EuroMedika

      Хейзел провалялась бы в постели до полудня если бы не взвыла сирена. Температура, которая мучала её на протяжении нескольких дней, наконец спала, оставив после себя жуткую усталость. Девушка засунула голову под подушку и какое-то время так лежала. Но тут хлопнула дверь палаты и знакомые руки принялись её тормошить.       — Вставай. Не спи.       Это был доктор Томассен. Прикосновения его были резкими, а в бледно-голубых глазах горела тревога.       — Что происходит? — спросила она вяло. — Штурм Бастилии?       — Если бы! Твои бывшие друзья пожаловали к нам в гости и устроили небольшой погром.       Сев на постели, девушка запустила пальцы в засаленные волосы и пробормотала обречённо:       — Я знаю. Логан ищет меня. Он пришёл, чтобы свернуть мне шею. Нет, это будет слишком быстрая смерть. Он меня сперва помучает. Отрежет мне пальцы по одному.       Мартин бесцеремонно встряхнул её за плечо.       — Отложи самокопания на другой день. Это твой шанс вырваться.       Хейзел взглянула на него с недоумением. Её глаза расширились, когда он достал из-под белого халата пистолет с глушителем.       — Что ты задумал?       — Давай сюда ногу. Постараюсь освободить тебя от этого чёртового браслета. — видя, что девушка медлит, он хлопнул её по колену: — Ну, давай же. У нас нет времени. Надо воспользоваться всеобщим переполохом. Полиции будет не до тебя. Конечно, если ты не хочешь, если боишься…       — Боюсь, — призналась Хейзел шёпотом. — Но хочу. Давай.       Глубоко вдохнув, она отвернулась и закрыла уши ладонями. Ей некогда было расспрашивать Мартина о том, где он достал пистолет и чем грозила эта манипуляция. Она почувствовала, как холодное дуло скользнуло по её коже. «Семь раз отмерь — один раз отрежь» — вспомнила она девиз хирурга.       Повернув дуло под углом, Мартин нажал на курок. Хейзел показалось, что её шарахнуло током. Испытывая резкое головокружение, она потеряла равновесие и упала обратно на матрас, но Мартин тут же потянул её за руки в сидячее положение. Каждая секунда была на счету.       — Сработало, — поспешно осмотрев покрасневшую щиколотку, которая уже начала отекать, он удовлетворённо кивнул. — Трещины нет. Будет боль и синяк, но это пустяки. Ты свободна.       Девушка не сразу отреагировала на его слова. Прерывисто дыша, она моргала глазами, точно проснувшись от кошмарного сна. Не теряя даром времени, Мартин снял свой белый халат и набросил ей на плечи. Затем он напялил ей на лицо бледно-зелёную маску и защитные очки.       — Вот. В таком виде тебя издалека примут за лаборантку, — говорил он, сжимая её голову. — Я доведу тебя до боковой лестницы. Спустись в подвал, а там боковая дверь, которая открывается изнутри. Я прикрою тебя. Прослежу, чтобы никто за тобой не последовал. Слышишь меня?       Девушка кивнула, вскочила на ноги и тут же стиснула зубы от боли в щиколотке. Надевать чёрные сапоги было бы небезопасно. Они бы её выдали. Пришлось бежать в одних больничных носках.       Крепко сжимая её руку, Мартин вытащил её из палаты, провёл по коридору, на удивление пустому и тихому, и оставил у боковой лестницы. Хейзел хотелось спросить его, куда девались остальные пациенты из наркологического отделения. Их эвакуировали или они сами разбежались кто куда? Она уже приоткрыла губы под маской, чтобы задать Мартину какой-то вопрос, но он лишь склонился и быстро поцеловал её сквозь материю.       — Горизонт чист. Беги.       Тяжёлая металлическая дверь лязгнула у неё за спиной, и девушка очутилась в прохладном полумраке. Лестницей почти не пользовались, и она была плохо освещена. Медработники люди ленивые: они готовы платить за членский билет в спортзал и при этом будут продолжать пользоваться лифтом. Опираясь рукой на перила, Хейзел начала спускаться. Боль в лодыжке напоминала ей о свободе, которую она должна была вот-вот обрести. Сколько этажей ей предстояло пройти? Если бы только она умудрилась выбраться на улицу и тут же затеряться в толпе, её можно было бы тихо поздравить.Слегка прихрамывая, она прокручивала в голове песню Джима Моррисона точно «Аве Марию». У неё уже созрел план убежать в Нью-Йорк, найти похожую кучку бродяг, достать фальшивые документы. Ещё чуть-чуть… И вот, в конце подвального коридора, забрезжил уличный свет, пробивавшийся через окошко боковой двери.       Прежде чем открыть эту дверь и вырваться на воздух, Хезел прильнула лицом к стеклу, чтобы убедиться, что поблизости не было полицейских машин. Улица была запружена пешеходами и рабочими, которые чинили тротуар. Девушке ничего бы не стоило влиться в струю. Глубоко вздохнув, она повернула ручку двери.       И через секунду почувствовала, как чья-то рука схватила её за волосы.       — Куда ты так спешишь? — раздался мужской голос с индийским акцентом. — Ты думала, я так просто тебя отпущу?

***

      Хейзел прекрасно понимала, что брыкаться, ругаться и плеваться было так же бессмысленно, как и молить о пощаде или спрашивать, что она ему сделала. И так было ясно, чем она провинилась перед ним — одним фактом своего существования. А потому ей ничего больше не оставалось, кроме как прикинуться мёртвой. Закрыв глаза, она обмякла и поползла вниз по двери. Выпустив её волосы, индус взял её за подмышки и потащил в свою клетку.       — Не бойся, — продолжал он, — я не отдам тебя легавым… сразу. Сначала мы поболтаем по душам. Мне столько тебе хочется сказать. Но сначала ответь на вопрос. Тебе тут не нравится? Плохо кормили? Одно и то же картофельное пюре с фасолевыми стручками. Взвыть можно! Знаешь, в Китае есть такая пытка, когда тебя связывают и капают воду в лоб. Человек сходит с ума. Вот, этот запах картофельного пюре в столовой так же на меня влияет. Вот почему я никогда тут не ем, а хожу через дорогу в индийский ресторан. Там гениальное блюдо из курятины с карри. Напоминает мне рецепт моей мамы. Это она настаивала на том, чтобы я уехал в Америку. Потом я узнал, что она была тяжело больна. Видно, не хотела чтобы я видел, как она увядает. Любящая мать всегда сделает так, чтобы не умирать на глазах у детей. На самом деле люди не хотят, чтобы рядом с ними сидели близкие и держали их за руку. Это заблуждение.       Как ни странно, Хейзел не чувствовала холода в груди. Наоборот, она испытала прилив тепла. Проклинающий её индус был не злым, а просто сумасшедшим. И, возможно, очень одиноким. Даже его клетка казалась ей уютной. Это было единственное безопасное место во всём здании. Она продолжала лежать на полу, закрыв глаза, что не мешало Блейку беседовать с ней. На этот раз, к своему величайшему удивлению, она вместо проклятий услышала исповедь.       — Твои родители знают где ты? У меня тоже есть девочка, надменная стерва, чистоплюйка. Знать меня не хочет. Наверное, готовится к поступлению в Гарвард, не иначе. Её мамаша такая, метит высоко. Только что она делала с таким неудачником, как я? Я могу с чистой совестью сказать, что меня разжевали и выплюнули. Поимела меня белая американка, которую её респектабельные соотечественники не могли удовлетворить в постели. Эту снежную королеву нужно было ещё раскочегарить. Лежала бревном и ждала что её ублажат. Какой уважающий себя американец стал бы с ней возиться? Они же ленивые, здешние мужчины. У тебя был когда-нибудь мужчина? Можешь не отвечать на этот вопрос. А что ты себе думала, когда бежала по ступенькам в носках? Думала, я тебя не узнаю? А в общем, хитрая задумка с халатом. Интересно, кто тебе его дал. Видно что пошит на мужчину.       Протянув руку к девушке, Блейк дёрнул её за рукав. Воротник белого халата, который был ей так велик, распахнулся, обнажив плечо. За этим произошло что-то необъяснимое. Блейк внезапно выпустил её из рук и отступил на несколько шагов назад. Прищурившись, он указал пальцем на расплывчатое пятно на плече Хейзел.       — Фиона, — сказал он торжествующе, будто подобрал правильный ответ на экзамене.       Девушка вздрогнула, открыла глаза и машинально прикрыла неудачную татуировку.       — Откуда Вам известно моё имя?       — Тебе дала его твоя мать.       — А какое отношение Вы к ней имеете?       — Я был на ней женат целых два года, которые показались мне вечностью.       — Враньё! Мама всегда говорила, что два мужа с неё достаточно. Она ни с кем не была после того как ушла от моего отца.       — Дура! Я и есть твой отец.       Перо бессильно описать эту встречу. Прикрывая воспалённые глаза рукой, Блейк свободной рукой опирался о стену, пошатываясь, точно пьяный. Хейзел сидела у него в ногах, кутаясь в халат.       — Это я тебя таскал на рок-фестивали, — продолжал он. — Помнишь? Нет, не помнишь. Ты ещё совсем мелкой была. А я отлично помню, как привёз тебя на стадион. На тебе была майка с размывами, бусы в три ряда и весь лоб хной размалёван. Ни дать ни взять, маленькая богиня Лакшми. Там я и познакомился с этими немытыми ублюдками. Они тебе татуировку хотели сделать. А чтобы ты не плакала, обкурили тебя травой. Начать начали, но потом у них чернила кончились. Бедная моя Фиона. Ты, наверное, всё это время голову ломала, что за хрень у тебя на плече. Это твой бестолковый отец тебя так пометил. Был под впечатлением «Благодарных мертвецов».       Слушая исповедь индуса, Хейзел чувствовала, как её разбирает истеричный смех. Она даже забыла на мгновение, от кого бежала. Этот не по годам сморщенный чудак ей реально нравился. Даже если он не являлся ей родным отцом, она была не прочь его признать.       — У Вас прекрасный вкус в музыке, — сказала она. — Не то, что в женщинах. Мать действительно была занудой. С ней любой мужчина стал бы наркоманом. Другая бы на её месте посмеялась над Вашей выходкой и отвесила бы подзатыльник. Но мама никогда не смеялась. Вообще. У неё полностью отсутствовало чувство юмора.       — Это нам известно, — Блейк покачал головой. — Она мне не простила ту выходку. Забрала тебя и брата твоего и ушла. Я тебя не разыскивал. Когда отошёл от кайфа, понял, что тебе лучше без меня. Спасибо Гейл, что хоть в полицию не позвонила. Ведь меня могли привлечь за небрежное обращение с ребёнком. Шуточное ли дело — отдать годовалую дочь татуировщику. Чёрт знает этих косматых. Тебе гепатит могли занести. А твоя мать, небось, записала тебя на свою фамилию.       — Верно. Я Хьюберт во всех документах.       — Это фамилия её первого мужа, отца Чарли. Правильно твоя мать сделала. Пусть у детей будет одна фамилия. Так проще. Не будет лишних вопросов. Представилась новым знакомым как вдова Хьюберт с двумя детьми, и никаких вопросов.       — Примерно так и было. Я лет до десяти не знала, что у нас с братом разные отцы. Один раз мы повздорили с Чарли из-за плитки шоколада, а он взял и брякнул: «Ты мне не родная. Твой отец — черномазый. Он не американец». Мама всё слышала, но ничего не сказала.       — Ясно. А чем она сейчас занимается?       — Уже ничем. Умерла пару месяцев назад.       — Надо же… А Чарли?       — В тюрьме сидит.       Блейк невнятно промычал и какое-то время стоял молча.       — Ну, подойди же, — сказал он наконец. — Не бойся, я не буду тебя хватать. Не собираюсь перебрасывать тебя через плечо и трясти вниз головой. А когда-то тебе это нравилось. Ты хохотала, — когда Хейзел, не раскрывая объятий, шагнула к нему навстречу, он дотронулся до её растрёпанных чёрных волос и смерил её придирчивым взглядом, характерным для восточных отцов. — Боже, какая ты тощая. Смотреть не на что. Будто на героине сидишь. Скажи мне, Фиона, как так вышло? Как ты оказалась в шайке этих ублюдков? Что они с тобой сделали?       — Ничего. Они мои друзья. Они приютили меня, когда мама умерла. А я их предала. У меня не было выбора. Это долгая история. Вам не понять.       — Не понять, — согласился Блейк. — Я давно один. Разочаровался в людях. Я доверяю машинам, механизмам. По крайней мере, они предсказуемы и лояльны. А люди… Если они и липнут друг к другу, то не от хорошей жизни. С особой опаской я отношусь к тем, которые ходят кучками. Они меня неоднократно заманивали и предавали. И тебе не советую ходить в стае. Отколись от своей банды по возможности. Пусть они и поют про свободу. Это не свобода. Это организованная анархия. Впрочем, с какой стати тебе слушать моего совета? Кто я такой?       — Вы… очень забавный малый, и я думаю, что со временем мы бы славно поладили. Но сейчас у меня нет времени. Моя шкура в опасности.       С лестничной клетки раздались шаги и голоса полицейских.       Блейк вздрогнул и схватил дочь за руку.       — Что ты наделала?       — Не могу сейчас всё рассказать. Мы с Вами обязательно встретимся, и я потом Вам всё расскажу. Вы всё поймёте. Прошу, отпустите меня.       — Куда я тебя отпущу, дурёха? Везде полиция. Проще спрятать. Надо найти «слепую зону».       Блейк запихал ошарашенную девушку в кабинку служебного лифта, который использовали исключительно для того чтобы передвигать аппаратуру.       — Что Вы делаете?       — Доверься мне. У нас нет выбора.       Хейзел передёрнуло от его слов. Она слышала нечто подобное от другого человека. Тем не менее, она не сопротивлялась.       Раздвижные двери захлопнулись. Хейзел едва успела в последний раз встретиться взглядом с новообретённым отцом. Блейк сухо кивнул и бросился к щиту с рычагами. Кабинка лифта тронулась и вдруг замерла между этажей. Свет погас. Хейзел пришлось закусить кулак, чтобы не выкрикнуть. Оставалось лишь утешать себя мыслью, что всё это входило в спасительный план. Через несколько секунд она услышала голоса полицейских, вошедших в подвал. Это были Кахилл и Тиммони.       — Мистер Четти, что вы здесь делаете?       — Я собирался задать вам такой же вопрос, — последовал раздражённый ответ. — Я всего лишь пытаюсь работать. Мне так мало нужно от жизни для счастья.       — Мы тоже пытаемся работать. Вы не слышали? Произошёл взлом. В помещение ворвались вандалы.       — Ха… Вот почему у меня вся аппаратура сдохла. То-то я смотрю, все экраны одновременно вырубились. Впрочем, ничего удивительного. Я сто раз говорил великим мира сего, что у нас неадекватная охрана. Может, теперь эти скупердяи начнут ко мне прислушиваться. А теперь, господа, с вашего разрешения…       Блейк бросился к щиту и принялся активно дёргать рычаги, бормоча под нос какой-то технический жаргон.       Кахилл покосился на своего партнёра.       — Дело пахнет тухлой рыбой, — буркнул он. — Не нравится мне. Уж больно спокоен индус.       — Спокоен, потому что йогой занимается, — ответил Тиммони. — Ты бы тоже был спокоен, если бы не пил по девять чашек кофе в день.       Кахилл не выглядел убеждённым.       — Эй, мистер Пател … Махопатра или как Вас там? — окрикнул он инженера. — Вы не можете здесь оставаться. У нас приказ эвакуировать работников.       — Уверяю Вас, господа офицеры, это самое безопасное место во всём здании.       Его ответ подтвердил подозрения Кахилла. Нелюдимый индус был за одно с этими хулиганами. Это он впустил их в институт. И теперь следил за их продвижением по камерам, чтобы дать им предупредительный знак в случае опасности. А вся его нарочитая ненависть к неформалам была напускной. Он периодически бурчал против них, чтобы сбить с толку власти, отвести глаза. Сержант Кахилл был далеко не дурак. Он доверял своей интуиции, закалённой на улицах Филадельфии.       — Ты думаешь, что думаю я? — спросил он лейтенанта Тиммони полушёпотом.       — Как прикажешь, так и буду думать, — ответил младший напарник, пожав плечами.       — В последний раз предупреждаю, — сказал Кахилл индусу, — выметайтесь отсюда.       — Да пошли вы к чёрту! — взвыл Блейк. — Мать честная, как вы мне надоели. Идите, ловите своих бандитов. Оставьте меня в покое.       Его последний возглас достиг слуха девушки, которая сидела молча в своём подвесном убежище. Она слышала возню, глухой стук падающего тела, короткий, хриплый стон и шарканье подошв.