Crisis Morbi

К восьми утра они все еще знают о Мороке целое нихуя. - Славянская мифология почти не освещается в старых книгах, - объясняет им за очередной чашкой кофе Дитон, - поскольку народы, проповедущие ее, довольно рано обратились в христианство, а ни одна религия не потерпит конкуренции в виде Хорса, бога солнца. В итоге, гугл помогает больше, и Мейсон хрипло зачитывает им все немногое, что удалось раздобыть. Стилински сидит, устало привалившись к стене, на той самой кушетке, где валялся отравленный аконитом Тео; Хьюитт и Кори устраиваются рядом с розеткой, на пледе, притащенном из машины; Дитон, успевший обложиться разнообразными книгами так и не отошел от стола, и Перриш сидит рядом, облокатившись локтями на один из фолиантов. Тео и Лиам устраиваются на диванчике, где в свою очередь, отходил от отравления Данбар. - Итак, - Мейсон кашляет, пытаясь вернуть охрипший голос в нормальное состояние, - Бог Морок - один из богов славянской мифологии, бог лжи, обмана и заблуждений. У него есть брат Мороз, и братья любят в шутку превращаться в друг друга. Морок — дух — обманщик, он Бог невежества и заблуждений. Но также он — хранитель путей к Правде, скрывающий от иных Истину за пустой маятой мирскою. А еще Морок может обращаться в холодный Мороз, ибо всякая ложь – расчетлива и холодна. - тут Хьюитт делает глубокий вдох и поднимает виноватый взгляд. - И это все. После такой подставы шериф все-таки отправляет их всех по домам. Лиам домой не хочет. Потому что, не смотря на усталость, и закрывающиеся глаза, есть кое-что, что не даст ему уснуть. Его кое-что беспокоит. Нет, неверная формулировка. На данный момент Лиама беспокоит дохуя всего. И все же, есть одна деталь, которая немного выбивается из всех его сверхъестественных забот. Поэтому, Лиам кидает Тео, чтобы он подождал его у машины, и перехватывает Мейсона. Друг хлопает глазами, как сова, но видимо, есть что-то такое во взгляде Лиама, что Хьюитт сам предлагает переночевать у него. Лиам виновато улыбается Кори, но тот лишь понимающе хлопает его по плечу, и вызывается поехать с Тео. Данбар предпочитает трусливо переждать, пока они уедут, и не встречаться с химерой. И вот, Лиам сидит на крутящемся стуле в комнате Мейсона, и пытается сформулировать мысль. - Если честно, чувак, я даже немного боюсь спрашивать, о чем ты хотел поговорить, - честно говорит Хьюитт, и открывает банку колы, забив на кофе, - потому что что-то мне подсказывает, что я не буду в восторге от этой новости. Оборотень делает глубокий вдох, и что-то невнятно бубнит в рукав своей толстовки. - Очень содержательно, - фыркает Мейсон, и подождав, когда из газировки немного выйдет газ, делает глоток. Именно в этот момент Лиам наконец-то собирается с силами. - Я целовался с Тео, - и тут же подскакивает к подавившемуся другу, чтобы похлопать его по спине. Ждет, пока Мейсон не начнет нормально дышать, и вернувшись на свое место, уточняет: - Дважды. Судя по выражению лица Хьюитта, нож он ему в сердце тоже всадил дважды. - Лиам, - медленно начинает Мейсон, - скажи, я ведь правильно понимаю, что ты сказал слово «целоваться», употребив его в прямом смысле и в отношении Тео, который… ну, который Тео. - Да, - буркает Лиам, чувствуя, как лицо заливает краска. - И… и что это значит? – заикается Хьюитт - В смысле, чувак, если смотреть на вас со стороны, то ничего не изменилось, поэтому мне сложно поверить, что вдали от посторонних глаз вы предаетесь содомии. -Мы не… Господи, Мейсон, - стонет Данбар, - какая содомия? Я же сказал – целовались! Целовались, а не трахались! - Друг, я не помню в тебе никаких гейских, и даже бисексуальных наклонностей! – жестикулирует Хьюитт, - Так что уж извини, но в твоем случае даже подержаться за ручку с представителем своего пола – содомия! Они замолкают – Лиам пытается успокоиться и согнать предательский румянец, а Мейсон мысленно повторяет «солнце, луна, правда», в надежде, что и ему поможет. - Мейсон, - зовет друга волчонок, - я не хотел грузить тебя своими проблемами, просто… - Чувак, именно в загруженности своими проблемами и заключается суть дружбы, - закатывает глаза Хьюитт, но почти сразу становится серьезным, - просто… вы с Тео… он нравится тебе? - Нет! – возмущается Лиам, но тут же сдувается под взглядом друга, - В этом плане – нет. - И как же, позволь спросить, без симпатии совершалось сие действо? – искренне интересуется Мейсон. - Просто, не забывай – я знаю тебя. И на моей памяти ты ни разу не влезал в подобную хуйню просто потому, что губы засвербели. Или не губы. - Да очень просто, - бубнит оборотень, - оба раза это больше смахивало на акт то ли самопожертвования, то ли помощи неимущим. - И кто из вас был неимущим? – осторожно спрашивает Мейсон, глядя на смущенного, озадаченного и явно заебанного всем навалившимся, друга. - Один раз – он, второй раз – я, - помолчав, отвечает Лиам и устало смотрит ему в глаза. - То есть, вы парни, вместо дружеских объятий и задушевных разговоров практикуете пожертвование в виде поцелуев. – подводит итог Мейсон, и оборотень, посопев, мрачно кивает. - Теперь, когда мы разобрались в несексуальных мотивах, я даже начинаю видеть определенный смысл во всем этом. - Это еще не все, - глухо произносит Лиам, и у Хьюитта начинает сосать под ложечкой от совсем недобрых предчувствий. - Мейсон, скажи, когда ты последний раз видел меня в ярости? Мейсон глупо хлопает глазами и даже смеется от облегчения. Откровенно говоря, он ожидал чего угодно, но не вопросов об агрессии друга. Об агрессии. А когда он последний раз видел проявление агрессии у Лиама? Мейсон чувствует, как к горлу подкатывает ком, и сглотнув, хрипло уточняет: - Ты ведь… Ты ведь думаешь не о том же, что и я? Лиам смотрит на него очень, очень серьезно. - Когда Дерек учил меня контролю, он постоянно говорил про якорь. «Найди якорь, найди якорь, он будет сдерживать твоего волка, когда сам ты уже не сможешь». Хьюитт моргает и трет ладонями лицо. Он прекрасно знает, что такое якорь для оборотней. Еще он знает, что Лиам необычайно спокоен последнее время. Такое не происходило с момента, когда ему вынесли диагноз. А еще он знает, что не хочет, чтобы это было правдой. Мейсон встает с кровати и подходит к другу. Лиам смотрит твердо, но его голос дрожит: - Мейсон, я… я боюсь, что… Хьюитт обхватывает его голову руками, и прижимает к своему плечу. Оборотень цепляется за рубашку на спине и едва слышно скулит. - Я боюсь, что Тео мой якорь.