец затихает (если не считать еле слышного смеха Марата, потому что их компания, естественно, лучше посвятит ночь видосам, чем снам с ответами на желание). Я то и дело принюхиваюсь к простыням. Чужие дома имеют чужие запахи, что удивляет меня. Наверное, это должно вызывать беспокойство, но теплое тело Родиона рядом со мной не дает мне начать волноваться. Я слушаю его дыхание, которое успокаивает лучше таблеток. Снова безумно хочется наших объятий. Я, как и раньше, прислоняюсь лицом к его щеке, но на этот раз совершаю ошибку. Родион еще не заснул. Он задерживает дыхание, и я начинаю отстраняться. Секунды моего смущения длятся вечность. — Ты педик? — тихо шепчет Родион. Его голос на удивление спокоен и лишен раздражения. — Нет, — глупо отвечаю я. — А что тогда? Я знаю, что мы оба смотрим в потолок, боясь шевельнуться. У меня нет ответов на его вопросы, но я не хочу вводить Родиона в заблуждение. Пусть мои мысли станут его достоянием, ведь он сам всегда честен со мной. — Ничего, — отвечаю я. — Просто рядом с тобой я чувствую себя счастливым. — Хорошо, — говорит он спустя пару секунд. — Я тоже счастлив рядом с тобой. Давай быстрей засыпать.