Проклятье Сокольей заводи

Темным было небо над землей, и заполняли его сизые тучи. Низко висели они, и из-за их хребтов ни один солнечный луч не мог пробиться на больную землю. Словно склоняясь перед властью неукротимой, многомощной, непредсказуемой стихии, готовящейся обрушиться на герцогство, затаил дыхание ветер, напряглась земля, притаились птицы, звери, летучие мыши… Королевский маг-некромант Бранос Августус готовился к смертельной схватке. За его спиной раздались тяжелые шаги, медленно приближавшиеся к нему. Бранос Августус, королевский маг-некромант, глава именем короля основанной и королем-регентом благословенной гильдии некромантов и ее единственный член (и хорошо бы таковым состав гильдии оставался подольше, до самой смерти его), насупился: а он только собрался переходить к самому важному в любых мемуарах — выбору обложки. Первые два абзаца были вполне ничего, Бранос остался вполне доволен; разумеется, когда будут написаны все семнадцать томов, придется серьезно заняться редактурой. Добавить эмоций, например: небо пусть бы еще было набухшим от непролитых слов, эпитеты перед стихией можно купировать, нагнести после ветра. Летучие мыши — пикантный штрих, но его поймут далеко не все. А оклад можно сделать из черной кожи, и застежки в форме костей. Шаги остановились справа и позади его. Некто откашлялся. Бранос подозрительно посмотрел через плечо и выдал обреченное «э». — В ваше расположение прибыло звено самых опытных гвардейцев, ваше магейшество. Возглавлять их королевской милостью и в знак высочайшего доверия нашего августейшего владыки было доверено мне как самому опытному в обращении с различными нечистями солдату. — Сурово отрапортовал лейтенант Гейрунд, мрачно изжигая взглядом воздух над правым плечом Браноса. — Для меня высокая честь служить их величествам во всех условиях. Он клацнул каблуками сапог и воинственно выдвинул челюсть. Бранос меланхолично подумал, что в этой развеселой компании у него едва ли будет шанс дойти до второй главы первого тома — раньше шею свернут. Гейрунд был все еще обижен. Очень, сверхъестественно зол. И, если главные сплетники в Сокольей Заводи не врали, все еще одинок. — Милость августейших супругов безгранична, их забота о смиренных слугах своих безмерна, — благочестиво произнес Бранос и мягко положил руку ему на предплечье. — Как поживаешь, друг мой? Гейрунд передернулся, избавляясь от его руки, и даже назад отступил. Браносу с трудом удалось не присвистнуть злорадно: это ранило бы нежное гвардейское сердце еще глубже, уязвило его чувствительную натуру еще сильней, а им, между прочим, с пепельной чумой бороться. — Какие друзья у презренного клеврета тьмы? — процедил Гейрунд, гордо вскидывая подбородок. — Достойные тьмы. Или презрения, судя по всему. Бранос флегматично пожал плечами и снова повернулся к пыльной пустоши перед ним. Беда со всеми этими королевскими гильдиями была в том, что они по рукам и ногам связывали их глав и членов — в случае с Браносом одного-единственного, но прочнее самых прочных уз. Милейший королевский супруг выцарапал у его величества роскошнейшее место на самом обрыве реки, в считанные недели землекопы укрепили обрыв, строители возвели замок, кузнецы выковали ограду с гербом, Бранос облазил сооружение, зачаровывая его ото всех напастей, а в первую очередь непрошеных гостей на двух ногах; августейшие супруги прибыли на торжественный ужин в честь утверждения гильдии, на котором Бранос зачитал ее устав, состоявший из двух пунктов (1. Глава гильдии всегда прав. 2. Если ты, презренный, считаешь иначе, см. п. 1 — или самоубейся), который нацарапал тут же на салфетке, торжественно принял себя в члены, а затем единогласно и почти без прений выбрал себя же главой; они с Адельгизом распили две бутылки вина из королевских подвалов и приятно провели время до полуночи на балконе в самом верху самой высокой башни, горланя песенки из репертуара казарм и конюшен, а к полудню прибыли счета. По ним выходило, что Бранос Августус, продай он все свое имущество и отдайся в рабство волколюдям лет на четыреста, равно останется должен проклятому Ралинду Адельгизу пудов этак четыреста золотом. Поэтому когда Ралинд, вздыхая, сообщил, что границы королевства уже пересекла странная и страшная Карралийская чума и королевское казначейство готово отвесить жертвенному герою пять фунтов чистейшего золота и еще пару пригоршней самоцветов, Бранос не раздумывая вызвался возглавить борьбу с ней. В пылу энтузиазма — несмотря на стесненные административные обстоятельства, он все-таки выторговал себе увеличение гонорара в два с половиной раза — Бранос упустил из виду совсем незначительную деталь. Карралийская чума проникла на территорию королевства на южных границах Теодийского герцогства. И рядом с Браносом стоял лейтенант Гейрунд. И Теодийский щеголь изъявил желание оказывать жертвенному герою из королевской некро-гильдии всевозможное содействие. ЛИЧНО. И, если летучие мыши правильно транслировали ситуацию вокруг, герцог Теодийский с минуты на минуту должен был прибыть на границу карантинной зоны. И, если нежные уши кроткого омеги Браноса не подводили, лейтенант Гейрунд уже скрежетал зубами. У Браноса нехорошо заныла шея. Заслуги заслугами, а за кузена папочки королевского наследника его запросто вздернут на том самом балконе, на котором они с Ралиндом распевали и распивали. Его, не Гейрунда — того пожурят для приличия, погрозят пальчиком и отправят в соседнюю провинцию дожидаться, когда уляжется скандал. Известно ведь: альфы сильны и благородны, но омеги, слабые, порочные создания, способны сбить самого праведного альфу с пути. Сурово поджав губы, решительно подняв подбородок, торжественно сцепив руки в замок перед грудью, Бранос совершил еще один шаг к карантинному кордону, туда, где за неглубокой канавой, засыпанной солью, притаилась чумная пыль. От кордона его отделяли пять шагов — как раз достаточно, чтобы присутствующие прониклись благоговением в предчувствии великой жертвы. Ну или пока Бранос не сообразит, как вести себя с этими баранами. За спиной остановилась коляска, истерично всхрапнула лошадь — Браносу оставались еще три шага. Гейрунд беспокойно выдохнул. Из коляски выпрыгнул человек — Браносу оставался один шаг. Гейрунд фыркнул не хуже гвардейского жеребца. Бранос чуть не заскулил от любопытства: наверняка ведь герцог Теодийский обставил свое прибытие с максимальным тщанием. Но не оборачиваться, одернул он себя и опустился на колено. За спиной воцарилась подозрительная тишина: эти двое не должны были еще убить друг друга, значит, затаили дыхание, следя за ним. Есть шанс, что дело разрешится мирно. Ну или как-нибудь с минимальными кровопотерями. Бранос перегнулся за кордон, почти вплотную приближаясь к чумной пыли. Первым не утерпел Гейрунд — зашипел: «Идиот…». Бранос вскинул руку в упреждающем жесте и поднес ладонь другой к пыли. Она была прохладной, не горячей и не холодной, и цвет ее был странным. Вернее, он словно отсутствовал. Бранос выпрямился, порылся в карманах и вытащил на свет дневной лоскут материи, на который нанесены были почти все плетения, что и на мантии, обмотал им руку и прижал ее к праху по другую сторону кордона. Затем поднял ее и поднес к лицу. Платку ничего не стало. Рука заныла от холода. Бранос, погрузившись в задумчивость, медленно встал, свернул платок так, чтобы ни крошки этого праха не упало на еще не зараженную землю, и развернулся к двум альфам, беспокойно ожидавшим его реакции. Для пущей надежности он спрятал руки в рукава. И, собравшись с духом, решил взглянуть на Теоди. Ему удалось не икнуть: владетель земель и гор, ближайший кровный родственник августейшего Ралинда и, соответственно, наследника престола производил неизгладимое впечатление в обычном состоянии, а уж будучи настроенным воинственно — так и вдвойне. Учитывая же некоторые обстоятельства, в воинственности настроений Теоди не сомневался ни лейтенант Гейрунд — и он с трудом удерживался, чтобы не заржать по-лошадиному, ни — Бранос. Ему с огромным трудом удавалось удержать на лице скорбную мину: в конце концов, за его спиной лежали в удручающем безмолвии пораженные Карралийской чумой земли — сотни верст, тысячи деревьев, от которых только остовы и остались. И Теоди, желавший, очевидно, видеть определенную реакцию, увидел на постной физиономии Браноса именно ее. Он точно так же напустил на себя государственную скорбь, которую, очевидно, должен был подчеркнуть и изящный жест: он мизинцем потрогал мушку на основательно напудренной щеке и трагично поджал тщательно накрашенные губы глубокого карминного цвета. На Гейрунда он демонстративно не обращал никакого внимания, и тот беззастенчиво пялился на Теоди. Благо смотреть было на что: напомаженные пряди каштановых волос с геометрической точностью закручены в кольца и приколоты бриллиантовыми булавками, брови выщипаны в тонкие ниточки, глаза подведены сурьмой, подбородок тщательно выбрит и напудрен, в мочки ушей вдеты внушительных размеров серьги, осыпанные самоцветами. Воротник рубашки нежного голубого цвета оторочен золотыми адальрандскими кружевами по полторы серебряных монеты вершок, а сверху — богато расшитый золотом галстук, завязанный в сложнейший двойной вадрисский узел (на языке придворных щеголей: я буду обладать вами смерти вопреки). Рукава ярко-розового сюртука туго облегают руки, жилет — талию. Бедра — лайковые лосины персикового цвета с обильными декоративными строчками. Икры — кружевные чулки. Бранос, окинув взглядом все это великолепие, невольно покраснел: лайка до такой степени туго сидела на бедрах, что нисколько не скрывала, напротив, подчеркивала все физиологическое богатство Теоди. Внушительное, надо сказать. Не совсем соответствовавшее воспоминаниям о нем несчастного Браноса. Удовлетворенный реакцией Браноса (принял растерянность за смущение, бедолага), Теоди неторопливо, бережно, многообещающе стянул перчатку с правой руки. — Дорогой мой, возлюбленный магистр Бранос! Мне бесконечно приятно снова приветствовать вас на моих землях, несмотря на крайне печальный повод. Но я надеюсь, нет, я заверяю вас, что я и мои люди, мы все сделаем всё возможное, чтобы вы в полной мере насладились нашим гостеприимством, — заворковал он, протягивая руку для приветствия. Бранос поднял на него горестный взгляд, но рук из рукавов не вынул. — Дорогой мой, возлюбленный герцог, я боюсь, что насладиться в полной мере, — и он выделил «полной», страдальчески изломав брови, — я не смогу. Потому что проклятье, наползшее на земли нашего благословенного королевства и на ваши, возлюбленный друг мой, тяжело и сложно и требует от меня полнейшей концентрации. А она невозможна в комфортабельных условиях. Гейрунд, ревниво следивший за ним, удовлетворенно кивнул и продолжил беззастенчиво разглядывать Теоди; взгляд его поневоле спускался на пах Теоди и мрачнел, ибо рельеф в оном месте был крайне впечатляющ, но затем взгляд поднимался на не самые широкие плечи, а затем и на пудренно-белое лицо, и злорадное настроение возвращалось к Гейрунду. Тот же занес было руку, чтобы похлопать Браноса по плечу — и Гейрунд напрягся, радостно оскалился, — но одумался, его рука замерла в полувершке от плеча Браноса, помедлив, сжалась в кулак. Теоди поморщился, очевидно, вспомнив, что за мантию не спускает с плеч королевский некромант, и решил не испытывать судьбу. — Я распоряжусь разбить шатры для вас и вашего эскорта и обеспечить провизию и все такое, — сухо продолжил Теоди, похлопывая перчаткой по бедру. — Есть ли какие-то особые пожелания для вас? Бранос пожал плечами и покосился на пустошь за спиной. — Я, пожалуй, подготовлю площадку для лагеря, — задумчиво сказал он и перевел взгляд на Теоди. — Мне нужен побольше, чтобы разместить в нем лабораторию. Теоди склонил голову, затем поджал губы, раздул ноздри и сквозь стиснутые зубы процедил: — Что-нибудь нужно вашей охране? — Нет у меня охраны, — рассеянно откликнулся Бранос, снова косясь на пустошь за спиной. — Гвардейцы здесь в качестве магического подкрепления. У них неплохие знания о темномагических феноменах. Лейтенант, есть ли какие-то особые пожелания для ваших людей? Гейрунд задрал нос. — Провизия, — надменно ответил он. — Расходы на нее перенимает королевская казна, чтобы там не возникало желания сэкономить. Бранос, прищурившись, посмотрел на него, но удержался — не ухмыльнулся. — Любезнейший, щедрейший герцог, возможно ли обеспечить моих ассистентов и представителей мужественнейшей из профессий достойным их грядущих занятий пропитанием? Их физическая готовность следовать моим распоряжениям будет напрямую зависеть от сытости их желудков, а это будет иметь прямое влияние на то, как мы справимся с чумой и в каком состоянии оставим вам эти земли, когда я сочту возможным снять карантин. — Только ради вас, прекраснейший из магов, благословеннейший из омег, я распоряжусь лучшим образом заботиться о… ваших… ассистентах. Гейрунд гневно фыркнул. Теоди одарил его презрительным взглядом, который, впрочем, остался неоцененным: Гейрунд смотрел прямо перед собой и брезгливо кривился. Бранос закатил глаза и обреченно покачал головой. Гвардейцы разбили палатки, люди герцога натянули внушительный шатер для Браноса; герцогские же повара взялись за дело. Гейрунд вышагивал по площадке в центре лагеря, гневно фыркая и бросая злые взгляды в сторону еще одного шатра, предназначенного для Теоди. Бранос ползал на четвереньках вдоль карантинного кордона, изредка нависая над зараженной почвой, чтобы исследовать ее под самыми разными лупами. Гейрунд не утерпел — направился к нему. — Ужасно выглядит, — негромко заметил он, замерев прямо перед Браносом. Тот мрачно посмотрел на сапоги и поднял голову. — Ну, я имею в виду. Все эти чудовища, скелеты твои, зомби, эти чудовища, которые привидения и служки, все такое — жутковато, опасно и все такое. Ну вот с ними понятно. Они выглядят отвратительно, ведут себя отвратительно, нападают и все такое. Так и понятно, что на них нужно нападать. И вопросов не возникает. А тут — ну оно… вообще никакое. Разве что мертвое. — Не мертвое оно, — буркнул Бранос, отодвигаясь от него. — Оно неживое. Он уселся, скрестив ноги, и достал записную книжку, начал делать в ней пометки. Гейрунд переступил с ноги на ногу — Какая разница, — бросил он. Бранос посмотрел на него, пожал плечи и снова уткнулся в книжку. Гейрунд постоял рядом, подошел к границе, замер у нее. — Неприятно, — пробормотал он и снова вернулся к Браносу. — Скоро ужин. Ребята уже дежурят у столов. Пахнет неплохо. Тебе бы поесть чего. Бранос отстраненно угукнул, изучая в лупу платок. Немного оживившись, Гейрунд предложил: — Могу тебе принести ужин. Опять же прослежу, чтобы повара серьезно отнеслись к твоей порции. Бранос покачал головой и встал. Гейрунд откашлялся и одернул мундир. — Могу опять же ассистировать при твоих опытах, — с самым небрежным видом предложил он. — И, м, так сказать, непосредственно и в разумной близости и прямом визуальном контакте заботиться о спокойствии твоего сна и все такое. Бранос усмехнулся и погладил его по груди. Затем убрал руку и негромко поблагодарил его. Откашлявшись, Гейрунд желчно заметил: — Что, все сохнешь по этому хмырю? Ну я это, должен признаться, что он, конечно, герцог и паркетный шаркун, а прибор у него что надо. Можно понять, так сказать, телесную томность у пристрастных омег. Можно даже сказать, что тут с ним, конечно, не потягаешься. У меня так точно не получится. Оснастка, понимаешь, не такая. Габаритами не вышла. Бранос ухмыльнулся. — Так и ты себе подсоби, милый. — Э? — подозрительно глядя на него, выдавил Гейрунд. — Оснасткой. Габаритами. Воспользуйся чем-нибудь. Например, кроличьей лапкой. Перед омегами на какой вечеринке похвастаться как раз сойдет. — Э?! — сорвался на фальцет Гейрунд. И затем, задумчиво: — Э! И, почесав затылок, он зашагал к шатрам. — Только кроличьей! — вслед ему воскликнул Бранос, радостно скалясь. — Не волчьей! И тем более не тигриной, такие габариты самого развратного омегу в панику введут. Гейрунд придержал шаг, высокомерно глянул на него через плечо и пошел дальше. Бранос, хихикая, уселся у кордона и, поколебавшись, коснулся кончиком указательного пальца праха по другую сторону. Затем поднес к носу, понюхал, решил было лизнуть, но передумал. Вытер платком и встал. Желудок жаждал ужина, спина — отдыха. Не тут-то было. Как только Бранос подошел к лагерю, ему навстречу выбежал денщик Теоди. Кланяясь и извиняясь, он сообщил, что его светлость приглашает присоединиться к скромной вечерней трапезе. Бранос смотрел на него все более угрюмым взглядом, тот дрожал и обливался потом, боясь некромантского гнева, но, очевидно, хозяйского недовольства он боялся немного больше. Принять приглашение было проще, чем разбираться с Теоди, и с мечтой о тихом ужине в самой лучшей в мире компании — собственной — пришлось распрощаться. Бранос поплелся к шатру Теоди, развлекая себя тем, что именно уготовано ему: тяжелые занавеси с золотыми шнурами, изящная мебель с обильным декором, столовые приборы в количестве ста штук на персону, и крохотные дефлопе на огромных блюдах из почти прозрачного фарфора? Хуже ужина невозможно было придумать. И тут судьба вредно ухмыльнулась и решила доказать, что на всякий чих найдется кому сказать «будь здоров». Наперерез Браносу стремительно шагал лейтенант Гейрунд. — Эт-то что такое? — загрохотал он. — Королевского некроманта похищать осмелился?! Его ждет ответственнейшее поручение их королевских величеств во славу короны и на благо народа, а ты хочешь помешать его магейшеству отдыхать?! Лакей перепуганно затарахтел, что его светлость, милостивейший герцог Теодийский как раз и намерен проследить, чтобы лучший темный маг королевства как следует отдыхал в период исполнения ответственнейшего задания, что для него это буквально дело чести и что его светлость намерен начать с основного, жизнеполагающего процесса — насыщения с целью накопления сил. Для ужина все готово, продолжал он, немного приободрясь: заметил, тертый калач, тень неуверенности на мужественном челе лейтенанта, и усилил напор многократно. У Браноса закружилась голова от мощности словесных потоков. — Ну хорошо, — задумчиво сказал Гейрунд и пожевал губы. — В таком случае я в силу солдатского долга и присяги короне лично прослежу за тем, как именно твой герцог собирается заботиться о пищеварении его темномагейшества. Лакей растерянно раскрывал рот; Браносу, медленно и неотвратимо впадавшему в отчаяние, удалось не застонать только из-за неимоверных усилий. Гейрунд же, явно вдохновленный только что озарившей его голову идеей, уже тащил Браноса к шатру герцога. Лакей рысил рядом, отчаянно причитая, но внимательно следил за реакцией Гейрунда, чтобы, если что, успеть удрать. Слуги успели-таки отдернуть входные завесы перед стремительно шагавшим Гейрундом. Бранос прибавил скорости, не желая пропустить самое интересное. А что перед ним развернется представление, достойное лучшего театра столицы, он не сомневался. Так и случилось. Теоди стоял, повернувшись спиной ко входу, поправляя цветы в хрустальной вазе. Услышав шаги, он медленно повернулся и распростер руки. И выражение его лица было бесценно в тот момент, когда он понял, кто именно стоял перед ним. Мягкая, многообещающая улыбка не успела стечь с его лица, скривиться, словно хлебнул настойки карьенского перца, не позволяло самолюбие, а сказать что-то приятное сопернику не представлялось возможным. Щека Теоди судорожно задергалась, после долгой паузы он нашел в себе силы процедить: — Любезный офицер, так и быть, присоединитесь и вы к нашей скромной трапезе. Гейрунд торжествующе посмотрел на него и удовлетворенно цыкнул. Он грозно глянул на лакея, собиравшегося отодвинуть стул для Браноса, тот отпрянул; Гейрунд с самым важным видом дождался, пока Бранос усядется, и провел затем по его плечу рукой самым бережным жестом. Интерес Браноса разгорался подобно лесному пожару, подобно морской стихии. Подобно караллийской чуме, да. Не только в отношении Гейрунда, следует признаться: очевидно было, причем самому неподготовленному свидетелю, что герцог Теоди взбудоражен сим забавным обществом никак не меньше лейтенанта Гейрунда. И оба они почти не уделяли внимания Браносу, а шипели друг на друга с неожиданным упоением. Неожиданным для всех — кроме Браноса. Тот следил за двумя альфами, приоткрыв рот, и совершенно не обижался, что ему почти не уделяют внимания. Вообще, следует сказать, ко вселенскому отчаянию личного денщика Теоди, да и других слуг разговор за столом выглядел примерным образом: — Попробуйте этих чудесных феррокийских багетов, любезнейший Бранос… я уверен, что о таком нежном, гурманском удовольствии в королевских казармах даже и не слышали, что взять с людей, не способных обеспечить себе истинных удовольствий, и не только в силу финансовых обстоятельств. — Слава феррокийских багетов сильно преувеличена. Едали мы, значит, багеты из пекарен коррокийского князя, вот это было гурманское удовольствие, а не эти переоцененные заготовки на галеты… Милейший Бранос, вы ведь помните, вы тоже были при королевском дворе тогда? — Коррокийский князь неисправимо овульгарился, удивительно, что в его столице остались приличные пекари. Скорее всего, главные поклонники коррокийских пекарей оценивали их профессиональное мастерство, основательно глуша свои дегустаторские способности дрянным коррокийским пивом, на которое в той столице жители большие мастера. Так что не самая надежная оценка. Кстати, нежнейший Бранос, попробуйте вина… Энгус, подлей. Это истинный шедевр винодельческого искусства, хочется верить, что вы, лейтенант, хотя бы приблизительно уловите изумительный букет. Конечно, он несколько отличен от всяких там бренди, которые гвардейцы потребляют по принципу количества и дешевизны. — Отличный напиток, чистейший эликсир, если правильно выбирать. Не знаю, какие самогонщики вливали вам в глотку какое пойло, но хороший бренди, который мы, гвардейцы, очень уважаем, стоит всех денег, которые мы за него платим. Бранос не даст соврать. Бранос переводил взгляд с одного альфы на другого, и зрелище увлекло его до такой степени, что он забывал есть. Лакей подал десерт — и его руки предательски дрожали. Бранос заглянул ему в лицо: в глазах бедолаги стояли слезы, на лице застыло несчастнейшее выражение. Бранос запихнул в себя пирожное и встал. На него не обратили внимания: Теоди и лейтенант собачились из-за дорог. Он обрадовался, что его наконец оставят в покое, но Гейрунд спохватился и с явной неохотой встал. Он вел Браноса к выходу — и по-прежнему осыпал Теоди оскорблениями, которые формулировал не без светского изящества. — Каков наглец! — цедил он, таща Браноса за собой. — Нет, ты подумай! Корродийские пекари ему не пекари! Да я уверен, что он в жизни не был нигде, кроме своей дыры… — Он состоял при посольстве в корродийском княжестве, — осторожно возразил Бранос. — Да? — Гейрунд разочарованно посмотрел на него. — Ну, значит, сидел в посольстве и не высовывался. Он подвел Браноса к его шатру и сцепил руки за спиной. — Отдыхать, ваше магейшество, завтра вас ждут великие дела, — мягко приказал он. Бранос послушно кивнул и зашел в шатер. Через минуту выглянул: Гейрунд бранил гвардейца рядом с границей лагеря. Бранос выскользнул из шатра и пошел к выходу. Часовой вытянулся во фрунт. — Желательно не покидать пределы лагеря без командирских санкций, вашество! — выпалил он, напряженно глядя то на Браноса, то в сторону чумных земель. Бранос перестроился на ночное зрение. Рановато — лагерь был неплохо освещен, но с педагогической точки зрения необходимо. — Да? — замогильным голосом произнес он, глядя на него глазами, светившимися мертвенно-зеленым светом. Часовой поперхнулся и попятился. — И что же сделает мне чума? — Далеко не отходите, — выдавил тот, перепуганно глядя на него. — Командир меня выпорет, ежели с вами чего случится. Бранос презрительно фыркнул и пошел к чумному кордону. Он прогулялся в одну сторону, долго стоял, глядя вдаль; затем — в другую. Затем перегнулся и зачерпнул немного пыли. Подбросил пригоршню вверх, дунул на нее, наполнил облачко незамысловатым заклинанием из бытовой магии, и по ту сторону кордона упала горсть камушков. — Идиоты, — прошептал он. — Такое красивое плетение, придурки карралийские, кто же на него самоуничтожающий замок не ставит? Затем он долго сидел, скрестив ноги, и в лупу изучал пыль. Светало. Бранос оглянулся на лагерь и решил прогуляться в другую от пустоши сторону. Он слабо надеялся, что либо что-нибудь придумает, либо случайно наткнется на нечто вдохновляющее. Первым, кто встретил его по возвращении, был донельзя перепуганный денщик герцога. — Вашество, вашество! Ну что же вы, вашество! Ихняя светлость очень огорчились, теперь бушуют! И этот солдафон тоже, мол, это не они не уследили, это ваше магейшество исполняют королевский долг. Ох, что творится, что деется! Полусонный Бранос оживился: очевидно, специально для бодрости его духа два альфы снова бренчали яйцами друг перед другом. Это зрелище стоило нескольких дополнительных минут бодрствования. Он нащупал в руке кулек с пылью и поспешил за денщиком. Через полминуты его глазам представилось восхитительнейшее из зрелищ: королевский гвардеец, многократно поощренный орденами и проявивший себя как отличный солдат, с одной стороны, и изящный светский франт, искусный дипломат и утонченный ценитель прекрасного, с другой, орали друг на друга не хуже торговок рыбой. Брань стояла на зависть самым гнусным портовым рынкам. Бранос подкрался поближе и осторожно кашлянул. На него не обратили внимания. Он подобрался еще ближе и кашлянул громче — тот же эффект. И он без зазрения совести свалился вроде как без чувств на лейтенанта — тут хоть был шанс, что он выдержит, не рухнет на землю, хотя следовало бы, наверное, обременить собой герцога, ибо для него такие омежьи проказы наверняка были не в новость. Гейрунд не подвел, устоял. Орать на герцога груз на руках не помешал, и даже тяжелое дыхание Браноса не особенно охладило его, но крупицы разума вроде вернулись к нему. — Ах простите меня, добрейший Гейрунд, — запричитал Бранос и вполне убедительно шмыгнул носом. — Какие ужасные испытания предстоят мне! Какой объем работ! И еще я проголодался. — Бездарь! Идиот! Тупица! — завопил Теоди. — Солдафон! Ты же сгубишь его! Недосмотрел! Тупой чурбан! Самовлюбленный самец! Королевский некромант при смерти! Энгус! Энгус, дубина! Завтрак, немедленно! Гейрунд буркнул что-то себе под нос — Бранос решил думать, что в адрес герцога, — без лишних церемоний взвалил его на плечо (Бранос решил не протестовать, а мирно обмяк и ухмыльнулся) и поволок в шатер герцога, где слуги, сбиваясь с ног, расставляли посуду и жарили, варили, резали. Гейрунд сгрузил Браноса на стул — тот печально посмотрел на Теоди, гневно смотревшего на Гейрунда, и тяжело вздохнул. — Ах, простите меня, любезный герцог, что доставляю вам столько хлопот… — надрывно заговорил Бранос. Теоди изобразил на лице улыбку, но не свел ненавидящего взгляда с Гейрунда — а тот стоял за спиной Браноса и угрожающе сопел. Спинка стула, оказавшегося под задницей Браноса, угрожающе поскрипывала в руках Гейрунда. — Если позволите, я приму бодрящую микстуру, разработанную мною под чутким руководством деда, она, знаете ли, должна придать бодрости духу и телу… мне не помешает. Он подтянул к себе бокал для воды и насыпал туда немного сероватого порошка из кулька, спрятанного в платке. — Энгус, прошу вас, воды. Тот подскочил с кувшином, осторожно влил воды в бокал. Вода окрасилась в оранжевый, желтый, зеленый, задрожала, вспенилась и посинела, над ней поднялась темная дымка, и, наконец, напиток успокоился. Бранос схватил бокал и жадно отпил половину. Удовлетворенно выдохнул и посмотрел на герцога. — Ничего так, — бодро сказал он. — Ну-с, что у нас на завтрак? Герцог с жадным интересом смотрел на бокал. Бранос, заметивший его взгляд, неуверенно откашлялся и спросил: — Вы хотите… тоже? В принципе, на магические структуры этот эликсир не особенно влияет, он именно предназначен для физиологической бодрости… Гейрунд, вы тоже?! Энгус, два бокала и воды! Он налил воду, всыпал в нее порошок. Отшатнулся, потому что над бокалами стремительно образовался пар. Вода окрасилась в зеленый, желтый, оранжевый, замерцала и стала красной. Ни клубов пара, ни зыбкой пелены над бокалами — совершенно спокойный напиток. Бранос внимательно следил за изменением цветов, рассеянно потирая колено и морщась. Осторожно поднес нос, понюхал и с самым удовлетворенным видом откинулся назад. — Энгус, отнесите его светлости и господину лейтенанту, — приказал он, оживленно переводя взгляд с одного альфы на другого. Когда бокалы стояли перед ними, Бранос затаился, но рука его массировала колено. Теоди подозрительно посмотрел на него и поднес бокал ко рту. — Очень интересно. Рука ощущает напиток как ледяной, но носу не холодно. Приятный аромат, впрочем. Эм, мята, лимон и желтая роза? Лейтенант, очень приятный напиток, вы не находите? Он сделал глоток. Гейрунд, глядя на него, тоже отпил из бокала. Бранос нырнул под стол. Теоди выпил напиток до дна и медленно промокнул губы салфеткой. Гейрунд облизал губы, глядя на него. — Инжир, сушеная груша и… ну да, мята, наверное. Очень даже неплохая бодрость в теле образовалась. Завтрак-то будет? — недовольно спросил он, не сводя глаза с герцога. Тот пристально следил за ним. Бранос вынырнул из-под стола и расправил мантию на коленях, жестом велел Энгусу принести пиалу, чтобы ополоснуть руки. — Да, знаете ли, ощущаю заметный прилив сил. Очень интересный эликсир, любезный Августус. Не желаете ли запатентовать его? — Охотно, — радостно воскликнул Бранос. Теоди не без усилия перевел на него взгляд. — Могу даже после завтрака заняться. Но сначала завтрак. То ли загадочный напиток подействовал на настроения в лагере благоприятным образом, то ли главные альфы одумались и облагоразумились, но остаток дня прошел вполне мирно. Гейрунд выгнал гвардейцев на укрепление кордона. Теоди гонял слуг, чтобы те получше обустроили лагерь. Их пути не пересекались ни друг с другом, ни с Браносом. Последнее было проще всего, потому что он потребовал провизии на сутки и ушел вдоль кордона на юг. Он вернулся вечером следующего дня, усталый, запыленный, но удовлетворенный. Попросил устроить баню, и слуги герцога бросились хлопотать. Сам Бранос отправился к кухне гвардейцев. Он сидел за столом, жевал хлеб с сыром и перелистывал свои записи. Гейрунд поставил рядом с ним кубок с наваром и уселся напротив. — Успешно сделал? — спросил он, изучая переплетенные пальцы рук. Бранос изумленно промычал, Гейрунд спохватился и уточнил: — Ну, что ты там делал. — Вполне. Завтра начну амулеты заклинать. Гейрунд откашлялся. — Ты это… — Он замолк, оглянулся, еще раз откашлялся. — Если тебе там… ну… твои жаркие дни… мешать будут, ты скажи. Я поддержу. Справиться с этим. Физиология штука такая. Неумолимая. — Очень самоотверженно с твоей стороны, — не без удивления заметил Бранос. — Обязательно. Спасибо. Гейрунд пожал плечами. — Я присягу давал. Если для короны нужно, то не щадить живота. Так что обеспечу в лучшем виде. — Ты настоящий друг, — торжественно произнес Бранос. Хмурый Гейрунд кисло улыбнулся и встал. Помедлил немного и побрел восвояси. Бранос бодро шагал к своему шатру. И его у входа поджидал герцог Теодийский собственной персоной. Тоже не в самом веселом настроении. — Любезный мой Бранос, очаровательнейший Августус, — натянуто улыбаясь, начал он. — Ах, возлюбленный герцог! — преисполнившись озорства, воскликнул Бранос и схватил его за руку. Того нешуточно передернуло, он наградил Браноса очень недовольным взглядом, но продолжил: — Благословенный служитель щедрейших из венценосных, благороднейших из коронованных, вам наверняка хорошо известно, что мы, самые утонченные существа, все же подвержены физиологии. Поэтому если вы, окруженный мужественными альфами, неожиданно испытаете некоторое томление плоти, некоторый, с позволения сказать, жар, я готов буду поддержать вас в противостоянии низменной физиологии. — Любезнейший из служителей короны, я бесконечно благодарен вам за такую невероятную жертвенность, — пробормотал Бранос сквозь стиснутые зубы. — Я готов служить короне всем своим имуществом, — рассеянно ответил Теоди, глядя поверх его плеча. Затем похлопал его по руке и пошел к своему шатру, время от времени осматриваясь. Бранос присмотрелся: поодаль Гейрунд что-то обсуждал с гвардейцами. Словно почувствовав интерес к своей персоне, он оглянулся и проводил Теоди долгим взглядом. Бранос присвистнул, покачал головой и пошел в баню. Затем началась утомительная, скучнейшая, унылейшая рутина. Бранос создавал амулеты, рассчитывал предельно эффективную сеть, располагал контрольные точки на карте; Гейрунд отправлял гвардейцев устанавливать амулеты; он и Теоди пребывали в состоянии вооруженного перемирия — для них оказалось возможным сосуществовать более-менее бесконфликтно, но это, по ощущению Браноса, было затишьем перед бурей. Она грянула, когда Бранос вернулся с контрольной проверки. — В полночь, — удовлетворенно сказал он. — В полночь я эту дрянь изничтожу. Теоди, потягивавший вино с самым томным видом, счел своим долгом поинтересоваться: — Вы уверены в успехе вашего плана, благословеннейший магистр темномагического искусства? — Абсолютно, — самодовольно подтвердил Бранос. — Все просчитано и пересчитано, все должно сработать. Немного пошумит, возможно, погрохочет, наверняка посверкает, но получится, что надо. — Если позволите полюбопытствовать, с чем именно мы столкнулись? — после очередного глотка полюбопытствовал Теоди. — С заклинанием, вышедшим из-под контроля. Судя по матрице, это студенческая поделка, судя по узлам, как раз Карралийская школа бытовиков. Редкой тупости народец. Кто такие заклинания без самоуничтожающих элементов создает? — Очень неосмотрительно с их стороны, — меланхолично заметил Теоди, изучая перстни. — Угу. Между прочим, сама идея очень неплоха, — возбужденно сверкая глазами, сообщил Бранос, взмахнув вилкой. — Структурно ей не хватает изящества, и пару блоков следует навесить, чтобы комбинация не пошла самоповторяться, питаясь магоинертной витальной энергией. Но, по большому счету, я очень хорошо представляю эту фразу, скажем, в заклинании по успокоению бурного моря в навигации. Или в сельском хозяйстве — тут двояко, либо вызывать дождь, либо вёдро. Либо в военном деле, чтобы во время похода обеспечить хорошую погоду. Эти идиоты, видать, над чем-то таким и работали. Тупицы. Меня бы дед прибил за такую халтуру. Первое же дело — обезопасить собственную задницу, читай, встроить фразу по самоуничтожению и пару дополнительных точек контроля и отката. Иначе от тебя даже тапок не сыщешь. Ну кто же так делает? Во время тирады Гейрунд пил вино и решительно кивал головой с самым удовлетворенным видом. Очевидно, ему хорошо представлялись пути использования такого заклинания в собственных профессиональных интересах. — Ну что ж, — одарив его недовольным взглядом, сказал Теоди. — В таком случае, я уверен в вашем успехе, милейший Августус. — Какой он тебе Августус, пижон? — мрачно произнес Гейрунд, сжимая кулаки. — Он магистр, глава ордена, заслуженный член академии. — Простите? — надменно вопросил Теоди, задирая нос. — У няньки своего прощения проси, что сиську в зубах не удержал, — процедил Гейрунд, задирая подбородок с не менее надменным видом. — А королевский маг, да еще такой важный, не на одном горшке с тобой сидит, чтобы фамильярничать. — Ты будешь меня куртуазности учить, солдафон? — взвился Теоди, грохая кулаком по столу. Бранос ухватился за бокал, чтобы из него не пролилась вода. — Лучше солдафоном быть, чем кудряшки свои часами накручивать! — грохнув обоими кулаками по столу, рявкнул Гейрунд. Бранос с надеждой уставился на Теоди, ожидая чего-то сногсшибательного. — Лучше я посвящу уместное время своей прическе, чем ночами напролет позволю себе полировать пуговицы на мундире! Бронзовые, подумать только! — Теоди брезгливо скривился. — Честно заслуженные! А не через кузена из королевской казны натыренные! — заорал Гейрунд. Бранос вскочил, готовясь накидывать на них обоих парализующие заклинания. Теоди вскочил, вопя, что он кристально честен со своим венценосным кузеном и благополучному разрешению законодательно позволенных финансовых спекуляций обязан только своему уму. — … а не чугунному лбу, как принято у лейтенантов! — торжествующе завершил он. Гейрунд резко, как крокодил, бросился через стол и ухватил его за галстук. — Я тебе покажу чугунный лоб, фитюлька кружевная! — орал он в лицо Теоди. — Я тебе покажу фитюльку кружевную, чугунный лоб! — орал ему в ответ герцог. Бранос стоял, разведя руки и открыв в изумлении рот. Энгус судорожно заламывал руки. — Брысь отсюда! — зашипел на него Бранос и снова перевел взгляд на Гейрунда — а тот уже перескочил через стол и, сгребя с него всю посуду, уткнул в столешницу герцога. Физиономией вниз, задницей кверху. И рука его крайне нетерпеливо лапала герцогские ягодицы, обтянутые нежно-желтыми в тонкую зеленую полоску лосинами. Бранос начал краснеть, прикрыл глаза рукой, но не утерпел: в щелочку между пальцами продолжил следить за ними. Теоди уже лежал на спине, обхватив Гейрунда за шею, и жадно целовал его. Бранос приподнялся на цыпочках и осклабился: рука Гейрунда проворно расстегивала пуговицы гульфика, через считанные мгновения герцогский член был выпущен на свободу и обхвачен уверенной рукой лейтенанта. Бранос на цыпочках выбрался из шатра и выдохнул. Не то чтобы в его осторожности была необходимость: что Теоди, что Гейрунд были яростно увлечены установлением новой парадигмы отношений и в принципе не способны обращать внимание на внешние шумы. Он потряс головой и пошел к кордону. До полуночи Бранос отсидел прямо на земле, еще раз проверяя свои расчеты, глядя то на кордон, то на пыль за ним. Она не светилась, не отражала лунный свет, не производила никаких шумов, не поднималась вверх легкой дымкой, даже ветер не пробегал по ней. Полностью инертная масса, интереснейшее заклинание, вполне применимое и в медицине. Рядом с Браносом топтались гвардейцы, изнывая от любопытства; герцогские слуги подтянулись с корзинами с провизией. Один осторожно спросил, нужен ли его магейшеству стул. Бранос только головой тряхнул, подозревая, что ему придется побегать, пока контрзаклинание заработает в полную мощность. И в полночь он активизировал амулет номер один. Через считанные мгновения вдоль кордона мерцали остальные, и мерцание от них начало распространяться по пустоши. За красными всполохами следовали оранжевые, за ними — желтые и зеленые, затем синие, и снова красные. И они распространялись в сторону Карралийской границы. — Это так должно быть, вашество, что оно так переливается? — благоговейным шепотом спросил один из герцогских слуг. Гвардейцы привычно шикнули, но сами, видать, жаждали услышать ответ. — Угу. Модальности возвращаются. Хроматическая манифестация герменевтических изомодалей, — рассеянно ответил Бранос, оглядывая пустошь. Зрители благоговейно смолкли; Бранос упер руки в бока, удовлетворенно глядя на горизонт. — Не желаете ли кофе, ваше магейшество? — спросил тот же слуга. — Можно, — буркнул Бранос, старательно запечатлевая в памяти наблюдаемое, дабы в полном соответствии с действительностью (или своими о ней воспоминаниями) зафиксировать его в мемуарах. Он отправил первую группу проверять амулеты, сам со второй пошел в противоположную сторону. Вернулся к обеду. Герцогский шатер все еще стоял. Бранос не удержался и прокрался внутрь: слуги уже прибрали стол. Он сунул нос в спальню: Теоди и Гейрунд сладко спали, тесно прижимаясь друг к другу, и заботливая рука Энгуса, не иначе, набросила на них покрывало. Прошел не один день, прежде чем заклинания закончили действовать, самоуничтожились — и Бранос притащил к почти бывшему карантинному кордону почти всех обитателей лагеря, чтобы они с полными благоговения сердцами засвидетельствовали сие, — как он обследовал очищенные земли и счел их пригодными к употреблению магами-виталистами. Наконец лагерь начали сворачивать. Он не помогал ничем принципиально; герцог Теодийский — в силу некоторых условно объективных причин: камзол и бриджи больно узки, каблуки у туфель слишком тонки, и маникюр на ногтях свеж. Они сидели под солнечным зонтиком, пили кофе и созерцали окружающее. — Мой дорогой Августус, и все-таки с вашей стороны несколько нетактично было применять магию, — неожиданно произнес Теоди. Бранос удивленно посмотрел на него: герцог томно смотрел в сторону гвардейцев. Скорее всего, поправился Бранос, в сторону лейтенанта Гейрунда, костерившего их на чем свет стоит. — Нет-нет, дорогое дитя, сама идея дерзка настолько, насколько гениальна, но все же в ней есть некий элемент шулерства. — И вы имеете в виду, разумеется, заполыхавший интерес между вами и неким королевским гвардейским лейтенантом? — безмятежно уточнил Бранос. Теоди поджал губы и хмуро покосился в его сторону. — Никакой магии, герцог, — охотно сообщил ему Бранос. — Но… напиток? Я помню, проказник! — Теоди погрозил ему пальцем. Бранос решительно покачал головой. — Он был предназначен именно для того, что я заявил. Бодрость духа. И, — Бранос заговорщицки подмигнул ему. — Укрощение либидо. — Теоди удивленно воскликнул, Бранос охотно пояснил: — Кое-какие синтагмы этого заклинания очень пригодны для того, чтобы охлаждать пыл определенного рода. Жар, я имею в виду. Сами понимаете, я — омега, лагерь — все как один альфы, тут любой организм одуреет. На меня подействовало просто замечательно. На вас с Гейрундом, между прочим тоже. Гейрунд был дивно благодушен в отношении гвардейцев, что за ним особо не водится. А что вы друг на друга накинулись со вполне определенными целями, вините только себя. — Но… — Теоди переплел пальцы и задумчиво уставился на Гейрунда. Тот же выбрал как раз этот момент, чтобы оглянуться на них. На лице герцога заиграла улыбка, которую не без основания можно было бы назвать похотливой; и он пальцами поприветствовал Гейрунда. На лице Гейрунда тут же отразилась подобная улыбка, он оправил мундир, расправил плечи, неторопливо облизал губы — и с удвоенной энергией продолжил бранить солдат. — Реакция субстанции, которую вы подсунули нам, была прямо противоположной вашей. Последовательность свечения, дыма, вот это все. — Так, а какой ей быть, если я смешивал в зеркальной последовательности? Теоди окинул его подозрительным взглядом. Бранос был невозмутим. Не так, как если бы прятал нечто, умело разыгрывая невинность, а так, как если бы понимал, что именно он мог скрывать, разыгрывая невинность, но отлично знал, что именно это скрывать ему нет нужды в силу отсутствия оного. Теоди помолчал немного, хмыкнул и снова перевел вожделеющий взгляд на Гейрунда. — Признаться… подобный пердимонокль устраивает меня куда больше, чем все эти… утонченные союзы, — негромко заметил он. — В нем есть нечто удивительно жизнеутверждающее. И очень искреннее. — Удачи вам с Ралиндом, — процедил Бранос. Ответом ему был обреченный вздох. Впрочем, Ралинд Адельгиз, король-даровавший-жизнь наследнику, первейший интриган, ловко притворявшийся хрупким и беспомощным цветочком, первым затребовал к себе именно Браноса. Тот прочитал записочку со знакомым уже текстом: «Любезный магистр Бранос, НЕПРЕМЕННО загляните ко мне. НЕМЕДЛЕННО. Почтения, А.», написанный на хорошо изученной бумаге, надушенной знакомыми же духами, и испытал постыдное желание скрыться где-нибудь в теодийских пещерах. А еще лучше, в другой стране, за тридевятью морями. Но с Адельгизом такой номер не пройдет, как Бранос неоднократно испытал на собственной шкуре. И он поплелся на эшафот. — Что это значит?! — завопил Адельгиз, едва Бранос ступил на порог. — Что за идиотская история с Аральгизом?! Бранос попытался вжаться в дверь, но тщетно. — Этот ебливый говнюк перетрахал всех замужних омег в окрестных королевствах, а теперь переключился на наших гвардейцев? Адельгиз схватил вазочку и швырнул ее о пол. Бранос начал подозревать, что ей одной дело не ограничится. — Не на всех, а на одного. И… не он. Его, — пробормотал он. Адельгиз неожиданно успокоился и вздернул бровь, неожиданно ухмыльнулся, как если бы услышал нечто давно и хорошо известное. — Он всегда был извращенцем, — самодовольно заметил он и плюхнулся в кресло. — Ах, простите мне мою несдержанность, мой любезный друг, я сам не свой, буквально позавчера подтвердились мои подозрения насчет моего деликатного положения. Я еще не обрадовал моего возлюбленного Базилиана, вы — первый, кому я сообщил эту прекрасную новость, и прошу вас, сохраните ее в секрете, пока я не решу, что двор может узнать… Бранос пробормотал, что это совершенно не проблема, и скороговоркой выпалил поздравления, отчаянно желая сбежать. — Я слышал, дорогой Августус, — вредно ухмыльнувшись, сказал Адельгиз, демонстративно усаживаясь на стуле так, как если бы ему уже мешало огромное брюхо. Браноса передернуло, он с опаской посмотрел на талию и суетливо отвел глаза, — не будем уточнять источники, но, скажем так, в моем присутствии осведомленные лица говорили о желании отправить вас разбираться с некой свинцовой проказой. — Фердонийские земли, что ли? — нахмурился Бранос. — Охотно! — Вас сопровождать отправят звено гвардейцев. Ее будет возглавлять новоприсягнувший лейтенант Кадзиорра. Восхитительнейший образчик альфьей красоты. По случайному стечению обстоятельств третий сын моего дядюшки. Обратите на него внимание, милый. Потому что по счастливому для вас случаю я слышал, что у его величества просили вашей руки два князя и граф, и его величество находит идею о вашем браке с кем-нибудь из них все более привлекательной. И долго вам холостым не проходить, милый, если вы вдруг лишитесь поддержки при дворе в моем лице. Бранос надулся. — Такова жизнь, дорогой друг, — Адельгиз развел руками и встал. — Кадзиорра восхитителен и не против подчиняться. — И близок к племяннику папеньки? Адельгиз ухмыльнулся и похлопал Браноса по плечу. — Мог бы и ближе быть, милый. А теперь подите прочь. Кажется, мне собираются вручить Ирно. Или вы желаете погулять с ним? Бранос стремглав выскочил за дверь. Пробежав полкоридора, он остановился, пнул дверь, стену, чертыхнулся и пошел в королевский темномагический зверинец: там, по крайней мере, все просто и понятно. По обыкновению, вокруг толпились зеваки: остеозомби охотно показывали им трюки, симилитуда с удовольствием грызла железный лом, зомби-медведь нежился на травке, с деревьев свисали цепеноги. Зевак было всего-то три, и приглядывал за ними лейтенант королевской гвардии, судя по мундиру, новоиспеченный. Бранос оглядел его: парень был юн, благоухал жаждой жизни, уверенностью в собственных силах и гордостью за свой чин. Светловолос, широкоплеч, бодр духом. Бранос стал рядом. — Кто я, знаешь? — сурово спросил он. — Да кто же мантию вашего темномагейшества не опознает-то? — ухмыльнулся лейтенант. — Боишься? — Трепещу, ваше темномагейшество! — улыбка лейтенанта стала еще шире. Бранос прищурился. — Продемонстрируешь? — Трепетание членов и томление духа? — оперевшись об ограду, проворковал лейтенант. — Со страстью и многократно. Бранос оглядел зверинец, повернулся к нему спиной и повел плечом. — Ну тогда загляни ко мне, лыцарь, — глядя на лейтенанта прищуренными глазами, мурлыкнул он. И пусть проклятый Ралинд утрется, — злорадно думал Бранос, идя в лаборатории. Но эти крамольные мысли он наверняка не будет излагать в мемуарах величайшего темного мага королевства.