Отцы и деды

— Тьфу, позор, — сказал Меренкаре, глядя на то, как его собственный сын общается с маленькой девочкой. — Я бы сказал — позор на весь Верхний и Нижний Египет и все сопредельные земли. Акменра!!! — А?.. — Не «а», а «слушаю тебя, отец»! Как ты себя ведёшь? Это же исконно женское дело — возиться с детьми! Ты что — служанка на женской половине? Ты фа-ра-он! Властитель! А ты чем занимаешься? Глаза бы мои на всё это не глядели, вот что я тебе скажу. — Видишь ли, отец, — улыбнулся Акменра, — сейчас другое время, двадцать первый век, равноправие полов, и вообще. Вот Ларри — он тоже в своё время отлично справлялся с воспитанием собственного сына. Я с него пример беру. — Нашёл, с кого брать, — проворчал Меренкаре. — А жена его где? Ушла в царство мёртвых? А слуг — нет?.. — Ну вот, опять начинается, — вздохнул Акменра. — Просто они с женой развелись. — Да? Как бог земли Геб и богиня неба Нут? Акменра повернулся к Ларри: — Ты слышал, Хранитель Бруклина? Мой отец приравнял тебя к богам. Мне кажется — это очень перспективное начало!.. Ларри едва удержался, чтобы не рассмеяться. Нехорошо ведь гоготать над пожилым человеком, да ещё и прибывшим с официальным визитом. — Меренкаре, — подошла Шепсехерет, — ты опять? — Не мешай мне, жена, — строго ответил супруг. — Вы все тут развинтились без жёсткой мужской руки! Поэтому я... — Так, — не выдержал Акменра, увидев, как испуганно посмотрела на него Неби. — Мама, иди сюда. Вот сюда, да. Возьми Неби за руку, а вторую руку протяни мне. Только не сжимай ладонь, осторожно. Джед, держись за мой палец... оп-па, вот так. Мама, у тебя на руке человек. Маленький. Видишь? Осторожно, не урони. Джед, покажи маме и Неби дорогу в экспозицию Льюиса и Кларка. Найдите Сакаджавею, потом позовите Тедди и идите гулять. Покатайте Неби на Техасе, только осторожно. Хорошо?.. Джедидайя и Шепсехерет растерянно кивнули. Когда дверь за ушедшими закрылась, Меренкаре сказал — не то сердито, не то довольно: — Ишь, раскомандовался! Сразу видно, чей сын. Ну, теперь, когда мы остались без женщин и малышей, я напрямую скажу! Старый фараон оглянулся, махнул рукой и выдал какую-то заковыристую фразу на родном языке. Кровь бросилась Акменра в лицо. Он выпрямился, повернулся к Ларри и сказал: — Папа сперва нехорошо помянул всех известных ему богов, потом назвал меня бранным словом, а потом сказал, что фараону не подобает спать со своими телохранителями. Тут настала очередь Меренкаре краснеть: но не от стыда, а от ярости. Ларри даже испугался, что старого фараона хватит удар. Меренкаре нахмурился и что было силы саданул жезлом в пол: — Акменра!!! — Папа, я четыре тысячи лет Акменра. Что ты кричишь? — А ты что делаешь? Я же тебе... чтобы больше никто не понял! — Видишь ли, а вот мне как раз нужно, чтобы он — понял. — Простите великодушно, — вмешался Ларри, — но, насколько мне известно, фараоны со своими рабами и слугами вполне могли... Я гуглил!.. — Он неправильно перевёл! — продолжал бушевать Меренкаре. — Спать — да, могли! Но не... как это? Образовывать союзы?.. — А мы разве образовываем? — поинтересовался Ларри с равнодушной миной. — Ак, я тебе делал предложение? Нет. А ты мне? Тоже нет. Ну, вот и всё в порядке. Акменра не выдержал и рассмеялся. Ларри тоже. — Папа, — наконец сказал Акменра, не переставая хихикать, — видишь ли, мы бы и рады, может быть, но у меня в этой стране... не самое легитимное положение. Мало того, что у меня нет гражданства, у меня и документов нет! Точнее — есть, но это... не такие, как надо. По этим документам я — музейный экспонат. Вещь, имущество, если вкратце! Ларри спит с вещью. Ларри, помнишь, ты всё переживал, что ты, оказывается, не только бисексуал, но и некрофил, и педофил? Так вот, всё хочу тебя поздравить — ты ещё и фетишист!.. Меренкаре слушал — и только моргал. Потом, преодолев гордость, подошёл поближе и спросил шёпотом: — Что он говорит? На каком языке? — На английском, — утешил его Ларри. — Не обращайте внимания. Это такой сленг. Он шутит вообще-то. Ларри искренне сочувствовал старому фараону, потому что сам знал на языке земель Нила пока только две фразы: «я тебя люблю» и «сам ты дурак». Первую он нашёл в сети и однажды радостно произнёс в интимной обстановке. Акменра сперва не понял, потом долго хохотал, потом сказал: — Слушай, Хранитель Бруклина... я, конечно, очень тронут, но ты это говори лучше по-своему, а то... не обижайся, но это исходно звучит немножко по-другому. Да, мёртвый язык, не осталось ни одного живого носителя — разве что кроме нашей семьи, да и то говорят, что мы не совсем живые! — Ак! — попытался возмутиться Ларри. Но фараон даже не обратил внимания: — Так вот, я говорю — огласовка нашего языка вам неизвестна, и если современные египтологи договорились вставлять между нашими согласными буквами те или иные современные гласные — это вовсе не говорит о том, что исходно они там были, понимаешь? Если хочешь, конечно, я тебя научу говорить это так, как оно в реальности звучало в наше время, но есть момент... Акменра хитро улыбнулся: — Видишь ли, там в одном месте то самое наше горловое «х», которое тебя так впечатляет, но которое тебе даётся... только в исключительных случаях, ммм?.. Помнишь? Ах-кменра... О да, Ларри это впечатляло с самого первого дня, как услышал. И у него вновь бы подогнулись ноги, если бы он не лежал. — Поэтому давай лучше я буду говорить тебе по-нашему. Это же тебя заводит, да? Ларри тогда только кивнул, перед тем как Акменра начал шептать ему на ухо длинные древнеегипетские фразы, от которых убыстрялся пульс и влажнели ладони. А вот выражение «сам ты дурак» Ларри выучил — слава богу, в нём не было чёртового горлового «х»! — чтобы сбрасывать напряжение там, где это на английском делать сложно. Кто-нибудь ездит тебе по мозгам вроде того же Макфи, а ты тихонечко, вполголоса, скажешь «сам ты дурак» по-древнеегипетски — и на душе легче станет. И что существенно — никто вокруг тебя не поймёт, ругайся сколько влезет. Обо всём этом Ларри вспомнил именно сейчас, когда Меренкаре опять начал что-то выговаривать сыну — уже на английском, видимо, чтобы не он один понимал; а под конец своей недовольной тирады сказал, махнув жезлом в сторону Ларри: — И вот что он на меня сейчас так смотрит, как последний дурак? Тут Ларри не выдержал. — Мэк чу джэска эм кэм, — автоматически пробурчал он себе под нос. И с опозданием сообразил, что на этот раз его поняли. И что фараона Меренкаре сейчас, кажется, точно хватит удар. — Что ты сказал? — бушевал ошарашенный фараон, надвигаясь на Ларри. — Акменра! Что он сказал? И кто, во имя Осириса, его этому научил?!! — Эээ... я прошу прощения, — бормотал Ларри, мечтая сейчас же провалиться сквозь землю. — Я... случайно... Я забыл, что вы понимаете... — Ты, презренный, хочешь сказать, что я не знаю родного языка?.. — А хотите, — внезапно произнёс Ларри, — я тоже научу вас ругаться так, чтобы... ну, скажем, ваша супруга вас не понимала? Вот будет она вам что-то говорить, что вам не нравится, вы же не сможете ей сказать там... всякие оскорбительные слова, да? Это как минимум некультурно, женщина же... любимая, — Ларри покосился на Акменра, который, прикрываясь полой плаща, показывал большой палец и хихикал. — Вот, а выругаетесь непонятно для неё — и на душе легче станет, и она пусть себе дальше ворчит. — Интересно, — Меренкаре даже улыбнулся. — Ну-ка, а например? — Например... ну вот, скажем: ламер долбаный!.. — А что это значит? — Это человек, не обладающий достаточными знаниями, бестолковый, в общем, который... скажем так, занимался сексом. — Гмм! Но если кто-то согласился с ним заниматься сексом — значит, не такой уж он и бестолковый?.. — Отец, я ловлю тебя на слове, — хрюкнул Акменра. — Ой, да ну вас всех к Сету, — проворчал старый фараон. — С шутками вашими! Молодёжь! Пойду я погуляю. — Ларри, можно папа пойдёт погуляет один? — А почему ты у него спрашиваешь? — недоуменно глянул Меренкаре. — Да потому что по ночам он здесь главный. Как бог Луны Хонсу. Он за всё отвечает ночью: и за порядок, и за безопасность, и всё тут делается только с его разрешения, и все обязаны в это время его слушаться... даже я. О, Хранитель Бруклина, ты разрешишь моему отцу, фараону Меренкаре, пройтись по вверенным тебе залам без сопровождения? Ларри понял, что если он промедлит с ответом — Ак расхохочется, и впечатление будет уже не то. — Конечно, идите, о владыка земель Нила, — Ларри слегка поклонился. — Только будьте осторожны, ночью у нас возможно всякое. — Разберёмся, — буркнул Меренкаре и вышел, постукивая жезлом. Ларри с Акменра переглянулись, дождались, пока закроется дверь и затихнет стук, и начали хохотать. Волею судеб первым местом, куда попал старый фараон, оказалась экспозиция гуннов. Ларри строго-настрого запретил Аттиле с товарищами носиться по коридорам во время визита гостей, поэтому гунны сидели в своём зале и маялись от скуки. Кто из них подал идею попытаться попасть из лука в лампочку под потолком — сейчас уже не выяснить, но когда Меренкаре забрёл к ним — они уже не на шутку распалились: потому что даже сам Аттила никак не мог этого сделать, причём уже по третьему заходу. Может быть, причиной тому было ещё и пиво, упаковку которого кто-то из посетителей музея забыл в гардеробе, и если бы в экспозицию пришёл Ларри — он бы живо это унюхал, но... Ларри решил отдохнуть, и гунны этим воспользовались. Аттила раздражённо ругался, прилаживая стрелу в четвёртый раз. Меренкаре подошёл и начал за ним наблюдать. — Пониже перехвати, — произнёс он на родном языке. Аттила услышал незнакомую речь, вздрогнул и выронил лук. Это так его разозлило, что он, даже не посмотрев на гостя, начал размахивать кулаками и ругаться ещё громче. Остальные гунны присоединились к нему. Обстановка накалялась. — Тихо! — прикрикнул фараон. — Что горло надрываете без пользы? Немытые, нечёсаные, тьфу... позор на весь музей. Ну-ка, дай сюда, — он протянул руку, и Аттила, растерянно моргая, отдал лук. Он ничего не понимал, но интонацию почувствовал сразу. Меренкаре взял оружие, взвесил на руке. — Тяжеловат, — сказал он задумчиво. — В наше время полегче были. Ну, ничего. Стрелу! — он протянул руку снова, и Аттила, словно под гипнозом, вложил стрелу ему в ладонь. — Во что стреляем? Гунны снова не поняли сути вопроса, но, загалдев, начали показывать пальцами на лампочку. — Всего-то? — усмехнулся Меренкаре. — Ну-ка, отойдите... Тетива коротко взвизгнула, стрела сорвалась и впилась точно в лампочку. Зазвенело стекло, и стало чуточку темнее. — Укаба махаоба! — восхищённо взревел Аттила. Остальные гунны рухнули на колени и почтительно разглядывали гостя. А Меренкаре вернул Аттиле лук, отряхнул ладони и сказал: — Вот так-то, нечёсаный. Ты, поди, не знаешь, что фараон — это в первую очередь воин, полководец. Ему предстоит самому уметь управлять колесницей и стрелять из лука. И тому, и другому будущих правителей Египта учат в обязательном порядке. А как же? На поле боя показаться перед армией надо? Надо. Возницу если убьют — выезжать из боя надо? Надо. И стрелять, конечно, в первую очередь надо уметь. Понимаешь? Аттила только растерянно кивал. — И это я ещё старый, глаза уже не те. Да и руки дрожат. А вот мой младший сын... Заклинаю тебя именем Ра — не ссорься с ним. Он в такую лампочку во-он оттуда попасть может, а потом тебе в глаз ещё. Понял? Аттила молча тряс головой, всё ещё находясь под впечатлением. — И причесался бы ты, что ли... и помылся заодно! — Меренкаре демонстративно потянул носом и пошёл дальше. Следующим на его пути был зал диорам. Фараон прищурился и подошёл ближе. Перед ним бегали маленькие человечки, похожие на недавнего скарабея по имени Джедидайя, только в других костюмах. — Так, — сказал он строго, — что это тут у вас? — Ой, да это фараон Меренкаре, — прозвучало откуда-то снизу. — Приветствуем вас, о властитель египетских земель! Только говорите по-английски, пожалуйста, а то мы вас не понимаем. — Да пожалуйста, — фараон перешёл на английский. — Так что это тут у вас? — Римская империя! — гордо ответили ему. — Империя? А что такая маленькая?.. — Маленькая?!! — люди-скарабеи забегали, завозмущались, и вперёд выскочил кто-то в шлеме с красными перьями. — Я, император Гай Октавиус... — А, это ты Октавиус? — обрадовался Меренкаре. — Твой приятель, Джедидайя Смит, уже у нас был. Тебя поминал. — Дааа? — человечек в шлеме, на удивление, сразу забыл о своём воинственном настроении. — А что говорил? — Да ничего особенного, — сказал Меренкаре. — Интересно, Римская империя... даже и не слышал о такой. — Как это не слышали? — возмутился человечек. — Да наши римляне вашим египтянам ого-го как задницу надрали у мыса Акций! Ваша Клеопатра удрала с поля боя вместе с нашим Антонием, и триста ваших кораблей попали в мои руки. Вот в лично мои! Понятно? — Клеопатра... — нахмурился Меренкаре. — Не припомню. Ладно, у Акменра спрошу, он в этих ваших интернетах бывает. Когда хоть это было-то?.. — В тридцать первом году до нашей эры! — Серьёзно?.. И что дальше?.. До Октавиуса дошло, что отец фараона Акменра, в отличие от самого Акменра, интернетом пользоваться не умеет, и о том, что было через две с половиной тысячи лет после завершения его правления — банально не в курсе. Рассказывать ему про то, как египетское царство пало под Римом и стало его провинцией — только зря волновать старого человека. Октавиус с Акменра уже над этим похохотали: ещё прикалывались, делая стратегический анализ битвы, кто где и как ошибся. Октавиуса тогда это так пробрало — они с Аком сидели, как два военачальника, и анализировали планы наступлений. Потом Октавиус сказал, стаскивая шлем и вытирая лоб: — Ну, Ак, ты молодец. Хорошо, что мы в разное время жили. Честно скажу — не хотел бы я с тобой на поле брани встретиться. Ты хитрый! И умный. И смелый. А так со стороны посмотреть... — Что? — усмехнулся Акменра. — Да ничего. Такой милый добрый мальчик... — Понимаешь, Окти, — сказал тогда Акменра, — мы все милые добрые люди, пока не задевают наш дом и дорогих нам людей. А так наша династия, например, ни с кем не воевала: мы в основном пирамиды строили. А уж за Рамзеса, который хеттам при Кадеше задал, или за Клеопатру у мыса Акций мы совсем никак не отвечаем. Тем более, если я адекватно прочёл, хетты на Кадеш сами полезли, и Рамзес... В общем, большое удовольствие тогда Октавиус получил от беседы! До сих пор вспоминается. А отец Ака, значит, не в курсе совершенно. Но может, оно и к лучшему. — Древний Египет — великое государство, — сказал Октавиус. — Мы рады приветствовать его повелителя на нашей территории. Он снял шлем и поклонился, держа его в руках: так, что перья плюмажа мазнули по полу. — Ну и я... рад, — сказал смущённый Меренкаре. — Хорошо здесь у вас, вообще-то. Удивительно. — О, что верно — то верно! — Что ж, пойду я. Спасибо. — Доброго пути, — сказал Октавиус и сделал знак подчинённым. Солдаты в мгновение ока выстроились в когорту и отсалютовали старому фараону. Тот растрогался, поднял руку в ответном приветственном жесте и пошёл дальше. В центральном зале ему попался тощий лохматый парень, увлечённо колдовавший над какой-то непонятной вещью со множеством рычагов и кнопок. Меренкаре остановился посмотреть — не опасно ли? Но пока всё вроде было тихо. Однако вскоре послышались знакомые шаги: так и есть, к лохматому парню бежал Акменра. — Ник, привет! Ты уже здесь? И пульт привёз? Ну что, как тебе в этом году Ибица? А загорел-то! Ух, прямо завидую. Ты теперь как я, такой же смуглый... — Привет, Ак, — улыбался парень. — Ибица — жесть! Я там всех покорил, не веришь? — Верю, почему? Я всегда говорил — у тебя талант. И судя по тому, что ты который раз там всех покоряешь — я не ошибся, а? — Ну, если ты так говоришь, давай миксы посмотрим. Поможешь мне? — Да не вопрос, — согласился Акменра. Тут Меренкаре подумал, что пора бы и вмешаться. — Что это у вас? — строго спросил он. — Ой! — вздрогнул мальчишка. А потом посмотрел и улыбнулся. — Ак, это же твой папа? А я смотрю — что за дедулька забавный? — Ник, дедулька понимает по-английски, — напомнил Акменра. Ошалевший от впечатлений Меренкаре подошёл ближе. — Что это за мальчик? — Это же сын Ларри, Ник. Помнишь, они вместе со мной в Лондон приезжали? Когда пластина... — В Лондоне такое было, что я только этого твоего Ларри и запомнил, — проворчал Меренкаре. — И то лишь потому, что он скрижаль спас... и тебя, — последние слова старый фараон произнёс словно через силу. Но заметил, как просиял этот... Ник. Меренкаре думал буквально несколько секунд. А потом опять решительно пристукнул жезлом: — Значит, так! Мой сын тут сказал, что по вашим законам он — вещь. Так вот: я протестую! И поэтому ты, — он указал жезлом на Ника, — будешь моим внуком. Понял? — Ы-ы-ы? — хлопал глазами младший Дэйли. А Меренкаре продолжал: — Я им покажу — вещь! Безобразие какое! В общем, так. Ты — мой внук. Раз уж эти двое, — он мотнул головой в сторону ошалевшего Акменра, — никак не разберутся, кто из них кому кто! Понял? Не слышу!.. — К-круто, — пробормотал Ник. И добавил, поняв, что ему предлагают: — Андреа офигеет! Она недавно хвалилась, что у неё дедушка был мэром города: какого, правда, не помню, но... — Мэр? — старый фараон недоуменно посмотрел на сына. — Это как? — Примерно как номарх, — сказал Акменра. — Или ещё ниже. — Пфф! — довольно отозвался Меренкаре. — Номарх или ещё ниже! А у тебя дедушка — фараон. А кто будет недоволен — сразу сообщай мне. Прокляну и отлуплю, во имя Осириса. Понял? Ник довольно кивнул. — А теперь показывай, что у вас тут за штука такая. — Ну... это диджейский пульт, — начал Ник. — Только чтобы понять, как он работает, нужно в музыке разбираться, и... — Должен тебе сказать, о юный хранитель Бруклина, — подмигнул Акменра, — что мой отец неплохо в своё время разбирался в музыке. Говоря современным языком, он когда-то был самым крутым чуваком на мемфисской дискотеке. Меренкаре не понял половину сказанного, но виду не подал. И величественно выпрямился, добавив: — А тебе, сынок, священный бык Апис на ухо наступил. Поэтому уйди и не мешай!..