EuroMedika

      Когда Хейзел более или менее пришла в себя, её уже увозила полицейская машина. Какое-то время она вдыхала ароматы, оставленные бесчисленными бедолагами, которые успели прокатиться за последние пару дней. На потёртом сидении застыла лужица блевотины. Подножник был усеян комочками пожёванной жвачки. Стекло было заляпано подозрительными пятнами, похожими на кровь. Хейзел со вздохом посмотрела вниз на свои разодранные колени, которые ей было не очень жалко. На ней всё быстро заживало. Однако, y неё сжалось сердце при мысли, что её драгоценный фотоаппарат остался лежать на тротуаре. В глазах защипало, но тут она вспомнила, что её руки были скованы наручниками, и не получилось бы смахнуть влагу со щёк. Она не собиралась развлекать этих кабанов в синих формах видом своих слёз.       Впрочем, сержант Кахилл и лейтенант Тиммони — так звали тучных полицейских — не обращали на неё никакого внимания. Они обсуждали прошлый футбольный сезон, новый винный магазин, который открылся на Каштановой улице, и стоимость продлёнки для детей младших классов. Трудно было жить достойно за скромную зарплату полицейского. День за днём они рисковали шкурой, а им за это платили арахисовыми орешками.       Девушка кривилась, слушая их болтовню. Полицейских она ненавидела почти так же страстно, как и медиков. Угораздило же её быть арестованной двумя самыми мерзкими легавыми Филадельфии. Она знала о своём праве сохранять молчание, но решила им не пользоваться.       — Ну что, ребятки, нравится вам ваша работёнка? B кайф, небось, цепляться к невинным гражданам? Если повезёт, вас повысят до должности собаколовов.       Легавые продолжали трепаться о коленной травме, которую получил капитан футбольной команды из Питтсбурга.       Машина остановилась у бокового входа в полицейское отделение. Стоянку окутывал мрак, так как единственный фонарь разбили хулиганы в день Св. Патрика. Хейзел позволила вытащить себя из машины. Вместо того чтобы подвести её к двери, Кахилл почему-то толкнул её к стенке, чем спровоцировал приступ нервного злого смеха у девушки.       — Э, ты ослеп, приятель? Или так надрался, что двери не видишь?       Полицейский прижал её лицом к холодному кирпичу.       — Значит так, малявка. Слушай внимательно. Мой тебе совет: признайся во всём.       — Чего?       Хейзел дёрнула головой, но Кахилл ещё плотнее прижал её к стене, навалившись всей тушей, которая весила не меньше двухсот пятидесяти фунтов. Влажное табачно-кофейное дыхание обдавало щёку девушки.       — Не выкручивайся и не устраивай сцен. Ничего хорошего из этого не выйдет. Делай так, как тебе велено. Какие бы обвинения тебе не предъявили, со всем соглашайся. Поняла?       У девушки на зубах скрипела кирпичная пыль.       — Какого чёрта?       — Так будет лучше, проще для всех.       Хейзел задрыгалась под брюхом Кахилла.       — Фигушки! Я ни в чём не виновата. За мной гоняется какой-то маньяк в пальто. Это он всё устроил. Где мой грёбаный адвокат? Кажется, мне полагается один звонок.       — Телефон не работает. Адвокат тебе не поможет. Я таких, как ты, вижу пачками. У тебя нет шанса. Я тебе помочь хочу, дельный совет даю, а ты брыкаешься.       С этими словами, сержант Кахилл, принялся выкручивать ей руку. Хейзел почувствовала дикую боль в трёх суставах — в запястье, в локте и в плече. Садюга знал своё дело. Несомненно, он проделывал эти манипуляции довольно часто.       — Ты ошизел, боров! — попыталась выкрикнуть она, и тут же почувствовала, как её грудную клетку сжали тиски. Вместо крика вырвался хрип.       — Тебе сейчас больно? — шипел ей на ухо Кахилл. — Будет в сто раз больнее, если будешь продолжать брыкаться. Ты же не хочешь, чтобы к твоим обвинениям добавили сопротивление при аресте?       Хейзел была неприятно удивлена своей слабостью. Она всегда гордилась высоким болевым порогом. Её старший брат Чарли не отличался деликатностью. Они часто играли в преступников и полицейских. Неоднократно она оказывалась на полу или прижатой к стенке, с выкрученными руками. Увы, эти игры не подготовили её к встрече с Кахиллом. Под натиском этого бегемота она, откровенно говоря, растерялась. Чтобы закрепить урок, сержант несколько раз ударил её головой об стенку, протащив лбом по кирпичу, чтобы содрать кожу. После третьего удара Хейзел почувствовала, как её сознание растекается солёной мазнёй по стенке.       — Строптивая гадкая девка, — сказал сокрушённо лейтенант Тиммони. — Заставляет нас применять силу, когда мы ещё не заправились кофеином.

***

      Тем временем, Дин МакАртур находился в соседнем полицейском участке. Приложив ледяной пузырь к виску, он неторопливо и методично беседовал со следователем. У него брали показания как у одного из пострадавших в аварии. Несчастный разбитый «мерседес» уже успели отвезти на свалку.       — Итак, доктор, что Вы делали на Южной улице этим вечером?       — Ждал своего пациента, Кена Хаузера.       — Что Вас сподвигло на эту встречу?       — Телефонный разговор, который состоялся за полтора часа до этого. Он позвонил мне на работу из бара, в котором проводил свои вечера и где его хорошо знали. Бармен подтвердит, что мистер Хаузер часто пользовался их телефоном.       — Мистер Хаузер был очень расстроен?       — У него за последние пару месяцев была вереница неприятностей. Его выгнали из команды, лишили стипендии. Потом он расстался со своей девушкой, очевидно, по её инициативе. Когда он мне позвонил, я по голосу понял, что он был очень уязвим. Я боялся, что он сделает что-нибудь безрассудное. Вот почему я предложил ему встретиться возле книжного магазина, который работает допоздна.       — И мистер Хаузер согласился?       — Естественно. У нас были договор. Он мог звонить мне в любое время суток. У нас подобные экстренные сеансы происходили не раз.       — Но в этот вечер он не пришёл на встречу?       — Меня не удивило его опоздание. Он редко приходил вовремя. Я поставил машину вдоль дороги и какое-то время ждал.       — Опишите схему лечения?       — Это врачебная тайна.       — В общих чертах. Эта информация может пригодиться в процессе следствия.       — Он принимал низкую дозу «Риталина» для контроля импульсов. В результате приёма стероидов у него развилась агрессия. Я также выписал ему лёгкий антидепрессант и совсем безобидное снотворное. Вот и всё. Впрочем, я не могу такое утверждать. Я лишь ручаюсь за те препараты, которые прописал ему сам. Я не знаю, что ещё мистер Хаузер принимал.       — Но сегодня вечером он не был за рулём.       — Нет. С ним была молодая особа.       Дин закрыл глаза и откинулся на спинку стула. Следователь взглянул на него озабоченно и подвинул к нему свой стакан с остывшим чаем.       — Вам плохо, доктор? Вот, выпейте. У меня есть пару таблеток аспирина. Может, Вас отвезти в травмпункт?       — Нет, это всё ерунда. Я пытаюсь вспомнить как всё случилось. Мой пациент был в том районе в тот вечер. Он так и не пришёл на встречу. Возможно, он передумал или забыл. Думаю, если бы он был в трезвом состоянии, он бы не оказался на пассажирском сидении.       Дин глубоко вдохнул, и у него из носа потекла кровь. Следователь поспешно протянул ему салфетку.       — Пожалуй, с Вас хватит приключений на один вечер, доктор. У меня больше нет к вам вопросов.       — Но если будут, пожалуйста, свяжитесь со мной. Я бы хотел продолжать заниматься лечением мистера Хаузера… в зависимости от его состояния, конечно, — голос его дрогнул. — Я знаю, это неблагоразумно привязываться к пациентам, проникаться к ним симпатией. Мне … пора. Я вызову такси. У меня теперь машины нет.       — Пальто тоже нет, — заметил следователь.       Дин пожал плечами со скорбной усмешкой.       — Я отдал его девчонке. Ей оно было нужнее. Спокойной ночи. Не тревожьтесь обо мне.

***

      Усмешка исчезла с его лица как только он вышел на улицу. Какое-то время он стоял на морозе, проигрывая события прошедшего вечера. Ему было жутко от того, как стремительно и гладко развивался его план. Перед тем, как возвращаться в институт, он зашёл в телефонную будку и позвонил прокурору на дом.       — Джек, ты не спишь?       — Как видишь, поднял трубку.       — И то верно. Прости, мне неудобно тебя будить.       — Да ладно, я только что проснулся. До этого дрых весь ведь. Я давно так хорошо не спал. Оливия умерла утром. Я позвонил в похоронное бюро, приехал домой и тут же вырубился.       — Царствие небесное. Когда похороны?       — Послезавтра.       — Я приду, обещаю. На этот раз даю тебе слово.       — Ладно, не парься. Там и без тебя народу будет достаточно. Лучше мы с тобой после похорон вдвоём сходим в бар. Ты мне что-то хотел сообщить?       — Началось, — сказал Дин, коротко и таинственно.       — Что началось?       — Оно. То самое, что мы с тобой обсуждали. Новая глава в твоей карьере — и моей.       — Я готов, дружище. Готов работать по-человечески. Завтра зайду в офис на пару часов. Как мне надоела эта беготня в хоспис. Если бы ты знал.       — Догадываюсь.       — Сколько нервов из меня выкачала болячка жены. Эгоистичная сука дымила и дымила. Я её предупреждал. Она не спохватилась, пока не начала потеть по ночам, пока не похудела и не стала серой на лицо. А потом: «Джек, позвони пульмонологу. Джек, отвези к онкологу.»       — Успокойся, дружище. Всё позади.       — Так точно. У меня начинается новая жизнь, без походов по врачам, без кислородных баллончиков в доме.       — Джек, ты просто святой. Тебе уготовано место в раю.       — Ну это уже перебор.       — Для меня любой мужчина, который перенёс три брака, — мученик. Так или иначе, ты имеешь право отдохнуть.       — Самый лучший отдых — какой-нибудь свежий, сочный, скандальный протокол.       — Постараюсь не разочаровать тебя. Завтра тебе принесут папку с очередным делом. Малолетняя торговка наркотиками, нам обоим хорошо известная. Тебе не придётся её слишком долго терзать. Если Кахилл и Тиммони выполнят своё дело, она признает себя виновной.